Борис Галенин. Воссоздатель Русской народной школы. С.А. Рачинский

http://www.rulex.ru/rpg/WebPict/fullpic/0114-017.jpg

15 мая 2013 года исполнится 180 лет со дня рождения выдающегося русского ученого, педагога и просветителя, выдающегося народного учителя, профессора Московского университета, Члена-корреспондента Императорской Санкт-Петербургской Академии наук, Сергея Александровича Рачинского[1].

Мало найдется людей больше сделавших для дела народного образования в Российской Империи больше, чем он, но многие ли ныне помнят его. Между тем современники признавали, что «Рачинский − это имя мирового значения. Когда педагогическая мысль займется изучением его принципов, она, может быть, о нем первом скажет, что он был не педагог − переводчик западных идеалов на русскую почву, а творец самобытных русских идеалов просвещения»[2].

Рачинский стал воссоздателем русской народной школы. Всей своей жизнью и деятельностью он доказал, что истинно народное воспитание и обучение возможно на религиозно − нравственной и национальной основе. Проводить свою концепцию в жизнь Рачинский начал в сельской школе, созданной им в его имении, в селе Татево Бельского уезда Смоленской губернии.

Рачинские – древний дворянский род из Смоленского Шляхетства, происходящий из Великой Польши и восходящий к XIII веку. Ян Рачинский получил от Владислава IV земли в Бельском уезде; дети его, Даниил и Ян, поступили в 1656 г. в подданство России. К этому роду, внесенному в VI часть родословной книги Смоленской губернии[3], принадлежал и Сергей Александрович Рачинский.

Он родился 2/15 мая 1833 года в селе Татево, Бельского уезда, Смоленской губернии в семейном родовом имении. Отец − Александр Антонович Рачинский (1799-1866), капитан Муромского пехотного полка (свойственник декабриста В.К. Кюхельбекера), в отставке майор. Мать − Варвара Абрамовна Баратынская (1810-1891), сестра знаменитого поэта Евгения Баратынского (1800-1844).

Рачинские считались самыми образованными и культурными людьми в уезде. Детство Сережи прошло в старинной дворянской усадьбе. Большой дом с колоннами стоял посреди роскошного парка с вековыми деревьями разных пород и березовой аллеей. Рачинские увлекались цветоводством, и нигде не было в округе таких изумительных цветов.

Сергей получил хорошее воспитание, прекрасно знал иностранные языки и музыку. Когда ему исполнилось 11 лет, вся семья переехала в старинный русский университетский город Дерпт (Юрьев), ныне Тарту, а через четыре года − в Москву.

От матери он унаследовал глубокую веру и любовь ко всему церковному. Когда он, еще пятнадцатилетним мальчиком, первый раз посетил с семьей Москву, то храмы первопрестольного града произвели сильное впечатление на его чуткую душу.

Сергей Александрович вспоминал, как, войдя однажды на Троицу в церковь Успения на Покровке, убранную зеленью, цветами и березками, он был поражен ее красотой. Высокий, прекрасный храм, ярко освещенный солнцем, торжественный в своей таинственной тишине, запечатлелся в душе отрока как первое светлое и счастливое впечатление от Москвы.

В течение года Рачинский приготовляется к университетскому экзамену, в 1849 году поступает на медицинский факультет Московского университета, но так как его влекли к себе естественные науки, через год он переводится вольным слушателем на естественный факультет.

В 1853 году, 20 лет от роду он уже был кандидатом естественных наук, вскоре выдержал и магистерский экзамен. По окончании университета Сергей Александрович некоторое время служил в Архиве Министерства иностранных дел, а осенью 1856 года уехал за границу для подготовки к профессорской деятельности.

Избрав своей специальностью ботанику, Сергей Александрович работал у Шахта в Берлине и у Шлейдена в Вене. Известный ученый-ботаник Маттиас Якоб Шлейден (1804-1881) столь высоко ценил своего ученика, что поместил его частное письмо об отношении искусства к природе, написанное по поводу одного натюрморта голландского мастера, в качестве предисловия к своему классическому труду «Die Pflanze» − «Растения».

Рачинский был на редкость общительный человек, обладавший талантом привлекать к себе людей. Где бы он ни жил − в Веймаре, Йене, Берлине, − он везде делался желанным гостем лучшего интеллектуального общества этих городов.

Песни, сочиняемые им, охотно пели веселые немецкие студенты. Рачинский был принят при Веймарском дворе, еще помнившем традиции времен Шиллера и Гете. Его другом стал Ференц Лист, писавший музыку на его духовные стихи.

Другой его друг − известный философ Куно Фишер, профессор Йенского университета − лично уговаривал Рачинского всерьез заняться философией, «заметив в нем оригинальный склад мышления». В Германии Рачинский перевел на немецкий язык одно из наиболее любимых им произведений русской литературы – «Семейную хронику» С.Т. Аксакова. Перевод этот напечатан в 1858 году в Лейпциге.

В 1858 году С.А. Рачинский вернулся в Москву, защитил магистерскую диссертацию «О движении высших растений» и получил кафедру физиологии растений в Московском университете. Так началось десятилетие пребывания Рачинского в Москве, сначала в качестве адъюнкта, а потом и профессора Московского университета.

В 1861 году С.А. Рачинский и Я.А. Борзенков перевели и издали «Физиологию обыденной жизни» Г.Г. Льюиса. В 1864 году в переводе С.А. Рачинского впервые появилось на русском языке «Происхождение видов» Чарльза Дарвина.

В молодости многое успеваешь, и занятия наукой совмещались у Рачинского и с вниманием к общественной сфере бытия. Он фактически становится неофициальным редактором «Русского вестника», став его подписчиком № 1. Это была очевидная демонстрация общественной позиции: «Русский вестник» был по тогдашним российским либеральным меркам весьма «правым» изданием.

В 1866 году, тридцати трех лет от роду, Сергей Александрович защитил докторскую диссертацию «О некоторых химических превращениях растительных тканей» и сделался ординарным профессором Московского университета.

Его деятельность в университете не ограничивалась научными занятиями и преподаванием. Неустанные заботы Рачинского о студентах и студенчестве создали ему популярность среди них. Профессор действительно был очень добрым человеком. У Рачинских это было вообще семейное.

Так, в 1861 году адъюнкты Рачинские Сергей Александрович и его брат Константин Александрович[4] «изъявили желание жертвовать ежегодно из своего жалованья каждый по 500 руб. серебром на отправление за границу для усовершенствования в математических и естественных науках молодых людей по назначению физико-математического факультета».

На эти средства в 1862 году был командирован за границу будущее светило отечественной физики Александр Григорьевич Столетов (1839-1896).

У Сергея Александровича было чрезвычайно развито умение распределять свое время, способность быстро переходить от одного занятия к другому. Вставал он в шесть часов, утро посвящал кабинетным и лабораторным занятиям, затем шли лекции, обед, отдых. А вечер отдавал обществу.

«К этому именно времени относится его сближение с большим московским светом, − и интерес к этим связям он сохранил до последних дней. Особенно близок он был с Н.В. Сушковым[5], в доме которого блистала умом и просвещением его племянница Екатерина Федоровна Тютчева. Знающие историю московского общества того времени помнят, что у Сушковых собирался лишь самый избранный круг, и что попасть в него значило получить своего рода диплом на выдающиеся достоинства, умственные, нравственные, вообще культурные.

Но и сам он, говоря старым языком, держал салон. В его квартирах, сперва на Малой Дмитровке у Страстного монастыря, а потом в одном из переулков близ Остоженки, собиралось многочисленное общество ученых, литераторов, художников…»[6]. Здесь хозяин дома познакомился с Л.Н. Толстым, П.И. Чайковским, сблизился с братьями Аксаковыми, семьей В.Ф. Одоевского.

Кстати, струнный квартет № 1 Чайковского (квартет № 1, ре мажор), в четырех частях (сочинен и инструментован в феврале 1871 года в Москве) посвящен именно Сергею Александровичу. Петр Ильич еще две оперы на либретто Рачинского хотел написать: «Мандрагора» и еще что-то средневековое.

Рачинский вошел и в круг Алексея Степановича Хомякова (1804-1864), охотно принявшего в него племянника поэта Баратынского. Дружба с теми, кого называют ранними славянофилами, сыграла большую роль в становлении Сергея Александровича, как самостоятельного мыслителя и деятеля на ниве народного образования России.

Здесь мы остановимся ненадолго, и прежде чем перейти к рассказу о самой важной части биографии воссоздателя русской народной школы, остановимся на уточнении всем известных, но от этого не более ясных терминов «славянофилы» и «западники».

 

«Славянофилы» и «западники» - кто они?

Ученик и биограф Сергея Александровича так писал о нем: «Убеждения Рачинского были очень близки к славянофильским, хотя его нельзя было назвать славянофилом в полном смысле слова...

Горячо указывая на недостатки западной цивилизации, он искренно и откровенно, однако, не мог жить без того, что составляет ее лучший плод. Европейская наука, литература, искусство, сама общественная жизнь были ему дороги и до последних дней составляли предмет его любовного интереса; он следил за ними, поскольку у него хватало сил и времени.

Но зато в двух отношениях самые строгие славянофилы должны были бы признать его своим единомышленником. Это − в признании мировой задачи России, как носительницы православия, − и в признании высоких нравственных качеств русского народа...»[7].

Из приведенных слов следует, что их автор искренне считает, как впрочем, и большинство из нас, что «славянофилы» стало быть, любят славян, а вот немцев, с их музыкой, к примеру, вовсе не любят.

Последнее является застарелой, но от того не менее пагубной ошибкой.

«Гоголь говорил, что меткое прозвище, данное народом, так прилипает к человеку, что во всю жизнь не отдерешь.

Ах, если бы только меткое!

А то острослов Батюшков прозвал Хомякова, братьев Киреевских и их единомышленников «славянофилами», и это нескладное, совершенно не выражающее их взглядов наименование, так и осталось в истории и за ними и за их последователями»[8].

Прежде всего, никакой особенной любви к славянам, особенно ко всем подряд, ни у Хомякова, ни у Киреевских, ни у их последователей, которые дружили с головой, нет, и не было. Критерием их отношения к людям, нациям и народам у них была отнюдь не принадлежность этническая, они же не из богемских ефрейторов вышли, а религиозная и культурно-историческая. Говоря современным языком, они любили православную цивилизацию, прежде всего русскую православную цивилизацию, и считали ее высшим явлением мировой культуры. Жаль, одним словом круг этих людей не назовешь и не опишешь.

И своими, окатоличенных, «впавших в латинство», поляков или хорватов, они отнюдь не считали. Вот православные люди и народы были им действительно близки. Иногда даже те, кто о своем православии вещал, чтобы помощью великого Белого Царя заручиться. Об этом хорошо Константин Леонтьев писал.

Другим мифом, является якобы нелюбовь «славянофилов» ко всему западному, так называемый «квасной патриотизм». Это было бы просто смешно, когда бы, не было грустно. Иван Васильевич Киреевский, главный идеолог славянофильства, − нам придется пока смириться с этим названием, − один из наиболее европейски образованных людей своего времени, был личным другом Шеллинга и Гегеля, непосредственно лекции их слушал и на дому чай с ними пил. И не меньше Рачинского любил, уважал и ценил, все высокое в европейской культуре. И понимал в ней значительно больше, чем современный ему западник Виссарион Белинский.

Другое дело, что Киреевский, Хомяков, Данилевский и другие, увидели и раньше всех почувствовали болезнь Запада, зараженного саркомой протестантизма. Уже тогда в организме Запада разрастались две страшные метастазы: индивидуализм и рационализм, которые через считанные десятки лет и привели просвещенную Европу к тотальному эгоизму и безбожию. «Оскудение любви», наблюдаемое сейчас невооруженным взглядом, наши православные философы отметили полторы сотни лет назад.

И высший смысл призвания России, смысл существования ее православной цивилизации, видели в том, что когда Запад окончательно разочаруется в избранном им и навязываемым другим пути, принести ему сохранившуюся в России истину христианства – православие. Спасти европейскую, в прошлом все же христианскую цивилизацию. Если будет на то Господне произволение. Без чего иначе всем конец. По Писанию.

Нести миру истину православия – в этом видели славянофилы высший смысл существования русской православной цивилизации, ее призвание. Призвание, которое еще, быть может, предстоит осуществить, смысл, который нам еще возможно только предстоит воплотить. Если вновь станем православными.

Поскольку теория предсказавшая факты, как любой физик скажет, истинная, то правота «славянофилов» из нашего далека очевидна. А значит со «славянофилами» и их истинными взглядами мы разобрались.

С «западниками» теперь будет проще. Вот они как раз любили и ценили на Западе, отнюдь не высшие достижения его культуры, а тот упрощающий и приземляющий дух протестантизма, который выел к нашему времени Европу и ее окрестности изнутри, и которым «западники» постарались заразить и нас. Вот так вот, господа хорошие. Все просто.

Вернемся к Сергею Александровичу Рачинскому.

 

Перемена судьбы

В 1867 году в Московском университете возник так называемый «профессорский конфликт», в результате которого несколько видных профессоров покинули будущий Московский Государственный, а тогда Императорский, университет. Среди них был и Рачинский, хотя сам он, похоже, к «конфликту» ни сном, ни духом не имел, а поддержал знакомых за компанию и правды ради. Суть конфликта была вроде в том, что в 1865 году на юрфаке выбрали согласно новому Уставу деканом профессора Бориса Николаевича Чичерина, вместо выслужившего все сроки прежнего декана престарелого профессора В.Н. Лешкова. Тот со своей устарелостью не согласился, и через Совет университета и министерство добился своего восстановления. Поддержав Совет, министерство нарушило Устав.

Ключевский в те дни писал своему школьному другу: «Соловьев, Чичерин, Дмитриев, Капустин, Рачинский и Бабст подают в отставку вследствие гадостей, сделанных им большинством Совета, одобрения этих гадостей министром».

Любопытно, что Государь Император Александр Николаевич, лично попросил каждого профессора подавшего в отставку, не брать в голову и вернуться. Очень бы хотелось просто представить аналогичную ситуацию после февраля 1917 года. Просьбу Государя уважили, и прошение об отставке забрали. Но к профессорству Рачинский больше вернуться не захотел.

«Рачинский подал в отставку еще прежде, − писал В. Н. Чичерин, − хотя он вовсе не был замешан в историю, но все, что происходило в университете, было до такой степени противно его тонкой и чуткой натуре, что оставаться в нем далее он не мог»[9].

Несколько зим он прожил еще в Москве, ведя прежнюю светскую жизнь, но в 1872 году окончательно переселился в Татево.

«Наполняя длинные деревенские досуги чтением и со страстью предаваясь цветоводству, он, однако, не находил в этом удовлетворения и подчас сильно хандрил. Может быть, это был самый тяжелый период его жизни.

Но выход нашелся − неожиданный, но счастливый и неизмеримо важный, как для самого Рачинского, так и для целого русского народа.

В Татеве была сельская школа самого обыкновенного типа. Сергей Александрович зашел раз туда случайно, попал на урок арифметики, показавшийся ему необыкновенно скучным, попробовал сам дать урок, стараясь сделать его более интересным и жизненным, − и этим определилась вся его дальнейшая судьба.

В 1875 году им было построено прекрасное школьное здание ..., и сам он переселился в него, сделавшись сельским учителем»[10]. Этой деятельности он посвятил всю свою оставшуюся жизнь и ею обессмертил свое имя, вписав его в историю русской педагогики.

 

Татевская школа – прообраз новых церковно-приходских школ

Русская народная школа ведет свое начало от училищ, созданных под эгидой духовенства по указу Св. Равноапостольного Князя Владимира. Возникнув, как церковная, русская школа в течение семи веков оставалась именно церковной школой. По словам профессора Погодина, всякая новая епархия делалась, так сказать, новым учебным округом, новый монастырь − гимназией, новая церковь − народным училищем. Церковь руководила народным образованием.

Русский педагог и психолог Петр Федорович Каптерев, так характеризует этот период русского образования: «образованию ставилась серьезная воспитательная задача – душеспасительная задача – душеспасительность, стремление сделать людей лучше, научить их премудрости и страху Божию»[11]. И эта задача выполнялась.

Образовательная система и содержание образования были едиными для всех русских людей, от царя до грамотного крестьянина с X по XVII век, и это помогало им «… хорошо понимать друг друга, составлять однородную нравственную массу, устанавливая между ними некоторое духовное согласие вопреки социальной розни…»[12].

Со времен реформ Петра I «у русского образования сменился хозяин». Образование стало делом государства. Поскольку государство было христианское, православное, оно не могло вовсе устранять Церковь из сферы образования. Но для православного образования настали тяжелые дни. В 1727 году в России существовало 46 епархиальных школ с 3 тысячами учащихся на пространстве от Пскова и Новгорода до Тобольска и Иркутска. В 1880 году в Империи было 273 церковно-приходские школы с 13 035 учащимися.

Что касается светских школ, то в них Закон Божий весь XVIII век практически не преподавался. Правда и немного их было. Только в 1817 году Государь Император Александр I издал Манифест, в котором требовал, «чтобы христианское благочестие было основанием истинного просвещения». А с 1819 года во всех училищах и гимназиях введено преподавание Закона Божия, и это положение сохранялось вплоть до 1917 года.

Еще до Петра I «ощущалось постепенное усиление воздействия на Россию как западноевропейских образцов устройства школьного дела, так и педагогических воззрений»[13]. Более того, особенностью секуляризованного русского просвещения к началу XIX века «стало не только стремление освободить человеческий разум от церковных догм, но и переосмысление самого христианского учения»[14]. А это заметим, уже недалеко от ереси.

По счастью, тогда же это печальное явление осознается как искажение самобытного пути развития России, русской мысли, русского просвещения, русской педагогики.

В царствование Государя Николая Павловича формируется отчетливое движение за восстановление самобытного пути развития России во всех областях жизни. Усиливается общественный интерес к проблемам воспитания. Министр народного просвещения Сергей Семенович Уваров (1786-1855) формулирует концепцию Православия, Самодержавия, Народности как основы просвещения в России.

Вот тогда-то и произошло разделение нашего интеллектуального слоя на «славянофилов» и «западников». Вторые были значительно крикливее и взгляды свои, говоря современным языком «пиарили» активнее. На их стороне было и знакомство всех желающих с немецкой классической философией, о чем уже подробно говорилось выше.

Период «государственного образования» по классификации Каптерева, закончился с отменой крепостного права, и начался период «общественного образования». На первом его этапе дело народного образования в целом оказалось в руках «западников», что и не мудрено в либеральную эпоху Александра II. Церковных школ было мало, как мы уже видели, финансировались они плохо.

И вот здесь отставной профессор Московского университета и начинающий народный учитель Сергей Александрович Рачинский сыграл свою историческую роль.

Вера в призвание России, как носительницы православия, вера в русский народ, как хранителя идеалов православия и «помогли Рачинскому очертить тот план народной школы, который он защищал»[15].

 

Только Христа ради

Мысль о том, что только школа, тесно связанная с церковью способна воспитать русского человека, Рачинский сформулировал так:

«Та высота, та безусловность нравственного идеала, которая делает русский народ народом христианским по преимуществу;

которая в натурах спокойных и сильных выражается безграничной простотой и скромностью в совершении великого подвига, доступного силам человеческим;

которая в натурах страстных и узких ведет к ненасытному исканию, часто к чудовищным заблуждениям;

которая в натурах широких и слабых влечет за собой преувеличенное сознание своего бессилия и в связи с ним отступление перед самыми исполнимыми нравственными задачами и необъяснимые глубокие падения;

которая во всяком русском человеке обусловливает возможность внезапных победоносных поворотов от грязи и зла к добру и правде, − вся эта нравственная суть русского человека уже заложена в русском ребенке.

Велика и страшна задача русской школы ввиду этих могучих и опасных задатков, ввиду этих сил, этих слабостей, которые она призвана поддержать и направить.

Школе, отрешенной от церкви, эта задача не по силам.

Лишь в качестве органа этой церкви, в самом широком смысле этого слова, может она приступить к ее разрешению.

Ей нужно содействие всех наличных сил этой церкви, и духовных, и светских...»[16].

Какой русский человек, взглянув внутрь себя, по совести сможет сказать, что за прошедший век в этих словах, хоть что-нибудь устарело, или стало неверно?

«И потому наша школа должна быть не только школой арифметики и элементарной грамматики, но, первее всего, − школой христианского учения и добрых нравов, школой христианской жизни под руководством пастырей Церкви»[17].

Идея народной православной школы выражена этими словами совершенно ясно.

Сергей Александрович продолжает:

«Наша школа − школа христианская не только потому, что в таком направлении построен весь ее педагогический план, но также и потому, что учащиеся ищут в ней Христа, что учащие только Христа ради могут поднять те труды, при коих возможен какой-нибудь успех»[18].

Если, таким образом, занятия в школе являются для всех ее членов некоторого рода религиозным подвигом, то, очевидно, к ним не могут прилагаться ни мерило, ни требования обычной педагогики.

И прежде всего − продолжительность учебного времени.

Рачинский неоднократно указывал в своих статьях, что ученики являются с готовностью и способностью учиться целый день. И что надо этому уступать вопреки всем требованиям педагогической науки.

Так у него дело и было поставлено.

Чтобы понять, как выносили учителя и ученики эти непрерывные с утра до вечера занятия, надо иметь в виду постоянную «…жизнь в духе и для духа, известный возвышенный строй всех интересов, всех отношений, известное вдохновение.

Уроки теряли в Татеве значение отдельных уроков, а являлись составными частями общего целого, шагами на одном, ясном и для всех понятном пути к совершенствованию духовному»[19].

Все свои доходы Сергей Александрович тратил на школу, сам довольствуясь простой пищей и одеваясь в самое скромное платье.

С раннего утра до позднего вечера проводил он в школьных стенах: в 6 часов утра он читал с учениками молитвенное правило, затем − завтрак, уроки, труд, а завершался день общим пением.

В первую очередь, Рачинский хотел приобщить детей к живой православной вере.

На стенах классной комнаты висели таблицы с текстами тропарей двунадесятых праздников, молитв и церковных песнопений. Таблицы были украшены заставками и орнаментами, написанными самим учителем по славянскому уставу. В переднем углу, перед образами, теплилась лампада, а все иконы были прибраны чистыми вышитыми полотенцами.

На видном месте находилась большая копия с картины Васнецова «Богоматерь, несущая миру спасение», которую подарил школе сам художник.

Вера, молитва и труд − вот базовые принципы педагогического процесса, в результате которого происходит становление православного человека.

 

Друзья

Среди друзей Рачинского было много выдающихся людей той эпохи. Назовем, хотя был Святителя Николая Японского и графа Сергея Дмитриевича Шереметева.

Но особое место в жизни и деятельности Рачинского занимал обер-прокурор Святейшего Синода Константин Петрович Победоносцев (1827-1907). Не случайно историк Николай Дмитриевич Тальберг называл Победоносцева «лучшим другом Рачинского». Уважение к народным традициям и к русской культуре − базовая установка, общая для них обоих.

Осознать сделанное Рачинским для народного образования, можно только поняв значение для России деятельности Победоносцева. Оба они понимали необходимость выхода России «из того лабиринта противоречий, в который завела нас наша внутренняя история настоящего времени – расширение нашего умственного горизонта и сужение кругозора духовного…».

Суть этих противоречий они усматривали в том, что стремление образованной части общества к умственному развитию заслонило их духовное развитие. То есть, умственное познание шло в ущерб спасению души. О чем мы уже начали говорить в разделе «Прогресс как соблазн».

Каждый на своем жизненном посту они не жалели сил и средств, для просвещения русского народа. В 1880 году Рачинский писал в Петербург Победоносцеву: «То, что я делаю, превышает мои денежные средства. Для того чтобы продолжать (а остановиться невозможно − столько нависло на мне человеческих существований) − нужно отказаться на всю жизнь от личных издержек − одеться крестьянином, перейти на крестьянскую пищу. Через несколько лет будет поздно, − приближается старость.

В нравственном отношении это тоже необходимо. Нужно завоевать себе право читать Евангелие детям, не краснея за себя».

На дело народного образования, на школы им создаваемые, Сергей Александрович Рачинский потратил все свое стотысячное состояние. Всего к началу ХХ века по его инициативе и в основном на его средства было построено около 30 школ.

В одном из писем Государю начала 1880 годов Победоносцев писал о деятельности Рачинского:

«Впечатления петербургские крайне тяжелы и безотрадны. Жить в такую смутную пору и видеть на каждом шагу людей без прямой деятельности, без ясной мысли и твердого решения, занятых маленькими интересами своего «я», погруженных в интриги своего честолюбия, алчущих денег и наслаждения и праздно болтающих, – просто надрывает душу.

Добрые впечатления приходят лишь изнутри России, откуда-нибудь из деревни, из глуши. Там еще цел родник, от которого дышит еще свежестью, а отсюда и наше спасение. Там есть люди с русской душой, делающие доброе дело с верою и надеждою.

Не угодно ли, Ваше Величество, я покажу Вам одного такого человека. Все-таки отрадно хоть одного такого увидеть. На досуге извольте прочесть прилагаемые письма. Если Вы сочувственно примете их, то не пожалеете, что читали.

Это письма приятеля моего, Сергея Рачинского, доброго и честного человека. Он был профессором ботаники в Московском университете, но когда ему надоели там распри и интриги между профессорами, он оставил службу и поселился в своей деревне, в самой глуши Бельского у[езда] Смоленской губ[ернии], вдали от всех железных дорог.

Живет он там безвыездно вот уже десять лет и посвятил всего себя сельским школам, которыми занимался с утра до ночи, в каком духе, изволите увидеть из писем.

Он подлинно стал благодетелем целой местности, и Бог послал людей – из священников и помещиков, которые с ним работают. Отрадно читать его письма: от них веет новым и здоровым, ободряющим духом. Тут не болтовня, а дело и истинное чувство…».

 

Классическое образование для деревенской школы

Хотя жизнь Рачинского как школьного учителя была связана с начальной, народной сельской школой, он был убежденным сторонником классического образования.

Когда в начале ХХ века в России развернулась дискуссия о реформе средней школы и некоторые педагоги либерального толка ратовали за упразднение классического образования, Рачинский в 1901 году издает сборник статей по реформе школы под названием «Absit omen!»[20].

В этой своей последней публикации он выступил в защиту традиционного курса на преподавание в большом количестве древних языков (латинского, греческого), оговаривая при этом, что «никто не берет на себя труда отличить этот классицизм от превратных способов преподавания древних языков, внедрившихся в нашу среднюю школу»[21].

Во всемерном утверждении традиций классического образования Рачинский видел определенное противоядие от радикальных увлечений молодежи. Преподавание древних языков и математики должно при этом сопровождаться усилением религиозного компонента в школьном образовании, поскольку «в этом отношении наша интеллигенция слишком часто обнаруживает невежество, по истине изумительное. Этот пробел должен быть заполнен правильною постановкою преподавания Закона Божия»[22].

Зато он выступал за ограничение преподавания в низших классах средней школы естествознания и истории, как «наук детскому разумению совершенно недоступных».

Свою позицию он обосновывал тем, что преждевременное преподавание этих предметов «может породить в детях бессознательное отвращение к этим наукам, для дальнейшего развития столь существенным»[23].

Сергей Александрович был также категорически против идеи, так называемой демократизации образования, в ущерб присущей классическому образованию элитарности, которую подчеркивали, в том числе и древние языки. В отличие от начального – продвинутое образование, только потому и сохраняет свое качество, что оно – не для всех: «замена в средней школе, дисциплин требующих умственной самостоятельности, теми которые требуют лишь напряжения, часто бессистемного памяти, при обязательности так называемого «сердечного отношения» к учащимся, неминуемо увеличит в значительной мере количество выдаваемых средней школой аттестатов зрелости…

Отсюда ежегодно усиливающийся наплыв в университеты массы недостаточно подготовленных слушателей и неизбежно роковое понижение университетского преподавания»[24].

Итогом такой пагубной образовательной политики будет «размножение умственного пролетариата» и как следствие, неизбежное нарастание напряженности в обществе. Рачинский отмечает негативные «явления, происходящие на наших глазах, за последние десятилетия в общественных сферах Отечества. Умственная пустота и нравственная шаткость одновременно повергли нашу интеллигенцию к ногам самых разнообразных идолов.

Л. Толстой, Ницше и Карл Маркс, конституционализм и анархия, буддизм и католичество, национализм и всечеловечество, делили между собой на непримиримые лагеря российский грамотный мир»[25].

Отметим уже сейчас, что «размножение умственного пролетариата» уже давно было ахиллесовой пятой российского продвинутого образования. Это также была одна из проблем, решение которой выпало на долю Императора Николая II. И Он решил ее, как и Рачинский, справедливо полагая, что надо не упрощать систему образования и воспитания, не стремиться свести ее к некому «среднему» знаменателю, но нужно стремиться к дифференциации педагогического процесса.

Рачинский также выступал против самой идеи равенства умственных и духовно-нравственных качеств человеческой личности. Каждый человек индивидуален и неповторим.

Нет и не должно быть равенства между учениками в духовной, нравственной и умственной сферах их развития − таково убеждение С.А. Рачинского.

«Жажда равенства», распространившаяся в русском обществе в последнее время, в том числе и в сфере образования, приведет впоследствии к торжеству посредственности и «серости» в России, предупреждал русский народный учитель. «Тысячи бездарностей будут вправе почитать себя равными более даровитым, более сведущим своим сверстникам»[26].

Верная теория верно предсказала факты.

Не удивительно теперь, что программа Татевской школы представляла собой, если можно так выразиться, систему классического образования для народной, сиречь все-таки начальной, школы. Рачинский считал ее учебной задачей − формальное развитие ума с помощью все тех же двух средств, помимо коих еще доселе ничего не найдено − древних языков и математики.

И вот для народной сельской школы он предложил такую систему классического образования, где роль древнего языка (греческого и латыни − в гимназии) исполнял язык церковно-славянский, а математические знания давались в изучении арифметики, причем особое значение Сергей Александрович придавал устному счету.

Но сначала – о языке.

 

Церковнославянский учить легче

«Согласно С.А. Рачинскому, начальное обучение родному языку основывается не на русских, а на церковнославянских текстах. По его мнению, в качестве учебного материала церковнославянский текст имеет перед русским ряд преимуществ.

Среди этих преимуществ выделяются следующие[27]:

− Книжное произношение совпадает с правописанием. Требование «читай как написано» хорошо применимо к церковнославянскому языку (и неприменимо к русскому), что естественно облегчает процесс обучения.

− Раздельное обучение чтению и письму также является удобным для ученика: нет необходимости сразу запоминать два варианта одной буквы − письменный и печатный. В результате изучение алфавита занимает немного времени, и дети почти сразу могут читать.

− Речитативное церковное чтение оказывается хорошим способом борьбы с детским заиканием.

− Церковнославянские книги российскому крестьянину легче найти, чем русские.

Еще раз подчеркнем, что программа С.А. Рачинского не идеологична. Он опирается лишь на свои личные педагогические наблюдения.

Весьма любопытным в этой связи представляется его замечание о восприятии деревенскими детьми литературных текстов XIX века:

«Имею случай много читать с ними, много говорить с ними о том, что они читают. Что же делать, если вся наша поддельная народная литература претит им, и мы принуждены обращаться к литературе настоящей, неподдельной?

Если при этом оказывается, что Некрасов и Островский им в горло не лезут, а следят они с замиранием сердца за терзанием Брута, за гибелью Кориолана? Если мильтоновский сатана им понятнее Павла Ивановича Чичикова? („Потерянного рая» я и не думал заводить, они сами притащили его в школу)[28].

Если „Записки охотника», этот перл гоголевского периода, по прозрачной красоте формы принадлежащий пушкинскому, оставляет их равнодушными, а „Ундина» Жуковского с первых стихов овладевает ими?

Если им легче проникнуть с Гомером в греческий Олимп, чем с Гоголем в быт петербургских чиновников?»[29].

Строго говоря, С.А. Рачинский не может быть назван архаизатором. Он не предлагал вернуться к древнему облику богослужебного языка.

Однако его педагогический проект предполагает обращение к архаичной системе обучения.

Идеи С.А. Рачинского были близки стремлению К.П. Победоносцева сделать народное образование делом церкви. Основанная на практических наблюдениях ориентация на церковную культуру и церковнославянские тексты вполне соответствовала теоретическим построениям К.П. Победоносцева»[30].

В приведенной цитате позволю себе не согласиться с утверждением авторов, что программа Рачинского «не идеологична». Впрочем, возможно, они правы – православие не идеология, а путь. Путь ко Христу. И по этому пути и старался вести своих учеников Сергей Александрович, считая это «единым на потребу». А то, что с этим «единым» его ученики отлично считали, прекрасно писали и очень многие из них достигли и в светском смысле немалых вершин, то это, как говорят те же математики: «в качестве легкого следствия».

Ищите прежде всего Царствия Божия и правды Его. Все остальное приложится.

Между прочим, любимым учеником Рачинского был сын простого русского землепашца Саша, ставший знаменитым протоиереем Александром Петровичем Васильевым, последним духовником Царской семьи, расстрелянный в 1918 году за верность своим Царственным духовным чадам.

А на пути к Царствию Божию церковнославянский язык играл важную роль. Только зная его можно читать Писание, полноценно участвовать в богослужении в качестве чтецов и певчих. Церковному пению Рачинский придавал огромное значение.

«Тому, кто знаком с нашим богослужением, − писал он, − кто окунулся в этот мир строгого величия, глубокого озарения всех движений человеческого духа, тому доступны все выси музыкального искусства, тому понятны и Бах, и Палестрина, и самые светлые вдохновения Моцарта, и самые мистические дерзновения Бетховена и Глинки»[31].

Как видим, не только для себя считал Рачинский драгоценными высоты европейской культуры.

Рачинский указывал, что через обучение грамоте следует осуществлять духовное воспитание детей. Сергей Александрович говорил:

«Ребенок, приобретающий в несколько дней способность писать «Господи, помилуй» и «Боже, милостив буди мне грешному», заинтересовывается делом несравненно живее, чем если вы заставите его писать «оса», «усы»…».

Рачинский рекомендовал постоянно и внимательно читать в классе все Евангелия и Псалтирь.

«Псалтирь, – говорил он, – единственная священная книга, проникшая в народ, любимая и чтимая им, и того, что в ней непосредственно понятно, уже достаточно, чтобы потрясать сердца, чтобы дать выражение всем скорбям, всем упованиям верующей души…

Это высочайший памятник духовной поэзии всех веков и народов. Содержание его − цельное и вечное. Это постоянное созерцание величия и милосердия Божия, сердечный порыв к высоте и чистоте нравственной, глубокое сокрушение о несовершенствах человеческой воли, непоколебимая вера в возможность победы над злом при помощи Божией.

Все эти темы постоянно звучат одновременно, в сочетаниях разнообразия изумительного, в оборотах речи неисчерпаемой красоты, силы и нежности».

В Татевской школе Псалтырь и Часослов были в ежедневном употреблении и открывали для ребят познание церковного Богослужебного круга.

«Кто овладел, – замечал Рачинский, – хотя бы только службами Страстной седмицы, тот овладел целым миром высокой поэзии и глубокого богословского мышления…».

 

А вы так сможете?

Теперь черед математики, в преподавании начал которой, в частности устного счета, Сергей Александрович достиг невероятных успехов. Вот непосредственные свидетельства, в том числе и живописные. Одним из учеников Рачинского был известный живописец Николай Петрович Богданов-Бельский, всю жизнь благодарно вспоминавший своего учителя. Его кисти принадлежит и картина «Устный счет. В народной школе С.А. Рачинского». Она была написана в Татеве в 1895 году.

На полотне художника изображен урок арифметики. В углу класса – доска с написанной задачей. Слева от нее сидит учитель, сам Рачинский, а вокруг него – крестьянские ребятишки. Все озабочены: решают задачу. Деловая атмосфера, вернее атмосфера поиска – налицо. И при этом ощущение абсолютной внутренней свободы. Да и ведь и в самом деле, Рачинский не навязывал своим детям шаблоны, а напротив, учил их быть максимально самостоятельными, оставлял каждому свободу для творчества. Среди его учеников и не было поэтому бездельников и разгильядев.

Надо сказать, что мало кто из взрослых мог решать задачи предлагаемые Сергеем Александровичем, с той скоростью, с которой решали ее его ученики.

Александр Дмитриевич Воскресенский, ставший потом священником, а до этого помогавший Рачинскому в Татевской школе, вспоминал:

«Дня два не было С.А., и занимался с детьми я. Он оставил мне листок бумаги, в котором написал на эти дни около двадцати задач, но без ответов. Я просмотрел их и почти половины не мог решить в уме. Когда на уроке я прочитал детям одну из этих задачек, буквально через несколько секунд ко мне прибежали несколько мальчиков сказать ответ. Так заведено у С.А. На этом уроке-отдыхе, последнем вечернем уроке, Рачинский стоит или сидит в сторонке. Тот ученик, который решит задачку, подбегает к нему и шепчет на ухо ответ. Если решение верно, мальчик становится по правую руку учителя, если неверно — по левую руку.

И вот ко мне подбежали мальчики. Первый прошептал на ухо «48» и тут же вслух спросил: «Куда мне?». Другой шепнул «72» и тоже спросил: «Куда мне?». А я и сам не знаю кто из них верно решил и жду третьего ответа, чтобы решить кому где стать! Третий сказал «48», и тогда я решил его и первого поставить направо. Когда все дети перешли со своих мест ко мне направо, я расспросил одного мальчика, как он решил задачу. Тот весьма быстро и толково рассказал ход и решение задачи. Я был поражен! Я был пред ними сущий новичок! После я увидел, что они в уме множили такие числа, что я только на бумаге мог справиться с ними.

Когда приехал С. А., я рассказал ему об этом.

— Это вы с непривычки так испугались задач и, вероятно, мало знакомы с числами. Вы примите себе за правило во время уроков решать всякую задачу – разлагать в уме на первоначальные множители всякое небольшое (до тысячи) число. Тогда Вы скоро увидите в числах не трудности, не запутанность, а гармонию и поэзию!

И он тут же на доске написал мне в виде стихотворения пять строк, чему равно 365. Я только удивлялся.

Тогда он, видя мое недоумение, рассказал мне, что значат при умножении числа 15, 25, 50 и 75. Я никогда,– ни в духовном, ни в техническом училище, ни в жизни – не слыхал ничего подобного!

А все же я на первое время просил С. А. ставить для меня под задачками ответы. Если я не решу сам задачки, так хоть буду знать, куда поставить первого ученика, решившего ее.

Дети положительно изумляли меня быстротой решений. Например, я читаю им такую задачу:

«Я купил 15 коров по 24 рубля и 25 коров по 44 рубля. Сколько я истратил денег?».

Пока я договариваю вопрос, ко мне бегут половина детей с ответом «1460» и смеются: «Это очень легкая задачка!».

Оказывается, они ее решают так:

15 – это десяток и половина десятка. Следовательно 24 х 15 будет 240 + 120 = 360, а еще сокращеннее: 24 + 12 = 36 да 0 = 360. Затем 25 – это четверть сотни. Следовательно 44 х 25 = 44 : 4 = 11 сотен.

Итак, 360 + 1 100 = 1 460. И все это в три-четыре секунды! Надо будет последовать совету С. А. и поучиться, а то мне и перед детьми стыдно».

Свои задачи Сергей Александрович объединил в специальный учебник «1001 задача для умственного счета», вышедший при его жизни тремя изданиями. В настоящее время он переиздан под редакцией д.ф.-м.н., профессора Ивана Ивановича Баврина[32].

Позволю предложить любознательному читателю несколько задачек из этого задачника для крестьянских ребятишек, напомнив, что они для устного счета. Для облегчения жизни приведены ответы, в квадратных скобках за текстом задачи.

Задача 1. В течение февраля я прочел весь Ветхий Завет. Прочитывал я по 36 страниц в день. Сколько страниц в Ветхом Завете? [1008].

Неплохо, кстати попробовать повторить этот подвиг, особенно если Ветхий Завет – по церковнославянски. Усвояемость, однако, у этих старорусских селян была. Попробуйте за февраль хотя бы по-русски.

Задача 6. Куплены 31 десятина леса по 32 руб. и 28 десятин по 36 руб. Сколько стоит вся земля? [2000 руб.].

Задача 8. Некто был учителем в течение 14 лет. Сколько дней он учительствовал? [5110].

Задача 25. Сколько минут в сутках, в неделе? [1440; 10080].

Задача 34. Некто выпивает в каждый будний день по рюмке водки, а по воскресеньям выпивает 6 рюмок. Рюмка стоит 4 коп. Сколько он пропивает в год? [25 руб.].

Задача 389. Кабатчик купил сороковую бочку вина за 150 руб. Вино он разлил в 5-ведерные бочонки, приливая к каждому по ведру воды, и бочонки продавал по 25 руб. Сколько барыша? ? [100 руб.].

Задача 638. Некто в каждый будний день пропивает по 16 коп., а в каждое воскресенье столько, сколько во все будние дни недели. Сколько в год? [100 руб.].

Задача 887. Сапожник каждый день два раза посылает мальчика за водою, а колодец за полверсты, и 15 раз в месяц за водкою, а кабак за 3/4 версты. Сколько верст мальчик пробежит в год? [1000].

Задача 888. Поезд в 1 час 9 минут проезжает 50 верст. Сколько проедет он в сутки при 8 остановках, каждая в 7 минут 30 секунд? [1000].

Задача 895. Летом у меня целые сутки было открыто окно. В первый час влетел 1 комар, во второй 2, в третий 3 и т.д. Сколько комаров налетело в сутки? [300].

Задача 927. В соборе во время Всенощной горело 7 паникадил по 24 свечи. Всякая свеча стоит рубль и сгорает в сутки. Всенощная продолжалась 5 часов. На сколько сгорело свечей? [35 руб.].

Задача 928. Виноторговец купил 3 сороковых бочки вина по 5 руб. ведро, разбавил его водою, перелил в 9-ведерные бочонки и продавал вино по 5 руб. ведро. Получил он 120 руб. барыша. Сколько воды прилил он к каждому бочонку? [1½ведра].

Так как в смысле устного счета, секунд так за 40 задачку?

Но оставим это для домашних развлечений, так сказать самостоятельных упражнений.

А сейчас обратим внимание на задачи с номерами 34, 389, 638, 887 и 928. Подобных им в задачнике немало, и все носят, скажем так, негативную окраску в отношении как продающих, так и потребляющих.

Задачи эти имеют прямое отношение к еще одному аспекту деятельности Сергея Александровича на ниве народного воспитания. А именно к делу борьбы за народную трезвость.

 

С народом и за народ

А само дело стояния за народную трезвость имеет прямое отношение к народному образованию, со времен князя Владимира, самим народом рассматривавшемуся как именно православное образование. Православное же образование по своему существу включает в себя императив трезвости, ибо само его содержание предопределяет обязательное изучение текстов Священного Писания и святых отцов, где мысль о вреде и гибельности пьянства и призывы к трезвой, воздержанной, благочестивой жизни проходят красной нитью.

Так что труд сельского учителя профессора Рачинского на упомянутой ниве был прямым продолжением его основного дела жизни – дела народного просвещения и воспитания. И успехи на этой ниве у него были также незаурядны. В возрожденных им обществах народной трезвости под патронажем православной церкви, состояло к 1914 году «действительных членов» более полумиллиона человек.

А влияние их было таково, что когда Государь на время мобилизации предложил местным властям − на их усмотрение − ужесточить меры по продаже водки, то по всей Империи в неделю закрылись все кабаки. То есть, так называемый «сухой закон» 1914 года, в отличие от антиалкогольной кампании 1985 года, или сухого закона 1920-х годов в США был просто Высочайшим санкционированием народной воли.

 

Небольшая предъистория

Первые общества трезвости появились в России в 1858 году. Народ восстал против откупной системы, существовавшей тогда в России. Что она из себя представляла читатель может получить вполне художественное впечатление, ознакомившись с балладой «Богатырь» графа Алексея Константиновича Толстого. Коротко говоря, водка была дорогой и скверной. Да и разбавляли ее, хорошо если водой, как в выше приведенных задачах. А наживали, заметим, миллионы. Не такие лихие, конечно, как в 1990-е, но для тех времен было достаточно круто. Полиция была водочными деньгами подмазана, и не только полиция.

И терпеливый, но тогда еще православный русский народ возмутился, причем в бунт, бессмысленный и беспощадный, не ударился. А просто бросил пить. Завязал. Совсем. Синод – поддержал, хотя и на Синод наезжали сильно, больно большие деньги были замешаны.

Беспрецедентные в истории России четыре года, когда сам народ отказался от хмельной отравы и вел трезвую жизнь, завершились отменой откупной системы. Ее заменили акцизом.

Но кончилась народная трезвость очень по-русски. Откупщики, прежде чем окончательно распрощаться с неверными клиентами, устроили практически даровую раздачу водки по всей стране. Народ не удержался и решил напоследок выпить, так сказать, за победу.

С тех пор и отмечал. В 1863 году закрылось последнее общество трезвости. За ненадобностью[33].

И хотя по расчетам социологов и статистиков, пили тогда на Руси, по крайней мере, раз в десять, чем нынче, деньги на это уходили изрядные, и иногда приносили убыток казне весьма ощутимый.

Один, но очень яркий пример[34].

 

Хорошо погуляли!

Алексей Сергеевич Ермолов (1846-1917), министр земледелия и государственных имуществ Российской Империи в 1894-1905 году, академик Императорской Академии Наук, почетный член Русского географического общества, член Государственного Совета с 1905 года, в своей книге «Наши неурожаи и продовольственный вопрос» разбирает продовольственную ситуацию в неурожайном, а для некоторых губерний и голодном 1906 году. В урегулировании этой ситуации он принимал, заметим, непосредственное участие.

При этом он заостряет внимание на факте «печальном и как бы противоречащем тому, что говорится о поголовной народной нищете, об остром и всеобщем голодании в пострадавших от неурожая губерниях.

Это именно, не сократившееся, а местами даже возросшее потребление вина, поглотившее, невзирая на постигшее население бедствие, громадные суммы народных денег»[35].

Он, в частности, приводит данные о поступлении питейного дохода за 12 месяцев 1906-1907 годов в сравнении с двумя такими же предшествующими периодами по наиболее пострадавшим от голода 12-ти губерниям. За период с 1 мая 1906 года по 30 апреля 1907 года от казенной продажи питей поступило дохода 130 505 тыс. рублей, за тот же период 1905-1906 годов – 129 943 тыс. рублей, за тот же период 1904-1905 годов –115 454 тыс. рублей соответственно.

Следовательно, за голодный год население истратило на водку в этих бедствовавших губерниях на 562 тыс. руб. больше, чем в предыдущий год, и на 15 051 тыс. руб. больше, чем за такой же период 1904-1905 год[36].

Рубли же тогда, заметим, были золотые.

Ермолов резюмирует:

«В кампанию 1906-1907 годов было израсходовано на ссудную помощь населению в тех 12-ти губерниях, о которых здесь идет речь, 128 миллионов 329 тысяч рублей.

Пропито же в них за 12 месяцев, с 1 мая 1906 года по 30 апреля 1907 года вина на сумму 130 миллионов 505 тысяч рублей,

то есть на 2 миллиона 176 тысяч рублей более той суммы, которую население в этих губерниях получило за предохранение его от голода и на обсеменение его полей»[37].

Чтобы наглядно представить масштаб приведенных цифр, обратимся к недавно закончившейся по отношению к описываемым событиям русско-японской войне и понесенных в ней расходов. Прежде всего, в оценим потери флота, военно-морского и иного имущества, захваченного японцами в Порт-Артуре.

Итак, по стоимости кораблей. В качестве примера:

Известный всем легкий бронепалубный крейсер-разведчик «Варяг», построенный в США, обошелся России в 4 млн. 233 тыс. рублей (или 2 млн. 138 тыс. долларов)[38].

Броненосец типа «Петропавловск» стоил от 10 до 11 млн. рублей, а таких в Порт-Артуре был не один. Столько же примерно обходился казне броненосец типа «Пересвет». Броненосцы типа «Суворов», погибшие при Цусиме, − порядка 14-15 млн. рублей каждый.

По различным, весьма сходным между собой оценкам, стоимость кораблей, потерянных в русско-японскую войну, с учетом военной инфраструктуры Порт-Артура составила от 225 до 255 миллионов рублей[39].

То есть, порядок затрат понятен.

Как видим, бедные угнетенные царизмом русские крестьяне, только в 12 из 90, при этом неурожайных губерниях, за два года послевоенных года пропили больше стоимости почти всех кораблей Балтийского и Тихоокеанского флотов Империи вместе взятых, а также вооружений, уничтоженных и захваченных японцами в Порт-Артуре!

Справедливости ради, Ермолов отмечает, что в урожайных губерниях пили все же больше.

Хорошо гуляли!

Борис Юрьевский в книге «Возрождение деревни» приводит мнение крепкого 70-летнего русского мужика А.В. Байкова, жителя деревни Конной Сычевского уезда Смоленской губернии, одного из тех крестьян, для которых аграрная реформа, связываемая с именем Столыпина, стала началом не просто новой, но настоящей жизни.

Юрьевский пишет:

«Байкову теперь 70 лет, но это бодрый человек, продолжающий трудиться на благо своего родного края. Байков уже давно нажил крупное земельное и денежное состояние, но продолжает жить попросту, по старинке… «Лучше ли стало жить на хуторах и отрубах? – говорит А.В. Байков. – Да, лучше и много лучше, но одна беда – это праздники и связанное с ним пьянство»…»[40]

Свое возмущение поведением легкомысленных односельчан Байков заканчивает словами:

«А иностранцы еще говорят, что наш мужик беден!

Да нехай любая наикультурнейшая страна в свете попробует при летнем периоде в 5-6 месяцев, а не в 9-10, как в Западной Европе, пускай, говорю, попробует отпраздновать 200 дней в году, да притом по преимуществу летом, – да у них и потрохов не останется…»[41].

Хотя приведенные примеры относятся к времени уже после смерти Рачинского, но принципиально ситуацию описывают. У Сергея Александровича были основания заботиться о народном здоровье и душевном и физическом. Еще две наглядные иллюстрации.

 

 «Согласие» трезвости

Сам А.С. Рачинский в своей заботе о народной трезвости, не высказывал пожелания административных мер, но ставил во главу угла, личный подвиг трезвости, подкрепленный церковным обетом. При этом в своем «Татевском согласии трезвости» он неоднократно подчеркивал, что такой обет может взять на себя, только по-настоящему воцерковленный человек, дабы не стать клятвопреступником.

Сергей Александрович четко сформулировал главное правило утверждения трезвой жизни: православная трезвенная работа может быть плодотворной только при церковном приходе. Только под благодатным воздействием Церкви возможно исцеление человеческих душ от пороков. Эту мысль он повторял до самой своей смерти.

Мысль Рачинского организовать общество «согласие» трезвости была встречена сочувственно большинством его, уже взрослых, учеников. 5/18 июля 1882 года, в день именин Сергея Александровича, после молебна преподобному Сергию Радонежскому им самим и его учениками был произнесен в церкви торжественный обет полного воздержания от алкоголя.

Пример личной абсолютной трезвости основателя Татевского «согласия» оказался очень действенным. В письме, адресованном 21 декабря 1890 года студентам IV курса Казанской Духовной академии, Рачинский пишет: «Пока я держался умеренности, все мои речи оставались гласом вопиющего в пустыне. Все со мною соглашались, никто не исправлялся. С тех пор, как я дал и исполняю обет трезвости, за мною пошли тысячи».

Главным мотивом присоединения к обществу трезвости могло быть только «желание жить жизнью, Богу угодною», «жить в Боге и для Бога». Главное направление православной трезвенной работы – это практическое осуществление заповедей Божиих.

Народ чувствовал, что губительный порок пьянства гасит в душе свет правды Христовой, а потому живо интересовался беседами о Православной вере.

В год начала деятельности «согласия» его ядро составляло несколько человек – в основном бывшие ученики Рачинского, ставшие учителями в его школе. Дело в том, что всем способным ребятам Сергей Александрович давал средства на дальнейшее образование. Многие получи таковое возвращались к своему учителю. Через восемь лет, к 1890 году число участников «согласия» превысило тысячу человек.

Еще больше было единомышленников по всей единой и неделимой. Татевское «согласие» трезвости послужило образцом для тысяч подобных обществ в России и положило начало грандиозному движению за трезвость в Русской Православной Церкви. Татево становится своеобразным духовно-нравственным центром православной трезвости России.

Победоносцев высоко оценивал деятельность Рачинского. Накануне 1882 года он писал царю Александру III: «Когда-то, в минуту уныния, я представлял вашему величеству письма Рачинского в виде утешения, чтобы показать, какие есть люди, работающие в темных углах с бодростью духа и с верою в успех, делающие великие дела в малом кругу своём»[42]

В 1883 году Константин Петрович направил Государю письмо Сергея Александровича об усилении пьянства в крестьянской среде. Александр III ответил:

«Прочел с интересом письмо Рачинского. Дай Бог нам развязаться наконец с этим вопросом. Действительно, кабак – это гибель России…».

 

Церковно-приходская школа – народная школа России

 

Продолжение допетровской школы

Как уже было сказано, русская школа возникала и 7 веков существовала как церковная школа. Сергей Александрович Рачинский явился воссоздателем русской школы.

Уже в наши дни земляк и исследователь педагогического творчества Рачинского отметил: «Ориентируясь на славянофильские философские предпосылки, С.А. Рачинский утверждал, что истинно народное воспитание и обучение возможно лишь на религиозно-нравственной и национальной основе. Ему удалось создать такую школу в селе Татево Смоленской губернии, в деятельности которой были реализованы сформулированные им цели и задачи.

Эта школа по своему характеру и содержанию обучения во многом явилась продолжением той школы, построенной еще в допетровскую эпоху»[43].

Гениальность С.А.Рачинского проявилась в том, что он не просто почувствовал и понял потребность народа в такой школе, он создал ее практически, показал ее возможность. Существование Татевской школы вдохновляло друга, единомышленника и соратника Рачинского - выдающегося общественного и церковного деятеля России К.П. Победоносцева в великом деле народного просвещения и организации церковно-приходской школы.

Рачинский выступал против западной системы светского образования, оторванной от Церкви, которая внедрялась в русские школы, в том числе начальные земские, через Министерство Народного Просвещения. Сергей Александрович подчеркивал, что отход от православных традиций приведет не просто к снижению качества образования, но и к духовно-нравственной деградации подрастающих поколений.

Одно из проявлений этой деградации – пьянство и алкоголизм.

Они сильнее всего поражали именно безбожные страны Западной Европы. Россия никогда не была пьяной и не будет, указывал Рачинский, если не пойдет по пути разрушения русской духовной культуры.

Симфония церковной и светской деятельности в общественной жизни целиком отвечала народному идеалу. Как известно этот идеал был выражен в понятии триединства – Православие, Самодержавие, Народность. В Татевской школе по этому идеалу и строилось обучение крестьянских детей. Потому-то именно школа Рачинского была взята обер-прокурором за образец при возрождении церковно-приходских школ в России.

 

Школа добрых нравов и христианской жизни

Победоносцев также как и Рачинский считал: «Народная школа должна быть не только школой арифметики и грамматики, но, прежде всего, школой добрых нравов и христианской жизни». Обер-прокурор ратовал «за преобладание в русской школе церковного элемента, когда главным предметом является Закон Божий».

Одним из основных дел для Константина Петровича стало воссоздание системы церковно-приходских школ, в которых не было гнета идей западноевропейской педагогики. За образец Победоносцев взял Татевскую школу Рачинского.

Так скромный сельский учитель и Обер-прокурор Св. Синода поставили русскую народную школу на путь самобытного развития духовных, нравственных, умственных и художественных даров русского народа.

Начало этого пути – храм Божий. Цель пути – духовное преображение всей народной жизни заповедями Спасителя, в принципе немыслимое для материалистического запада

«Такого образования и воспитания, – писал Сергей Александрович, – не получал еще ни один народ мира.

Пусть получит его народ русский, который должен сказать свое жизненное слово прочим народам востока и запада, ждущим нового откровения. И, без сомнения, он скажет его, если просвещение русского народа произойдет в строго-христианском духе».

Основным документом, которым регулировалась система православного просвещения народа были «Правила о церковно-приходских школах», разработанные К.П. Победоносцевым, во многом на основании педагогических разработок Рачинского. На докладе, приложенном к этим правилам, Государь начертал: «Надеюсь, что приходское духовенство окажется достойным своего высокого призвания в этом важном деле».

Формально дело выглядело так. В 1882 году при Святейшем Синоде была создана комиссия, на которую была возложена задача «всесторонней разработки и ближайшего обсуждения вопроса об обеспечении за духовенством участия в деле народного образования, а также об изыскании источников для оказания поддержки в этом деле». К 1884 году комиссия разработала «Положение о Церковно-приходских школах», которое было утверждено Государем Императором Александром III 13 июня 1884 года.

«Положение» выводили церковно-приходские школы из подчинения Министерства Народного Просвещения. Педагогический опыт Татевской народной школы стал успешно внедряться по всей империи. Церковно-приходские школы открывались приходскими священниками или, с их согласия, другими членами причтов.

В них преподавали Закон Божий, Священную историю и краткий курс катехизиса, объясняли Богослужение, обучали молитвам. Кроме этого ученики обучались церковному пению, чтению церковной и гражданской печати, письму, а также усваивали навыки арифметических действий. В школах двухклассных, рассчитанных на четыре года обучения, преподавали сверх того начальные сведения из истории Русской Православной Церкви и Отечества.

Из этих школ, по мысли Победоносцева и Рачинского должны были выйти и будущие священнослужители, устойчивые к заразе семинарского латинско-протестантского духа. Судя по всему, они и вышли. Количество новомучеников за Христа из духовенства от безбожной власти убиенных, убедительное тому свидетельство.

Создание Победоносцевым национальной школы в России придало силы его другу из сельской глубинки России на дальнейшие труды народного просвещения и вызвало его горячее одобрение:

«Смелый Ваш эксперимент с восстановлением церковной школы, при всех недостатках, всё-таки обнаружил в среде сельского духовенства такой запас новых сил, на какой не могли рассчитывать и крайние оптимисты, и именно эти силы нам нужны в настоящий момент повального безумия в среде образованных мирян».

 

Церковно-приходская школа и современная средняя

Церковно-приходские школы нового образца, как и Татевская школа Рачинского, взятая за образец, ставили своей задачей не просто научить детей читать, писать и считать, но дать им «классическое образование в сельском варианте». Целью было как приобщение к сознательной духовной жизни в Православной церкви, так «и начало развития интеллектуальных и эстетических способностей, характерных для более высокого типа образования.

Характерно, например, отношение к изучению церковно-славянского языка, в котором видели не только язык господствующей Церкви, но и возможность войти в традиционный культурный мир и уникальное средство развития формальных способностей ума, аналогичное тому, которое латынь и греческий играли в гимназическом образовании.

Народное образование в церковно-приходских школах несло в себе поэтому также и элементы фундаментального образования.

Не случайно известный российский математик академик В.И. Арнольд, оценивая новый проект реформы российского образования в начале XXI века, отметил, что во многих отношениях современная «модернизируемая» школа предъявляет меньшие интеллектуальные требования, чем четырехлетняя (двухклассная) дореволюционная церковно-приходская школа[44]«[45].

Со своей стороны, автор, на основании опыта преподавательской деятельности, может констатировать, − значительно меньшие требования.

Ниже мы увидим, что даже курс советской средней школы, на порядок превышавшей по качеству образования современную эрэфовскую, «наиболее полно соответствует так называемым «высшим начальным училищам»« по закону 1912 года. Лишь некоторые лучшие советские школы и только по отдельным предметам, например, по геометрии, изучавшейся по дореволюционному учебнику Киселева, достигали уровня гимназий»[46]. Что уж говорить про нынешние.

 

Расцвет

Вплоть до Февральского переворота стремительно росли церковно-приходские школы по всей России, не исключая самых глухих сел.

Динамика была такова. Если в 1880 году по стране насчитывалось всего 273 церковно-приходских школы с 13 035 учащимися, то после введения «Положения» и выделения государственных средств на их содержание, число их стало быстро расти.

После публикации Положения к концу 1884 года имелось 5 517 школ с 137 313 учениками, то к 1902 году их было уже 43 696 с 1 782 882 учениками[47], а на 1 января 1905 года – 43 893 школы с 1 923 698 учениками»[48].

На этот год церковно-приходские школы составили чуть меньше половины всех начальных школ в стране. В дальнейшем, не смотря на рост числа учеников, число церковно-приходских школ несколько уменьшилось. Частично благодаря их укрупнению за счет постройки новых больших и красивых зданий для них по программе «школьных сетей» Императора Николая II.

В 1913 году в 37 590 церковно-приходских школах обучалось 2 010 191 учеников, из них 1 291 920 мальчиков и 718 270 девочек. На 1 сентября 1913 года в России существовало 74 епархиальных женских училища с 28 671 ученицей и 13 женских училищ духовного ведомства с 2 177 ученицами.

Но и в начальных училищах Министерства Народного Просвещения, благодаря последовательной политике Императора, удалось в значительной мере усилить православную компоненту в образовании. Советский статистик Адольф Григорьевич Рашин в 1956 году писал, что «после революции 1905 года понизился удельный вес учащихся в церковно-приходских школах в общей массе учащихся начальных школ. Но в эти же годы реакционная политика правительства, в частности чистка учителей в министерских школах, приводила к тому, что отличия между церковно-приходскими и министерскими школами нередко стирались»[49].

Так что, народная школа, созданная дружными усилиями двух великих русских людей Константина Петровича Победоносцева и Сергея Александровича Рачинского, при неуклонной поддержке императоров Александра III и Николая II, просвещала русский народ вплоть до Февраля 1917 года.

 

Народная поддержка

Церковно-приходская школа, созданная по образцу Татевской народной школы, пришлась по сердцу русскому народу. Прямым следствием этого была щедрая поддержка ее народными, местными средствами.

«История существования церковно-приходских школ за 27 лет (с 1884 по 1910) показала, что духовенство сумело организовать и прочно поставить на ноги образовательный и воспитательный процесс в церковно-приходских школах в значительной степени именно на местные средства − свыше 123 млн. руб. Причем средств этих с каждым годом поступало все больше и больше.

По данным за 1910 год, духовное ведомство имело местных средств по церковным школам всех типов до 8 500 000 руб., т.е. в среднем на одну школу около 250 руб. и на одного учащего свыше 200 руб.

По сравнению с предыдущим 1909 годом местных средств поступило на 914 389 руб. больше. Несомненно, что момент, в который поднимался вопрос об уничтожении ЦПШ[50], был крайне неблагоприятен для серьезных мероприятий по обеспечению названных школ местными средствами[51].

7 июня 1912 года Государственной думой был принят законопроект, в котором были предусмотрены денежные средства выдачи вознаграждений и периодических прибавок учителям и учительницам ЦПШ, а также вознаграждения законоучителям и обучающим Закону Божьему. Были предусмотрены кредиты на оборудование и ремонт зданий, а также на строительные надобности и покупку зданий для ЦПШ[52].

В целом положение церковно-приходских школ оставалось неизменным до Февральской революции»[53].

 

Гибель русского народного образования

Революция 1917 года уничтожила легальное православное образование в России.

Характерно, что народное православное образование уничтожило уже благоверное Временное правительство, за которое усердно молились многие из клира бывшей православной империи. Именно оно отняло у Церкви и национализировало все принадлежащие ей общеобразовательные школы, оставив ей пока семинарии и епархиальные училища[54].

О деятельности благоверного правительства в отношении продвинутого отечественного образования у нас еще будет случай поговорить. Но думается, общая линия вырисовывается уже сейчас достаточно отчетливо.

Большевички уже добивали, что осталось.

Так называемое Советское Правительство в декабре 1917 года издало Декрет о передаче всех церковных школ в Комиссариат просвещения, т.е. лишило уже окончательно Церковь всех училищ, семинарий, академий и всего связанного с ними имущества.

В январе 1918 года публикуется Декрет об отделении Церкви от государства и школы от Церкви. Этим декретом запрещалось преподавание религиозных вероучений во всех государственных и общественных, а также частных учебных заведениях, где преподаются общеобразовательные предметы.

Отныне граждане могли обучать и обучаться религии только частным образом, причем понятие «гражданин» распространялось лишь на взрослых людей[55]. На четверть века всякое легальное православное образование в России прекратилось. Народное же православное образование и близко не восстановлено по сей день.

 

Императорское благоволение

По милости Божией ни Константину Петровичу, ни Сергею Александровичу, не довелось увидеть крушение дел своей жизни. Хотя о многом они могли догадываться, но настолько могучей и цветущей была Российская Империя, что представить то, что произошло в 1917 году, было трудно.

Это трудно представить даже сейчас, уже зная все.

На закате жизни многолетние труды Сергея Александровича были отмечены с высоты престола. В день своего рождения 2 мая 1899 года, он, как пишет современник «был утешен Высочайшим рескриптом Государя Императора».

Приведем текст этого документа:

 

«Высочайший рескрипт,

данный на имя почетного попечителя церковно-приходских школ четвертого благочинского округа Бельского уезда, Смоленской епархии Сергея Рачинского.

 

«Сергей Александрович.

Обширное образование ваше и опытность, приобретенные на государственной службе в Московском университете, посвятили вы с ранних лет делу просвещения посреди населения, наиболее в нем нуждающегося.

Поселясь безвыездно в отдаленном родном имении, вы явили для всего благородного сословия живой пример деятельности, соответствующей государственному и народному его призванию.

Труды ваши по устройству школьного обучения и воспитания крестьянских детей в нераздельной связи с церковью и приходом послужили образованию уже нескольких поколений в духе истинного просвещения, отвечающем духовным потребностям народа.

Школы, вами основанные и руководимые, состоя в числе церковно-приходских, стали питомниками в том же духе воспитанных деятелей, училищем труда, христианских добрых нравов и живым образцом для всех подобных учреждений.

Близкая сердцу Моему забота о народном образовании, коему вы достойно служите, побуждает Меня изъявить вам искреннюю Мою признательность.

Пребываю к вам благосклонный

Николай

Царское село.

2 мая 1899 года»

 

Вместе с рескриптом Рачинскому была пожалована пенсия в 3 000 рублей, о которой он шутливо говорил своим ученикам, что отныне его жизнь стала драгоценной. Впрочем, как прежде свое состояние он тратил всю ее на школы и учеников. До своего последнего часа.

 

Не хлебом единым…

Признание его заслуги с высоты Престола обрадовало и ободрило Рачинского и дало ему силы продолжать труды, несмотря на то, что последние годы, начиная с 1896 года он стал резко слабеть. Несмотря на его сравнительно небольшой возраст, его все чаще именовали старцем, с каким-нибудь почтительным эпитетом. Он даже вынужден был оставить любимое преподавание и любимую каморку в школе, и переехать в огромный родительский дом, который он до конца содержал в образцовом порядке, что даже удивляло, например его племянницу Ксению Баратынскую. Так не сочетались в ее глазах роскошные комнаты с семейными портретами с аскетическим образом жизни их владельца, который и бывал в них только с гостями.

Но Сергей Александрович, считал своим христианским долгом поддерживать красоту, доставшуюся ему от предков. Красота это служила не только ему, но России.

Тем не менее, посильные труды, несмотря на слабость, он продолжал, не теряя бодрости духа. Сергей Александрович любил повторять, что духовный хлеб наш насущный есть «…доброе и бодрое делание в какой-нибудь области, общественной или практической.

Бодрость же и радость и мир на трудном поприще добра невозможны тому, кто… не сознает себя членом вечного целого, того града Божия, в коем есть место, и смысл, и похвала всякому самому малому подвигу, ободрение всякой немощи».

Несмотря на быстрое и резкое падение сил, кончины Сергея Александровича все-таки никто не ждал. Вечером 1 мая, после обычно проведенного дня, он почувствовал боль в ноге. Это был признак закупорки вен. Однако никто не усмотрел близкой опасности.

Утром 2/15 мая 1902 года, в день Св. Бориса и Глеба, в 69-ю годовщину своего рождения, он встал, как обычно, рано, а в девять часов утра, выпив кофе, прилег, как это часто в последнее время бывало, отдохнуть с газетой в руках, заснул и более не просыпался.

Давний друг Сергея Александровича Рачинского граф Сергей Шереметьев писал:

«2-го мая 1902 скончался в с[еле] Татеве С.А. Рачинский. Две тяжелые утраты, одна за другой на расстоянии месяца!».

Первая тяжелая утрата для всего русского народа, о которой говорит граф, – это злодейское убийство министра внутренних дел Дмитрия Сергеевича Сипягина 2 апреля 1902 года.

Последние слова раненого министра запомнились многим его современникам:

«Тяжело умирать только неверующим. Бог видит, что я никому не желал зла».

«Всего за несколько дней перед его кончиной, – отметил граф С. Шереметьев о Рачинском, – мною были получены следующие строки Сергея Александровича по поводу событий 2-го апреля:

«Можете себе представить, какое горе за Россию… какой жгучий стыд возбудило у нас, как и везде, ужасное событие 2-го апреля! Язык немеет перед подобными ужасами…

Только и отдыхаешь в мире церковном и школьном. Никогда в наших краях церкви и школы не были так переполнены, как прошедшей зимой…

Справился с тремя экзаменами. Как-то дальше Бог поможет? Я очень болен и слаб…».

Это письмо Рачинского, написанное им 23 апреля 1902 года, было одно из последних.

Неоднократно в жизни своей повторял неутомимый труженик слова из Священного Писания:

«Не хлебом единым жив будет человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Мф. 4: 4).

Именно эти слова написаны на памятнике Сергею Александровичу Рачинскому, похороненному на Татевском кладбище.

 

На пути к всеобщему образованию

 

Расцвет русской школы при Николае II

Совместные труды русского Императорского правительства, направляемых августейшею волею, и подвижников народного образования, привели к стремительному росту школьного дела в Империи, и как следствие к росту народной грамотности, по любой ее оценке. Родители в массе своей перестали бояться отправлять ребенка в школу.

Большую роль в развитии народного просвещения сыграл Именной Высочайший Указ Правительствующему сенату «Об укреплении начал веротерпимости» от 17 апреля 1905 года. Согласно Указу, с миллионов русских старообрядцев снималось клеймо «раскольники»:

«5) Установить в законе различие между вероучениями, объемлемыми ныне наименованием «раскол», разделив их на три группы: а) старообрядческие согласия, б) сектантство и в) последователи изуверских учений, самая принадлежность к коим наказуема в уголовном порядке»[56].

Представителям первых двух групп было позволено учреждать свои школы, низшие и средние, внося лишь свои средства. До этого времени старообрядчество в России имело только две разрешенные правительством школы. Одна из них была в Риге, названная по имени основателя «Гребенщиковской», другая в селе Бугровка, в 12 верстах от Нижнего Новгорода за Волгой, построенная на средства миллионера-беглопоповца Н.А. Бугрова. Остальные старообрядцы получали образование дома или в нелегальных школах. Это опять на тему достоверности переписи 1897 года.

«Старообрядческие школы по все России начали расти после 1905 года с такой быстротой, как полевые цветы в раннюю весну»[57]. За короткое время были открыты тысячи школ, а в 1911 году Совет Министров разрешил открыть богословско-учительский Институт для подготовки кадров преподавателей. Начавшаяся мировая война помешала осуществлению этих, как и многих других мирных планов русских людей, а затем наступил 1917 год.

Но до сих пор десятилетие перед революцией сами древлеправославные зовут «золотым веком старообрядчества». В том числе и старообрядческого просвещения. И с благодарностью вспоминают Именной Высочайший Указ 17 апреля 1905 года. Старообрядцам больше не надо было скрывать свою грамотность, что также улучшило статистику грамотности Империи.

Спокойные и планомерные усилия Императора Николая Александровича, в том числе по созданию «школьных сетей» вызвали небывалый за всю историю России рост народной грамотности.

Вот что говорит «Объяснительная записка к отчету государственного контроля по исполнению государственной росписи и финансовых смет за 1911 год»:

«...В 1906 году Министерством Народного Просвещения был выработан проект введения всеобщего обучения.

Хотя закон о всеобщем обучении не издан до настоящего времени, но основные начала министерского проекта получили 3 мая 1908 года силу закона, и с этого времени начинается широкий отпуск средств на народное образование и планомерное открытие школ, имеющее своей конечной целью обеспечить доступность начального обучения для всего населения Империи.

В основание мер по введению всеобщего обучения положено взаимодействие правительства и местных организаций (земств, городских общественных управлений)»[58].

Записка оканчивается оптимистическим выводом:

«Подводя итоги всему вышеизложенному, следует сказать, что русская начальная народная школа, до весьма недавнего времени существовавшая главным образом на счет местных средств, ныне же поддерживаемая крупными отпусками из средств казны, развивается в центральных великорусских и малороссийских губерниях достаточно быстрым ходом при должном взаимодействии правительства и местных организаций, и что достижение здесь в недалеком будущем общедоступности начального обучения можно считать обеспеченным»[59].

 

Немного статистики

Приведем некоторые числовые данные о состоянии народной грамотности в Российской Империи. К концу 1914 года в России насчитываюсь 123 745 начальных учебных заведений, принадлежавших различным ведомствам – 80 801 ведомства МНП, 40 530 ведомства православного исповедания и 2 414 других ведомств[60].

По данным однодневной школьной переписи, проведенной 18 января 1911 года, начальную школу посещало 43% детей в возрасте от 8 до 11 лет[61]. В 1914 году в начальной школе училось 7.8 млн. детей той же возрастной категории[62].

В целом по России к 1 января 1914 года получало образование 9 053 399 человек[63].

«При этом данные полной школьной переписи января 1911 года и частичной переписи января 1915 года говорят о том, что на тот момент в центральных великорусских и малороссийских губерниях было обеспечено фактически полное обучение мальчиков.

Иначе обстояло дело с обучением девочек (даже в Европейской России в школах обучалось не более 50% девочек в начальных школах) и с ситуацией в губерниях с преимущественно инородческим составом населения, прежде всего в регионах Средней Азии, а также в удаленных губерниях Сибири.

Тем не менее, работа по введению всеобщего обучения велась в соответствии с четко утвержденными планами.

К 1914 году, например из 441 уездного земства 15 земств полностью осуществили всеобщее обучение, 31 были близки к осуществлению, 62% земств предстояло менее 5 лет для осуществления плана, а 30% от 5 до 10 лет[64]. [Начальное народное образование 1916, 146]. Планы создания школьных сетей продолжали эффективно реализовываться вплоть до 1917 года.

Таким образом, между 1919 и 1924 годом должно было быть осуществлено всеобщее обучение всех детей Империи (в четырех или пятилетних начальных школах, с возможностью продолжения обучения в высших начальных училищах и гимназиях)»[65].

 

Помешала революция

Полной реализации планов всеобщего образования народов Империи помешала, как надеюсь, все понимают, отнюдь не Мировая война, во время которой даже не замедлился проект реализации программы школьных сетей, и была окончательно завершена к январю 1917 года реформа образования. Как, заметим, в скобках, была фактически выиграна к этому времени и сама война. Крест на всех планах и надолго, на некоторых и навсегда, поставили революционные эксперименты 1917 года, и так называемая Гражданская война, уничтожившая элиту русского общества и породившая миллионы беспризорников и лиц, оставшихся без попечения родителей.

«В 1927 году на XV съезде ВКП (б) Крупская жаловалась, что грамотность призывников в двадцать седьмом году значительно уступала грамотности призыва 1917 года. И говорила жена Ленина, что стыдно от того, что за десять лет советской власти грамотность в стране значительно убавилась»[66].

Реально побороть массовую неграмотность, которую они сами и создали, большевики смогли только после Великой Отечественной войны. Вот, что говорит по этому поводу в статье «Грамотность» Российская Педагогическая энциклопедия:

«В процессе реализации провозглашённой идеи культурной революции задача распространения грамотности решалась как за счет внешних источников, так и за счет последовательного расширения и укрепления школьной сети.

Именно последнее обстоятельство позволило в 1930 году законодательно ввести всеобщее обязательное начальное обучение в объёме 4 классов и включить всё подрастающее поколение в систему современной культуры.

В конце 1930-х годов достигнут уровень грамотности населения свыше 80%.

Ликвидация массовой неграмотности в СССР завершена после Великой Отечественной войны.

Процесс становления полной грамотности завершался в конце 1960-х и в 1970-е годы: удельный вес лиц с образованием ниже законченного начального (в том числе и лиц без образования) составлял среди населения СССР в возрасте 10 лет и старше

в 1959 − 32,9%,

в 1970 − 22,4%,

в 1979 − 11,3%»[67].

«По переписи населения 1937 года 30% женщин не умели читать по слогам и подписывать свою фамилию (таков был по переписи критерий грамотности, в отличие от более строгих критериев до 1917 года). В целом, четвертая часть населения в возрасте 10 лет и старше не умела читать, хотя говорилось о всеобщей грамотности.

В «Памятке для работы счетчика» в 1937 году было написано: «Помни, что грамотным нужно считать человека и в том случае, если он умеет только читать на каком-нибудь языке, хотя бы и очень медленно» − напомним, что до 1917 года таких людей относили к малограмотным.

В переписном листе вопрос был сформулирован так: «Грамотен ли?».

Данные переписи были немедленно изъяты и уничтожены. Ее организаторов репрессировали»[68].

 

Соединяя эпохи

Таким образом, подводя итоги главы о народном образовании в Российской Империи, можно констатировать, что Николаю II за десятилетие 1906-1916 годов практически удалось решить проблему всеобщей грамотности населения России.

При этом качество именно народного начального образования было как никогда высоко, а начальная школа, особенно школа церковно-приходская, по сути, была близка по структуре обучения к традиционной русской школе еще допетровской эпохи. Недаром, Николай Александрович неоднократно говорил в кругу близких ему людей, что ему близки традиции Московской Руси.

Учитывая, что реформа и продвинутого образования была направлена, в том числе и на то, чтобы вернуть его на национальные основы, мы с очевидностью видим, что Императором была предпринята успешная попытка ликвидации в стране сложившейся до Него ситуации «два образования – две культуры». Фактически Николай II, не афишируя по своему обыкновению свои планы, делал все от Него зависящее, чтобы преодолеть тот разрыв, тот раскол в сознании русского народа и общества, который произошел за два века до того. Соединить Московскую Русь и Петербургскую Империю. Создать по истине Народную монархию.

Удивительно, что никто этого до сих пор не заметил.

Народное и начальное образование Российской Империи, а также народная грамотность были рассмотрены так подробно, потому что эта тема является, пожалуй, наиболее тенденциозно и минимально конкретно освещенной как в массовом, так и в «научном» сознании.

Увидев и уяснив по мере сил, истинное положение дел в этом вопросе, перейдем теперь к рассмотрению продвинутого образования в Царской России.

 

 

 

 


[1] В рассказе о С.А. Рачинском, кроме прямых ссылок, использованы следующие материалы: Фраермарк Д.С. Задача пришла с картины. – М.: Наука, 1974; Гусев Г.В. Социальная педагогика С.А. Рачинского: К 170-летию со дня рождения 2 (15) мая 1833 года. //Вестник Православного Свято-Тихоновского Богословского института. №1. 2003; Гусев Г.В. История обучения и воспитания трезвости в православном образовании. //Дисс. на соиск. уч. ст. канд. педагог. наук. – М., 2007. Опубликована на сайте www.romashkovo.org с согласия автора.

[2] Мироносицкий П.П. С.А. Рачинский и церковная школа. - СПб, 1910. С. 10.

[3] Общий гербовник дворянских родов Всероссийской империи, часть VI. С. 107.

[4] Рачинский К.А. (1838-1909), младший брат С.А. в будущем стал магистром физики и ректором Петровской (ныне Тимирязевской) академии.

[5] Николай Васильевич Сушков, муж сестры Тютчева Дарьи Ивановны, принадлежал к числу лиц, наиболее близких Тютчеву среди его московского окружения. Гостиную Сушковых посещали многие московские и приезжие литераторы и ученые. Бывали там Тургенев и молодой Толстой. И для самого Тютчева дом Сушковых был «целым миром традиций».

[6] Горбов Н.М.. С.А. Рачинский. - СПб, 1903. С. 9.

[7] Горбов Н.М. Указ. соч. С. 34-35.

[8] Тростников В.Н. Славянофилы: мифы и действительность. //Россия земная и небесная. – М., 2007. С. 148-152.

[9] Чичерин Б.Н. Воспоминания. Кн. 1. С. 169. /Цит. по: Фраермарк Д.С. Задача пришла с картины. С. 18.

[10] Горбов Н.М.. С.А. Рачинский. С. 10.

[11] Каптерев П.Ф. История русской педагогии. Изд. 2-е. – СПб., 2004. С. 126.

[12] Ключевский В.О. Курс русской истории // Соч. в 9 томах. Том III – М., 1998. С. 340.

[13] История педагогики. Часть 2. С XVII века до середины ХХ. Под ред. акад. РАО А.И. Пискунова. - М.1998. С. 61.

[14] Там же. С. 60.

[15] Горбов Н.М. Указ. соч. С. 35.

[16] Рачинский С.А. Сельская школа. - М.,1991. С. 22-23.

[17] Рачинский С. А. Сельская школа. Изд. 4. - СПб 1889. С. 247.

[18] Там же. С. 200.

[19] Горбов Н.М.. Указ соч. С. 36-37.

[20] Рачинский С.А. Absit omen! - М., 1901. Absit omen! (Omen absit!) (лат.) – Да не случится такого! (Чур меня!)

[21] Absit omen! С. 6.

[22] Там же. С. 5.

[23] Там же. С. 4.

[24] Там же. С. 15.

[25] Там же. С. 17.

[26] Там же . С. 36.

[27] Рачинский С.А. Сельская школа. - М.,1991. С. 49-53.

[28] Слова Рачинского подтверждаются исследованием Марии Михайловны Громыко «Мир русской деревни». – М., 1991. В главе «Грамотеи и Книжники» анализируется круг крестьянского чтения в описываемое время, и в частности говорится, у крестьян пользуются спросом, например, сочинения Пушкина, причем «у отдельных крестьян встречалось полное собрание сочинений Пушкина», а среди прочих книг указывается «Потерянный и возвращенный рай» Мильтона, «пользующийся вообще широким распространением». Интересно, многие ли интеллектуалы читают Мильтона нынче?

[29] Там же. С. 48.

[30] История церковнославянского языка. С.

[31] Рачинский С.А. Сельская школа. Изд. 4. – СПб., 1899. С. 109-110.

[32] Баврин И.И. Сельский учитель С.А.Рачинский и его задачи для умственного счета. - М.: Физматлит, 2003.

[33] Прыжов И.Т. История кабаков в России. Репринт. - М., 1991.

[34] Давыдов М.А. Об уровне потребления в России в конце XIX - начале XX века. //О причинах русской революции. - М., 2010. С. 225-279. (полный текст статьи доступен на сайте Б.Н. Миронова «Социальная история». Интернет ресурс. Режим доступа: http://bmironov.spb.ru и http://www.polit.ru/research/2010/12/10/consumlevel.html).

[35] Ермолов А.С. 1909. Наши неурожаи и продовольственный вопрос. Т. 1–2. - СПб., 1909. Т. 1. С. 417.

[36] Там же. С. 418.

[37] Там же. С. 421.

[38] Мельников Р.М. Крейсер Варяг. - Л.: Судостроение, 1983. С. 22.

[39] Напр.: История СССР. История СССР с древнейших времен до наших дней. – М., 1968. Т. VI. С. 523; Шацилло К.Ф. Русский империализм и развитие флота. - М., 1968. С. 44.

[40] Юрьевский Б.. Возрождение деревни. - Пг., 1914. С. 88-91.

[41] Там же.

[42] Письма Победоносцева к Александру III. Т. 1. - М.,1925. С. 361.

[43] Стеклов М.Е. Четыре портрета: С.А.Рачинский, В.П. Вахтеров, Х.Д. Алчевская, К.Н. Вентцель. - М. - Смоленск, 1995. С. 9-10.

[44] Арнольд В.И. Что ждет школу в России? //Образование, которое мы можем потерять. - М.: МГУ, 2002.

[45] Образовательный потенциал Российской Империи. С. 53-54.

[46] Там же. С. 54.

[47] Тальберг Н.Д. Русская быль. Очерки истории Императорской России.  – М.: Правило веры, 2006. С. 920.

[48] Смолич И.К. История Русской Церкви 1700-1917. Том 2. //Цит. по: История образования и Русская Православная Церковь: Хрестоматия в 2-х частях. Автор-составитель М.Н. Костикова. – М., 1997. С. 155.

[49] Рашин А.Г. Население России за 100 лет (1813 - 1913). Статистические очерки. /Под редакцией академика С. Г. Струмилина. М.: Госстатиздат, 1956. Глава 11. Грамотность населения России в XIX и начале XX вв. Раздел: Начальное образование в России. Таблица 263 и комментарии к ней. С. 315-316.

[50] См. выше раздел: «Почему не был принят закон о всеобщем образовании».

[51] К вопросу о фиксации ассигновании на церковно-приходские школы в проекте закона о введении всеобщего обучения в Империи. - СПб., 1911. С. 15.

[52] Народное образование и церковное достояние в III Государственной думе: Речи, доклады, статьи Е.П. Ковалевского. 1912. С. 180-185.

[53] Симора В.А. Церковноприходские школы как феномен духовно-нравственного образования детей в Российской империи в конце XIX – начале XX века. //Тверской государственный университет. Научная библиотека. Б.г. С. 1-7.

[54] Поспеловский Д.В. Русская Православная Церковь в ХХ веке. - М., 1995. С. 37.

[55] Там же. С. 50.

[56] Законодательные акты переходного времени. 1904-1908 гг. – М., 2010. С. 36-37.

[57] Мельников Ф.Е. Краткая история древлеправославной (старообрядческой) Церкви. – Барнаул, 1999. С. 446.

[58] Объяснительная записка к отчету государственного контроля по исполнению государственной росписи и финансовых смет за 1911 год. – СПб., 1912. С. 186.

[59] Там же. С. 193.

[60] Крылов И.О. Начальное, среднее общее и специальное образование. //Россия 1913 год. Статистико-документальный справочник. ‒ СПб.: Институт Российской истории РАН, 1995. Глава XIV. Раздел 1.

[61] Объяснительная записка … за 1911 год. С. 187.

[62] ГАРФ. Ф. 1803. Оп. 1. Д. 34. С. 7; Образовательный потенциал Российской Империи. С. 58.

[63] Статистический ежегодник России на 1915 год. - Пг., 1916. Отд.1. С. 144.

[64] Начальное народное образование в России. Статистика. //Новый энциклопедический словарь. – Пг.: Издательское дело бывшее Брокгауз-Ефрон, 1916. Т. 28. Приложение. С. 146.

[65] Образовательный потенциал Российской Империи. С. 58.

[66] Император, который знал свою судьбу. С. 474; Можаев Б.А. Затмение. – М.: Труд, 1995. С. 277-285.

[67] Российская педагогическая энциклопедия. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1993.

[68] Император, который знал свою судьбу. С. 475-476; Перепись населения 1937 года: вымыслы и правда. А.Г. Волков. /Перепись населения СССР 1937 года. История и материалы. //Экспресс-информация. Серия «История статистики». Вып. 3-5 (ч. II). – М., 1990. С. 6-63, 30, 88.

 

Tags: 

Project: 

Author: 

Год выпуска: 

2013

Выпуск: 

1