ВЕК ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ

1.

Век девятнадцатый, окупленный слезами,

Развеянный и поднятый на смех!

Глядит Петрополь мертвыми глазами:

Исакий, Пушкин… Пушкин, кони, снег.

Жива Москва гостиными рядами,

Аксаковской осанною жива…

Какие пропасти разверзлись между нами!

Какие странные забытые слова!

Мазурка, всполох, тени на паркете,

К подъезду подъезжает экипаж –

Хозяев нету.

Веет вечный ветер.

Который час?

Какая стынь!

Какая блажь!

2. Зимняя аллея

По зимней аллее расходятся пары,

И снег солонеет на влажных губах.

Высокому справа – назавтра опала,

А этому, в статском, и вовсе – труба.

По зимней аллее – декабрьские пары,

Остротами сыплет румяный юнец,

Мелькают фигуры, картавит гитара,

А барышня-крошка сосет леденец.

В прозрачной беседке - и смех, и шептанье,

Порхает, как птица, уланский султан.

Поедем кататься! Ночное катанье!

И чуть усмехается штабс-капитан.

Смыкаются липы высокою аркой,

Гудошники пляшут в скрещенье теней,

Тревога и радость, и зябко, и жарко,

И слез адаманты, и соболь бровей.

По зимней аллее расходятся пары,

Но все уж давно расписала судьба:

Высокому справа – назавтра опала,

А этому, в статском, и вовсе – труба.

3. Батюшков в Вологде

Здесь и тюрьма и желтый дом:

В углу листов измятых ком,

Свеча, горящая впустую,

Старик поэт на венском стуле,

Комод, распятие, бедлам,

Какой-то завалящий хлам,

И кто-то в черном – поживиться –

Усердно рвет его страницы.

Учителя, ученики

Давно пробились в генералы,

Надписывая мадригалы

И парной рифмою стихи.

А италийской лиры плач,

Хромой и ласковый палач,

Все не пускает погулять

На Елисейские поля.

4. Романс

Гусарский поручик убит на дуэли –

Привычное дело известной эпохи.

Одни – усмехались, другие – жалели,

И шутки, и слезы, и ахи, и вздохи.

Гусарский поручик убит на дуэли.

Крамола – дерзала, цензура – держала.

Чьи шпоры звенели? чьи щеки алели?

И музыка бала, и музыка бала...

И только одна среди шумного бала

На миг оступилась и дрогнула еле,

Боа соскользнуло, перчатка упала:

Несчастный поручик погиб на дуэли.

Ей все это снилось:

Про зной Дагестана:

И горы белели,

И пули свистели...

Но кончился сон.

И перчатка упала.

И кончился бал.

Он убит на дуэли.

Закат

Прозрачным дыханьем – круженье осин,

Кусты бузины выжигают глаза,

И медленно сходится солнечный клин,

Как будто бы крылья свела стрекоза.

Не хочется видеть во всем этом тайну:

Лишь глаз полумертвый не сможет понять,

Зачем над осокою шмель пролетает

И круг замыкает, чтоб новый начать.

На сене лежалом – всегда полудрема,

Погасшие краски сменили тона,

Из мыслей бессвязных сильнее одна:

Мы – вечные гости – лишь изредка дома.

***

Как будто дальше от земли,

А все-таки она заметней,

Хоть больше туч и день бесцветней,

И липы рано отцвели.

Ни солнца луч, ни гомон птичий –

Три галки в обруче ветвей

Даруют памяти моей

Сюжет не яркий, но привычный.

Три галки в обруче ветвей

На фоне бледного заката.

Пейзаж простой и небогатый

Любезен памяти моей.

***

Не надо терять ощущенья,

Которое есть у дерев,

Кидающих дань очищенья

В осенний разинутый зев.

Попробуй хранить постоянно

Сухую осанку сосны,

Чураясь высоких обманов

Хмельной и распутной весны.

Вот эти лесные законы

Ты должен до смерти беречь,

Чтоб слушали вечные кроны

Твою немудреную речь.

***

В закатном воздухе – победная гроза,

На теплом небе – розовая пена,

И тонут напряженные глаза

В бездонии открывшейся вселенной.

А во вселенной – так же веет ветр,

Лишь гром звончей да листья рукоплещут,

И тот же восхищенный геометр

Упругой линией очерчивает вещи.

Ползут веков слепые мураши,

А он чертит трапеции и круги,

И мы, его заботливые слуги,

Торопимся чинить карандаши.

***

Мне кажется, что я вас понимаю,

Но только вслух едва ли повторю:

В сцепленье губ живи, душа немая,

Уверуй в непредсказанность свою!

Не надо слов! Ведь наши дни бесплотны,

Их даже кисть не делает плотней:

Смешно припомнить гоевы полотна,

И брызги пены клодтовых коней!

Куда скакать? на чем? зачем? откуда?

Зачем лелеять юношеский пыл?

Все наше рвенье – нечто вроде зуда:

Чесотка слов и расточенье сил.

Грозою бредит воздух ослепленный,

Уста цветов сосут лиловый сок,

Багровый ствол, оставшийся без кроны,

Как чистый звук, пронзительно высок.