Тихвин

Здесь по северной стылой дороге

Только морось и мгла круглый год.

Вязнут елей промокшие ноги

В окоемах безбрежных болот.

Гарнизон был поставлен на сгибе

Говорливой коварной реки,

И незваным врагам на погибель,

И суровым годам вопреки.

На гербе золотая корона

По червленому полю щита.

И плывут бесконечные звоны,

Как по речке Вселенной лета.

Позабытый казалось бы всеми

В хороводе дымящих болот.

Здесь неспешной походкою время

Вдоль стены монастырской бредет.

Как слезинка печальный и тихий

У России на впалой щеке

Вечным стражем мой маленький Тихвин     

С Чудотворной иконой в руке.

Ветер времени

«Трудись, летописец! Ветер времени листает страницы судьбы».

Дмитрий Балашов.

Не увидеть воздушный поток, не схватиться рукой.

Этот ветер такой многозвучный, такой вековечный!

А в летящей походке монаха глубинный покой,

Будто путь у него не земной, а заоблачно-млечный.

Только ветви деревьев, послушные воле стихий,

Танец ветра рисуют в полотнах бессмертных идиллий.

И в высоком полёте тугих золотых литургий

Будет плавать душа безо всяких телесных усилий.

Пожелтевшие свитки вдохнут упоительный свет

Одинокой свечи в полуночном старанье светила.

А на выдохе чаяньем ветра в безвременье лет

У трудов летописца проявится горняя сила.

Как обилье галактик в сиянии радужных брызг

Разлетается снова и снова у нас под ногами –

Так великая истина времени – попросту вдрызг!

И не важно уже – то ли Богом сквозит, то ли нами.

Великой княжне Татьяне

Расправит весеннее утро лазурные крылья,

Закружится пчёлкой, невольно творя опыленье.

Сиреневым духом своё разольёт изобилье,

Черешневым цветом своё разукрасит явленье.

Белёсыми росами ландышей вышьются рощи.

Гулять бы как прежде, аукаться с сёстрами в ивах.

И взгляд за мечтой улетает, а сердце не ропщет,

Не плачет о прежнем, далёком, родном и красивом.

Но тихое «Господи…»  с губ упадёт односложно,

Нежданно-негаданно вызовет злую тревогу.

Как трудно быть просто собой, и почти невозможно

Себя убедить, что устроится всё понемногу.

Но трудится сердце, и ушлые призраки страха,

При свете дневном растворяет усердие воли.

Огнём опаляет во снах предстоящая плаха.

И так непонятна она, что обидно до боли.

С утра и до вечера руки в работе прилежно.

Обнять бы родимых, от горьких невзгод ограждая,

Жить в розовых вёснах и в зимах дышать белоснежных.

Но снятся зелёные кущи пресветлого рая…

Отважный улан, никогда не летевший в атаку,

Вдруг всё поняла в одночасье в аду оголтелом.

Привычно шагнула навстречу трусливому мраку,

Сестру заслоняя своим умирающим телом…

Расправит весеннее утро лазурные крылья,

Закружится пчёлкой, невольно творя опыленье.

И нас, опустившихся наземь в унылом бессилье,

Подхватит с собой с наивысшего благословенья…

Видение

Сейчас-сейчас… минуя объектив,

Проявится мечта, или виденье.

На ало-багряницу наступив,

Пройдёт в свои законные владенья.

Поёжится от свежести слегка,

Укутается в кружево накидки.

Шальным порывом доки-ветерка

Из локонов сорвутся маргаритки.

Оглянется, не замедляя шаг,

Слезу смахнёт изгибами запястья,

И с нею дум нежданный тяжкий мрак.

Вздохнёт, сама себе желая счастья.

И упорхнёт, взметая листьев шлейф

Осеннего убранства сей перголы…

Очнувшись, объектива глаз за ней –

Но поздно, не шуршат давно подолы…

Придет зима

Последний месяц осени сырой,

Ноябрь гасит сполохи багрянца.

В заиндевелой дали лубяной

Снежинки начинают вечер танца.

А ты упрямо ставишь на зеро,

Как будто ничему не научило

Мудреющего мира серебро

В мерцании ущербного светила.

На крыльях воронья приносит ночь

Дыхание зимы в печном угаре.

А ты всё воду пробуешь толочь,

Как будто в ступе, в лужной стылой хмари.

Не поворотит осень время вспять.

Придёт зима, тебе её встречать.

Зимние листья...

Зимние листья белёсыми чайками,

Насмерть устав от полёта небесного,

Падают, падают, холодно, тесно им,

Веки сугроба взметая отчаянно.

Не отогреть ни рукой, ни дыханием – Никнут в живительном талом безветрии.

Ломкие ветви своей геометрии

Тянут с извечно морозным старанием.

В окна заглядывать будет непрошено

Вечер с немою усмешкою Гавела –

Что ему наши горячие правила

В снежном, раздольно гуляющем крошеве!

Тёплая печка и кофе с корицею,

Эхом – домашняя разноголосица.

Только закроешь глаза – и проносятся

Листья белёсые зимними птицами.

В метельную даль

Закружится день на закате, завьюжит,

Засыплется весь – от луны до земли,

Совсем пропадёт – и вблизи, и вдали.

И сердце устанет в пути, занедужит.

Закроешь глаза, но ведь путь не окончен.

И вёрсты считает биенье в груди.

Уймёшь непослушное сердце – иди,

Но глупое, вон будто выскочить хочет.

Когда же поверишь в единственно то,

Что нужно тебе, что свою ты дорогу

Избрал, наконец – то отступит печаль.

И можно так смело глядеть, и светло

На сердце опять, ты идёшь понемногу

По жизни январской в метельную даль.