Наталья Масленникова. К 200-летию Измаила Ивановича Срезневского (1812-1880)

http://litopys.net/img/thisday/Fevraly/21-02/Sreznevskij_21.jpg

Она есть, эта русская наука. На нее, как на частную долю науки общечеловеческой, имеет русский народ право столь же исключительное, как и каждый другой народ, сочувствующий успехам науки, на свою собственную долю. Чем народ сильнее духом, своебытностью, любовью к знаниям, образованностью, тем его доля в науке более; но у каждого народа, не чуждого света просвещения, есть своя доля, есть своя народная наука. Народ, отказывающийся от нее, с тем вместе отказывается и от своей самобытности…. И главный долг народной науки — исследовать свой народ, его народность, его прошедшее и настоящее, его силы физические и нравственные, его значение и назначение. Народная наука в этом смысле есть исповедь разума народа перед самим собою и перед целым светом.

Народ выражает себя всего полнее и вернее в языке своем. Народ и язык, один без другого, представлен быть не может. Оба вместе обусловливают иногда нераздельность свою в мысли одним названием: так и мы, русские, вместе с другими славянами искони соединили в одном слове «язык» понятие о говоре народном с понятием о самом народе. Таким образом, в той доле науки, которую мы можем назвать нашей русской наукой, необходимо должны занять место и исследования о русском языке.

И. И. Срезневский.  Мысли об истории русского языка (1849)

 

Сии замечательные слова были сказаны ученым, действительно, в эпоху поступательного движения русской филологической науки, русистики и славистики. Истоки этих ветвей филологии, безусловно, надо усматривать в наследии М. В. Ломоносова, но живительный родник бил на отечественной почве уже  почти десять веков, ибо именно языковедческие труды свв. Кирилла и Мефодия, переводы книг Священного Писания на язык словенский стали отправной точкой, тем импульсом, что временами то затухая, то вновь оживляясь, подвигал мысль русско-славянскую, заставляя  оборачиваться к своему духовному богатству, к бесценному наследию пращуров, идти вглубь веков, раскрывать тайны умоначертания и этнопсихологии нашего могучего древнего племени, отразившиеся, в первую очередь, в языке народа.

Век девятнадцатый явил настоящий расцвет гуманитарных знаний в России: лингвистика и этнография, фольклористика и литературоведение, критика, лексикография и словарное дело, изучение церковнославянского языка, введение в научный оборот  древнерусской иконописи (Ф. И. Буслаев), разумеется, философия, история и археология… —  всё как бы разом  к середине века обрело весьма  отчётливые контуры. На рубеже XVIII-XIX  вв. у нас зарождается и славянская филология (митрополит Евгений /Болховитинов/, А. С. Шишков, К. Ф. Калайдович, А. С. Кайсаров, Н. П. Румянцев, Ю. И. Венелин, П. И. Кеппен, А. Х. Востоков, М. Г. Каченовский, М. П. Погодин. Министр Разумовский учредил ещё в 1811 г. в Московском университете кафедру славянской словесности), чему способствовали не только работы чешских будителей и германских учёных, но и, не в последнюю очередь, Итальянский поход Русской армии под командованием А. В. Суворова. Тогда русские и западные и южные  славяне, впервые после многовековой разлуки, тесно сошлись, словно потрогав друг друга руками, и вдруг в одночасье осознали своё кровное единство-родство! Об этом, например, словенский просветитель Валентин Водник писал, в частности, следующее: «Вот и новое событие для нас краинцев — русские, наши древние братья, пришли, чтобы не только повидаться с нами, но и защитить от врага. Полторы тысячи лет назад наши предки пришли в эти края, они происходили от русов и других славян; потому-то мы легко  понимаем русский язык; дело в том, что они суть славяне и тот корень, от которого ведут свой род наши отцы. <…> Теперь мы видим воочию, какие есть у нас в мире могучие и великие братья, которые наш славянский язык сохранили в совершенной чистоте. Именно их примеру должно следовать каждый раз, когда мы желаем облагородить свой язык (т.е. очистить от германизмов — Н. М.). И у них же нужно учиться защищать свою землю от врагов. И если они прошли столь долгий путь, то почему бы нам, живущим здесь, не помочь им одолеть неприятеля»[1].

Славянская филология, отмечал в своё время академик И. В. Ягич, «обнимает совокупную духовную жизнь славянских народов, как она отражается в их языке и письменных памятниках, в произведениях литературных то отдельных личностей, то общей силы простонародного творчества, наконец, в верованиях, преданиях и обычаях. <…> В этом объёме славянская филология представляет сложный организм различных предметов, сплочённых в одно целое. Не ранее конца XVIII столетия стал обрисовываться полный объём славянской филологии, как самостоятельной науки»[2]. Не забывая о заслугах основателя научного славяноведения чеха Й. Добровского[3], скажем, что настоящий прорыв в славистике совершил  Павел Йозеф Шафарик (1795-1860), одни лишь «Славянские древности» (Slovanské starožitnosti, 1837) которого (не говоря уже о прочих  трудах) ставят его и по сей день на недосягаемую высоту, а славянский патриотизм и Божественная, пронзающая толщу веков, интуиция  отметают всяческие сомнения в правомерности его научных открытий и оценок, в том числе это относится и к признанию им подлинности  древнечешских рукописей, обнаруженных В. Ганкой (Суд Любуши и Краледворская рукопись), вызвавших настоящую бурю, по причинам исключительно политическим, в стане австрославистов, запустивших и сегодня гуляющую «утку» о якобы подделках Ганки[4].

Учениками блестящего Шафарика стали русские слависты О. М. Бодянский ( позже профессор Московского университета) и И. И. Срезневский (будущий академик, заведующий кафедрой славянской филологии Санкт-Петербургского   университета). Удивителен жизненный путь Измаила Ивановича Срезневского, он как будто всё время был в дороге, делая иногда и продолжительные остановки. Родился в Ярославле, младенцем перевезён в Харьков, где со временем окончил университет по юридическим наукам (Ягич). С 1839  по 1842 г. путешествовал по славянским землям (Чехия, Моравия, Хорватия, Крайна, Штирия, Резия, Сербия и Черногория, Далмация, Лужицы, Галиция, Венгрия…), профессорствовал в Харькове, а после кончины  П. И. Прейса (1846)  — в Санкт-Петербурге (1847-1880), где в университете создал настоящую школу славистов, откуда вышли такие выдающиеся учёные, как академик В. И. Ламанский, П. А. Лавровский, А. С. Будилович, Фортунатов; учились у Срезневского А. Н. Пыпин, В. В. Макушев, И. В. Цветаев и М. И. Сухомлинов, и небезызвестные Добролюбов и Чернышевский с Писаревым… последний приют обрёл он в родовом селе Срезнево, что в Спасском уезде Рязанской губернии — таковым было его завещание.  Ещё в 1877 г. И. И. ходил по Оке с сыновьями и добрался до заветной обители предков, на следующий год опять посетил дедовские пенаты. «Любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам», столь свойственная русскому человеку, сказалась и в Срезневском — по кончине, последовавшей в ночь с 8/21 на 9/22 февраля, его проводили в  последний путь через Тверь, Москву, Рязань в Срезнево. Повсюду траурный поезд встречали деятели науки и культуры, духовенство служило панихиды, множество народа стекалось отдать прощальный поклон русскому слависту.  Профессор В. И. Ламанский писал в некрологе, в частности, следующее: «Один из первых насадителей славистики в России, Срезневский оставляет по себе память одного из даровитейших и замечательных славистов в Европе. В истории науки и славянской образованности имя Срезневского никогда не умрёт и в благодарной памяти потомства будет всегда вспоминаемо»[5].

Не слишком долгой оказалась земная жизнь учёного, всего 67 лет, но она была яркой, полнокровной, плодоносной. Талант и духовные богатства, коими так щедро был одарён Срезневский, сторицею возвращены им своему народу, славянству. Блестящие труды его востребованы и сегодня, к наследию учёного полезно обращаться не только специалистам, но всем, кто хочет знать свои истоки, кто осознает себя потомком великого древа славянского.

Славистика  оказалась настоящим призванием Срезневского. Ещё в гимназии он проявил склонность к занятиям литературой, к поэзии, а в университете стал изучать народные песни Украйны и Запорожья, издал сборник «Словацкие песни» (1832). В 1835 г. был принят Общий устав Императорских Российских университетов, в соответствии с которым в Санкт-Петербургском, Московском, Харьковском и Казанском университетах учреждались кафедры истории и литературы славянских наречий, т. е. вводилась должность профессора слависта, обязанного преподавать славянские языки, литературу и историю южных и западных славян. В связи с чем Министерство Народного Просвещения приняло решение командировать четырёх кандидатов   на эти должности (П. И. Прейса, О. М. Бодянского, И. И. Срезневского и В. И. Григооровича)  в славянские земли для изучения языков, литератур, этнографии сродных племён.

Из путешествия по славянским землям в 1842 г. вернулся настоящий учёный славист;  И. И. Срезневский освоил практически все славянские языки, описал многие диалекты, в частности, словенского языка, изучил памятники письменности, литературу, фольклор, привёз бесценные дневники с описаниями обычаев, бытового уклада, народного костюма славян и  проч. — все эти материалы имели больше значение для развития русского славяноведения. Важными для формирования научных взглядов исследователя были встречи и знакомства с чешскими и словацкими будителями, учёными — Ф.Л. Челаковским, В. Ганкою, П. Й. Шафариком, Й. Юнгманом, Ф. Палацким, Я. Колларом, Л. Штуром; сербскому языку обучал Срезневского Вук Караджич, а лужицому — Ян Смоляр; в Загребе он встречался с Л. Гаем и С. Вразом, идеологами иллиризма, в Любляне — с крупнейшим словенским поэтом Фр. Прешерном, в Вене познакомился с Е. Копитаром…  Но не менее значимыми были встречи и беседы с простым людом, по деревням и просёлочным дорогам шёл он пешком, записывая песни и предания, сказки и пословицы, вслушиваясь в родное славянское слово. Собственно Срезневский и заложил традиции будущих фольклорных и этнографических экспедиций, ставших позже обычным делом. 

А в октябре 1842 г. Срезневский прочитал свою первую лекцию о славянском мире в Харьковском университете. Затем он читал  курсы о западных славянах «южной отрасли», «северной отрасли» и, наконец, курс, посвященный «объяснительному чтению» древних памятников русского языка. Успех его лекций был необычаен. Мастерство оратора, искренность, живое знание славянства, подлинная преданность науке, просвещению, тонкое чувство юмора, цитирование стихов славянских поэтов на соответствующих языках, зажигательность изложения… — всё это пробуждало в жаждущей студенческой аудитории неподдельный интерес к братьям-славянам. Срезневский стал первым в России доктором славяно-русской филологии. В 1846 г.  он защитил диссертацию «Святилища и обряды языческого богослужения древних славян по свидетельствам современным и преданиям». А уже 28 января 1847 г., волею судьбы,  состоялась первая публичная лекция учёного в Санкт-Петербургском университете — «О пользе изучения славянской филологии», вступительное же слово своё он посвятил покойному профессору П. И. Прейсу, основателю кафедры славистики в столичном университете. Вся дальнейшая жизнь учёного будет связана с Петербургским университетом: здесь Срезневскй читал курсы «Введение в славянскую филологию», «Славянские древности», «История и литература славянских наречий», «Древности русского языка и словесности», «Грамматика наречия старославянского церковного сравнительно с другими наречиями, преимущественно с русским, польским, чешским и сербским» и «Чтение замечательных памятников западнославянских наречий, особенно сербского, польского и чешского», вёл занятия по славяно-русской палеографии, памятникам   древнерусской письменности дотатарского периода.

Ещё с начала 40-х гг. учёный стал проявлять заметный интерес к истории русского языка. А с переездом в Петербург И. И. стал деятельным сотрудником Отделения русского языка и словесности Императорской Академии Наук. Он внёс живую струю в работу Отделения, где трудился рядом с маститым А. Х. Востоковым. С 1852 г. Срезневский начал издавать «Известия Академии Наук по Отделению русского языка и словесности», в отделе «Библиографические записки» которых была представлена актуальная хроника   научной и культурной жизни и России, и славянских народов.

 8 февраля 1849 г. на годичном торжественном собрании Санкт-Петербургского университета И. И. произнёс свою знаменитую обширную речь «Мысли об истории русского языка», в которой обозначил программу дальнейших изысканий в области русского языка, изучении его истории, и вскоре сам приступил к её осуществлению, выполнив целый ряд подготовительных работ для Словаря Древнерусского языка. Основополагающим стало систематическое изучение и издание памятников письменности; он поручил своим ученикам составление словарей к отдельным памятникам (словари Чернышевского, Пыпина, Корелкина, Лавровского к летописям Ипатьевской, Новгородской, Лаврентьевской, Псковской). Разбору памятников письменности посвящены многие его работы, в частности, «Договоры с греками» (1854), «Хождение за три моря Афанасия Никитина» (1856), «Задонщина» (1857), «Древние памятники русского письма и языка (X-XIV вв.)» и др. Свыше 180 памятников (IX-XVIII вв.) опубликовал он полностью или в отрывках ( в разных журналах с 1867- по 1876 гг.), впоследствии они составили том «Сведения и заметки о малоизвестных и неизвестных памятниках». Более  100 тысяч карточек, большая часть которых написана рукою Срезневского, с его лексикографическими пометками хранились в домашней картотеке учёного.

Над этим словарём он трудился более 30-ти лет; в 60-е гг. издал многочисленные труды по лексикологии и лексикографии — все они предназначались для будущего словаря. В 1878 г. было опубликовано «Энциклопедическое введение в славянскую филологию». «Данные, вошедшие в мой словарь, извлечены из всех памятников нашей древности, дошедших до нас в подлиннике или списках, — свидетельствовал  исследователь. — Собственно русские памятники, насколько они мне известны, <…> собраны мною для словаря все без исключения. Памятники славяно-русской церковной письменности также изследованы мною в словарном отношении… Не смею думать о совершенной полноте моего труда; тем не менее хотелось бы достигнуть всего по моим силам и средствам возможного»[6]. Конечно, это говорит о том, насколько серьёзно относился ученый к этой своей работе, с какой тщательностью и терпением «собирал слова»,  считал сей  труд главным делом  всей жизни, словно стремился передать грядущим поколениям бесценный клад родного языка — хранителя русского духа. И более чем актуален сегодня завет И. И. Срезневского, надо бы его всем заучить наизусть: «Русский язык — сокровищница умственных, духовных и нравственных богатств нашего народа. Будем любить и беречь его для наших потомков».  Завершить  труд над словарём, однако, не было суждено Срезневскому: печатание его под названием «Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам» началось только спустя десять лет после кончины учёного (в 1887 г. начался типографский набор «Материалов»), а закончилось в год его столетия 1912-ый.  Итог  «делу жизни» отца подвели его дети — Ольга И., отдавшая словарю 32 года, и  Всеволод И. Срезневские, избранные членами-корреспондентами АН. Последнее переиздание этого уникального словаря было сделано в 1989 г. профессором Г. А. Богатовой, в то время главным редактором «Словаря русского языка XI-XVII вв.». В предисловии к изданию она, в частности, отмечала, что «Материалы» «составили целую эпоху в русской лексикографии, утвердив право на существование исторической лексикографии как самостоятельного жанра. [Они] как бы синтезировали филологические познания XIX века в области славистики, истории русского языка»[7].

Обозревая  учёную деятельность Срезневского, академик Ягич писал, что   «она внушает  большое уважение широким размахом многочисленных его трудов… Совокупность трудов его представляет собою великолепную мозаику в древнерусском стиле. Срезневский не был славянофилом в русском значении этого названия, а славистом с решительным перевесом в петербургский период своей деятельности в сторону русскую»[8].

Почти 50 лет было отмерено научной деятельности И. И. Срезневского,  но просматривая библиографию его трудов[9],  невольно удивляешься, как? когда? сколько он сумел сделать?! «Он совершил такое громадное количество учёных работ по исследованию отечественного и других славянских языков, по разъяснению древностей и народностей племён славянских, по изданию древних и старинных памятников их литератур, наконец, по истории и библиографии этих литератур, не говоря уже о многочисленных экскурсиях в области знания, сопредельного с его специальностью, — писал по кончине Срезневского коллега по университету  В. Демидов, — что трудов его было бы достаточно для прославления нескольких учёных»[10]. Конечно, призвание и талант, дисциплина и поразительная трудоспособность, организованность способствовали такой активной жизни в науке. И ещё одно важное обстоятельство — в душе его горела искра Божия, искра любви к ближнему, к Отечеству, к отошедшим и будущим творцам славяно-русской культуры… А ведь была ещё и большая семья —  в 1844 г. он женился на Екатерине Фёдоровне Тюриной, дочери учителя математики Харьковской гимназии; Срезневские воспитывали восьмерых детей, причём сам И. И. давал им домашнее образование.

Об И. И. Срезневском, его научных трудах написано немало, его научные заслуги были признаны современниками. Он имел правительственные награды — орден св. Анны II и III степени, в 1853 г. пожалован Знаком отличия беспорочной службы за 20 лет и др. 4 ноября 1854 г.  Срезневский был утверждён в звании ординарного академика Императорской Академии Наук. В 1879 г. его избрали почётным членом Петербургской Духовной Академии, и так он стал почётным членом всех духовных академий России (Киевской — в 1869 г., Московской — в 1875 г., Казанской — в 1877 г.).

Не станем перечислять всех его  научных и общественных обязанностей, напомним лишь, что И. И. Срезневский был членом 32 академий и научных обществ в России и за рубежом; служил в должности декана историко-филологического факультета и ректора Санкт-Петербургского университета;  в 1848 г. получил чин статского советника, а позже тайного. А вот 31 декабря 1852 г. был назначен инспектором частных школ и пансионов Петербурга. Новые обязанности подвигли его к разработке специальной методики преподавания русского языка, он создал свою систему «педагогической лингвистики», внес ощутимый вклад в народное образование. Труды Срезневского, в которых разработаны творческие подходы к изучению родного языка: «Об изучении родного языка вообще и особенно в детском возрасте» (1860-1861), «Замечания о первоначальном курсе русского языка» (1859), «Замечания об изучении русского языка и словесности в средних учебных заведениях» (1871), сегодня весьма востребованы, они нуждаются в многотиражном переиздании, они должны активно использоваться теми, кому предназначены — учителями средних школ. Лучших пособий просто нет, не было написано «за все 100 лет советской власти». Сейчас много говорят о том, как преподавать русский язык, заседают на конференциях, размышляют, «почему слон родится не из яйца», как писал когда-то Гоголь… Но не знают «прозаседавшиеся», что всё уже давно разработано, решено, выполнено блестяще, надо лишь обратиться к драгоценному багажу русской науки, к опыту русских учёных, высвободить их труды из-под спуда библиотечной пыли, пустить в народ. Справедливости ради, скажем, что издательство «URSS» («Красанд») выпустило к 200-летию  Срезневского некоторые его труды: «Исследования о языческом богослужении древних славян» (2012), «Сказания об антихристе в славянских переводах» (2012), «Об изучении родного языка вообще и особенно в детском возрасте» (2010), «Древние памятники русского письма (X-XIV веков)» (2011), «Мысли об истории русского языка» («Либроком», 2007), но их следует активно внедрять в учебный процесс, рекомендовать, пропагандировать. Эти книги учёного написаны, прежде всего, для русского читателя, а бедный читатель и не подозревает о них.

Вообще 200-летний юбилей И. И. Срезневского проходит как-то незаметно. Правда, в Петербургском университете  прошла с 26 по 31 марта XLI Международная филологическая конференция и одно из пленарных заседаний (28 марта) было специально посвящено И. И. Срезневскому. Но филологический ф-т Московского университета как-то неприлично промолчал — в марте нынешнего года здесь проходил  II Международный симпозиум «Славянские языки и культуры в современном мире» — и ни слова о Срезневском. Ту же позицию занял Институт славяноведения (!!!) РАН, на проходившей в стенах института 23-24 мая конференции «Славянский мир: общность и многообразие» не слышно было имени Срезневского. 4 июня в Государственной Думе состоялся круглый стол «Русский язык как часть культурного и духовного наследия цивилизации», 6 июня в Пушкинский праздник провели и День русского языка — но опять ни слова о Срезневском! О каком же сохранении традиций, изучении русской культуры говорить, если память отшибло?!

Честь отечественной науки и просвещения спасает русская провинция. В Ярославле прошла с 1 по 31 марта интернет-конференция, посвященная памятной дате, на сайте Ярославского педагогического университета им. К. Д. Ушинского публиковались доклады и сообщения. В поселке Шилово (на территории Шиловского р-на Рязанской области находится с. Срéзнево, где похоронен учёный) — 18 апреля в рамках программы «Шиловский край — земля отцов» провели конференцию памяти Срезневского «Времён связующая нить». В  Рязанском государственном университете  22-23 мая состоялся международный симпозиум «Наследие академика И. И. Срезневского и славянский мир: языки, культура, образование» (издан прекрасный сборник, свыше 70 докладов и статей), здесь же 26-28 сентября предстоит ещё одна конференция «И. И. Срезневский и русское историческое языкознание», которая проводится совместно с Институтом русского языка им. академика В. В. Виноградова РАН. В Харьковском национальном университете им. Каразина 24-25 мая прошли XII Кирилло-Мефодиевские чтения, посвященные славному юбилею, на них, в частности, была представлена книга «Академик И. И. Срезневский в культурном пространстве России» (Рязань, 2011) рязанской исследовательницы Н. В. Колгушкиной, директора единственного в мире музея Срезневского (РГУ).

Об этой книге хочется сказать несколько слов. Во-первых, она уникальна. Не только по тем материалам,  многие из которых впервые представлены на её страницах (нпр., переписка Срезневского с о. Василием Катинским,  настоятелем храма Покрова Пресвятой Богородицы в Срéзневе, или рассказ о «субботах Срезневского», записанный его дочерью О. И.), но, увы, и по объёму тиража: всего 500 экземпляров. А книга очень нужная, интересная, её бы да на стол каждому учителю-словеснику. Автор почти два десятка лет работала над ней, одновременно сооружая и музей Срезневского, сначала в обычной средней школе № 31 г. Рязани (открыт в мае 1992 г.), в 2007 г. музей переведён в университет. Удивительный, созданный руками школьников под руководством Н. В. Колгушкиной. Сколько было поездок в Москву, Петербург, в архивы, в институт Русского языка им. академика В. В. Виноградова РАН… Какая воистину воспитательная и патриотическая работа ведётся всего одним человеком, скромной рязанской учительницей (заслуженный учитель РФ), которая за свои просветительские труды должна обязательно получить учёную степень кандидата педагогических наук, выстраданную, по праву положенную. За годы работы над музеем Н. В. стала настоящим исследователем-славистом, она сумела разбудить интерес к наследию русской науки, к творчеству Срезневского не только у своих подопечных, но, кажется, и во всей Рязанской губернии…

Счастливая встреча с профессором Г. А. Богатовой (зачинателем научного изучения наследия Срезневского в Рязанском крае), 20 лет назад, буквально перевернула жизнь Колгушкиной, направила её в новое русло, наполнила богатым интеллектуальным содержанием. Завязалась настоящее плодотворное сотрудничество, Н. В. стала ученицей профессора Богатовой,  консультировал неофита-слависта  и академик О. Н.  Трубачёв  (супруг Г. А.). Несколько раз Олег Николаевич со многими учёными из Москвы и других городов и стран приезжал в рязанскую школу на конференции, где встречался и охотно беседовал со школьниками. Воспитанники Н. В. Колгушкиной принимали участие и в «Кирилло-Мефодиевских чтениях» в Московском университете, где выступали с высокой трибуны вместе с известными учёными. И ей Богу, из истории славяноведения они знали гораздо больше, нежели, увы, студенты славянского отделения филологического факультета МГУ.

Но вернёмся к книге. Книга очень свежая, написана с любовью,  читается просто как роман, хороший язык, добротный стиль и целая вереница неизвестных или малоизвестных фактов. Для написания её использован большой архивный материал. И, вероятно, не случись эта, по-видимому, предопределённая встреча Богатовой и Колгушкиной, так и пылились бы бумаги Срезневского в хранилище. Автор явно увлечён темой, погружён в неё, как говорится, с головой. Книга о жизни и научной деятельности Срезневского, о памяти учёного, бережно хранимой в Рязани. Она  обнимает семь глав и приложения, снабжена богатой библиографией, фотографиями (многие из которых предоставлены проф. Богатовой). Разумеется, Срезневский настолько богатырская личность, что объять всё просто невозможно. Но этот труд является драгоценной жемчужиной в литературе о великом русском учёном. Особенно подкупает какой-то очень искренний подход автора к своему делу, к тем благородным задачам — передать максимум своих знаний читателю. А объясняется всё даже очень просто — Н. В. Колгушкина сама человек с живой, горящей душой, учитель по призванию, просветитель, патриот, благородный делатель на ниве русской культуры. И ещё одно немаловажное обстоятельство: Нина Васильевна родилась тоже (как и Срезневский) в Ярославле, ребёнком часто гуляла у здания Демидовского лицея, где преподавал Иван Евсеевич Срезневский, отец будущего академика-слависта, а с 1968 г. живёт в Рязани… Удивительно, как сплетаются судьбы наши сквозь время и пространство! Воистину мы ещё живы нашей драгоценной провинцией, там, в глубинах России, живёт русский дух, «там Русью пахнет».

Надо сказать, что, несмотря на свой относительно небольшой объём (400 стр.), настоящий труд имеет достаточно высокий удельный вес — обширная, весомая информация, затронуты совсем разные проблемы — например, глава первая «Срезневский в кругу современников». Здесь речь идёт о Гоголе, Дале, Менделееве, А. Майкове, Полонском, Буслаеве, исследователе-географе Л. А. Загоскине, Ф. Г. Солнцеве… Разумеется, этими именами не исчерпывается круг общения И. И. Срезневского, но автор как раз стремится дополнить многое из того, что известно о жизни учёного, дополнить новыми сведениями, подкрепить архивными документами некоторые неожиданные, любопытные факты. Или глава четвёртая «Потомки рода Срезневских», и как увлекательно рассказано о поисках потомков учёного, или глава «К поискам родословной семьи Срезневских». Вся книга — это непрерывный поиск, поиск исследователя, открывающего неизвестное, воскрешающего забытое, обращающего своё острое внимание  на такие детали, мимо которых иной пройдёт не заметив, но именно такие «мелочи», словно контрастные штрихи на полотне художника, помогают ярче высветить, осознать тот или иной факт, уразуметь соль проблемы. Или глава «Музей академика Срезневского в современном университете и его роль в образовательной и воспитательной роли вуза». Одним словом, круг вопросов, поднятых в настоящей работе достаточно широк. Тут и история науки, и картина интеллектуальной жизни России XIX века, и современность… Тем живее она воспринимается, тем более заставляет задуматься над самыми разными аспектами нашего образования, исследовательской и педагогической деятельности,  воспитания молодого поколения. Эту книгу надо читать, учителю хорошо бы иметь, ибо тут есть чему поучиться и у автора, начинавшего как учитель-словесник в средней школе, её методике преподавания, работы со школьниками, способам развития творческого потенциала личности.  Безусловно, пересказать все  нет никакой возможности, а так хотелось бы, чтоб все узнали, что же написано в этой книге!

И если книга Н. В. Колгушкиной являет собой образец научно-популярного жанра, то труд профессора Г. А. Богатовой (отв. редактор) «Отечественные лексикографы»  (М., 2011; издание второе, исправленное  дополненное; попечителем публикации выступил Фонд исторической перспективы) — это строго научная энциклопедия-справочник, где размещены сведения о русских учёных-словарниках, начиная с Е. Р. Дашковой, А. С. Шишкова, А. Х. Востокова, В. И. Даля и заканчивая   выдающимися лингвистами, нашими современниками, академиками В. В. Виноградовым и О. Н. Трубачевым, профессором П. Н. Денисовым, В. В. Лопатиным, Г. Н. Скляревской… Материал в книге расположен в хронологическом порядке, и, разумеется, своё  место в ней  занимает и академик И. И. Срезневский. Этот раздел[11] написан Г. А. Богатовой. Надо сказать, что приступая к работе над «Словарём русского языка XI-XVII вв.» (1960 г.), Богатова, конечно, обратилась  к опыту русской исторической лексикографии,  и,  в первую очередь,  к словарю И. И. Срезневского. Личность «слависта номер один», как называли Срезневского, навсегда осталась для неё примером целеустремлённого научного делания, он стал как будто её учителем, наставником в подвижническом труде словарника.  «Ещё во времена студенчества, — вспоминала Богатова, — узнав о Срезневском, я отметила, что здесь, в Рязанской земле, его корни и похоронен он в наших краях. Факт этот остался в памяти, но свою роль сыграл позже, когда окончательно определились профессиональные интересы, когда после аспирантуры и защиты диссертации я в 1960 г. пришла работать в Институт русского языка, в группу Древнерусского словаря»[12]. И с годами эта связь «учителя и ученика» только крепла[13].

 Уже в 70-е гг. ясно обозначилась главная задача учёного-словесника: сохранение русского национального самосознания, сохранение памяти прошлого. В 1977 г. Богатова организовала первую в истории Института русского языка поездку для сотрудников на теплоходе по Оке из Рязани в Срéзнево, к месту упокоения  выдающегося слависта.    

Участники путешествия до сих пор с благодарностью вспоминают об этом, действительно, праздничном событии. «Речной катер… несётся по голубой Оке… в ярком солнечном свете. … это не пассажирский рейс. На борту научные сотрудники академического Института русского языка им. В. В. Виноградова [вместе с ними и заместитель директора Института, будущий академик О. Н. Трубачёв — Н. М.], — пишет Л. В. Чекурин, ректор Рязанского института культуры. —  Путь не близкий в отдалённое село Срезнево Шиловского района Рязанской области. <…> Впервые мы все оказались на сельском кладбище в Срезневе… На высоком берегу Оки… высится чёрный мраморный крест на могиле учёного. Нас встречал священник [тамошней] церкви [Казанской иконы Божией Матери] … который ничего не знал о похороненном здесь учёном Измаиле Ивановиче Срезневском и удивлённо рассматривал внушительный том “Материалов словаря древнерусского языка”, который преподнесла ему в подарок Галина Александровна. <…> Место последней юдоли великого учёного было действительно красивым… Все, кто постоял под сенью дерев на этом сельском кладбище, получили какой-то важный нравственный урок. <…> Как давно это было! Никто тогда не думал, что это начало нового движения к Срезневскому, возрождению его памяти, развитию его идей»[14]. Но самое удивительное, что лет за 20 до этих событий, схимница матушка Мариамна, подвизавшаяся в Срезневе, предсказывала — это место ещё просияет. Нужны были подвижники — Промысл Божий избрал двух учёных дам Галину и Нину…

И вот в год 175-летия учёного (1987) Богатова организует третью поездку (вторая состоялась в 1982 г.), на сей раз большая международная делегация посетила  Срезнево. Как рассказывает, нынешний глава администрации Шиловского района В. М. Фомин, в то время могила учёного имела неприглядный вид, заросшая с покосившимся крестом. И тут-то стало стыдно, и решили восстановить это село, поехали сюда чиновники самых разных рангов, забили тревогу, постановили создать в селе Срезнево целый духовно-культурный комплекс: отремонтировать храм Казанской Богоматери, восстановить сельскую школу, построенную на средства о. Василия Катинского в память о Срезневском в год десятилетия его кончины (до 1917 г. школа носила имя учёного), и место  его захоронения. И, как говорится, жизнь забила в Срезневе ключом; случилось, по словам Фомина, первое срéзневское чудо: стремительные перемены в отношении людей к этому святому месту. Как раз на рубеже 90-х гг. познакомились проф. Богатова и учитель средней школы Колгушкина; Нина Васильевна очень быстро и активно подключилась к делу, как только обо всём узнала. Она придумала интересную форму работы, так сказать, интеллектуально-физичекую: в июне недели на 2-3 учащиеся школы № 31 г. Рязани выезжали на «зелёные конференции». Разбивали палаточный лагерь, проводили семинары, но одновременно расчищали территорию, вывозили мусор с кладбища и  из полуразрушенной школы, ухаживали за могилами…

Так понемногу, общими усилиями, вся местность обретала благообразный вид. А в год 190-летия учёного, в майские кирилло-мефодиевские дни здесь состоялся большой праздник — открылся Срéзневский духовно-культурный центр, в здании отреставрированной школы разместилась музейная экспозция, и всё торжество было освящено прославлением в лике святых Русской Православной Церкви  новомучеников игумена Филарета (Пряхина) и его духовного преемника иеромонаха Сергия (Сорокина), служивших в Казанском храме и убиенных богоборческой властью. В те  майские дни свершилось предсказание матушки Мариамны, второе чудо — просияло Срезнево: при стечении многочисленных местных жителей, ходебщиков и поклонников, путешественников, ученых службу вершил досточтимый высокопреосвященный митрополит Рязанский и Касимовский Симон (1928-2006). Будто вспыхнул благодатный огонь жизни, возгорелась ещё одна неугасимая лампада  на земле Отечества, и струит она мягкий свет свой в наши души.

Ещё в половине 80-х гг. Г. А. разработала программу «Историческая память России», и не в последнюю очередь подвиг её к этому опять Срезневский. Цель программы — возрождение знаний о культуре Руси-России, возрождение национального самосознания русского народа. Священный поклон памяти принесла своему учителю Галина-Рязаночка, горчичное зерно пало на добрую почву и дало изобильные всходы.

1/14 июня на Рязанской земле, в Срезневе, пройдут праздничные торжества.

Наше же дело — свято хранить заповедь: «Како не подобает забывати учителей своих».

 

 

 

 


[1] Vodnik. V. Izbrano delo. Ljubljana, 1970. S. 60.

[2] Ягич И. В. История славянской филологии. СПб., 1910 (М., 2003, репринт). С. 1.

[3] Однако Срезневский, например, достаточно сдержанно отзывался о Добровском: «… Добровский любил науку отвлечённо, науку самое по себе, а не как народную силу, и потому писал по латыни и по-немецки, редко и говорил по-чешски, о возможности литературы чешской не хотел и думать, как о мечте несбыточной» (Срезневский И. И. Воспоминание о В. В. Ганке// Известия II-го Отделения Академии Наук. Вып. 4. СПб., 1861. С. 11).

[4] Подлинность рукописей Ганки отрицали многие, хотя поначалу признали эти памятники, нпр., австрославист Е. Копитар, Добровский, о причинах такого поворота можно только догадываться; то же И. В. Ягич и  др. См.: «Рукописи, которых не было» М., 2002. Остаётся только добавить, что книга вышла весьма «своевременно», в период  погрома и раздробления славянских  народов. В целом же т. наз. полемика вокруг этих рукописей напоминает небезызвестную русофобскую возню, происходившую из масонских кругов, относительно подлинности «Слова о полку Игореве». Между тем очень многие и чешские и русские ученые, среди которых, конечно же, был и И. И. Срезневский, безусловно, признавали подлинности находки В. Ганки. Срезневский по этому поводу, в частности, писал: «На долю Ганки выпало обвинение в литературных подлогах. <…> … на эту тему стали кричать и в  повременниках, и в отдельных кругах, доказывая бранями и такими доводами, которые хотя и были лишены всякого учёного достоинства, но на людей неучёных и доверчивых могли производить впечатления» (Срезневский И. И. Воспоминание о В. В. Ганке.  С. 25). А П. А. Лавровский отмечал, что на Ганку немцы смотрели подозрительно, считая его нередко русским агентом и сторонником России. «Процесс, начатый [Ганкою] с Кугом о подлоге Краледворской рукописи и Суда Любушина, в котором так нагло обвиняли Вячеслава Вячеславовича, был делом чисто правительственным, и продажный Куг явился только орудием немецко-австрийской централизации. Правда, процесс этот кончился не только положительным оправданием Ганки, но и блистательным доказательством действительности памятников…» (Приложения. Из статьи  П. А. Лавровского// Известия II-го Отделения Академии Наук. Вып. 4. С. 34).

[5] Цит. по: Колгушкна Н. В. Академик И. И. Срезневский в культурном пространстве России. Рязань, 2011. С. 221.

[6] Срезневский И. И. Предисловие// Материалы для словаря древне-русскаго языка. СПб., 1893 (М., 1989, репринт). С. III.

[7] Богатова Г. А. Предисловие// Срезневский И. И. Словарь древнерусского языка. М., 1989. Т. 1. Ч. 1. С. 5.

[8] Ягич И. В. Указ. соч. С. 476-477.

[9] [Режим доступа]: http://ksana-k.narod.ru/menu/biblgraf/srezn.html

[10] Цит. по: Колгушкина Н. В. Указ. соч. С. 222.

[11] Богатова Г. А.  И. И. Срезневский// Отечественные лексикографы. М., 2011. С. 126-162.

[12] Цит. по: Богатова Т. В. «Како не подобает забывати учителей своих»: Г. А. Богатова и память о И. И. Срезневском// наследие академика И. И. Срезневского и славянский мир: языки, культура, образование (к 200-летию со дня рождения учёного). Рязань, 2012. С. 162.     

[13] В 1985 г. отдельной книжкой вышел пространный очерк Г. А. Богатовой «И. И. Срезневский», а в 1989-ом ей удалось добиться переиздания «Материалов для словаря древнерусского языка» Срезневского, там же помещено развёрнутое предисловие Г. А. Богатовой. На протяжении всего двадцатилетия Г. А. неизменно участвует в конференциях памяти академика Срезневского в Рязани. Вот и 22-23 мая 2012 г. она выступала в Рязанском университете. За её подвижнические труды в деле распространения знаний о русской лингвистической науке РГУ избрал её почётным профессором; звание вручено на Пленарном заседании 22 мая.

[14] Чекурин Л. В. Академик Трубачёв  и Русская энциклопедия// Академик Олег Николаевич Трубачёв. Очерки. Материалы. Воспоминания. М., 2009. С. 372-374.

 

Tags: 

Project: 

Author: 

Год выпуска: 

2012

Выпуск: 

4