Утром чуть свет Ангелина встала и поспешила во двор ухаживать за хозяйством. У нее оказалось большое хозяйство: коровы, кони, свиньи, козы, куры, утки и гуси. И все это на плечах одной женщины. А днем она работала в госпитале, да еще удочерила сиротку, маленькую девочку. Откуда столько сил? И еще нужно ухаживать за больной матерью. Стало жалко мне дорогую племянницу. Говорю ей: «Бросай все, и уезжайте отсюда». Она говорит: «Куда поедешь? Везде сейчас одни беженцы, здесь хоть дом и свои продукты». Да, загнал советский период русскую женщину в рабство, отнял роль девушки, жены, матери, сравнял их с мужчинами, а мужчины-то большинство спиваются и не работают, так что несчастной русской женщине приходится трудиться за себя и мужиков. Вот вам всемирное равноправие! Боже мой, какой обман и безумие! «Да и как уедешь, ведь здесь похоронен отец и братья», - продолжила Ангелина. Провел еще у одних родных ночь и день, и сели с Валерием на автобус и покатили в город Щучинск, к брату Венедиму. А Евдокия и Григорий остались погостить у сестры и племянницы. Автобус был междугородний, и ехало в нем всего пять человек. «Вот, где бесхозяйственность, - подумал я. – Гнать почти что пустую машину за три сотни километров!». За этот путь я прочувствовал на себе, что такое ужасные дороги, даже не хотелось смотреть по сторонам и изучать местность. Прибыли на место назначения поздно вечером, людей на улицах уже было мало. Показали адрес водителю такси, он говорит, что это далеко и стоить будет немало. Но мне было неважно, сколько стоит, лишь бы скорее доехать. А то братец будет уже спать, хотя мы отправили телеграмму, но как мне сказали, что они иногда приходят после того, когда уже люди приедут. Через час завез нас водитель такси в какую-то глушь, тупик – ни души, ни света. Оказалось, всё перестраивают, и здесь всё перегородили, пришлось объезжать в окружную и добираться до брата закоулочками. Подъехали к деревянному дому с огородом вокруг в полночь, и в окнах не было света. Но когда залаяли собаки, то в доме зажегся свет, видимо, только что пошли спать. Постучали в дверь, встретил нас богатырского вида братец Венедим. Но так как он знал, что я приеду, то не было ничего неожиданного, молчком обнял меня и пригласил нас в дом, где уже хлопотала невестка Валентина с угощениями. Вышла из спальни и племянница Оля. Они уже начитались в российской прессе обо мне, так что я, их брат и дядя, уж не казался незнакомцем.  Но мы так устали, что не было сил даже говорить, поэтому разговоры оставили на завтра, выпили чаю, закусили, посмотрели друг на друга по-родному и разошлись на ночлег. Рано утром стали собираться все родные: семья тоже многодетная, шахматовские традиции продолжаются. Приехал сын Федор с семьей, дочь Ирина с детьми, жена Федора, жена двоюродного брата Пана с сыном Сашей. Полная гостиная родных. «Это мое богатство, - гордо говорил братец Венедим». Я заметил, что братец очень молчалив, говорит только тогда, когда надо. Сначала я думал, что он болен, но когда он рассказал, что он пережил в заключении, то все стало ясно.  Оказывается, все три брата сидели в одном лагере, и им не разрешали общаться, иногда целыми неделями ни слова, с тех пор и выработалась молчаливость. Рассказал, как нечего было есть, как вши заедали, как запрягали людей в борону и боронили землю для посева, как веселый брат Маркел, чтобы развеять горе, изображал из себя лошадь и ржал, одно было развлечение - смеяться над своей неволей… У брата Венедима прекрасный голос-баритон, и он большой любитель пения. Еще наша матушка рассказывала, как Венедим и Федор покоряли всех девушек своими голосами в Трехречье. Запел свою любимую песню «Вот мчится тройка почтовая…» И, несмотря на возраст и состояние здоровья, спел очень хорошо даже для профессионального уха. В ответ я спел «Я встретил вас…» Затем запели и все голосистые дети. После всего, что мне рассказал браток, мне стало понятно, почему у него нет слез - выплаканы все в лагерях…  Так открылось для меня еще одно крыло шахматовского рода, но так как все кончается в жизни, пришлось через день расстаться с дорогими родными и в этой частичке России. Посадил Валерия на самолет и отправил домой, а сам с грустью простился с братом Венедимом и улетел в город Барнаул. В Барнауле ждали меня сибирские казаки во главе с атаманом Белоозерцевым. Я им еще на большом казачьем кругу в городе Томске пообещал приехать и выступить. Встретили меня сибирские казаки со всеми почестями и с лихостью. В тот же день была организована встреча с деятелями культуры и выступление перед жителями Барнаула. И как по заказу, в Барнауле находилась моя аккомпаниаторша из города Новосибирска, что облегчило мое положение. Сразу, как говорится, сходу спели. Встреча была очень интересная, задавали умные вопросы, особенно молодежь. Их интересовало общее положение человечества на планете. Куда его завела цивилизация. Программу для казаков и казачек я приготовил казачью, русскую, так что было много восклицаний  «любо, любо!» Мое пребывание совпало еще и с «Шукшинскими чтениями» на родине русского писателя Василия Шукшина.  Для меня это было большим подарком. Показали мне казаки города Барнаул и Бийск и отвезли на гору, где проходили эти, ставшие традиционными, чтения. На горе в массе народа я встретил русского режиссера-документалиста Владимира Кузнецова с супругой Любой из города Красноярска. Я познакомился с ним еще на Съезде православной русской молодежи в деревне Колывань под Новосибирском, где он начал снимать фильм «Русские гости», для чего заснял и меня. Они привезли сюда прекрасного русского писателя Виктора Петровича Астафьева, с ним меня сразу и познакомили. Народу были тысячи, на площадке, специально приготовленной для праздника, по очереди выступали писатели, певцы, музыканты, танцевальные ансамбли… Атмосфера была радостная, истинно праздничная. Собрались все крестьяне с ближних деревень, поднимались в гору пешком, Были столичные звезды… Виктор Петрович, всеми уважаемый писатель, сидит на почетном месте. Для меня было такой радостью видеть столько русских людей в одном месте, да еще и на такой чудесной алтайской природе. А тут еще и объявляют, что здесь присутствует известный русский певец из Австралии. И сказал это не кто иной, как сам Виктор Петрович Астафьев. Сначала народ не понял в чем дело. Как так из Австралии? Для алтайских крестьян это что-то непонятное, причем здесь русский… из Австралии? Мне было интересно наблюдать за реакцией людей. Старушки зашептались, молодежь насторожилась, откуда появиться здесь человеку-кенгуру?.. Этим дело не закончилось. Виктор Петрович вызвал меня на площадку… Это для меня было полной неожиданностью. Но все хотели посмотреть, что это за певец такой, да еще из какой-то Австралии. Поднялся на площадку и поблагодарил Виктора Петровича за внимание и низко поклонился всем, стоящим вокруг людям, и сказал, что это от всего русского рассеяния. Рассказал, что наши русские братья и сестры уже в третьем поколении проживают во всех странах и на всех материках, но они не утратили любви и преданности к Отечеству, они всюду служат России как верные дети. Русского можно изгнать из Отчизны, но Отчизну из русского человека – никогда! Мы на чужбине не считаем себя эмигрантами, мы не признаем политических и географических границ, нам навязанных. Мы жили Россией, живем Россией и всегда будем жить Россией. Еще не закончил выступление, как раздались бурные аплодисменты, чего я не ожидал. И большинство соотечественников, видимо, тоже не ожидали такого выступления, думали, что еще один какой-то западник приехал их учить жить. За такой теплый прием я решил спеть  и посвятил романс русскому гению, писателю Василию Макаровичу Шукшину. И запел «Гори, гори,моя звезда…» На свежем воздухе, на родной земле. Перед родным народом было такое настроение, что я пустил весь свой голос мощно и от души так, что микрофоны загудели, и народ стал подпевать и громко аплодировать. Глядя на природу, я запел «Вижу чудное приволье…», здесь уже все запели родную русскую песню. И когда я сошел с площадки в народ, то все стали подходить ко мне и со слезами благодарить за сказанное и спетое. Подходили бабушки и дедушки, родители и дети… Дарили мне все, что было у них в руках. И тут я вспомнил, как хорошо, что я опоздал на поезд. Действительно, что ни делается - все к лучшему. По окончании торжественного концерта мы пошли пешком в дом, где родился и жил писатель. Когда мы проходили по улице, все приглашали нас к себе зайти в дом. Мы зашли к одной старушке, так она не знала, куда нас посадить, поставила на стол все, что у нее было, чтобы от души угостить. Тут я подумал, что несмотря ни на что, русские, как были сотни лет тому назад добрые, гостеприимные, наивные, так и остались. Вначале вроде кажется, что осталась какая-то оболочка страха советского периода, но когда ближе познакомишься, и они узнают, что ты родной, свой, русский человек, то забывают все и открывают свои души. Чего нет ни в каком другом народе.

Как я благодарен Богу, что родился русским! Погода в этот день продолжала радовать, и мы решили поехать на рыбалку, а Виктор Петрович в качестве главного рыбака. Подъехали на нескольких автомобилях к горной речке, и именитые рыбаки расположились. Виктор Петрович взял удочку и сел на берегу. Мне тоже дали в руки удочку и посадили недалеко от русского писателя. Ребята уже развели огонь, принесли воды и начали готовить чай. Через некоторое время появились два местных рыбака и, увидев Виктора Петровича, закричали: «Это же Виктор Петрович, наш русский писатель!» И от радости дают ему большую бутылку медовухи. Я решил, что это апельсиновый сок, и с удовольствием выпил стаканчик холодненького напитка. А сами продолжаем ловить. Рыба не клюет, даже у великого писателя, но как же без ухи на природе, да еще у реки. Сжалились над нами местные и отдали свой улов. Володя и Валерий-полковник взялись готовить уху, а мы продолжаем закидывать удочки и попивать медовуху. Пришло время подняться. Хочу встать, а ноги не слушаются, думаю, ну, наверно, отсидел. Пробую, опять не получается. Я и так, я и сяк, все равно не подчиняются. А Виктор Петрович уже заметил и улыбается. Я ему говорю: «Ноги не работают». А он меня спрашивает: «Ты первый раз пьешь медовуху?» Я ему говорю «Да». «Ну вот теперь знай, что это такое!» – а сам еще громче рассмеялся. Пришлось мне чуть ли не на четырех конечностях ползти в кусты. «Вот еще одно открытие», - подумал я. К вечеру подошли и коровки к реке напиться после вкусной свежей зелененькой травки. А один из рыбаков возьми да оставь двери у «Волги» открытыми с продуктами на сиденье, буренка напилась водички и, унюхав что-то хлебное в автомобиле, решила попробовать. Залезла головой в открытую «Волгу» и пожевывает. Недалеко находился хозяин, и он, увидев, что коровушка удобно примостилась, закричал сыну, чтобы тот бежал и скорее отогнал незваного гостя. Мальчишка схватил большую палку и к месту преступления. И сходу хлоп ее палкой. Бедная корова от испуга как рванула через салон, разворотила верх и в противоположную дверь выскочила. Растерянный мальчуган побежал к отцу,  а отец палку в руки и за пацаном. И такое я тоже видел!

Тем временем уха уже была готова, и мы с удовольствием начали есть. Так было вкусно и приятно! Когда солнце закатилось, сразу появились громадные комары и какие-то мухи, которые хватают за тело и выдирают кусочек кожи до крови. Пришлось быстро собраться и поехать к милой сестре Володи Кузнецова на ужин и продолжить веселое и здоровое времяпрепровождение. Присоединился к нам и известный литератор, критик Валентин Яковлевич Курбатов из города Пскова. Там нас начала веселить малютка-девочка, дочь хозяюшки, русскими песенками, да еще и подплясывая. Какие красивые, ласковые и здоровые дети в деревнях! После медовухи и принятия нескольких рюмочек водочки, запел наш дорогой Виктор Петрович, и таким приятным баритоном. А после запели и все. Виктор Петрович также замечательный рассказчик, увлек всех своими рассказами. Всё в деревне было, но главного для души - православного храма - не было. Утром меня отвезли к поезду, и я поехал дальше навстречу жизни – в город Красноярск, где меня уже заждались. Остановился на квартире у Оли и Вовы Горностаевых – доктора и инженера. Тут у меня уже было много знакомых среди казачества. Приехали казаки, посадили в автомобиль и повезли знакомить с городом. Сначала заехали в чудные храмы. Затем в дом-музей художника Сурикова, прославленного картиной «Боярыня Морозова». Познакомились с замечательной русской женщиной, директором музея Людмилой Ивановной Андросовой. После поехали к удивительному русскому писателю-прозаику Анатолию Буйлову. Он еще и профессиональный охотник - тигролов, один из пойманных им тигров был в московском цирке. Он и незаурядный строитель – на берегу Енисея построил себе трехэтажный дом-терем. И, конечно, повезли меня на природное творение в горы, полюбоваться знаменитыми красноярскими столбами. Как они основались и когда – секрет природы. Город мне тоже очень понравился, оригинален по архитектуре и расположению. Вечером встретился с пианистом, и прошли программу для завтрашнего концерта в зале филармонии. О моем пребывании красноярцы уже знали и при встрече приветствовали и любезно раскланивались. Перед началом концерта произошел небольшой скандал: администрация зала почему-то не хотела пускать казаков в форме. Но казаки, народ боевой, поднаперли и всей ротой вошли, а директор учуял, что дела неладны, сбежал из театра. Я, находясь в артистической, услышал громкий шум и спросил руководителя закулисной жизни, в чем дело. Он ответил: «Ничего серьезного, директор нерусский и не любит казаков». Пел я старинные русские романсы, казачьи песни. Акустика была хорошая, так что пелось легко и приятно. А прежде, чем спеть романс «Гори, гори, моя звезда…», я сказал, что это был любимый романс Александра Васильевича Колчака, и, когда я запел, все казаки встали. Закончил намеченную программу, а народ не расходится, просит еще спеть. Пришлось много петь на бис. По просьбе красивой женщины Людмилы Ивановны спел «Утро туманное» на слова Тургенева, а музыка Абаза. Организаторы после концерта устроили мне сюрприз – приготовили сибирскую баню с застольем в деревне. Они узнали о моих сибирских корнях, как же без баньки! Сели в автомобили и, как на лошадях, помчались за город. Солнце только что распрощалось с красноярским краем, и на дворе стало темнеть. У добрых хозяев стол уже был накрыт разнообразной сельской пищей. Все удобно расселись вокруг, выпили за успех концерта, начались речи, настоящий пир. Через час входит здоровый мужчина и громким голосом объявляет, что баня готова. Ну, раз готова -  значит идем. Пошли я, Владимир, Сергей и специалист-банщик. Заходим в предбанник, раздеваемся и входим в следующую комнату, где тепло, стоят скамейки, маленький столик с бутылками кваса. Расположились и пьем квас. Думаю, как хорошо, ничего страшного, баня нравится. Вдруг наш полковник-банщик как скомандует: «Готовы друзья?» Я спрашиваю: «Куда?» «В баню», - ответил он грозно. «А что это?», – спросил я. «А это только начало» – улыбнулся он. Мое сердце забилось сильнее. Надевают на меня рукавицы, шапку и чулки. Думаю, что же такое? Лето на дворе, а на меня надевают все это и еще в бане? Насторожился. Опять команда – идем! Открывается дверь еще одной комнаты, а оттуда такая жарища, что я сразу назад, меня ребята под руки, вперед и приговаривают: «Какой ты сибиряк…» Это задело мое самолюбие, и я добровольно пошел. Вошли и закрыли дверь. «Ну, теперь ложись на гобчик, дорогой гостенек». Я прикоснулся к нему - как огонь. «Нет, не могу, - взмолился я, - подложите что-нибудь». «Хорошо, - говорит полковник, - вот потничек». Уложили и начали хлестать меня вениками, я набрался мужества, терплю, молчу, хотя уж очень хотелось кричать… И вот чувствую, что мне плохо, прошу, чтобы перестали, что я уже узнал, что такое русская баня, и простуда, которая у меня была, уже выскочила без оглядки. «Ну ладно, - сжалился полковник, - выходи». Какой там выходи, кое-как выполз в среднюю комнату, где на меня сразу вылили ведро холодной воды. А сами вернулись обратно в баню париться. Я решил, что все, слава Богу! Но не тут-то было, через минут десять появляется полковник весь красный как рак и заявляет: «Пошли!» Мое сердце опять запрыгало, но решил не сдаваться, ведь я сибиряк. Опять пошел в жару, но попросил на этот раз без ласки веников… Побыл там несколько минут и ходу. Оставил их одних. А сам, как говорится, шапку в охапку и бегом под покров милой хозяюшки. Она мне сразу стакан сока из смородины,  отвела в комнату и сказала: «Отдохни немножко». Я помню, что прикоснулся к постели, а потом уж больше ничего не помню. Уснул как ребенок. Через несколько часов меня кое-как разбудили и пригласили за гостеприимный, вкусный стол.

Через день вернулся домой Виктор Петрович Астафьев, и Володя Кузнецов повез меня к нему в деревню Овсянка. Не только погостить у писателя, но и снять нас вместе для своего документального фильма «Русские гости». Виктор Петрович нас уже ожидал, приготовил закуску и медовуху. Он жил в простом деревянном домике зеленого цвета недалеко от берега реки. Расположились за столиком прямо под деревом и начали вести разные разговоры, а аппарат Володин стал все снимать. Как я уже говорил, Виктор Петрович -  умелый рассказчик, рассказывал много о войне, как он потерял глаз, о советской власти, о бесхозяйственности, о тупиковом состоянии государства. Стали закусывать и выпивать, но я уже медовуху не трогал, еще свежа память с Алтая. Так, уютно и поучительно мы провели время у дорогого русского писателя и, прощаясь, он мне подарил несколько своих книг.

Теперь я ехал на родину другого великого русского писателя Валентина Григорьевича Распутина. К батюшке Байкалу, в город Иркутск. Удобно устроился в купе у окна, помахал рукой добрым красноярцам, и опять замелькала живописная природа. В Иркутске встретил меня знакомый молодой человек и отвез к своим друзьям (сам он жил  где-то за городом). Программу моего пребывания приготовили насыщенную - постарались иркутяне. С утра сразу пошли в храм, где была отслужена панихида по адмиралу Колчаку, а после был поставлен большой деревянный православный крест на том месте, где бесы расстреляли русского ученого и государственника, а затем труп спустили под лед реки Ангары. Было много народа и казаков в формах и мундирах. Познакомился с мудрым атаманом Николаем Михайловичем Мериновым. К сожалению, Валентина Григорьевича в городе не было. После такого духовного и душевного начала всё стало казаться родным. После трапезы – поминок - атаман пригласил меня к себе в штаб, где уже ждали казаки. Первое, что мне понравилось – это много молодых стройных казаков. Чубастые лихие красавцы! Было видно, как все они уважают батьку - атамана Меринова. Местные казаки интересовались казаками и казачками в изгнании в разных странах. А когда я им рассказал, что в Австралии проживает много забайкальских казаков, то все станичники опешили, ведь они тоже забайкальские казаки. Нашлись однофамильцы, родственники… Атаман мне доложил, что много казаков служит в милиции города и области и в охране. Часто приходится отправлять конных казаков оберегать дачи, огороды...  А то так некоторые перестроились и устроились, что хоть объявляй войну! Честные люди посадят в огородах все необходимое для пропитания, приедут собирать урожай, а за них уже кто-то собрал. А ты как хочешь, хоть с голоду умирай. Купить в магазинах продукты денег не хватает, сейчас такие цены, что бедные старики ходят вокруг, ругаются, плачут… «Близок локоть, но не укусишь…» А наша казачья обязанность веками была – кормить и защищать свой народ. Раньше защищали от иноземцев, а в теперешние времена некоторые свои земляки разбойничают… Вот так и СНГуем. Царь нам нужен, хозяин-батюшка на Руси! Все эти интернационалисты, международники бездельники, спекулянты продадут родную мать и державу. С революции делили русскую землю, Отечество на республички, и сейчас докраивают... А Запад во главе с США продолжают за счет России богатеть…

Поблагодарив станичников за оказанное мне внимание, я поехал на репетицию. Концерт я решил дать в помощь детям, пострадавшим от Чернобыля, а где - ещё не было известно. У меня уже стало традицией по прибытии в новый город обя­зательно посещать исторические и художественные музеи. Не был  исключением и город Иркутск. Внимательно изучая выставки, я оказался в великолепном зале, естественно, певцу необходимо проверить акустику, пустил голос и ощутил превосходную акустику - без всякого усилия голос льется, звучит свободно... И есть рояль! Что мне ещё нужно для моего благотворительного концерта! У директора музея получаем разрешение. И в два дня организовался концерт. А рекламы было уже достаточно: телевидение, радио и газеты подробно сообщили о моем пребывании в Иркутске. После мы пошли пешком на набережную, и, проходя мимо собора, я услышал прекрасное хоровое пение. Зашли послушать. Проходила спевка сме­шанного хора. Их пение меня так захватило, что я пригласил хор принять уча­стие в моем концерте, на что регент и хористы без слов согласились. Вот как бывает - в один день столько сделано! Концерт получился «на все сто». Все были в ударе. Да и по-другому не могло быть, ведь делаем благое дело - помогаем несчаст­ным детям. Вся программа даже была записана на пленку.

На другой день повезли меня на Байкал, к священному морю России. А накануне милая хозяюшка Таня угостила меня соленым омулем, напомнила мне, чем ещё богат батюшка Байкал. За час мы уже доехали до природного чуда. Какая сила духа над Байкалом! Что-то такое притягивающее! Нельзя объяснить. День был солнечный, но купаться было нельзя – вода была холодная, а мне с моими выступлениями рисковать глупо. Но помыл лицо, ноги и руки. Целый день нас не отпускал Байкал своей красотой и могуществом! Жалко, что я на правах иностранца, а то я уже облюбовал один домик на берегу Байкала. Но я, русский, - бесправный на родной земле, как ни глупо это звучит... Вернулись в город, и прямо на поезд. Теперь я еду в город Читу, место, где жили мои дедушка Симеон, бабушка Ефросиния, папа с братом и сестрами до изгнания на территорию Китая. И где имели кожевенные и шубные заводы. Так что опять трепещет душа – ступлю на родные тропинки. Из Иркутска друзья уже сообщили о моем прибытии, и там меня должны ждать на вокзале. Поезд пришел без опоздания. Вышел из вагона, смотрю вокруг - никого нет похожих на тех, кто должен меня встречать. Вот и приехал Александр Васильевич! Везде встречали с почестями, а тут ни души. Один никуда не пойдешь. Пришлось ждать, ведь меня должен встречать профессор Серкин с супругой Наташей. «Не может же профессор этого позволить!», - успокаивал я себя. Смотрю, с другого конца платформы идет пара и осматривается вокруг. И они меня заметили - я тоже оглядывался. Сошлись на середине платформы и в один голос: вы не Серкин?  Шахматов?! И угадали! Оказалось, что мои дорогие друзья всё сообщили, но номер вагона перепутали. Ну что ж, зато мы от души посмеялись! Милая Наташа и профессор повезли меня к себе на квартиру. Заходим, и встречает нас маленький сынок Паша. По дороге мы уже познакомились, и чуть ли не сразу подружились. Наташа начала хло­потать об угощении, а мы с профессором стали размышлять, с чего мне начать знакомиться с Читой.

Решили первым делом заехать на высокую Титовскую гору и осмотреть сверху весь город, а потом думать, что делать дальше. Профессор мне сразу рассказал, почему гора носит название Титова. Названа в честь основателя станицы, а после города Читы, атамана Титова. Здесь исконно проживали забайкальские казаки с семьями. Вкусно закусили и все отправились на гору. Идея была замечательная! Весь город - как на ладони. Я сразу увидел реки Ингоду и Читинку и то место, где, как мне объяснял папа, стоял шахматовский завод. Там дымятся большие трубы. Я спросил профессо­ра, что там? Он говорит: «Кожевенный завод». «Вот это да! - подумал я. - Сейчас пойду и заявлю о своих правах на завод…» Но если серьезно, то было интересно увидеть на том же месте завод. Увидели и училище, где папа учился экономике. Железнодорожный вокзал, уцелевший с царских времен. Там и большой остров, где стоял дом дедушки Симеона. Весь город находится как в воронке, яме, вокруг сопки. Спустились в центр города, профессор извинился и ушел на занятия в университет, а мы с Ната­шей пошли гулять и исследовать город. Подошли к кожевенному заводу, и я сразу уви­дел бесхозяйственность, всюду на земле валяются кожа, какие-то бочки, мусор -  все под от­крытым небом и гниет. Конечно, это государственный, уже вновь построенный, завод, где никогда хозяин не ступал своими ногами. Даже не стал интересоваться у служащих завода. Пошли на берег Ингады - речка оказалась наполовину пересохшая, видимо, где-то у истоков перекопали и затравили. По берегу дома и заборы покосились. Проходим мимо одного дома, сидит у калитки древний старичок. Я его спрашиваю: «Отец, слыхал ли ты фамилию Шахматовых?» «Те, которые имели шубный завод? Да, помнится…» - проговорил худенький старичок и замолк, видимо вспоминая революцию и все остальное… Я не стал больше его беспокоить, чтобы не пробуждать кошмары. Символически помыл руки в реке, как бы прикоснулся к родным местам, и пошли дальше по улицам. Много старых, дореволюционных деревянных домов, и если бы в них жили хозяева, то они бы имели другой вид. Дошли до церкви, которую построили ссыльные декабристы. Ничего себе ссылка! Жили на свободе, как барины, делали, что хотели и как хотели. Да, в такой ссылке можно жить. Испытали бы они советские ссылки, тогда забыли бы про революцию. Глядя на то, что свершилось с русским народом, Россией, пожа­леешь, что с бунтовщиками так гуманно обходились государи. Шагая по улицам Читы, ста­новится жутко... Сколько на этой земле пролито крови, особенно казачьей. Насколько была сатанински сильна пропаганда, что брат шел на брата... Сколь­ко осиротело детей! Сколько покалечено и уничтожено патриархальных, трудолю­бивых семей! 3десь атаман Семенов, один из последних государственников, сра­жался с интернациональными захватчиками. Ну, хватит углубляться, Александр Васильевич, а то Наташа заскучает...

Вечером собрался казачий круг, куда пригласили и меня. Я сразу заметил, что в этих краях ещё очень слаб казачий дух. Всё больше ряженность и показуха. Главная причина этому – отсутствие православного храма в городе, а казак без веры православной -  не казак. Церковь декабристов – это музей, да там и святости-то нет, вряд ли была освящена? Вернулись домой вечером, поговорили и решили завтра поехать на дачу, в деревню... А то в городе дым и культурная жизнь ограничена...

Утром Наташа, Павлик и я добежали до станции и без билета вскочили в вагон. Не хотелось ждать несколько часов до следующего поезда. Пришлось первый раз в жизни узнать, как ездить зайчиком. На дворе разгар лета, все спешат на огороды посадить картошку, капусту, морковь, огурцы, чтобы зимой не голодать. Народу в электричке полным полно, а нам было ехать недалеко, так в тамбуре и остались. Здесь я по-настоящему услышал, как люди относятся к прошлым и тепе­решним властителям, порой выскакивали такие словечки, которых я даже никогда не слышал, не знал, что они значат, а спросить Наташу не осмелился, потому что она то краснела, то смеялась... Доехали до станции, как пробки повыскакивали из вагона и пошли вместе с толпой гуськом по узенькой дорожке к дачам, точнее к месту честного труда… Также весело, крестьянскими разговорами, как и в вагоне, идем по забайкальской земле. То тут, то там из-за кустарни­ков стали появляться домики с маленькими участками земли. «Ну, вот и наша дача!» - воскликнула Наташа. Малюсенький деревянный домик с оградой на участке метров десять на пять­десят. Двери открыты. Я спрашиваю, почему? Она говорит: «В открытые двери воры не лезут: или хозяин дома, или уже был вор...» «Логично», - подумал я. Как строителю смотреть на такое сооружение было грустно, все покосилось, отвалилось, вместо окон - одни рамы, пол с дырами и скрипит, с основания, видимо, никогда не ремонтировалось... Но природа хороша! Рядом речка Читинка, черемуха уже цветет, птицы зали­ваются!.. Наташа вскипятила воды и заварила чай. Вижу - между соседним и их участками в переулке лежит большая куча земли и людям мешает пройти. Спрашиваю хозяйку: «Что это такое, специально?» Она говорит: «Привезли черноземной земли пять тонн и свалили, а нам все времени нет разбросать по участку». Тогда я подумал, вот то, что мне нужно – размяться, поработать физически, а то мускулы уже ослабли. Разыскал лопату с куцым ручником, снял рубашку и пошел, как каторжник, ухать! Сначала нужно было всю кучу перебросать через забор, чтобы освободить проход для дачников-стахановцев. Так было приятно расправить свои косточки и мускулы. Увлекся, работал  с таким азартом, что через два часа все было по другую сторону забора. Даже стали приходить со­седи и спрашивать, какой чудак так у тебя, Наташа, работает? Она отвечает: «Знаменитый русский певец из Австралии». «Да говори ты нам сказки», - со смехом отвечали соседи. Так и не поверили, но доказывать я не стал, не пустил свой голос с дуби­нушкой. Потом подошли и другие соседи и все указывают на меня пальцем. Кто жалел, что меня хозяйка так эксплуатирует, кто просто говорил, что я ненормальный. «Вот попробуй, угоди соотечественникам»,- со смехом подумывал я. Одна старушка подошла к участку и, глядя на меня, лихо работающего, ссыльного, вздохнув, проговорила: «Так люди работали только при царе… Сейчас без бутылки вообще не хо­тят работать...» И тихо пошагала дальше. Я попросил Наташу заснять на ленту всю эту историческую картину, но она не знала, как работает мой аппарат. А жаль! Покончил с кучей земли, освободил проход и пошел купаться на речку. Прямо с хо­ду нырнул в реку! Читинка оказалась неглубокая, и вода мутная и теплая. Но плавать можно. Песочек чистый, так что расположился загорать. Только удобно пристроился, вдруг из кустов появились два молодых человека в армейской форме, тоже разделись и пошли в воду. Потом я вспомнил, как по радио утром передали, что по дачам ходят два дезертира и чтобы граждане были осторожны. Хотя я не из трусливых, но быстро собрался и ушел. Зачем мне неприятности? Рассказал Наташе, а она спокойно ответила: «Да они уже давно здесь живут на дачах, скрываются...» «Вот так свобода», - подумал я.

Милая хозяюшка приготовила закуску из свежих овощей с черным хлебом и сметаной и пригласила за стол под открытым небом. Я пошел помыть руки и, взглянув на ладони, увидел водяные мозоли. Но ничего не сделаешь, уже поздно надевать перчатки, да их и не было. До позднего часа пробыли на даче, потрудились, отдохнули душой, накормили комаров и вернулись в город, где профессор уже заждался – приготовил ужин. Так еще один денек про­вел с добрыми русскими людьми, познакомился с культурной жизнью города и, сказав «до встречи»,  покатил в город Хабаровск.

Рано утром поезд перевозил нас уже через мост батюшки Амура! Я не ожидал такого величия! Учил в школе, что это большая река, но не думал, что такая! В Хабаровск я решил заехать только на день - до ночного поезда и без знакомых, то есть сам по себе, испытать, как получится, а то меня все время передавали из рук в руки. Вышел с вокзала, и сразу приветствует всех нас грандиозный памятник основателю города – Хабарову. За ним раскинулся парк с аллеями до берегов Амура. Слева, недалеко, вижу православный золотой крест над деревьями, даже душа возрадовалась. Естественно, повернул налево и пошел к храму. Около храма было много народа – свершалось венчанье в Божием доме. Зашел в храм, поставил свечи, помолился и понаблюдал за обрядами, которые показались мне какими-то странными, много механического в движениях рук священника, молодые стоят растерянные, не знают, когда креститься и что делать... Но и за это слава Богу. Познакомился со старостой, он сказал, что владыки нет, будет к вечеру. И ког­да узнал, что я из Австралии, да ещё и Шахматов (а уже в газетах, по телевидению всё было поведано), то он говорит: «Я сейчас ему позвоню». Я говорю: «Не беспокойтесь». Но он настоял и пошел звонить. Вернулся и сказал, что владыка меня приглашает с ним поужинать в шесть часов. Отблагодарив старосту, я пошел знакомиться с городом. Город небольшой, но очень уютный и красивый, особенно хорош вид с набережной. Крутой высокий берег с садом и памятниками и все это на фоне великого Амура. Сказочный вид! Всюду гуляет молодежь, пожилые, дети… все опрятно одеты, разговаривают, улыбаются... Непохоже на столичную атмосферу, где все спешат, толкают, ругаются... Сел в красивое деревянное кресло и погрузился в природную красоту и историю. Почему-то сразу развертывалась картина прошлого столетия, не зря о нем говорят, как о золотом веке. Почудились казачьи станицы, атаманы, генералы в формах с наградами за доблестную службу Отечеству, девушки в красивых длинных платьях, молодые офицеры, казаки с цветами пытаются уха­живать за барышнями... играет духовой оркестр, кружатся пары... Так размечтался, что забыл, что у меня время-то ограничено. Спустился к Амуру и низко поклонился ему. Что показалось странным окружающим людям, но для меня это было священно! Да и нельзя их судить, ведь они не знают, что такое чужбина. На ходу съел пирожок с капустой и русское мороженое! Долго гулял по берегу, по парку, зашел  в музей и прошел день - пора к владыке, а затем на поезд.

Встретился с владыкой и был удивлен его молодостью – лет тридцать пять, а уже архиерей и управляет епархией! Он очень любезно пригласил разделить с ним трапезу. Пошли на квартиру, где он временно жил у какой-то женщины. По до­роге я узнал, что он раньше, когда был моложе, работал журналистом, потом поступил в Одесскую семинарию, закончил её,  вскоре его возвели в сан епископа и наз­начали в Хабаровскую епархию. «Ничего себе, - подумал  я, - быстро пробежался по трудному монашескому пути. Какое-то скоропостижное устремление». Дошли до дома и поднялись на третий этаж в квартиру. Чисто убранная квартира, хозяйка с открытым лицом тепло приняла нас и сразу пригласила за стол. Владыка был немножко взволнован и приговаривал: «Нужно было мне сообщить заранее, чтобы я приготовился к этой встрече». Я говорю: «Я и сам не ожидал, да и на все Господня воля». Хозяйка по­дала борщ со сметаной, затем котлеты с гречневой кашей, все так вкусно и ап­петитно. Заметил, что у владыки аппетит не монашеский. Потом взглянул на календарь и увидел, что была среда - постный день. Но мне, путешественнику, ещё простительно, все дни перепутал, но владыка... Как ни в чем не бывало продолжил разговор. Ещё пообщались с часок, и я попросил прощенья и пошел на вокзал. К поезду я уже привык, так что возвращался, как домой. Что касается духовно-культурной жизни в городе Хабаровске, то все на низком уровне, как мне показалось... Не видел большого театра, концертного зала, оперы, оркестра... Но это и не обязательно.

Опять застучали колеса, и за окнами потянулся приморский край. В вагоне со мной ехала молоденькая девушка, которая возвращалась с занятий из Москвы. За это время она почти что все узнала про Австралию. И я вспомнил своих родных.

По при­езде в город Владивосток я сразу купил билет на самолет в Москву, ехать дальше уже некуда, уперся в океан. Город Владивосток меня как-то сразу не расположил -  грязный. Эти современные многоэтажные постройки были как столбы то тут, то там не в гармонии со старой архитектурой... Около порта еще ничего, кра­сиво, хотя все бесхозяйственно, даже корабли стояли как-то не аккуратно, все побитые и поцарапанные, нуждаются в ремонте, обновлении... На такой большой и знаменитый город только одна православная церковь. Зато несколько католических храмов и синагог. Здесь приютил меня в своей квартире с видом на воду бывший харбинец. Разгуливая по городу, проголодался и решил зайти в ресторан. Увидел надпись на привлекательном здании, поспешил туда. Подхожу, взял­ся за ручку двери, тяну и не могу открыть, а время двенадцать часов дня. Что же это такое? Подошел к витрине и читаю: «Ресторан закрыт на обед». Тут хоть стой, хоть падай от смеха, а желудок пустой. Получилось как в анекдоте! Пришлось на автобусе добираться до квартиры, чтобы чего-нибудь перекусить. Подошел к автобусу, народу много, и все спешат успеть заскочить в автобусы. Ну и я в том числе. Наконец-то пришел мой автобус, и я кое-как втиснулся в дверь, но после меня ещё лезут люди и даже пристраиваются на ступеньках. Несчастный водитель выходит из себя и отпускает крепкие словечки. А ведь он отвечает за пассажиров. Дверь не закрывается, но он так и поехал и на повороте все стоящие в двери упали во внутрь автобуса и двери автоматически за­крылись, что очень успокоило водителя. Вот так смекалка! Внутри автобуса было так тесно, что вздохнуть было трудно. Но мне повезло, передо мной оказалась женщина очень похожая на Софи Лорен. Ну точно она! Я даже женщине сказал, что принял ее за зна­менитую итальянскую актрису. Что вызвало широкую улыбку у русской жен­щины. На следующий день посетил православный русский храм, где встретил казаков. Позна­комился с настоятелем храма, очень приятным батюшкой. Неплохо пел хор. Храм по­строен до революции, что сразу было заметно. Выкупался в холодной воде. Посетил морской музей, дом-музей Арсеньева, встретился с дирижером и музыкантами сим­фонического оркестра, прослушал молодого баритона, подсказал ему кое-что в техническом отношении голоса. Сфотографировал город и улетел в Москву.

Столица вся была в политике и продолжала «путчиться». Выступал Горбачев, призывал всех перестраиваться, но жить при этом по-коммунистически, не нарушая заветов вождя партии, а сам открывает банковские счета для своих гонораров в зарубежных банках. Вы­ступал Ельцин, тоже призывал перестраиваться, но жить по-капиталистически, и тоже не нарушая заветов вождя партии, а сам тоже получил гонорары за книгу и не знает, куда их положить... и боится спросить у Михаила Сергеевича совета - не дове­ряет... Тот и другой призывают жить по-демократически, по-цивилизованному, по-интеллигентному,  а у меня эти слова и призывы уже вызывают тошноту: все вожди мира только об этом говорят. Сколько уже я наслушался этой пустой брехни, ведь в мире становится все труднее, страшнее, опаснее и неинтереснее жить, независимо при каком строе страны живут. Да ещё и говорят это русскому народу, который духовно, культурно и научно обогатил все человечество, всю вселенную! А тут вдруг стали Иваны болванами, лентяями, отсталыми, и унижают и оскор­бляют русскую нацию перед всем белым светом. Последнее время я, как услышу слова «демократия», «цивилизация», «интеллигенция», вздрагиваю и хватаюсь за оружие...

И чтобы не видеть все это, я сел на поезд и уехал в Петроград! Встретили меня знакомые Наташи Соковиковой – Слава и Оля Поляковы! Сразу проехались по Невскому проспекту. Какой красавец град! Хотя и не в русском стиле. Но что красиво, то красиво! Какие соборы, храмы, дворцы, памятники, театры, университеты, училища!... Первая остановка в святой лавре Александра Невского, куда приводит Невский проспект. Сразу к раке, святым мощам русского святителя, защитника русской земли. Стоя на коленях перед святителем, я молил и благодарил его за великий подвиг на Неве! За то, что он защитил русскую государственность душой и мечом! И просил его простить нас, грешных, за попущение, халатность, безответственность перед грядущи­ми поколениями... Помочь нам образумиться, очиститься и восстановить русское достоинство и достояние. После такого откровения стало легко на душе. А когда я увидел Царское Село, то от восторга не мог говорить! Какое великолепное творение человеческих рук с благословения патриарха! Как наш народ умел красиво строить и жить! Строили на века... Не были эгоистами, как современные строители, – строят лишь на десять-двадцать лет, потому что надолго строить коммерчески не выгодно. Часами ходили, любовались замками, палатами, невозможно было оторваться от красоты, богатства и величия! Вернулись в Питер, сели на теплоход и поплыли по каналам. Только слышно было голос гида: «В этом доме жил и творил Тургенев, в этом - Пушкин, здесь - Чайковский, там - Глинка…»

Проплывая мима собора Спаса на Крови, где был убит царь-освободитель Александр Вто­рой, сжалось сердце. Как мог русский народ не уберечь его от рук дьявольских? Почему его смерть не научила нас быть умнее и гнать нечисть с род­ной земли? Выплываем на Неву, с обеих сторон великолепие! Исакиевский собор, Петропавловская крепость, Эрмитаж, университет, Академия художеств, Медный всадник, памятник Суворову, адмиралтейство, Морская академия, Российская библио­тека... Не хватает сил всё увидеть и ощутить! А тут ещё белые ночи на дворе! Романтика! Только в два часа вернулись домой. Пока перекусывали и разговаривали уже начало всходить солнце. Какой там сон в таком романтичном, красивом граде! Решил побродить  по городу один, чтобы не беспокоить милых людей, да и наедине лучше изучаешь и запоминаешь. А практики-то у меня в этом, слава Богу, достаточно! Зашел в Эрмитаж, Русский музей, где для души было больше, чем в Эрмитаже, прогулялся по Летнему саду и поклонился до земли дедушке Крылову. Завлекли меня и звуки консерватории. Поклонился памятникам Глинке, Римскому-Корсакову, Пушкину, Достоевскому... В Мариинском театре шла опера «Евгений Онегин» Чайковского. Сразу же купил билеты. И так весь день провел на ногах, разгуливая по Пите­ру и наслаждаясь великолепием! Не хотелось ни есть, ни спать. Вот что значит ду­ховная пища! Чутьем добрался до квартиры, где уже поджидали Слава и Оля, пото­му что звонила их кума и пригласила к себе на ужин. Опять гулянья и угощения. Но без этого тоже нельзя. Оказались милейшие люди. Анна Петровна - инженер-химик, Владимир Николаевич – ученый и заместитель ректора Петербургского универси­тета и дочь Марина – художник. Уютная квартира и обильный стол с разными рус­скими закусками. Да ещё и рояль! Подошла пианистка, как будто случайно. Да знаем мы такие случайности!.. Люди знающие и интересные, так что мне не нужно было говорить, лишь с удовольствием слушать и наматывать на ус. Да Слава-казак тоже поговорить умеет. Мне больше ничего не оставалось, как спеть. Села за рояль замечательный музыкант – пианистка Людмила, и зазвучали мелодичные русские романсы «Средь шумного бала», «Ни слова, о друг мой» Чайковского... Даже соседи не вытерпели и постучали в дверь, попросились послушать... Пробило двенадцать часов ночи, а на дворе светло! Решили побродить по ночному граду. Владимир Николаевич пригласил меня завтра в университет осмотреть здание и познакомиться  с профессурой. А Анна Петровна попросила, чтобы после университета я зашел в библиотеку, и добавила, что там для меня будет сюрприз! Оставила мне головоломочку. Расстались и прошлись по бульварам сказочного града. После двух бессонных ночей я наконец-то уснул. Даже громогласный Слава, отвечая на телефонные звонки, не смог разбудить меня.

Заходил в университет с волнением, ведь почти что все наши великие русские люди учились в нем. Владимир Нико­лаевич постарался. Встреча была интересная и поучительная. Столько открылось для меня такого, что никакая книга этого не сделает. Какие еще есть благородные люди в России, которые сами полуголодные, полухолодные, но науку держат на достойном уровне. Показали мне знаменитую библиотеку с редкими книгами и специально для меня замечательный колонный зал университета, где пели и поют все знаменитости. И прямо в зале предложил дать здесь концерт. Я  пообещал в будущем году.

Выпили чашку чая в гостиной университета, и я пошел на свидание с Анной Петров­ной в Российскую библиотеку. Какой там она мне сюрприз приготовила?! Захожу в библиотеку, встречают меня милые сударыни ещё с прежним русским вос­питанием и приглашают пройти в гостиную Российской библиотеки. Анна Петровна тоже здесь и улыбается. Преклонных лет очаровательные женщины, видимо, го­товились к этой встрече и очень волновались. Оказывается, когда Анна Петровна рассказала, что у нее гостит Шахматов, то все эти дамы решили, что я родственник того самого академика Шахматова, который был основателем библиотеки. Тут стало ясно, какой сюрприз меня ждал. Я говорю: «Я тронут таким внима­нием и встречей! Вы решили, что я потомок великого ученого, но, к сожалению, я не могу сказать, что являюсь родственником». Но они про­должали утверждать, что я его родственник. Приходит ещё одна милая сударыня и при­носит с собой книгу об академика Шахматове и показывает его снимок. И что вы думаете? На 90% у нас внешнее сходство. Похожи друг на друга. Тут милые сударыни меня больше и не слушали, а решили, что я потомок академика. Ещё долго мы сидели и беседовали с милыми русскими женщинами и не хотелось расходиться! Тут я еще раз убедился в том, что никакие политические режимы не уничтожат русское бла­городство, гостеприимство и воспитание. Люди пережили голод, блокаду города и в его руинах сохранили себя и богатство России! С каким трепетом и достоин­ством они показывали мне древние русские книги, рукописи первых летописцев Руси!.. Как они все оберегают! Вечером все пошли в Мариинский театр. Какой красоты театр внутри и снаружи! Опера Петра Ильича Чайковского была  исполнена с любовью и ответственностью. Находясь в театре, в ложе с правого крыла, я глядел на сцену, в зал, видел какое это творение! Я вообразил, как бы было, если б в царской ложе сидела вся Царская семья. Если б не было революции. Если б русские не были изгнаны с родной земли. И тут запел Ленский «Куда, куда вы удалились...» Было приятно видеть в театре много молодежи, причем красивой, здоровой. Все парами, элегантно одеты. После спектакля познакомили меня с дириже­ром и директором театра. Они оба уже знали обо мне и пригласили в будущем поработать с ними в этом чудесном театре. Назавтра у меня был назначен в консерватории мастер-класс с молодыми певцами. Собралось около пятидесяти человек, все с хорошими голосами и внешним видом. Девчата вообще красавицы! Стали по очереди петь для меня. И, к сожалению, пришлось признать, что почти что все не умеют петь. То кричат, то нет голоса, а самое ужасное  - нет дикции, не выговаривают слова. Просил ребят вдумываться в слова и выговаривать их. Ведь когда композитор писал музыку, он ставил перед собой либретто и под каждым гласным звуком слова писал ноты. И если вы не выговариваете слова, то произведение не звучит так, как задумал гений, а это значит неграмотность и неуважение к автору. Выбрал нескольких ребят и попросил их повторить то, что они только что пели, но думая, выговаривая слова и не полным голосом, потому что все арии, романсы и песни основаны главным образом на меццо-воче, то есть требуется петь сдержанным звуком. Когда запела красивая девушка с красивым голосом так, как требует композитор, то это было совершенно другое пение. Было именно пение. И все остальные заметили разницу...

Следующий день у меня был очень приятным – встретился с великим русским композитором, живым классиком Валерием Гаврилиным. Скромнейший человек! Просто принял меня в своей квартире без всяких ужимок и воображений – это черта русского че­ловека и гения. Такие люди ничего от жизни не ждут, лишь только кротко, незаметно творят. На вечере, посвященном памяти Льва Гумилева - сына знаменитого поэта-патриота Николая Гумилева, познакомился с академиком Панченко. В Петербургском университете высту­пил с лекцией перед учеными, академиками, профессорами. Познакомился с талантливым русским режиссером Александром Васильеви­чем Седельниковым. Он как раз в это время собирался ехать в Аргентину, чтобы снять для документального фильма русскую общину, и мои связи ему могли пригодиться. Я связал его с моими друзьями в Буэнос-Айресе, которые сделали ему приглашение. А так как я собирался из Питера поехать в Вологду, то Саша тоже решил поехать со мной. Сказал «до скорой встречи» всем петербуржцам и покатил в древ­нюю Русь! Как только заехали на вологодскую территорию, сразу была видна исто­рия древней святости, духовности, культуры, традиций... Сколько было видно хра­мов, монастырей с покосившимися крестами, разваленными стенами, вокруг много нечистот, но все равно храмы сияли и озаряли небо и землю. Ощущался дух православ­ный и русский. И было радостно, что мы едем на родину великого русского писателя Василия Ивановича Белова. Встретил нас русский прозаик Толя Ехалов.  Своим добродушным видом он меня сразу к себе расположил. Без всякого разговора повез нас к себе домой. Он был очень энергичным и по дороге столько рассказал нам о любимом крае, что всё вокруг нам показалось знакомым. В этом небольшого роста человеке столько добра, мудрости, забот о своем народе, Отечестве! Он беспокоится о духовно-куль­турной жизни родного края, о беженцах, которым негде жить, о погибающих деревнях. «Вот какие должны быть правители!», - подумал я. После гостеприимного стола повез нас в деревню показать, чем богата плодовитая вологодская земля, попутно объясняя, почему  их молочные продукты сла­вятся на всю Россию. Конечно, самое дорогое на Вологде – это великолепные храмы и древние построения, рас­положенные по обеим сторонам реки. В деревне, сказал он, живет гениальная девушка, самородок, Надя Бурдыкова – поэтесса, композитор, певица, пианистка. Родилась и выросла в деревне и не собирается её покидать. Может быть, современному городскому человеку покажется странным жить в деревне и быть творцом. Но именно все гении рождаются на природе, в не покалеченном, а здоровом быте. Они не оторваны от земли, веры, национального самосознания, честно творят на родную державу, не думая о личной выгоде, чего нельзя сказать о большинстве так называемых цивилизованных людей. Вот почему в двадцатом веке не стало ис­тинных творцов духовности, культуры и науки в таком количестве, как в прошлые столетия. Человек развивается и имеет желание творить только тогда, когда он принадлежит земле, нации, державе... Кому захочется творить на дядю интернационалиста – человека, живущего за счет других, то есть паразитирующего. Не так просто появилась нация, религия, язык, быт – основа духовности, культуры, традиций, здоровой жизни. И  напрасно так называемые мудрецы-дельцы нашего времени стараются изме­нить природу, потому что все окончится плачевно - самоуничтожением.

Насладились деревенским воздухом и к вечеру заехали в город. Завтра воскресный день, в храмах звонят колокола, призывают верующих на вечернюю службу Богу. Пошли и мы, два Александра и Анатолий. Подходя к храму, встретили и нашего до­рогого и чтимого писателя Василия Белова, который только что вернулся из своей деревни, где он своими руками восстанавливает православную церковь. Для меня это было подарком. Я уже давно мечтал познакомиться с мудрым русским писателем. Зашли в храм, поставили свечи, помолились и, выходя из Божьего дома, Василий Иванович говорит: «Идем ко мне на ужин». Все так просто и по-русски. Что может меня удержать от такого приглашения? Пешочком дошли до многоэтажного до­ма и поднялись на третий этаж в квартиру писателя. И первое, что меня удивило, - это то, что такой писатель живет в городе и в такой необустроенной квартире. Милая супруга сразу накрыла стол и начала нас угощать картошкой со сметаной и луком, грибами, колбасами, овощами, но мне хотелось толь­ко картошку со сметаной и луком. Приятно было узнать, что Василий Иванович и сам непьющий и борец с алкоголизмом. Выступает за трезвость русского народа – хватит, попили! Дошло до того, что работать стало некому, уже детей здоровых не можем рожать, управ­лять страной не в состоянии, сели нам на голову иноземцы и кнутом погоняют... От мудрых слов Василия Ивановича было так радостно на душе! Ведь я уже тридцать лет всюду, во всех странах, и все народы призываю к национальному самосознанию, к ответственности перед грядущими поколениями, чтобы они нас благодарили, а не проклинали... Это не значит, что один народ должен ставить себе выше другого. Нет, но нужно ценить, уважать себя, чтобы тебя ценили и уважали другие. Конечно, есть безумцы, злые люди, которые в этом видят шовинизм, фашизм и ещё какую-нибудь нелепость. Надолго засиделись у родного писателя и хо­телось продолжать беседовать, но рано утром мы должны выехать в русский го­род Новгород Великий. Пригласил меня Василий Иванович заехать к нему в деревню, и мы расстались. В тот же вечер Толя и его супруга Лена взяли у меня интервью для газет, радио и телевидения (кроме всего оказалось Толя занимается и журналисти­кой). Сколько таланта в одном человеке! Утром, засветло, мы уже выехали из города и покатились вглубь древней православной Руси. К вечеру уже были в дивном древнем русском городе. Конечно, опять эти великолепные храмы, соборы, дворцы... Но, как человека искусства, меня захватил грандиозный памятник «Тысячелетие Руси» в виде огромного колокола В од­ном монументе чуть ли не вся наша русская история – все великие личности, от святых летописцев, князей, царей, полководцев, государственников до простых крестьян-патриотов - подвижников. Много я видел памятников на планете, но такого тонкого по смыслу и исполнению я нигде не видел. Рассмотрели древний город и готовы были поехать ещё к одному прекрасному русскому писателю, Димитрию Балашову, но нам со­общили, что его в настоящее время нет дома. Как было досадно! Тогда мы решили сразу ехать в Свято-Кириллов Белозерский монастырь! Он один из самых больших по площади монастырей в мире. Ехали всю ночь и, как только поднялось солнце, вдали увидели кресты, купола, стены древнего монастыря. Такой был душевный подъем! Как и всюду, около святых мест много народа – кто уходит перекрестившись, кто со слеза­ми спешит прикоснуться к святыням, попросить прощения и помощи сохраниться в современной, суетной, часто бесцельной жизни...

Перед монастырем поклонились до земли и зашли на святое место. И от увиденного остро ощутилась боль в груди. Как все запущенно: полуразрушенные покосившиеся стены,  ржавые крес­ты и большая надпись  «Музей-заповедник». Понятно, что святость неосквернима, но столько нависшего хлама... Такое неуважение к святой земле, недопущение верующих к очистке и восстановлению монастыря пулей пронзили мою душу. Не хотелось идти в храм, как в музей. Но так как приезжает много паломников и молодежи, то монахи водят группы к святому месту и все объясняют. Присоединились и мы к группе. Около храма монахиня нам поведала, что мощи святого Кирилла находятся здесь, но никто не знает где, и добавила, что было видение одному старцу, что мощи откро­ются для народа только тогда, когда святая Россия воскреснет, когда весь русский народ вернется к вере Православной, к России самодержавной. Вот эти слова, на­дежда облегчили мою грудь. Выходя из монастыря, я подумал: «Долго ли еще властители будут держать в плену святые места, не давать народу ду­ховной пищи, жить жизнью Богом благословенной?!» В монастыре наши дороги разошлись: Толя и Саша поехали в Вологду, а я сел на поезд и - в Москву. Прощаясь с ними, я спросил у Саши: «Ну, как, наснимал достаточно?» Он ответил: «Хватит на фильм».

Тем временем моя виза пребывания на родной земле заканчивалась, да и финансы, при­везенные мной, подходили к концу, а бесправному русскому певцу, даже с именем, заработать дома, в России, нет возможности - ярлык иностранца не позволяет. Зато нерусским артистам, как видит весь мир, можно заезжать петь, выступать и драть бешеные деньги за это. Вот так сначала ореволюционизировались, а теперь перестроились. Русским ход воспрещен для заработков, но привозите валюту, проживайте и оставляйте для нашего существования на вид вроде демократического...

В Москве меня с нетерпением поджидали друзья, так как приближалась великая дата битвы на Бородинском поле. Назавтра же сели на электричку, потому что ехать на автомобиле безнадежно, как сказал Александр, и через час уже подъехали на станцию, где уже скопились десятки тысяч людей. Цепочкой шли к священной русской земле – земле, где всюду могилы, могилы, памятники, оставшиеся храмы, мо­настыри; где доблестные предки с честью сражались за матушку Русь, сложив головы свои; где смешались, как сказал великий поэт, кони, люди и залпы тысячи орудий... Не отдал русский воин свой народ в рабство вражеской силе, не допустил пленить великую Россию. Столько было народа, что продвигались очень мед­ленно, но уже через час я впервые ступил на то место, о котором я читал в кни­гах на чужбине. Для меня всегда было трепетно, когда наш хор молодых казаков в Австралии начинал петь: «Скажи-ка, дядя, ведь недаром...», «Забил заряд я в пушку туго...», «Постой-ка, брат, мусью...» А тут я стою на этой сокровенной земле... Старался обойти все поле битвы, брел по траве, болоту, лесу, холмам и всюду мо­гилы, могилы... Приятно было видеть, что было много старых крестов, двуглавых орлов на памятниках... Я так вник в историю, что даже не замечал представления на поле, как ряженые ребята и девчата изображали бой. По-моему, в такой памятный день все это есть кощунство по отношению к доблестным предкам нашим. Но как говорится «не ведаем, что творим...» В результате так уходился, что под вечер уже ноги не держали. Я был счастлив и благодарен Богу за то, что прикоснулся к Боро­динскому полю - полю нашей славы...

Перед отлетом из Москвы получил очень много разных приглашений  из различных уголков необъятного нашего Отечества. Принял все, потому что знал, что  вернусь. Я знал, что на чужбине, несмотря на успехи и тысячи друзей в разных странах ми­ра, будет тяжело находиться вдалеке от родной земли - России. Я ею зах­вачен полностью и навсегда.