Часть 2. Россия[1]

Жизнь любого вынужденного переселенца в России начинается с посещения миграционной службы. На следующий день после разгрузки вагона посетили ее и мы. Здесь нас ожидал первый сюрприз. Получив после регистрации удостоверения, я с удивлением обнаружил, что они у нас разные. У жены и дочери - беженцев, у меня - вынужденного переселенца. Формально, с точки зрения закона о вынужденных переселенцах, правильно: у меня гражданство России было зарегистрировано, а у жены и дочери - нет. Но насколько справедливо, расскажу ниже. Статус беженца влечет ограничение в правах. Беженец не имеет права на покупку земли и недвижимости, а размер ссуды на строительство дома или приобретение квартиры определяется количеством членов семьи, являющихся вынужденными переселенцами. Сотрудники миграционной службы объяснили нам, что жилым фондом служба не располагает и помочь с жильем не может, предложив после регистрации российского гражданства взять возвратную беспроцентную ссуду на покупку дома или квартиры. Аж шесть миллионов безналичных рублей (все денежные суммы приводятся в старом исчислении). На одного меня ссуда была бы значительно меньше. Что на эти деньги можно было купить со второй половины 1994 г., думаю, объяснять не нужно. Этим и закончилось наше первое посещение миграционной службы.

А сейчас поразмышляем о справедливости применения статуса беженцев к русским, возвращающимся в Россию из стран СНГ.

Конституционный суд РФ Постановлением от 16 мая 1996 г. признал: Первое - лица, родившиеся 30 декабря 1922 г. и позднее на территории РФ и утратившие гражданство бывшего СССР, продолжали и продолжают сохранять российское гражданство по рождению вплоть до того момента, пока оно не будет прекращено на основании их волеизъявления, и они не утрачивают его в силу одного только факта проживания за пределами РФ на момент вступления в силу (6 февраля 1992 г.) закона «О гражданстве Российской Федерации». (То же самое относится и к их детям); Второе - в отношении граждан РФ, проживающих за ее пределами и вернувшихся для постоянного проживания в РФ, речь может идти только об уведомительной регистрации, носящей исключительно учетный характер, но не как о регистрации в порядке приобретения гражданства по ст.18 «г», что неприменимо в отношении имеющих гражданство по рождению. 

  Именно через регистрацию по статье 18 «г» прошло абсолютное большинство россиян (в т.ч. и моя семья), вернувшихся в Россию из ближнего зарубежья и с легкой руки российских государственных чиновников окрещенных «беженцами», и приравненных в правах до регистрации гражданства к беженцам – гражданам чужих государств, нашедших убежище на территории России.

  Именно эта регистрация, носящая временный характер, открыла двери в Россию миллионам эмигрантов из ближнего зарубежья и тоже называющих себя беженцами - а как же, денег вырученных за продажу квартиры в центре столицы родного государства не хватает на приобретение равноценной квартиры в Москве, а только лишь на аналогичную квартиру в Кирове или Перми.

  В то же время десятки миллионов россиян, лишенные на чужбине защиты родного государства, не признающего их своими гражданами, и не имеющие возможности вернуться на Родину, вынуждены оставаться в зарубежье, подвергаясь дискриминации по национальному признаку и насильственной ассимиляции. Считаю эту статью 18 «г» закона трагической ошибкой законодателей.

  В переговорах с руководством мединститута по вопросу перевода дочери обнаружилась разница в учебных программах душанбинского и кировского институтов. Погасить ее можно было изучением соответствующих дисциплин только при КГМИ и только на коммерческой основе. Сумма за эту услугу оказалась для нас фантастически высокой, не хочу ее и называть. Хорошо, что нам пошли навстречу и согласились погасить ее моими компьютерными программами.

 Ввиду отсутствия части документов (письменных экзаменационных работ при поступлении и приказа о зачислении в институт) дочь допустили к занятиям на правах условно принятой, что лишало ее права на стипендию  (это обстоятельство сильно осложняло жизнь нашей семье, так как в то время более 5 000  рублей в неделю мы выделить дочери не могли). Помогли с устройством в обще житие. Заверенные телеграммы в ректорат душанбинского мединститута  съели    последние деньги, оставшиеся от оплаты за вагон. Полгода ждали мы недостающие документы, пока наша душанбинская знакомая наскребла денег на взятку, а неторопливая почта (по несколько месяцев идут письма из Таджикистана) доставила их. Перед началом зимней сессии в ректорате КГМИ нас предупредили,  что если в течение месяца документы не появятся,  то дочь будет отчислена.   

Домой жена пришла черная от горя. И кто знает, сколько дней ее жизни унесли эти переживания. К счастью, назавтра пришел долгожданный конверт. Считаю, что в подобных ситуациях порядок перевода студентов должен быть упрощен. 

Наши попытки с ходу заполучить работу с одновременным предоставлением жилья успеха не имели. Знакомые подсказали, что в районах не хватает учителей нашего профиля. Дипломы механико-математического факультета университета позволяли нам работать учителями средних школ математики,  физики и информатики. В облоно дали список вакансий в сельских школах и телефоны, предоставив самим вести переговоры с районо и директорами школ. Созвонившись с одним из районов, получили приглашение приехать на собеседование.  Но на поездку нужны были деньги, а их уже не было.

И вот тогда мы вспомнили, что беженцам и переселенцам положено пособие в размере минимальной заработной платы (двукратной для жителей села) на каждого члена семьи. С этой просьбой, объяснив ситуацию, и обратились мы в миграционную службу. Здесь нас ожидал второй сюрприз.  Нам отказали - нет денег. Не ожидавшая такого удара, жена заплакала и вышла в коридор. Ошеломленный случившимся, я остался стоять в помещении отдела. Удивленные реакцией  жены,  работницы службы обменивались репликами: из-за чего так убиваться - ведь цела,  не сгорела и не разбомблена  наша  (да еще и четырехкомнатная) квартира в Душанбе и вещи мы вывезли.  И невдомек им было, что для нас эта квартира потеряна навсегда, ну все равно, что сгорела, а сегодня у нас просто нет денег на хлеб и не будет, если мы не найдем работу. Я молчал. Завотделом провела меня в кабинет руководителя службы. Узнав о цели нашего прихода, начальник раздраженно объяснил ей, а не мне, что прибыло несколько семей беженцев, в каждой из которых по 10-12 детей (надо же, как нам не повезло) и все деньги уйдут на выплату пособий этим семьям. Не проронив ни слова, я вышел из кабинета.

Моему сыну, зарегистрированному там же несколькими месяцами раньше, тоже не выплатили пособия. О праве на него он и не подозревал, а сотрудники службы об этом умолчали, ограничив заботу о нем одной регистрацией. А ему, выпускнику киевского ВУЗа пришлось ох, как не сладко. Денежные переводы из Душанбе почта не принимала. Стипендии и подзаработанных им  денег,  хватило только на дорогу до Кирова. А на какие средства жить?

По совету знающих людей жена обратилась за помощью в  службу  социальной защиты семьи,  где без лишних слов в течение 10 минут ей и выдали эти злосчастные 120 000 рублей. Сын же за истечением времени это право потерял.

Поездка в район оказалась удачной. Директору сельской школы  требовались два учителя нашего профиля. Предоставлялась и благоустроенная двухкомнатная квартира. Но когда через несколько дней, перед тем как выехать в село с вещами, мы на всякий случай позвонили в школу, нам без объяснения причин отказали.

Еще несколько попыток в других районах оказались безрезультатными. В нашем райцентре мне,  профессиональному программисту имеющему опыт работы со студентами, директор школы отказал в должности учителя информатики в кабинете замначальника районо, предложившего меня на это место. Такого демократизма Восток конечно же не знает. И через полгода эта же должность оставалась вакантной. И снова тот же директор отказал уже моей жене, тоже программисту. Уяснив, что правила комплектации школ преподавателями мне не осилить, я прекратил искать работу на этом поприще. Стало ясно и другое - работу с жильем не найти.  И как нам не хотелось обременять семью школьной подруги жены, но пришлось переехать в их пустующую квартиру в Проснице, в 60 км от г.Кирова. Хозяйка квартиры заказала и оплатила машину для перевозки нашего имущества.

Массу неприятных ощущений мне с женой пришлось  испытать  при  прописке. Просмотрев наши документы - паспорта и удостоверения миграционной службы, сотрудник паспортного стола заявила, что мы граждане другого государства, да еще и не выписаны, а потому - поезжайте в Душанбе, выпишитесь, и только потом приходите за пропиской, а сейчас, заплатите штраф за опоздание с регистрацией и регистрационный сбор, как иноземцы. Заплакавшая жена пыталась   что-то объяснить, но чиновница была неумолимой. Прошло пять лет как мы уехали из Таджикистана, но у меня до сего дня не возникает желания вернуться туда даже на время. Вынужденный переселенец не может быть возвращен против его воли на территорию государства выезда - так трактует закон о вынужденных переселенцах. И надо быть человеком без сердца, чтобы предложить нам вернуться в Душанбе.

Взяв со стола наши паспорта, я открыл свой на странице особых отметок - там Посольство РФ в Таджикистане проставило штамп о регистрации российского гражданства. Предъявив этот лист хозяйке кабинета, сказал: «Я - гражданин России, вернулся вместе с женой на Родину. И прописать нас вы обязаны в любом случае и вам об этом хорошо известно». И случилось неожиданное - чиновница испугалась. Нас попросили заполнить бланки прибытия, а также выбытия - для посылки в Душанбе: трогательная забота об интересах государства, попирающего права россиян. Видимо, не знают в МВД РФ, что в первую очередь по наводке работников ЖЭУ и милиции в Душанбе совершается захват пустующих  квартир.

Обстановка несколько разрядилась. На вопрос о причинах выезда из республики рассказали этой даме об одном из эпизодов насилия над русскими женщинами. А надо было промолчать. Когда собирались уходить, в кабинет вошли двое мужчин - таджиков. Обратившись по имени к чиновнице, они сообщили, что принесли ей сливы, которые привезли на продажу, и пришли зарегистрироваться. С улыбкой, как дорогих гостей встретила торговцев фруктами хозяйка кабинета,  а когда мы были уже в дверях, вдруг,  не стесняясь нас,  спросила тех   (извини, читатель, за натурализм, но вопрос был задан именно так): «Говорят, вы в Душанбе наших девок трахаете?»  Как оплеванные вышли мы  из  кабинета  этого офицера внутренних войск в юбке.

Без еды, без дома, без работы.

…После прописки поиски работы стали главной целью. Получив в службе занятости информацию о единственной вакансии программиста на одном из предприятий Кирова с небольшой зарплатой - 140 000 рублей,  я все же устроился на него.

Мои доводы в пользу этого решения были просты. Не прерывается стаж. Я даже сумел приступить к работе на две недели раньше даты увольнения, работая в эти дни по договору. С чего-то надо начинать и не может быть, чтобы квалифицированному специалисту не прибавили зарплату в процессе работы. Если же мои ожидания не оправдаются, то можно, уже не торопясь и осмотревшись, поискать новое место. Не работая в нашем положении, можно сойти с ума.

Когда миграционная служба в первую зиму предложила нам бесплатную  путевку в дом отдыха, то иначе, как злую надсмешку,  мы это предложение не восприняли. Я уже не говорю о деньгах на дорогу, их нет и сейчас, через пять лет.

Мои рассуждения были правильны. И зарплату повышали несколько раз, и проездной билет на электричку оплачивали, и дополнительную работу по договорам предоставляли. Но предприятие переживало кризис. Неполная рабочая неделя - четыре, а затем три рабочих дня в неделю. Постоянные задержки с заработной платой - поступил на работу 3 октября, а зарплату первый раз получил 7 марта. Пришлось заняться поисками нового места.

Искал тщательно, целый год, по справкам службы занятости, сотрудники которой, выдавая ее, каждый раз не забывали предупредить: «В Кирове вы работу не найдете».  Я привык не обращать внимание на такие мелочи.  Если бы наша семья следовала советам таких доброжелателей, то мы бы просто не  выжили. Было много отказов под надуманным предлогом. Для одних непреодолимым препятствием служила моя иногородняя прописка. Главными противниками приема на работу в таких случаях выступали инспектора отделов кадров, привыкшие еще при советской власти неукоснительно соблюдать это правило  и  не  изжившие его в своем сознании до сих пор. Других пугал мой статус вынужденного переселенца. Они почему-то считали, что предприятие обязано в таких случаях предоставлять работнику  квартиру. И бесполезно было переубеждать их в этом заблуждении, предпочитающих от греха подальше не брать таких людей на работу. Многие работодатели,  привыкшие к полной безнаказанности перед законом в этой сфере, к существующей с советских времен технологии подбора кадров по знакомству (ныне это называется «по конкурсу» - конкурсу рекомендующих,  но никак не ищущих работу), добавили и нечто новое - ограничение по возрасту и полу. В любой газете можно встретить объявления всевозможных фирм, упорно приглашающих на работу «компьютерных мальчиков» до 35 лет. В цивилизованной стране за введение таких ограничений при приеме на работу они бы  подверглись судебному преследованию за нарушение прав человека. Но только не  в «демократической» России, где на подобные «шалости» смотрят сквозь пальцы правоохранительные органы. И меня до сих пор удивляет, почему государственная служба занятости способствует в этом предприятиям, принимая от них информацию о вакансиях с такими условиями, а газеты безбоязненно ее публикуют.

И, тем не менее, у меня был выбор. Дважды отказался сам, один раз не проявил должной настойчивости, но – эта часть не была опубликована> в феврале 1996 г. нашел работу с полной рабочей неделей и где зарплата выплачивалась без задержек. Впереди ждало еще много трудностей, но самые тяжелые дни остались позади.

Сын с дипломом радиоинженера гражданской  авиации  устроился  на  работу слесарем КИП с зарплатой 50 тысяч рублей и местом в общежитии, затем в школу учителем труда - помогли новые друзья. Сейчас, предварительно поработав старшим электромехаником, инженер сельской телефонной связи.

Жене с поисками работы,  как и большинству российских  женщин,  пришлось труднее нас.  Встав на учет в службе занятости, получала пособие по безработице в размере  минимальной  заработной платы (20 500 рублей) - не  было справки с последнего места работы.  О праве на него никто в нашей семье не знал - российское посольство об этом не предупредило, а миграционная служба умолчала. Не теряя оптимизма, жена искала работу, пользуясь информацией службы занятости, но безуспешно.

В этот период выживать семье помогали случайные заработки жены в виде нескольких ведер картошки, банок молока или килограммов мяса за связанную кофточку или сшитое платье. И, наконец, осенью 1996 г. сельская администрация пригласила ее на работу в дом культуры, где она занимается с сельскими ребятами, обучая рукоделию, организовывает выставки, конкурсы,  концерты и вечера отдыха,  помогая односельчанам скрасить нелегкую деревенскую жизнь. Дочь в летние месяцы подрабатывала дежурной медсестрой в сельской  больнице.

Важной задачей было создать запас картошки на зиму. Наш таджикский запас продуктов состоял из 20 кг репчатого лука (здорово он нас выручил в первую зиму, когда при нашем скудном питании не хватало витаминов), десятка банок домашних солений и нескольких банок варенья - остатки прошлых лет. Живя в Таджикистане, мы постоянно запасали на зиму яблоки (300-400 кг), помогая пригородному колхозу в сборе урожая и получая за работу  яблоки - за  один  рабочий день 70-80 кг на двоих.

Сбор яблок - тяжелый труд, наши знакомые больше одного дня не выдерживали, предпочитая покупать яблоки на  базаре. Исходя из этого, мы наивно считали, что таким же способом сумеем запастись и картошкой. Руководитель просницкого сельхозпредприятия - «добрая» душа, которого мы разыскали в рабочей столовой, нам не отказал, но на оплату картошкой не согласился: «Работу оплатим деньгами после реализации картошки, через полгода, около двух тысяч в день». В просницком магазине килограмм картошки стоил 900 рублей, в Кирове - 500. Поистине, сытый голодного не разумеет.

И пришлось нам, не зная карты полей, собирать картошку на убранных полях вдоль районного шоссе, где промышляло немало горожан. А когда старушки-соседки указали нам поля в стороне от трассы, то было до слез обидно видеть поле сплошь усыпанное уже сгнившей картошкой - выкопанной комбайном и брошенной в забытьи.

В конечном итоге нам все же удалось собрать несколько  мешков,  да парой мешков наделили соседи. Пользуясь тем, что осень стояла теплая, насолили две банки грибов и насушили трав для заварки вместо чая. С этим продовольственным запасом мы и встретили первую зиму, которую впоследствии назвали блокадной. Да и весь первый год по сути был таким - блокадным. И не было это большим преувеличением. Обычное состояние - полуголодное. В рабочие дни мне приходилось обходиться без обеда. Счет деньгам шел на батон хлеба. Помню и вряд ли забуду, как однажды не смог привезти домой булку хлеба, которую купил по дороге на работу и еще теплую, не удержавшись, съел всю.

Раз картошка, два картошка…

Весна выдалась ранней и теплой.  Сельсовет отвел нашей семье 10 соток земли под картошку. Навоз дали соседи, под удивленными взглядами односельчан - Пасха - перевезли его садовой тележкой на поле. Еще раз удивив жителей, вскопали землю лопатой, на вспашку денег не было. Не было их и на покупку семенной картошки. Выручила администрация сельсовета, выделив 50000 рублей, на которые купили в колхозе картошку на посадку.

До сих пор помним,  как привезли ее из овощехранилища и перед выходом в поле, нажарив большую сковородку, наелись досыта, а затем впервые в жизни сажали картошку. Летом, как обычно в первый год на осваиваемом  участке, обильно, высотой по колено проросли сорняки, которые буквально душили картофельные побеги, затерявшиеся среди этого дикого буйства. Жена одна с ними не справлялась,  пришлось на время отложить все строительные работы и  заняться прополкой всей семьей. Зато при копке картошки радости моей не было границ, урожай уродился отменный. За несколько километров на тележке возили ее домой, но усталости не чувствовали. Бодрила мысль, что теперь с солидным запасом своей картошки, да несколькими ведрами соленых грибов, собранных еще летом, с голоду не пропадем. С тех пор каждый год сажаем мы не только картошку,  но и другие овощи, не представляя, как можно прожить без своего огорода,  и не понимая  тех, кто бедствует, но заводить его не желает.

Руины

Но самую главную и сложную задачу - собственное жилье надо  было  как-то решать. Покупать на ссуду, предлагаемую миграционной службой, ветхий домик, который того и гляди ветром сдует или он сам от старости рассыплется, не хотелось, а на добротный дом денег не было. Как дамоклов меч над головой, висела над нами эта проблема, не оставляя ни на минуту в покое и отравляя нашу и без того нелегкую жизнь.

Уговаривая себя не торопиться и не предпринимать лихорадочных шагов, я на решение этого вопроса отводил один год. Но выход нашелся раньше и как бы сам собой.

Каждый мой рабочий день начинается и заканчивается поездкой на пригородной электричке. И первые полгода дважды в день, утром и вечером мое внимание привлекали развалины старинного кирпичного строения рядом с просницким железнодорожным вокзалом. Заваленное доверху снаружи и внутри строительным мусором и остатками сгоревшего бревенчатого этажа оно представляло мрачное зрелище, но стены, зияющие проемами окон и дверей, выглядели внушительно. Весь двор был засыпан полуобгоревшими бревнами, обломками кирпичей и шифера, листами проржавевшей жести вперемежку с золой и шлаком. Возвышающийся у фасада этого строения курган земли, вынутой из котлована при  постройке соседнего дома, дополнял картину. Руины были мертвы, даже вездесущие вороны не залетали туда, лишь громадные тополя печально качали над ними ветвями.

Однажды вечером в конце зимы я решил внимательнее осмотреть это пепелище. Коробка здания состояла из двух разновеликих частей, разделенных капитальной кирпичной стеной и соединяющихся дверным проемом. Больше всех пострадала дальняя половина дома. Через всю заднюю стену сверху вниз шла трещина, но стена не просела. Наружный дверной проем был сильно разрушен. В этом месте стены пытались разбирать на кирпичи, но бросили ввиду бесполезности затеи, кладка на известковом растворе оказалась слишком крепкой и извлекать кирпичи целыми не удавалось.

Удачная планировка дома общей площадью в 75 кв.м, с толщиной стен 70 см позволяла превратить его в небольшой  трехкомнатный  коттедж с приличной кухней, прихожей, верандой, ванной и туалетом. Канализационный колодец находился через дорогу в 20 м от дома, водопровод - в 70 м, столб электрической и телефонной линий - на углу здания. А если сложить печь на  кухне  и смонтировать водяную отопительную систему в комнатах,  то дом  по  бытовым удобствам можно приблизить к городской квартире. И мне захотелось его восстановить. Эту мысль поддержали жена и сын. У жены аналогичная идея возникала тоже, но она ее не высказывала, боясь показаться фантазеркой.

Развалины принадлежали сельсовету. Среди местных жителей в течении нескольких лет не нашлось желающих взять этот надел  земли в собственность, коммерсанты выкупить его тоже отказались. И тогда – правда, не сразу - земельный участок сельсовет безвозмездно передал нам.

Не ссудой единой.

К весне оформили свидетельство на владение землей и разрешение на строительство дома. Оформлением всех документов (и этих, и многих других) занималась жена. И надо обладать поистине недюжинным терпением, чтобы преодолеть все мытарства, выпавшие на ее долю в этом деле. А также большим количеством свободного времени. Неожиданно для нас ее положение безработной в тот период оказалось благом для нашей семьи.

При оформлении ссуды потребовалось собрать массу бумаг, требования к которым миграционная служба меняла по несколько раз по мере их предъявления. Так дважды пришлось переоформлять нотариально заверенный  договор  поручительства, трижды смету и договор на строительство дома и т.д. Затратив три месяца, измученная жена все же собрала все документы, удовлетворившие, наконец, службу миграции. И здесь опять нас ждал сюрприз, третий по счету и самый мощный по произведенному эффекту. На вопрос, когда же будут перечислены причитающиеся по ссуде деньги, жена получила равнодушный ответ: «Ждите, по мере поступления». Только через полгода - это в условиях инфляции,  в конце декабря, когда завалы    вокруг дома впору рвать взрывчаткой, пришли многострадальные деньги. И надо воздать должное директору строительной организации, поступившего по совести и не разорвавшего договор, а лишь отложившего исполнение его до весны.

А заботу службы миграции мы оценили по достоинству и, думаю,  никогда не забудем. Когда через год размер ссуды был увеличен и мы могли взять дополнительную сумму,  то для этого надо было повторить сбор  документов. Жена, вспомнив о перенесенных ею унижениях, категорически отказалась от этой мысли. Увеличение ссуды - это палка о двух концах. Больший ее размер дает большую свободу при покупке жилья. Но надо помнить, что ссуда - возвратная, и отдавать ее придется через год, ежеквартально, на протяжении 10 лет. Вот и прикиньте сами, на какие лишения в условиях обесценивая зарплаты на долгие годы обрекается семья, взявшая ссуду в размере 40-50 миллионов рублей. Уже третий год выплачиваем мы каждый квартал всего по 168 деноминированных рублей, но и у нас в условиях задержки зарплаты (второй год  наше  предприятие  страдает этим недугом) возникают трудности. А задержки с выплатой ссуды влекут   20%-ные штрафные санкции.

Терпенье и труд …

Ссуды хватило лишь на вывоз мусора со двора, возведение крыши, настил черновых полов и оконные рамы. Остальные деньги на строительство, а их потребовалось в четыре раза больше,  вложены из зарплаты нашей семьи за три года. Вот когда сполна сказалось преимущество вовремя  выплачиваемой  заработной платы. Конечно же, все эти годы приходилось отказывать себе во всем, введя режим жесточайшей экономии. Ну и плюс ко всему наш труд. Все выходные, праздничные дни, отпуска проводили мы на строительстве, работая, не жалея себя, по 12-14 часов в день, нередко до полного физического изнеможения. Снимать усталость помогали прогулки в близлежащий лес, где за несколько часов удавалось собрать по ведру грибов. А проявлять жалость к себе мы не имели права, научившись еще в Душанбе подавлять это чувство. Самое трудное в последние годы жизни в Таджикистане для меня было - не выказать  слабости  утром при уходе на работу, зная,  что вечером семья может не собраться в  полном составе. И если мы с женой выходили из дома вместе, то единственно, что я себе позволял - это провожал ее взглядом, пока она не скроется за углом дома, надеясь, что она не заметит моей уловки. Но тщетно, перед поворотом жена всегда оборачивалась и прощально махала мне рукой.

В первое лето я с сыном, а в отдельные дни и его друзья очистили дом от внутренних завалов, затем снаружи откопали проходы вокруг стен, чтобы можно было без ущерба для них применить технику. Сложили в штабеля обгоревшие бревна на дрова и отобрали битый кирпич для закладки излишних проемов. Разобрали остатки потолочных перекрытий, спилили лишние деревья во дворе. К осени следующего года строители выполнили свои обязательства по договору и стены с возведенной крышей приобрели очертания дома. А мы заложили  ненужные проемы, установили двойные наружные двери, залили фрагмент фундамента под треснувшей стеной, его под этим участком стены никогда и не было. По отдельным договорам к дому была подведена  канализация, подготовлено оборудование для водяного отопления, сложена русская печь с вмонтированным  в нее водогрейным котлом, весной следующего года проложен водопровод, изготовлены двери, летом произведено подключение к телефонной сети.

Что нам стоит дом построить!

Пик работ пришелся на третий год. Правда, и рабочих рук прибавилось - зимой женился сын и пришлось невестке, а накануне переезда и ее родителям, подключаться к строительным работам. В этот летний сезон мы начали использовать на стройке и вечера рабочих дней, так хотелось осенью переехать в свой дом. А работы было много. Проложили проводку, установили счетчик, произвели подключение к электролинии. Набили потолочные перекрытия, в заливке их раствором глины и засыпке опилками, а затем песком помогли друзья дочери. Отштукатурили стены, цементный раствор готовили вручную. Настеленные строителями из сырых досок, полы за год рассохлись, образовав большие щели. Пришлось их перестелить, одновременно обработав отработанным машинным маслом лаги и доски для защиты от гниения. Поставили внутренние перегородки, обили их, пол и потолок плитами ДВП. Установили рамы и внутренние двери.  Полы покрасили после новоселья.

Несмотря на обилие в газетах объявлений об услугах слесарей-сантехников, их расценки оказались такими высокими,  что оставалось только  удивляться, почему эти супермастера не имеют своих фирм и не ездят на «мерседесах». Поэтому, заказав нужного размера трубы с резьбой и купив на рынке  муфты, уголки и крестовины, сантехнику смонтировали сами. Для монтирования отопительной системы понадобился сварочный аппарат и вновь пришли на  помощь друзья сына, выполнив за умеренную плату эти работы.

Жить, а не выживать

Крепость и единство семьи - одно из слагаемых нашего успеха. Да и без спасенного домашнего имущества, которое почти чудом удалось вывезти из Душанбе, нам было бы не до строительства дома. Психологический настрой - еще один из «секретов» нашего выживания. Мы вернулись на Родину, чтобы жить, а не выжидать (как нам советовали некоторые жалостливые знакомые) пока государство прозреет и милостиво облагодетельствует, компенсировав наши потери в Таджикистане, понесенные по его вине, и были готовы к тому, что придется много работать. А работы никто из нас никогда не боялся. Надо было только выдержать первое время, а «держать удар» наша семья умела, научившись этому еще при советской власти. Поэтому, преодолев на чужбине, отмеренные нам судьбою трудности, не победить их на родной земле мы не могли.  Иначе это было бы несправедливо и по отношению к нашим матерям и отцам и их родителям, не раз жертвовавшим собою для блага России.

Чего нам это стоило

Когда мы расчищали дом от завалов, толпы любопытствующих навещали  нас. Большинство экскурсантов наше желание восстановить дом  оценивали  отрицательно, некоторые посчитали нас сумасшедшими. Да и немудрено, при взгляде на эти руины от разумного человека трудно было ждать другой реакции. Даже сын через два года (когда ему стало очевидно, что дом мы достроим)  признался, что он тоже сомневался в успехе, и поддержал нашу идею, чтобы не  лишать родителей последней надежды. Жаль, что, имея фотоаппарат, нам не удалось сфотографировать эти развалины:  в начале строительных работ деньгами даже на фотопленку мы не располагали.  Лишь несколько стариков поддержали  нас.

Слушая скептиков, я вспоминал свои армейские годы. Срочную службу в середине 60-х годов довелось мне служить в железнодорожных войсках (не путать со строительными) в городе-герое на Волге и за три года привелось немало поколесить в воинских эшелонах по европейской части Союза, участвуя со своей частью в строительстве железных дорог. О подвиге легендарной 62-ой армии генерала Чуйкова В.И., прижатой к Волге на полоске земли шириной в 200-400 метров и защищающей  Сталинград  непосредственно в городе, известно всему миру. Горела река, вставала на дыбы земля, но город армия отстояла. Только пленными враги увидели Волгу. Прославленный полководец, Маршал Советского Союза Чуйков В.И., потрясенный мужеством и стойкостью своих солдат и офицеров, чья вера в победу позволила удержать город, завещал похоронить себя рядом с воинами, павшими в дни Сталинградской битвы. И редкий случай в нашей стране, последняя воля Маршала была исполнена, его могила находится на Мамаевом кургане среди могил защитников Сталинграда.

Менее известен подвиг жителей Сталинграда. 23 августа 1942 г. бомбардировкой 4-го воздушного флота Рихтгофена город был стерт с лица земли. Прошедшие бои довершили разрушение. Побывавшие в Сталинграде после разгрома немцев западные дипломаты и журналисты пророчествовали:  «Этот город мертв. Вы не восстановите его». Но горожане считали по-другому и вопреки пророкам возродили на прежнем месте красавец город, сохранив лишь одно кирпичное здание старинной кладки - мельницу в том виде, в каком оно осталось после битвы. Да   названия улиц и множество памятников напоминают о прошедшей войне,  а орудийные башни танков на постаментах обозначают линию обороны города.

И не думал я, юный сержант, что через тридцать лет в товарном вагоне под треск автоматных очередей буду уходить со своей семьей из Душанбе, а затем в бассейне другой русской реки Вятки полуголодный, прижатый жизненными обстоятельствами к клочку земли в 6 соток, буду вопреки прогнозам маловеров на развалинах, так похожих на сталинградские, строить дом, отдавая самому себе приказ «Ни шагу назад, стоять до конца!», а подвиг сталинградцев будет придавать мне сил и уверенности.

Но необходимо признать, что такое напряжение нравственных и физических сил, что выпали на нашу долю за три первых года в России, за свою жизнь мне не пришлось испытать ни разу.  Вскоре после переезда в свой дом тяжелейшая усталость охватила меня, сказались огромные многолетние не столько физические, сколько психические перегрузки. Хотелось одного - ничего не делать, ни о чем не думать. Только к весне прошла апатия. И все же, если бы можно было    вернуться на пять лет назад и с учетом пережитого решать: оставаться в Таджикистане или возвращаться на Родину, я бы снова выбрал Россию. Но ни кому я не желаю пройти наш путь от начала и до конца.

Да песни В.Высоцкого, строками из стихов которого я воспользовался при написании этих воспоминаний, и бесхитростные песни воинов-афганцев поддерживали меня все эти годы. А, чтобы понять, о чем я говорю, советую прослушать: если вы хотите прочувствовать атмосферу февральских погромов в Душанбе - «Охоту на волков»; а если вас волнуют мысли и чувства соотечественников, живыми торпедами рвущихся через «минные поля» националистов к родным берегам и причалам, - «Спасите наши души»; если вам не безразличны чувства русских, вернувшихся в Россию и в борьбе за выживание вгрызающихся в землю зубами, - «Всего лишь час дают на артобстрел»; а если вас мучает совесть за погибших и оставленных  в  зарубежье россиян, как мучает она солдат, потерявших в бою товарищей и при выходе из окружения вынужденных оставить в тылу врага раненых и ослабевших, - «О погибшем друге» и т.д.

Праздник обретения своего дома

11 октября 1997 г. опять с помощью друзей сына переехали мы в свой  дом. По большому счету он, конечно, не достроен. Нет обоев, не покрашены двери и рамы, не закончена веранда, нет хозяйственных построек  - большой минус для сельского дома и т.д., но жить можно. Любим мы свой дом, гордимся им и дорог он нам. Ведь его судьба так напоминает нашу. Прослужив честно много лет людям, был безжалостно приговорен к преждевременному уничтожению. Но спасен   нами. И верим мы: возрожденный дом еще долго послужит нашей семье. Жаль только, что ничего не известно о первых владельцах дома - трудолюбивых безымянных братьях, построивших его и загубленных, как и мой дед,  советской властью.

Прожив всю жизнь в крупном городе, мы ничуть не жалеем, что живем теперь в деревне. Цветет весной под окном сирень, когда-то зацветут посаженные нами яблони и белая черемуха, до боли напоминающая в дни цветения цветущую таджикскую вишню. Запел этой весной соловей в ветвях березы во дворе. В любую погоду, искренне радуясь, встречает по вечерам у калитки пес Равшан (в переводе с таджикского чистый, светлый) из породы кавказских овчарок,  любимец просницкой детворы, невероятно добросовестный при охране двора, который никогда не предаст,  на всю жизнь оставаясь верным только одному  хозяину. Мурлычет и трется о ноги, встречая в доме, кошка Софка. Призывно манит лес, не раз выручавший нас грибами и ягодами в голодные годы.  Нет, Просницу на город мы не променяем.

День обретения своего дома в России стал для нас семейным праздником - Днем независимости нашей семьи, независимости от свалившихся на нас напастей.  А 18 августа, в день нашей свадьбы отмечаем мы и день возвращения в Россию. И не забываем в феврале помянуть соотечественников, погибших в Таджикистане.

Спасите наши души!

Такова история 10 лет жизни нашей семьи, главным достижением которых для меня и жены стало то, что мы вернули России наших детей, наши знания и опыт, а всей нашей семье мы вернули Россию. Возможно, когда-нибудь мы забудем тех, у кого «душа крест накрест досками», но помним и до конца своей жизни не забудем тех, кто спасал (и там - в Таджикистане, и здесь - в России) и спас в эти страшные годы нашу семью от гибели. А о российском государстве, заживо похоронившем в памяти русского народа 25 миллионов россиян, брошенных им в ближнем зарубежье, я скажу словами поэта: «Я сохранил хотя б остаток сил. Он думает - оттуда нет возврата. Он слишком рано нас похоронил. Ошибся он, поверьте мне, ребята».    

В предпоследний душанбинский вечер (назавтра уходил наш эшелон) я и жена пришли домой,  чтобы проститься с русской соседкой и своей квартирой и по русскому обычаю присесть  в  ней  (сидеть пришлось на подоконниках) перед дальней дорогой. После душераздирающего прощания спустились во двор. Предночной горный ветерок, шелестя листьями деревьев,  принес первую прохладу. Как обычно в эти часы, двор был заполнен играющими детьми и женщинами (мужчины выходят позже): кто прогуливал малышей, кто занимался хозяйственными делами, а кто беседовал, сидя на скамейках. Замедлили мы шаг, не зная как поступить, - может в радость таджикским соседям, что еще одна русская семья покидает Таджикистан, приближая час, когда республика станет этнически чистой. И вдруг двор пришел в движение, в одно мгновение толпа женщин окружила нас. Перебивая друг друга, они желали нам счастливого пути, счастья на новом    месте, чтобы обошли нас стороной трудности в России, а когда в Таджикистане все наладится, чтобы мы обязательно возвращались, а за нашей квартирой они присмотрят и сохранят ее. Еще три года оставалась наша квартира незанятой. Затем связь с Душанбе прервалась.

По приказу советского руководства оказались россияне за пределами России. Свой интернациональный долг они выполнили с честью и сполна. Долг государства Российского - правопреемника СССР - помочь своим гражданам вернуться в Россию. Лишенные защиты государства на чужбине и в пути на Родину, разоряемые при возвращении, практически лишенные государственной поддержки в родном отечестве, штрафные батальоны идут на прорыв. Их передовые отряды уже в России. Каждый пятый россиян, 5 миллионов из 25, вернулся на Родину. И не от войны бегут они, как это пытаются поднести отдельные журналисты, а любовь к России поднимает их в дорогу. Терпят они жестокое бедствие в чужом краю, терпят бедствие в пути, терпят страшную нужду на родной земле. Терпят и подают сигнал бедствия.

Услышьте их, россияне!

[1] Первая часть воспоминаний В.Старикова была опубликована в №1/2012г.