Мы уже говорили, что, не смотря на сословные отличия и разницу воспитания, все замечательные русские поэты единодушны в главном – в сущности поэзии. Как сущность Бога, сущность воспевания Божественного одна во все времена. Возьмите Псалмопевца Давида: ни царское достоинство, ничего другое из мира не могло привести его в такую передачу своих чувств и настроений, что они до сих пор являются непревзойденными в Мировой Поэзии. Более того, Вселенская Церковь приняла их, как эталон святых переживаний и включила Давидовы псалмы в Богослужение. Вот и слово пришло само собой! Высшая цель Поэзии -  БОГОСЛУЖЕНИЕ! Иначе – идолослужение или, упаси, Господи, то же, что служение сатане. Жизнь, созданная Богом, не может не служить Своему Создателю. Смерть, введенная в мир, посредством падения ангелов и человеков, есть ненормальность, аномалия, «последний враг» («который истребится»), «жало греха». И когда не будет греха в нас, тогда мы и живем по человечески и будем с Богом-Жизнью всегда.

Возможно, кто-то из свершителей переворотов мироустройства рассчитывал, что с падением Царской власти, в России уже не воспрянут истинные поэты и художники, служители святым алтарям. Но они ошиблись. Всего два поэта – Есенин и Рубцов опрокинули из доморощенные и зловещие замыслы, обессилили само зло на одной шестой части земного мира. Русская деревня, да, та самая русская деревня, по которой враги России нанесли самый тяжелый удар репрессий, она и выдвинули из своей среды, словно из материнского лона, своих бессмертных певцов! Разве это не чудо!! Палачи посрамлены, а их жертвы восславлены!!! Так угодно Богу-Любви и всяческой Правды.    

«России суждено пережить муки, унижения, разделения; но она выйдет их этих унижений новой и – по-новому -  в е л и к о й». А.Блок

Слышим те же сомневающиеся и иные голоса: «Гладко на бумаге… Заладили – Бог, Бог… Поэта – обыкновенные смертные, чем они лучше, кроме своей славы?» Но мы опрокинем их неправедное критиканство, и нападки на русских поэтов отразим словами самих поэтов, в частности, Блока и Рубцова. И тогда невозможно не удивиться поразительной согласованности их чувств и того, над чем они плакали и молились. Перед нами предстает перекличка живых поэтов!  

               Александр Блок: «И когда в тишине моей горницы

                                              Под лампадой томлюсь…»

               Николай Рубцов: «В горнице моей светло

                                               Это от ночной звезды»

               Александр Блок: «Бери свой челн, плыви на дальний полюс»

               Николай Рубцов: «Боюсь, что над нами не будет таинственной силы,

                                              Что, выплыв на лодке, повсюду достану шестом».

                Александр Блок: «Не верю этой ночи длинной

                                               И безысходным вечерам»

                               Николай Рубцов: «Сам не знаю почему:

                                                                Я не верю вечности покоя!»

                               Александр Блок: «Уюта – нет. Покоя – нет»

                               Николай Рубцов: «Но стонет ветер! Не отдохнуть…»

И опять вспоминается псалмопевец Давид, у которого любой человек найдет все  переживания, как радостные, так и трагические. Вот и у лучших русских поэтов мы слышим ту же музыку Жизни во всех Ее многочисленных духовных и вещественных проявлениях. Устами Блока и Рубцова перекликается сама Русь, многоликая, но по своей сущности всегда Святая - Христово-Богородичная.

…»Меж листьев сирени мелькает белый конь, которого уводят на конюшню… На полпути деревянная скамейка лицом к солнцу и виду на соседние холмы и дали. Дали – краса нашего пейзажа… Вижу что он (Блок) в городской темный костюм, на голове – мягкая шляпа. «Нет конца лесным тропинкам…» - это в Церковном лесу (в Боблово), куда направлялись почти все наши прогулки Лес этот сказочный… Мы все любили Церковный лес, а мы с Блоком особенно. Тут бывало подобие прогулки вдвоем. Бывал он у нас раза два в неделю. Теперь – верхом на белом коне и в белом студенческом кителе… Мы стали ходить взад и вперед по липовой аллее нашей первой встречи…» (Л.Д.Блок «Из воспоминаний»).

Но вот новая перекличка во времени – наше знакомство с Бобловым произошло тоже на этой же аллее, и мы тоже были вдвоем с Машей! И мы словно слышим Любовь Дмитриевну Блок: «Говорят, что липовая аллея цела и посейчас, разросшаяся и тенистая». Но тогда можно было бы ответить супруге поэта: «Дорогая Любовь, Прекрасная Дама Блока, аллея цела, но липы стали настолько вещими и древними, и так смыкаются над головами, словно идешь под неким церковным, таинственным сводом…». «В те годы, - в свою очередь прерывает нас Любовь Дмитриевна, - липки были молодые, лет десять назад посаженные, еще подстриженные, не затенявшие целиком залитую солнцем дорожку…». Спасибо, спасибо, будем знать. Как то сейчас блоковская аллея? Жива ли хоть частично?..

Тогда осенью 1981 года мы с женой изрядно удивлялись, как возможно, что рядом с лесной дорогой в деревню Боблово вдруг пролегает явно старинная, «барская» аллея. На деревянной табличке начертано стихотворение:  

                                      Приближается звук. И, покорна щемящему звуку,

                                    Молодеет душа.

                        И во сне прижимаю к губам твою прежнюю руку,

                                     Не дыша

                                       Снится - и снова я мальчик, и снова любовник,

                                                    И овраг, и бурьян,

                                       И в бурьяне – колючий шиповник,

                                                    И вечерний туман.

                                       Сквозь цветы, и листы, и колючие ветки, я знаю,

                                                    Старый дом глянет в сердце мое,

                                       Глянет небо опять, розовея от краю до краю,

                                                    И окошко твое… 

И другое окошко в России вспомнил я на улице с красивым и родным названием - «Садовая» и номер ее дома - «3» (деревянное бабаевское общежитие, в котором теперь квартиры). Нет закрытого крылечка, много чего и, увы, кого нет уже в родных местах, а окошко любимой на том же месте и горит… Горит огонечек, горит, как звездочка…

 И мы ожидали увидеть крепкую некогда усадьбу ученого с мировым именем – Дмитрия Менделеева, но увидели жалкое строение и поляну, за которыми зачиналась деревенская улица и старенькие дома современных жителей Боблова. Не ради одной тяги к русской химии и поэзии ходили мы в Боблово, но в деревне мы брали молоко для Юли. Увидели однажды на краю поля табличку и подошли к ней. Из надписи узнали, что дорога ведет в бывшую усадьбу Менделеевых-Блок. Приятно удивившись, мы по аллее поняли, что это были подступы к усадьбе. Но дворянское гнездо было сожжено в революцию, и теперь на месте красивой исторической усадьбы воцарилось запустение и одичание. Правда, невозможно было именно в осень оторваться от окружающих с бобловской высоты видов: прямо из-под нас выходили по крутым склонам соседних высоких холмов осенние подмосковные леса. Это было настолько неожиданно, что каждый из нас невольно охнул внутри, замолчал и с внутренним волнением обозревал эти сказочные, дивные окрестности…Мы смотрели на осень, а в груди чувствовали весну нашей жизни. И это была действительно весна – всего второй год супружества и рождение первого ребенка. Блокам суждено будет пережить смерть своего первенца…

«В детстве я тоже много плакал. Да, да, тоже плакал, … я очень много пережил, много видел». Н.Рубцов

Если бы сейчас, тридцать лет спустя, оказаться в летнем Боблове, то не трудно было бы представить или внутренне услышать веселые разговоры и приготовления… Вот с розовым букетом Сергей Соловьев. Невеста в подвенечном белом платье, на ней вуаль и тоже цветы, и слезы не портят, а только идут ей в этот торжественный и таинственный день… Словно это неземная Дева-Женщина… «Я готова», - говорит Она и все поднимаются с мест. Дмитрий Иванович быстро крестит дочь дряхлой, дрожащей рукой и только повторяет: «Христос с тобой! Христос с тобой!» Вся процессия направляется к церкви села Тараканово. «Стоит она одиноко, белая, с отдельной звонницей; кругом несколько старых могил с покосившимися крестами; у входа два больших дерева. Внутри на окнах железные решетки, очень старые иконы, а на самом верху иконостаса деревянные фигуры ангелов….». Бывшие в церкви говорят о незабываемых впечатлениях, произведенных красотой юной пары, восхищаются выражениями их лиц и гармонией всего окружающего. Вдруг крестьяне подносят паре Блоков белых гусей, украшенных розовыми лентами (гуси эти потом долго жили в Шахматово, пользуясь особыми правами – они ходили, где хотели)…

По истечении стольких лет и бурь на Руси, нет ни усадьбы Боблово, ни церкви той… Церковь Михаила Архангела с двумя приделами во славу Святителя Николая Мирликийского Чудотворца и Евангелиста Иоанна Богослова сегодня в начале ХХI века практически представляет руины… Правда, в Шахматово ежегодно в первое воскресение проводится День Блока.

Но вернемся в наше Боблово вместе с царевичем-супругом и царевной-женой… Вот несутся русские тройки, разукрашенные разноцветными гирляндами! Это молодые и гости. И только молодые на ступеньки крыльца, как они уже обсыпаны с ног до головы хмелем старой няней и крестьянами. Накрыт славный праздничный стол. Плакавший в храме Дмитрий Иванович ходит уже успокоенный и после обеда всем становится весело, потому, в том числе, что крестьянки Боблова, Семичева, Ивлева и Мишнева поют подходящие к такому случаю песни. Вот уже Дмитрий Иванович Менделеев смеется и шутит. После обеда подается тройка. Молодые со всеми простились, невеста со слезами на глазах… Ямщик гикнул, лошади, звеня колокольчиками, рванулись вперед в новую жизнь… «Отдых напрасен. Дорога крута»…

Боблово навсегда связано с самым впечатляющим образом Александра  Блока – молодой, красивый поэт на белом коне мчится по окрестностям. Возможно ли видеть желанного всадника уже в наши дни?.. Ведь утверждает же Николай Рубцов: 

                            Я буду скакать по холмам

                                                              задремавшей отчизны,

                             Неведомый сын удивительных

                                                              вольных племен! 

И впрямь, если Николай Рубцов скачет, то Александру Блоку, как говорится, и сам Бог велел!.. «Мы сели на лошадей и выехали со двора. Подо мной была крупная серая лошадь, мерин в яблоках», спутник «ехал на золотисто-рыжей кобыле, которая шла бойкой и ровной рысью… В эту минуту перед нами открывалась многоверстная синяя русская даль. Сначала шли лощины, поросшие кустами и лесом, за ними начинали подни- маться холмы, к вершинам которых, увенчанным деревнями и селами, сбегались разбежавшиеся внизу полосы хлебных полей. Местами среди холмов открывались еще просветы, совершенно синие, в которых изредка белели пятна, обозначающие собой церкви» (А.Блок «Исповедь язычника»). Поэты вместе с Россией, они вместе с нами.

Что скрывать, представлять высокое и дивное нам ближе сердцу, чем слушать совсем другие, но честные признания того же Александра Блока: «Я любил гарцевать по убогой деревне на красивой лошади; я любил спросить дорогу, которую знал и без того, у бедного мужика, чтобы «пофорсить», или у смазливой бабенки, чтобы нам блеснуть друг другу мимолетно белыми зубами, чтобы екнуло в груди так себе, ни от чего, кроме как от молодости, от сырого тумана, от ее смуглого взгляда, от моей стянутой талии… Все это знала беднота… Знала, что барин молодой, конь статный, улыбка приятная, что у него невеста хороша и что оба – господа. А господам, - приятные они или нет – постой, погоди, ужотка покажем. И показали. И показывают. И посмеиваются голодные, исстрадавшиеся глаза – как же, мол, гарцевал барин, гулял барин, а теперь барин за нас? Ой, за нас ли барин? Демон – барин. Барин выкрутится. И барином останется. А мы -  «хоть на час, да наш». Так-то вот» (6.01.1919 «Дневник»).

«Сердце, обливайся слезами жалости ко всему, и помни, что никого нельзя судить… Человек в унижении и горе становится ребенком…Плач больше – душа очистится». А.Блок

Но вот прошло полвека новой советской России, в которой родился поэт Николай Рубцов, и что же изменилось? Вместо сословий – классы, правда, «дружественные»!? И хоть Рубцов был из крестьян, и многому чему его научила детдомовская жизнь, положение поэта было незавидным. Поэт оставался неприкаянным и в рабоче-крестьянской среде. Но не среда важна и влияет на поэта, а то, что исходит из поэтического сердца. И Блок был неприкаянным для своего поколения, поэтому умер от того, что его любящее сердце разорвалось от недостатка живительного, чистого воздуха. «Покой и волю тоже отнимают» - «творческую свободу и творческий волю (тайную свободу), и поэт умирает, потому что дышать ему уже нечем; жизнь потеряла смысл», - говорил А.Блок в речи «О назначении поэта» (в связи с 84-й годовщиной А.С.Пушкина). Но если Блок умер своей смертью, хоть и не без помощи «черни», то с Рубцовым «чернь» уже не стала церемониться и просто отняла у светлого поэта Руси жизнь. Но как пророчески говорил Блок в той же речи: «Мы умираем, а искусство остается. Оно единосущно и нераздельно» (Божественно!).

Пока живо человечество оно бьется в разрешении вечных вопросов – смысла жизни, смерти, бессмертия, веры, неверия и т.д.. Для верующих более чем ясно и понятно, что миром управляет Бог - Святая Троица.: Отец-Вседержитель, Сын – Спаситель и Дух Святой – Всеоживитель. Как радостно жить, осознавая, что есть такое! Нет выше этого счастья! Но бедный человек желает все препарировать: а что такое дух, а что такое плоть и все, заметьте, до последней черты, чтобы все открылось ему, и все рассказало обо всем. Но такая «напористость» и неуемность без достижения чистоты тела и духа, обернется кошмаром. Неподготовленные к принятию Святости, как увидят Всечистоту и Всеблагость? Это тоже самое, что вдруг кого-то из ада перетащить сразу в рай, но что будет с ним, там, где царит свет и любовь? Жизнь есть подготовка к принятию внутрь себя Царства Божия, а иначе все напрасно. Дай иному миллион лет для исправления, исправится ли он, если не захочет этого? Поэтому многоценно данное Богом именно это краткое время борьбы, чтобы оно с помощью Божией увенчалось победой над тьмой и злобой. Итак, Дух животворит, и Он диктует буквы и слова. Ведь Бог – это Слово («в начале было Слово и Слово это было у Бога и Слово это было Бог»), а раз так, то в руце Божией не только вещество, но и всяческое духовное движение, которое из этого самого вещества являет и видимую букву, и слово, и текст. Вот, часто можно слышать, что, мол, Евангелие «написали люди», что же там тогда сверхъестественного? Но так было угодно Богу, чтобы именно апостолам - лучшим из людей внушить Глаголы Святого Духа. Так же как угодно Богу, чтобы грешный человек в храме исповедовался не лично Богу (хотя Бог все и так слышит), но через Своего посредника из людей – священника. Вот стыдно станет, может быть, иному опять рассказывать о содеянном грехе против Бога и людей. Слушая Святых Апостолов и, тем более, Святых Евангелистов, другой, может, все-таки задумается, грешить дальше или остановиться, и, взяв пример со Святых угодников, покаяться и исправиться. Помните, раньше были споры о чистой поэзии или «чистом искусстве». Так вот, чистота исходит из сердца, освобожденного милостью Божией от всех греховных нечистот. Чистая поэзия у того, кто чист душой. А чистым душой можно быть только будучи членом Вселенской Святой Соборной Апостольской Церкви и нигде больше, ибо остальные, так называющие себя «религиями», заблуждаются, и в них нет главного – Благодати Божией, а одни лишь разговоры о «безопасности», «счастье», «духовности» и пр.. Где нет Святого Духа, в мусульмане, иудеи, буддисты и иные не верят в Святой Дух, там нет и Бога.

Но удивительно другое, что наши великие русские поэты, не смотря на то, что были посреди мира и его игр, так и остались верующими, религиозными людьми, завещав и другим одно – Непобедимую Любовь! Внутренняя охранительная сила в них была такова, что они, пребывая среди неумолчного житейского моря, оставались верными идеалам Святой России. Помните известное рубцовское, написанное на его могиле: «Россия, Русь! Храни себя, храни!»  Да, очень надо хранить себя каждому русскому человеку после страшных лет России ХХ века, хранить от злобности, неведения Любви Божией, от всякой дурной мысли, не говоря уже о темных делах. Только так мы поможем и себе, и России.

…Убегает лента бобловского шоссе. Позади остается казарма с каптеркой, которая одновременно является канцелярией командира батареи капитана Емелина. Из ее окна «гулаговский вид» – заросший пустырь и колючая проволока… Позади КПП военного городка, начальник которого прапорщик, если летом мел асфальт, а зимой чистил снег, то все знали, что он слегка «навеселе»… Позади строевые смотры, где командир полка запретил исполнять в строю песню «У солдата выходной» на том основании, что увольняемый воин бездельничает, покупает эскимо, а потом дальше водка и так далее… Машина – не тройка коней («другая «тройка» войдет раз и навсегда в сознание народов России, которая вершила суд и расправу над невинными людьми), мчится быстро к новому месту службы, причем гораздо ближе к Москве… Вот поворот дороги направо и слева на краю поля у леса остаются табличка с надписью «Боблово»… Однажды с маленькой дочуркой мы возвращались с банкой молока из Боблова и прямо на поле нас застигла страшная метель: «Ветер, ветер на всем Божием свете….». Я взял на руки плачущую Юлю, и мы потихоньку стали двигаться к дороге… Что-то блоковское было в этой не на шутку разыгравшейся метельной стихии…

Москва тоже знает Блока и Рубцова. Вот впечатления Александра Блока о Москве: «Мне особенно важно, что мои стихи будут помещены в московском сборнике, - оттого, что ваша Москва чистая, белая, древняя, и я это чувствую… По Москве бродил этой осенью и никогда не забуду Новодевичьего монастыря вечером. Ко всему еще за прудами вились галки и был «гул железного пути», а на могиле – неугасимая лампада и лилии, и проходили черные монахини. Все было так хорошо, что нельзя и незачем было писать стихи, которые я тщетно пытался написать тут же» (из письма М.С.Соловьеву 23.12.1902).

Николай Рубцов учился в Московском Литературном институте, из которого его постоянно выжимали под разными предлогами, по сути дела, гнали… Слава Богу, поэт оставил блестящее стихотворение-шедевр о Московском Кремле: 

                               Бессмертное величие Кремля

                               Невыразимо смертными словами!

                               В твоей судьбе – о, Русская Земля! –

                               В твоей глуши с лесами и холмами,

                               Где смутной грустью веет старина,

                               Где было все: смиренье и гордыня –

                               Навек слышна, навек озарена,

                               Утверждена московская твердыня! 

Всего в восьми строчках, а слышен не только голос поэта-певца, но летописца Руси, которому Святой Дух все открывает самое важное и нужное для того, чтобы Святая Русь торжествовала всегда. Такую - Святую Москву действительно трудно выразить смертными словами! Кто обратил внимание на два слова Николая Рубцова, о которых сам поэт говорит, что в них все? Слова эти – «смирение» и «гордыня»! Свет, добро, Любовь – в смирении, а злоба, убийства, ненависть и прочая тьма – в гордыни! Никакой такой «метафизики» и «головоломания» нет. Выбирай, человек, с чем ты – со смирением или с гордыней. Ведь без дьявольской гордыни, человек и становится необоримой Божественной твердыней! Это и есть живое, а ненадуманное Православие поэтов Блока и Рубцова.

«Настойчиво учиться создавать поэтический образ, чтобы приближаться к максимальной ясности выражения мысли в ее образном виде, чтобы овладеть формой стиха и вообще повышать культуру поэтической речи». А.Рубцов

И снова мы слышим их неповторимые, неподражаемые, живые голоса:

                         Блок: «Все бытие и сущее согласно

                                   В великой, непрестанной тишине…»

                         Рубцов: «Тихая моя родина!

                                    Ивы, река, соловьи…»

                          Блок: «И тихими я шел шагами,

                                     Провидя вечность в глубине…»

                          Рубцов: «Вода недвижнее стекла.

                                      И в глубине ее светло»… 

Кто еще так сказал, кроме Блока и Рубцова: А.Блок: «Смотри туда участно, безучастно, - Мне все равно – вселенная во мне!»; Н.Рубцов: «О вид смиренный и родной! Березы, избы по буграм и, отраженный глубиной, как сон столетий, Божий храм». Церковных писателей и поэтов, слава Богу, на Руси всегда было немало. Но гениальные поэты и писатели создают нечто иное, н о в о е, которое можно сформулировать, как дивно-церковное, то есть совершенно особое с в я т о е  настроение. Ведь можно стихотворение насытить рассудочным богословием, а, главного, духовного настроения не будет. И до Рубцова знали и тысячу раз видели ивы, реку, тину и болотину, слушали соловьев, но никто до Рубцова не связал все это с тишиной, вернее даже, с тихостью. А Ведь Церковь как раз и приглашает к такому житию – «тихому и безмолвному, во всяком благочестии и чистоте».

Однажды я задумался над Божественными строками Рубцова: «Вода недвижнее стекла…» и, вдруг, понял или увидел, что это поэт говорит о душе России. Молитвенная Русская стихия такова, что она тише воды (и «ниже травы» - смирение) и не подвижется не то, что на любое зло, - злую, оскорбительную мысль, что и в глубинах этой стихи таинственно  светло! И эту непостижимую для ума, но для одной только веры доступную глубину, словно живые, юркие щуки, то и дело пронзают чистые мысли… Идут года, текут века, но они не трогают сути – красоты Русской. И напечатлена эта Русский Святая стихия раз и навсегда Богом-Святой Троицей и лечит наши души, которые, как и Русь Святая, должна хранить «всю красоту былых времен…». Святость и только одна святость в Святой Соборной Церкви и способна отразить любое зло и напасти, и сами скорби обратить из горести в радость.

Вспомнив белокаменную Москву, нельзя не перенестись в гранит одетый Петербург. И первое, что приходит в сердце при слове «Петербург» - это гранитная набережная Мойки,12 и Иоанновский монастырь на Карповке. От дома, где размещается последняя квартира А.С.Пушкина, хорошо виден Исаакиевский собор. И когда поэт выходил из дома, он видел собор и, наверняка обозревал его благоговейным взором. А там за Исаакиевским собором взор без труда найдет гостиницу «Англетер» - место злостного убийства Сергея Есенина.

Ступеньки лестницы метрополитена уносят пассажиров наверх, к выходу станции «Невский проспект». Не с шумных и гулких вокзалов нужно знакомиться с Петербургом, а отсюда с перекрестка канала Грибоедова и Невского проспекта. Выйдешь из тесного станционного вестибюля, и остановишься, как вкопанный… Люди со всех сторон и как тут не вспомнить Гоголя, его «Невский проспект»… Справа зазывалы на водную прогулку, и прогулочные суда тут же внизу на воде. Их с каждым годом становится все больше и больше: от самых неказистых до более или менее комфортных с прозрачной пластиковой крышей. В конце канала громада в русском стиле собора Спаса на крови – место убийства Государя-Императора Александра II. Дорого заплатила Россия за Веру, Любовь и Отечество. Тут же справа угловой Дом книги. Кажется, что он всегда был здесь, как и блоковские «улица, фонарь, аптека»… Далеко, в конце Невского проспекта виднеется Адмиралтейство. Прямо перед глазами во всем своем великолепии фасад Сергиево-Казанского собора… «В сумерки октябрьского дня (17 октября 1901 г.) я шла по Невскому к собору и встретила Блока. Мы пошли рядом» (Л.Д.Блок). И мы пойдем к одному из самых священных мест Петербурга, хотя бы потому, что здесь под покровом Пресвятой Богородицы в советское время (в музее «Религии и атеизма СССР») были сохранены святые мощи двух великих Чудотворцев Церкви Российской и Земли Русской – Святителя Иоасафа Белгородского и преподобного Серафима Саровского. Мощные колонны устремлены в горнее. Среди этих столпов не ощущаешь себя пигмеем, наоборот, столпы внушают уверенность, крепость и надежность. Можно долго разглядывать скульптуры, но неодолимая сила тянет в собор и даже проворно собирающие милостыню не могут нарушить того, что величается Высшей милостью. Не Господь ли сказал, что нищие будут до скончания мира, как наше спасение от власти «золотого тельца»… Внутри собора полумрак и тишина. Левый придел Киево-Печерских Чудотворцев Антония и Феодосия еще восстанавливается. Очередь к Ней… Колонны внутри – продолжение тех уличных, но здесь они гладенькие. Можно присесть на скамейку подальше от глаз и, затихнув, смотреть, наблюдать, думать, молиться… «Мы сидели в стемневшем уже соборе на каменной скамье, под окном… то, что мы тут вместе, это больше всякого объяснения…» (Л.Д.Блок).

«Да, мы вместе, все вместе хоть и в разных временах», - пришло в голову, - потому что мы любит одно и тоже и ценим одно на всех – Церковь и Россию… Более того, только здесь в храме и можно быть вместе, и больше нигде, здесь в Церкви только и можно и нужно всем сойтись таким разным, непохожим, грешникам и святым, чтобы одним стать еще более дивными в Иисусе Христе, а другим – покаяться и преобразиться во святое. Все остальное – партии, общества и человеческое пройдет. Не пройдет одна Церковь и Глава Ее Христос. «И будет едино стадо и един Пастырь».

«Мы вышли молча, и Молча, не сговариваясь, пошли вправо по Итальянской, к Моховой, к Литейной – нашим местам… Когда мы подходили к Фонтанке, к Семеновскому мосту, он говорил, что любит… (а иначе: «В моей смерти прошу никого не винить…» Л.Д.Блок)… Любить до смерти, дольше смерти – многие ли сегодня на такое способны? Очень многие были и будут в Казанском соборе, и в Исаакиевском, и других соборах и храмах по всей России, но сколько людей выйдет из них с ненавистью к греху и с любовью к Богу и к ближнему, с любовью в сердце, а не в одних намерениях и на устах?

И опять воспоминания – идут, наплывают из прошлого, помимо нашего желания… «Из Казанского собора мы пошли в Исаакиевский. Исаакиевский собор, громадный, высокий и пустой, тонул во мраке зимнего вечера. Кое-где на далеких расстояниях, горели перед образами лампады или свечи. Мы так затерялись на боковой скамье, в полном мраке, что были более отделены от мира, чем где-нибудь. Ни сторожей, ни молящихся…» (Л.Д.Блок). Низкий поклон тебе, Исаакиевский собор.

«Всякое стихотворение – покрывало, растянутое на остриях нескольких слов. Эти слова   с в е т я т с я, как звезды. Из-за них существует стихотворение. Тем оно темнее, чем отдаленнее эти слова от текста. В самом темном стихотворении не блещут эти отдельные слова, оно питается не ими, а темной музыкой пропитано и пресыщено. Хорошо писать и звездные и беззвездные стихи, где только могут вспыхнуть звезды или можно их самому зажечь». А. Блок

Блока поначалу можно принять за Врубеля в литературе или певца прекрасных дам (помните, сколько укоряли Пушкина за «ножки дам»… бедные, если бы те дамы сегодня увидели нынешних везде полураздетых мадам, и услышали их певцов, то та Россия бы перевернулась…), но это на поверхности. Блок через воистину прекрасных дам видел Матерь Божию, видел через них будущих матерей и их слезы, и их сон без улыбок, видел все. Жену он почитал за высший дар, за новую Еву, с которой он либо спасется, либо погибнет в бурном водовороте жизни. Интерес Блока к демонизму основан на чисто христианской позиции: не зная демонического начала, как уберечься, как охранить себя и, по возможности, других от разрушения и пустоты. В этом смысле, поэт Блок вместе с поэтом Рубцовым предстают мужественными ратниками за вечные идеалы Любви и Добра в Господе нашем Иисусе Христе. Кто не хочет знать демонизма, не верит в существование бесов, тот и худший антихрист. Русские поэты не прятали «голову в песок», не делали вид, что, мол, «нет никаких таких бесов». Они хотели предостеречь других от духовных опасностей и этим, конечно, навлекали на себя яростные нападки тьмы. Может это и единичный факт, но и он может о многом сказать – 15 февраля 1919 года Блок был арестован комиссаром Булацелем и сопровожден конвоиром на Гороховую. Великого поэта подозревали в… участии в левоэсеровском заговоре… Держать на «на крючке» таланты – это давнишний способ власти властвовать не по заповедям Божиим, а как ей заблагорассудится.

Даже митрополит Вениамин (Федченков) назвал стихи Блока «тоскливыми». Но что же делать, когда поэт чувствовал, что Россия вот-вот рухнет и от той старой России почти ничего уже не останется. Иногда может показаться, что Блоку ничего и не жалко – «на все воля Божия». Но это не так. Блоку, как и Рубцову, не жалко сотворенной чернью идола «царизма», но без Царя Русь не Русь; не жалко «старого мира», но каким будет новый мир неизвестно и так далее. В 1906 году Блок пророчески пишет: «- Все ли спокойно в народе? – Нет. Император убит. Кто-то о новой свободе на площадях говорит». Русского Государя вместе с Семьей, друзьями и прислугой подло казнят в ипатьевском подвале Екатеринбурга. Некому уже удерживать разнузданные толпы народа, который вскоре на себе почувствует, что значит нет Царя в стране и царя в голове. И сегодня спорят о монархическом строе в России. Но о строе ли надо спорить? Нет. Надо восстановить прерванное насилием устроение России, без Царя Небесного и царя земного не могущей исполнить предназначенную Ей Богом роль последней проповеди Евангелия на земле перед кончиной земного мира. Так же как нельзя бояться конца мира, а очень надо бы страшиться собственного конца, так и нельзя бесконечно спорить о той или иной форме правления в России, а заняться спасением людей от власти зла. Что дали революции ХХ и ХХI веков на территории бывшего СССР и в мире? Кроме крови и нового перераспределения земных благ, ничего. Царь в России должен быть в любом случае, даже ради одного восстановления попранного теми, кто желал и совершил убийство Помазанника Божиего. Желать царя на Руси, значит, желать мира не только в России, но и во всем мире.  Так учит не автор, пишущий эти строки, так учит Православное Соборное Сознание.

Не проповедями, а, избрав своеобразный, непривычный, полузабытый для современников язык, Блок и Рубцов погружают читателя в разные и порой прямо противоположные предчувствия. Земное бытие исполнено многой печали, скорбей и это понятно для всякого христианина, но только не для обывателя - «черни», которую куда ее поведут горе-руководители, туда она и побредет или кинется, сломя голову, ни во что не вникая. Земной мир – антипод Царству Небесному в прямом смысле, ибо на земле царствует грех, а святость гонима от века. Поэтому, кто вцепился в земное до гробовой доски, кто возлюбил землю превыше небесного, тот разве может быть счастлив? Царь- поэт Экклезиаст «унылыми» стихами возвещает ту же самую Божию правду: «Все суета сует», что касается чисто земного устроения. И это не какой-то там доморощенный и неплодотворный пессимизм, но позиция: «Где сердце ваше, там и сокровище Ваше». Любишь землю, одну только землю (так ее любят язычники), не будешь в Царствии Божием, потому что Бог велит любить иное и ненавидеть как раз падший во зле мир: «Не любите мира и того, что в мире». Яснее ясного, казалось бы: чем выше планка идеала, чем больше, небеснее, нетленнее идеал, тем чище, добрее и лучше человек его исповедующий. Но большинство говорит своей жизнью: «Нам не сколько идеалы нужны и разговоры о них, а нам жизнь нужна хорошая, сытая, стабильная, и кто ее нам даст, тому мы и поклонимся». Таков духовный механизм прихода антихриста и осуществляемой сегодня антихристианской политики, направленной сначала на раскачивание людей и государств, и потом их усмирение под видом «блага» и «спокойствия».

Мир Божий, безгрешный и прекрасен, и величав, и грозен, и спасителен, и вездесущ, и вечен, и многолик, и вселюбив, и милосерд, и еще можно привести десятки человеческих эпитетов, но все они блекнут перед Богом и Его миром. Есть Бог, Бог с нами, но мы, будучи Божиими от рождения и, особенно, от Святого Крещения, не ревнуем о том, чтобы остаться Божиими до конца, «до тихого креста» (Н.Рубцов). Но если не ревнуем о добродетели, то ревнует о ней всегда Господь, желая нашего исправления, в том числе, и кардинальными методами – природными и общественными катаклизмами. Сами события доказывают великую правоту великих Поэтов – Блока и Рубцова, когда в 1917 году в России произошел переворот, а после 1991 года произошло падение СССР. И Вовсе не этого желали наши поэты и лучшие люди Руси, но такова логика греховной жизни, что она рано или поздно заканчивается казнями Божиими. Что же унывать и предаться печали? Отнюдь нет, ибо Божие Добро вечно, а человеческий грех и сатанинское  зло – всего лишь на время.

«Хаос уже среди нас. Кто потеряется в нем – тот и погиб. Кто раздвинет его, как туман, - тому обеспечена вечность». Н.Рубцов

Прочитали, как Рубцов относиться к так пугающему человека хаосу? Задача зла – обратить человека не только в хаос, вообще в ничто. И лишь тот, кто не поверит убаюкивающему туману зла, кто посредством Божественной гармонии с легкостью его раздвинет, тому суждено жить в Вечности, в Божественной перспективе. Среди нас не только хаос, как некое несовершенное состояние. Среди нас и вокруг земли область множества слуг воздушного князя тьмы. Видимые и невидимые радетели зла особо сегодня и не скрываются. Достаточно включить телевизор, с экрана которого (до чего приучили нас к насилию, что оно не вызывает внутри нас отпора) хлещет кровь, орут ужасы и зовет любо- и прелюбодеяния. Грех и его культивирование – вот правда современного человечества. И пока это будет, казни Божии неминуемы во все большем масштабе. Так что конец греху, все равно будет. Но заслуга в окончательной победе над грехом на земле станет принадлежать исключительно Богу, но никак не человечеству. Кто отменит Промысел Божий о мире и человеке? Посему конец греховного, падшего мира неизбежен и слава Богу, что это так! Но в чем же смысл мира и в чем предназначение человека, если и мир прейдет, и человек умрет? Ответ дает не человек - не психолог, не глава партии, не директор школы, ни ученый и другие, но Бог. Ответ этот заключается в приходе самого Бога в мир, в добровольной смерти ради спасения человека и Воскресении из мертвых. Жизнь и смерть имеет смысл только в Божием плане, но никак не в одном человеческом. Смерть хоть и абсурдна, хоть и антипод Жизни, но, не помня о смерти, забудешь, зачем и живешь. Помня о смерти, станешь бороться со своим грехом и другим помогать бороться с грехами, и вот эта страшная борьба с грехом, со своими собственными страстями (но никак не победа, ибо победа и здесь за Богом-Спасителем нашим Христом), в которой неизвестно кто еще кого одолеет, и ставится человеку в заслугу Богом. Бог все бы мог устроить к благу мгновенно, но какая в этом была бы  заслуга человека? Так вновь и вновь во всей силе проявляется духовный закон свободы личности. В Царство Божие не волокут насильно, но сам человек избирает, где ему лучше – в аду или раю. Спасение совершается не без нашей воли и тем более участия верой и делами. Так что, оставим в покое Бога, Он все сделал и делает только для одного нашего спасения. Спасайся же, человек, храни себя от непристойностей и зла! Познай себя самого: где ты и где Бог.

«Возмездие» - так А.Блок назвал свою поэму. Неужели Блок имел ввиду возмездие людей друг другу? Нет, конечно, хотя это сегодня стало на каждом шагу: ах, если ты так, то я вот так тебе… Речь идет о возмездии за грех, то есть смерти, ибо «жало смерти – грех». В поэме есть одно страшное место, где поэт описывает мертвого отца (и Блок и Рубцов испытали трагедию в жизни из-за отцов): 

                                 Отец в гробу был сух и прям.

                                 Был нос прямой - а стал орлиный,

                                 Был жалок этот смятый одр,

                                 И в комнате чужой и тесной,

                                 Мертвец, собравшийся на смотр,

                                 Спокойный, желтый, бессловесный… 

Сравните это с другим описанием, но только уже самого упокоившегося поэта Блока: «А.А. лежал в уборе покойника с похудевшим, изжелта-бледным лицом;… глаза глубоко запали; прямой нос заострился горбом; тело, облеченное в темный пиджачный костюм, вытянулось и высохло…» (В.А.Зонгрейфер). И вовсе поэт не угадал, как будет, хотя о многом наверняка догадывался… Великие художники знают не так как остальные, по-другому. И наверняка  над нашим сравнением, сам Блок бы улыбнулся и тихо ответил: «Что же здесь странного, я ведь сын своего отца». Но все равно мы видим мысль Блока, бьющуюся у последней черты, до которой многие не доходят, да о ней просто многие и не хотят знать. Блок и Рубцов знали и не отворачивались, хотя бы ради нас, чтобы и мы чаще вспоминали «последняя своя». «Кто помнит последний путь земли, тот не согрешает». Загробная участь не страшит разве что нераскаянных подлецов. Кто же мудр и не глуп, задумывается, что будет. Вот уж вопрос из вопросов! Не какие-то «Что делать?» и «Кто виноват?», объявленные с чьей-то не очень чистой руки «проклятыми русскими вопросами», но именно, а что будет со мной, с моей душой особенно, когда грянет неизбежный час ее разлучения с телом? Что будет через минуту, сутки, год ит.д.? С погодой мы еще как-то более или менее научились определяться по неким многолетним наблюдениям, и то ошибаемся. Что же мы так «ленивы и нелюбопытны» (А.С.Пушкин), когда речь заходит о нашей будущности, тем более вечной участи? Казалась бы, все должно быть наоборот: ну ее природу, чего Бог даст, а вот как душа, что с ней будет? Ведь если грешим непрерывно и без покаяния, то Сам Бог Безгрешный и ни в чем не виновный, Бог-Любовь грозит таким миролюбцам возмездием за учиненное нами зло, ибо зло разрушает наши души и души других, то есть Божие достояние. Вот и справедливость – не наша доморощенная, компромиссная, а Божия. Зло само себя обрекает на заклание и самоуничтожение Правдой Божией, Которая зло обличает и посредством другого зла (зло – орудие мщения) сводит и то и другое зло в могилу… 

                                 Над нами – сумрак неминучий

                                 Иль ясность Божьего лица 

Так ставит вопрос Блок-христианин, и по-другому в мире ничего нельзя ставить и разрешать: либо сумрак и тьма, либо свет и Бог. Зло случайно, зло потому что сатана лют, и люди не хотят исполнять Божие. Но 

                                  Сотри случайны черты –

                                  И ты увидишь: мир прекрасен 

И мир остается прекрасным и Божьим всегда, если он не имеет отношения к тьме и злу – к антихристианству. Кто не любит Христа-Спасителя, разве тот спасется? Разве не счастье знать, что грех можно победить, что есть Вечная Весна и Жизнь! 

                                                 Ты знай,

                                  Где стерегут нас ад и рай.

                                  Тебе дано бесстрастной мерой
                                                 Измерить все, что видишь ты.

                                  Твой взгляд – да будет тверд и ясен. 

Что же не послушаем великого поэта? Скажем: «Сами с усами!» Значит, так нам и надо, «что сеет человек, то и жнет». «Достали, ей, вы, писатель, или как там вас», - слышатся голоса. Но это отдельные голоса, а не хор голосов. Бог с ними. Не будем дожидаться, пока станут хором отвергать Христа, и принимать его противника и слуг.

Всем сердцем слушайте Блока: 

                                   Познай, где свет, - поймешь, где тьма,

                                   Пускай же все пройдет неспешно,

                                   Что в мире свято, что в нем грешно,

                                   Сквозь жар души, сквозь хлад ума. 

А когда поймешь, что грешно и что свято, начнешь молиться, и молитва согреет твое остывшее в мире страстей сердце, и займется в нем «тайный жар» и более него – само Царство Божие с его невиданной свободой, которую люди, увы, по незнанию ли, по глупости ли, отвергают, но … продолжают постоянно искать…

«Правду, исчезнувшую из русской жизни, - возвратить НАШЕ  дело».

 А.Блок

Поэт обращается к нам и в стихах, и в прозе… не слышим!  У каждого своя правда… Лучше и выгоднее, а, главное, удобнее, постоянно делать вид, что Правда, одна на всех, ищется и вот-вот на днях будет найдена, об этом будет торжественно объявлено, и тогда все заживут припеваючи. Но Правда – Христос, Путь, Истина и Жизнь были в мире до человека, с человеком и как угодно, иначе бы не было бытия. Признаем мы Правду Божию или не признаем, от этого Сама Правда-Бог не меняется. «Бог поругаем не бывает». А вот человек меняется в зависимости от того, что принимает – Правду Божию или правду человеческую (общечеловеческую). Богу все равно, кто к Нему обращается – гениальный поэт или негодяй (правда, первого Он все-таки сразу слышит!), лишь бы искренне, с сокрушением и смирением. Результат же будет, можно не сомневаться. Миллионы негодяев стали великими благодетелями, благодаря Богу. Да, возьмите не негодяев, а просто дальнего прадеда Блока, немца по происхождению, который, приняв Православие, стал лекарем при Его Императорском дворе. Кто бы знал род Блоков в Германии? А сколько немцев стали великими и святыми не только в своей Германии, но за ее пределами, в России и во всем мире, благодаря Православию!

Самое время и нам обратиться к Германии, в частности посетить город Бад-Наугейм. Это всего 40 километров от крупнейшего немецкого аэропорта Франкфурт-на-Майне. Сегодня это вполне доступно если не для многих, то для довольно большого количества жителей России среднего достатка. О такой возможности никто и не мог мечтать еще в 80-х годах прошлого века. Германия входила в состав агрессивного блока НАТО. Но произошли такие перемены, что стало реальностью бывшему майору Вооруженных Сил СССР, да еще замполиту, прилететь в бывшую ФРГ и, более того, посетить Францию по открытой шенгенской визе. На самом деле благодарить надо нашу дочь Елизавету и родителей ее мужа Александра – Виктора и Татьяну Лангольф. Мы вылетели из Внуково (в Домодедово родилась наша дочь – Лиза, которую мы не стали регистрировать по месту жительства, как было положено, но через добрых людей в Домодедовском ЗАГСе оформили, как уроженку города Домодедово) в начале марта. Снежные поля и зеленые острова лесов между ними в России сменились облаками, а затем при подлете к Франкфурту стало видно, что в Германии снега нет и вообще там ранняя весна. Аэропорт поражал своими размерами и количеством самолетов самых разных типов. Во всем чувствовалась немецкая основательность и щепетильность. Юлю с вещами задержали на таможне и долго проверяли. Оказывается на предмет наркотиков. Но кроме расписанного в Курске самовара и прочих подарков и самых необходимых вещами ничего, конечно, не нашли.

Сразу надо признаться, что год назад, там, в Германии, мне ничего не было известно о Наугейме и даже том, что там пребывали Государь-Мученик Николай Александрович с Семьей и великий русский поэт Александр Блок. В «Автобиографии» Блок пишет: «Мне приводилось почему-то каждые шесть лет моей жизни возвращаться в Bad Nauhein (Nessen-Nassau), с которым у меня связаны особенные воспоминания. Этой весной (1915 года) мне пришлось бы возвращаться туда в четвертый раз; но в личную и низшую мистику моих поездок в Bad Nauhaim вмешалась общая и высшая мистика войны».

С одной стороны внимание Блока к Германии неудивительно, ибо оттуда его корни. Но, с другой стороны, нам интересно отношение поэта к той Европе, которая сегодня выступает в роли Общеевропейского Союза. А Германия, известно, является самой развитой страной новой Европы. Российского жителя приятно удивят автобаны и вообще уровень жизни немцев-европейцев. Не думаю, что Блок или Рубцов расстроились бы, наблюдая такую ухоженность и общую организацию жизни. Расстроились бы они наверняка от другого: как получилось, что Германия, потерпевшая поражение в первой и во второй мировой войнах, живет богаче своих победителей? Ведь и Блок и Рубцов знают о войнах не понаслышке. Блок участвовал в первой империалистической, а Рубцов осиротел в Великую Отечественную войну… Что, русские хуже работают, чем немцы, меньше любят свою Родину? Но надо сказать, что обрусевшие немцы (из бывшего СССР) далеко не всем довольны в Германии. Они с удовлетворением расскажут о том, где были здесь известные русские, например, Достоевский. В Санкт-Петербурге, помнится, мы объясняли немецким туристам у памятника Петру I про Екатерину II, уточняя ее немецкое происхождение. Когда мы отправились из городка Кронцингер во Францию А во Франции поэт Блок был на лечении), то по дороге нам показали замок на горе, в котором работал Гете. А уж Гете читали все русские писатели и поэты. Мир гораздо теснее, чем это кажется при нынешних человеческих различиях… Достоевский говорил, что будь у человека в доме все из золота и все самое, самое, он долго не выдержит и полезет за золотой забор, чтобы узнать, а что творится там, за оградой. Человек выше всего в мире, тем более вещей мира. Он есть образ Божий и призван стать подобием Богу – Богочеловеком, то есть намного более, чем земной преходящий ми, который по слову псалмопевца есть не что иное, как «покрывало». Многие святы православные подвижники принимают жизнь мира плоти и крови, как сон, туман, пар. «Царство Божие плоти и крови не наследует», - предупреждает Христос. То, что здесь так ценят люди, там ровным счетом не будет иметь никакой цены. В Царстве Святого Духа многоценно и свое только одно единственное - духовные добродетели. Пока в земном мире молятся и исполняют Правду Божию, мир будет стоять. Это и понятно: человек без добродетели есть разбойник, антихрист.

Может ли Германия, избравшая, увы, с давних времен, неприятие Православия, служить идеалом и эталоном развития, как нас сегодня уверяют. Мы, русские, говорим: «Да, может, но при одном условии: если немецкий народ изберет православный религиозный путь». И сейчас уже в Германии 700 тысяч православных верующих. И если их будет, не по одному количеству, но по духу, еще больше, то германский светильник воссияет на весь мир не земными одними достижениями, но небесными. Как отрадно было в Германии увидеть то придорожную часовню, то большой старинный каменный крест, то монастырь… Ведь это не устаревшие религиозные атрибуты и символы, но то, чем должно право биться человеческое сердце. Разве не святотатство – устраивать в стенах старого монастыря гостиницы и места для развлечений туристов, как это делается в Европе?

Но вернемся к немецкой родословной поэта Блока. Она, как и родословная поэта Николая Рубцова, поучительна. Ведь прапрадед Блока был мекленбургским врачом Иоганном фон Блоком, а стал лейб-хирургом Иваном Леонтьевичем при дворе Российской Императрицы Елизаветы Петровны! В свою очередь прадед поэта служил при дворе Его Императорского Величества Николая I, неоднократно награждался Русским Царем-Батюшкой. И вот уже другие совпадения в биографии самого Александра Блока, который не был принимаем в царском дворце или Святом Семействе Императора Николая II, но именно в Германии-то и пересекутся пути русского Поэта и Русского Государя-Мученика с Его Семьей!

Вот какие даны мы почерпнули прямо с сайта Интернета: «С 17/30 августа по 11/24 октября 1910 года Царская Семья гостила у своих гессенских родственников. Бад-Наугейм тогда был городом великого герцогства Гессен, существовавшего в 1806–1918 годах на территории современной Германии. Герцогством на рубеже XIX–XX веков правил великий герцог Эрнст Людвиг Гессенский и Рейнский (1868–1937) – брат императрицы Александры Федоровны. До начала Первой мировой войны великий герцог много раз бывал и в России в гостях у своих сестер – императрицы Александры Федоровны и великой княгини Елизаветы Федоровны. Государыня императрица в 1910 году решила пройти курс лечения на знаменитом курорте Бад-Наугейм. Царская семья поселилась в замке соседнего города Фридберг (Friedberg in Hessen), в котором ныне размещается финансовая инспекция. В парке этого замка (Burggarten) власти города Фридберг в августе 2010 года развернули уникальную фотовыставку о пребывании царственных особ в этом городе. Августейшие российские гости совершали пешие прогулки, а также объезжали на автомобиле герцогство, знакомясь с его достопримечательностями. Рядом с замком Мюнценберг и сейчас еще работает кафе, в котором в 1910 году останавливалась пообедать Царская Семья – об этом свидетельствует фотография в красивой рамке, висящая на стене кафе. Маленький цесаревич Алексей, как свидетельствуют архивные данные, очень подружился с местными крестьянскими детьми и даже помогал им собирать в поле картофель, за что крестьяне подарили ему мешок с картошкой, а в ответ он подарил всем своим сверстникам перочинные ножички.

В Бад-Наугейме Государь император пил минеральную воду из источника; не прочь был он и сыграть в теннис.  По данным городского архива, Царская Семья в Бад-Наугейме не раз посещала богослужения в русском православном храме во имя святителя Иннокентия, епископа Иркутского, и преподобного Серафима, Саровского чудотворца. Об этом сообщает памятная бронзовая доска на стене храма. Эта принадлежавшая Князь-Владимирскому братству церковь была хорошо известна русским, приезжавшим в Бад-Наугейм в начале ХХ века. В ней находилась уникальная православная святыня – знаменитый иконостас из Зосимо-Савватиевской церкви Саровской пустыни, перед которым когда-то молился и сам преподобный Серафим Саровский.

 Иконостас в стиле ампир был изготовлен в начале XIX века (около 1805 г.) по указаниям преп. Серафима Саровского, который сам перед ним молился. Перед этим иконостасом и произошло известное из предания чудо, когда Преподобному, будучи ещё тогда диаконом, во время провозглашения ектеньи вдруг явился Спаситель, входящий прямо в иконостас. Иконостас находился в Зосимо-Савватиевской церкви Саровской пустыни. Когда после прославления преподобного Серафима в 1903 году в пустыни был сооружен новый храм, епископ Тамбовский и Шацкий Иннокентий (Беляев) в 1908 году даровал старый иконостас в новую русскую церковь в г. Бад-Наугейм. Иконостас содержит в себе элементы из трёх разных эпох. Диаконские (боковые) двери с изображением первосвященников Аарона и Мелхиседека были изготовлены ещё в XVIII веке (такое необычное изображение первосвященников вместо архангелов встречается, например, и в Свято-Троицкой церкви на Воробьёвых горах в Москве). Сам деревянный иконостас был сооружен в начале XIX веке в стиле ампир. Иконопись того времени сохранилась, в частности, на Царских вратах, украшенные иконами Благовещения и четырёх Евангелистов. Четыре большие иконы Св. Троицы, Божией Матери, Спасителя и преподобного Серафима Саровского были написаны уже в начале ХХ века, после его прославления».  
               Вот такие действительно мистические связи переплелись в жизни великого поэта Руси и мира Александра Александровича Блока и всего его рода.  Блоки прославили и Германию и Россию. Что уж много говорить о том, что было бы если Иоганн Блок остался в Германии и не выехал за ее пределы… «Дед мой, - пишет поэт Блок, - лютеранин (прародитель – лейб-хирург при  Павле I возведен в российское дворянство)». Это не совсем точно, но нам другое интересно, что ради службы России лютеранин Блок, по всей видимости, принял Православие, иначе не были бы предки Блока при Русском дворе). Позже сам поэт во время пребывания в Наугейме очень иронично отзывался о немцах.

Для самого поэта Блока родиной была, конечно, Россия: «где родился, там и пригодился». Как и потомок эфиопов – Пушкин, так и потомок германцев – Блок всей душой полюбили русский православный дух, звуки и запахи Руси, и не только полюбили, но воспели Россию так, как никакие другие русские поэты! Поэтому всякий любящий Святую Русь-Россию не останется без воздаяния.

«Родина есть родина. И какая бы она не была – все равно единственная навек и незаменимая ничем. Воскресни даже мать, и та не смогла бы на чужбине заменить запах отчей земли, рябинку под окошком, тенистого плеса или брусничную кочку… Мне за границей жить не обязательно. Я это знаю и так». Н.Рубцов

Самое убедительное подтверждение неиссякаемой любви к Матери-России – это стихи: 

                       Блок: И дверь звенящая балкона

                                 Открылась в липы и сирень

                                 И в синий купол небосклона

                                 И в лень окрестных деревень

                                                    («Возмездие»)

                Рубцов: О, сельские виды! О, дивное счастье родиться

                               В лугах, словно ангел, под куполом синих небес!    

Как неординарны русские поэты! Блок, вспоминая детство, вспоминает именно звенящую дверь балкона, которая открывается не на улицу, не на участок, не наружу, как написало бы большинство, но сразу «в синий купол небосклона». Таково свойство безгрешного детства, ангельского по своим ощущениям и чистоте мыслей. Рубцов тоже чувствует себя ангелом в родимых лугах, в которых любой грешник должен воспрянуть, и полюбить не демоническое, грешное и злое, но вечное и доброе. Рубцов выступает здесь как древний святой летописец. Помните рубцовское: «И я молюсь, о, Русская земля!» Это продолжение того же восхваления святости родной Отчизны, в сущности своей неподвластной переменам мира, но подчиненной Богу. Не просто гениальная фиксация явлений земного мира для плотского мимотекущего и себялюбивого ощущения и счастьица, но дивное счастье быть подобно ангелу, живя всеми Божественными энергиями и дарами, чтобы и другие захотели этого же дивного и Божественного счастья – быть причастниками Небесного Царства.

А вот еще один пример дивной переклички русских поэтов: 

                          Блок: Медлительно крутится желтый лист,

                                    И день прозрачно свеж, и воздух дивно чист.

                      Рубцов: И холодно так и чисто,

                                    И светлый канал волнист,

                                    И с дерева с легким свистом

                                    Слетает прохладный лист.

                           Блок: Когда я уйду на покой от времен,

                                     Уйду от хулы и похвал,

                                     Ты вспомни ту нежность, тот ласковый сон,

                                      Которым я цвел и дышал.

                        Рубцов: Слез не лей над кочкою болотной

                                      Оттого, что слишком я горяч,

                                       Вот умру – и стану я холодный,

                                       Вот тогда, любимая, поплачь!..

 «Мыслится русская речь, немногословная, спокойная, важная, веская, понятная…». А.Блок

Но как раз такая речь не только у Блока, но в большей степени у Рубцова. Этой речи как раз и не хватало советским поэтам, воспевавшим иные идеалы, чем они были у народа. Люди настолько были зашорены советской идеологией и пропагандой, что когда услышали рубцовское слово, то немало удивились его простоте, искренности и  задушевности. Большинство восприняло Рубцова, как тонкого выразителя своих внутренних настроений и переживаний, не придав даже значения тому, что перед ними глубокий мыслитель, философ, лирик и вообще  н о в ы й  человек. Только когда читатели увидели книги Рубцова (вот и ответ, почему не хотели печатать при жизни поэта его сборники, которые сегодня расходятся многотысячными тиражами), и осознали, кого они на самом деле лишились, только тогда многие поняли, что среди них жил, работал и творил великий русский поэт. Но это и заслуга самого поэта Рубцова, который в силу своей скромности и вообще внутренней чистоты, вовсе никак не заботился о внешних проявлениях своей славы. Кому дорога слава Святой Руси, тому нет дела до своего имени. Блоку было тяжело освободиться от влияния той интеллектуальной среды, в которой ему пришлось жить и творить. Как мы сами видим и знаем, интеллектуальность сама по себе еще никого не спасла. Она даже может стать препятствием на пути духовно-религиозного совершенства. Все гениальное – просто. Все Божественное суть простое есть. И именно у Рубцова мы чувствуем в стихах необыкновенный, прямо-таки предивный сплав мысли и чувства, каких не было ни у кого доселе в русской поэзии. Поэт Николай Рубцов в своем сердце словно бы переплавил все накопившиеся страдания и боли русского человека за ХХ век и смог выразить их простым, теплым, ясным, но одновременно и притчевым словом. Стих, как духовная притча, - кто так писал до Рубцова? Вспомним хотя бы загадочную «В пустыне» Рубцова:                                     

                                     Но и в мертвых

                                     Песках без движенья,

                                     Как под гнетом

                                      Неведомых дум,

                                      Зреет жгучая

                                      Жажда сраженья,

                                       В каждом шорохе

                                       Зреет самум!.. 

              И уже через годы, расстояния мы слышим блоковское: 

                                  Так явственно из глубины веков

                                  Пытливый ум готовит к возрожденью

                                  Забытый гул погибших городов

                                  И бытия возвратное движенье… 

Пусть никто да не подумает, что мы решились отгадать тайну поэзии Блока и Рубцова. Просто с Блоком и с Рубцовым нам легче жить, с ними у нас есть запас воздуха, без которого мы очень быстро окажемся совсем в другой атмосфере, а значит, и быстрее погибнем. Не зря же с томиком Пушкина бойцы воевали на фронте. Вот и многие из нас наверняка бы и с Блоком и с Рубцовым «пошли в разведку», то есть положились бы на их слово, как незаменимое оружие в борьбе против любых видов духовного зла. Найдутся и сегодня тех, кто обвинит наших поэтов то в одном, то в другом. Они словно те самые фарисеи, которые привели к Спасителю обвиненную в грехах женщину в тайной надежде, что посрамится и грешница и… Бог. Но Бог поругаем не бывает. Посрамленные Его ответом, обвинители чужого греха скрылись. Так и скроются из глаз те, кто тайно и явно бесчестил великих поэтов, раздувал их недостатки и прегрешения. Одними великими стихами и Блок и Рубцов будут оправданы в Вечности, тогда как про их врагов мы ничего такого сказать не можем, как и про их далекие не то, что от гениальности, но даже от настоящего искусства стихи.