Яков Шафран. Прыжок

1

Если бы человек знал, что произойдет в следующую минуту, многих бед можно было бы избежать. Это ясное летнее утро предвещало только хорошее. Светило яркое, еще не жаркое солнце. Деревья отдавали накопившуюся за ночь негу, умытая ночным дождем мостовая вместе с еще чистым воздухом бодрила прохладой, столь приятной в преддверии летнего дня.

На остановке люди в нетерпении ожидали транспорт. Одно транспортное предприятие, прекратив свою деятельность, сняло с маршрутов одновременно около пятидесяти автобусов, и теперь вместо обычных пяти минут приходилось ждать все двадцать. Зато количество маршруток и коммерческих «пазиков», казалось, увеличилось вдвое. Однако не всем по карману было это удовольствие, если учесть, что за день транспортом необходимо было пользоваться не один раз. Поэтому многие старались, имея проездной, ездить на муниципальном транспорте.

Людей на остановке было много. Стайка студентов ворковала и хихикала, обсуждая происшествия вчерашнего дня и в предвкушении сегодняшних. Мужчины и женщины всех возрастов, вплоть до пенсионного,- спрашивается, куда торопиться пенсионерам в часы пик?- то и дело выходили на мостовую, не видя за спинами стоящих людей, идет ли их транспорт.

Дмитрий Степанов, высокий мужчина лет сорока пяти в светлом летнем костюме стоял у края площадки и также, вытянув шею, следил за появляющимися из-за поворота улицы машинами. Часы на нетерпеливо вскидываемой правой руке показывали, что времени остается все меньше и меньше.

Рядом с ним стояла молодая женщина с девочкой лет пяти-шести, которая все время взглядывала на мать и задавала один и тот же вопрос: «Мам, ну, скоро придет автобус?».

По улице неслись машины, многие из которых старались обогнать друг друга, словно впереди, через два-три светофора их не ждала ежедневная большая, протянувшаяся почти до центра города пробка, в которой им предстояло провести минут тридцать-сорок. Видимо поэтому на достаточно свободном участке дороги они и «отрывались», а может, надеялись эту пробку проскочить.

Вдруг девочка, руку которой мать, роясь в сумочке, чтобы достать зазвонивший мобильник, отпустила, выскочила на мостовую. Степанов метрах в сорока от нее увидел несущуюся машину, а за ней слева идущую на обгон – борт к борту – другую. Девочка, только что соскочившая с бордюра, еще продолжала двигаться по мостовой и, увидев летевшую прямо на нее машину, с оторопью удивления смотрела на нее.

Все произошло так мгновенно, а машина была так близка, что и водитель, начинавший резко тормозить, и девочка, начавшая движение в обратную сторону, уже не успевали. Еще пара секунд и машина неминуемо сбила бы девочку. Визг тормозов, вопли и причитания людей перекрыли безумный крик матери: «На – та – ша!!!»

Мозг Степанова, офицера ВДВ в отставке, в долю секунды просчитал ситуацию – машина, идущая на обгон проскакивает, а следующая за ней по той же полосе метрах в тридцати уже начинает тормозить. Дмитрий мгновенно выпустил из рук сумку и прыгнул. Схватив в полете девочку в охапку у самого капота не успевающей затормозить машины и сгруппировавшись, он в падении приземлился на свободной полосе, выпустив уже там девочку из рук, чтобы не подмять ее под себя. Машина, ехавшая по той полосе, остановилась метрах в двух от их приземления.

На какое-то мгновение наступила тишина, нарушаемая лишь катящимися по третьей свободной полосе машинами. Степанов, поднимаясь с мостовой, как в замедленной съемке, видел бегущую к ним мать Наташи и идущих за ней людей.

В это время из чуть не сбившей девочку машины и из ехавшей рядом вышли водители и почем зря, не выбирая выражений, начали ругаться. Но стоявшие рядом очевидцы в свою очередь заорали, пользуясь случаем, чтобы выместить хоть на них всю накопившуюся неприязнь к «лихачам-частникам», заполонившим улицы города, виновникам постоянных и утром и вечером пробок, выматывающих «последние нервы» у пассажиров общественного транспорта. Водители, не ожидавшие такого натиска, враз замолчали и, скрывшись в машинах, укатили восвояси.

Дмитрий передал не успевшую толком испугаться и только теперь захлопавшую глазами и заплакавшую навзрыд девочку. Мать прижала дочку к груди, непрерывно и судорожно целуя ее в волосы и в шею, одновременно с восхищением и благодарностью глядя на Степанова, говорила сбивчивые и несвязные слова признательности.

- Ну что вы?.. Жалко ведь… смотреть нужно!..- все же упрекнул он и направился к своей сумке.

- Молодец, милок!

- Вот настоящий мужик!

- А мать-то куда смотрит? Совсем потеряли голову молодые!

- Да, да, им бы только накраситься и мужикам глазки построить!

- Ну что вы на мать набросились? А девчонка должна какой-никакой страх иметь, аль нет?

- Повезло девчонке, что такой мужик рядом оказался! В рубашке, то бишь, в платье родилась…- слышалось вокруг.

Мать с девочкой шли за Степановым.

- Как вас зовут? Оставьте свой телефон!- рвалось из груди женщины, из сердца, уже отошедшего от охватившего минутой ранее страха. А Наташа, не отрываясь, смотрела на него.

Дмитрий молча подошел к сумке и, когда поднимал ее, увидел, что костюм его весь запачкан, и ни о какой поездке по приглашению друга в Москву и речи быть не может. Костюму нужна чистка, и если даже он заедет домой и  быстро переоденется, то успеет лишь на двухчасовую электричку, а это значит – день потерян. Поэтому лучше позвонить другу и перенести визит на другой день, благо он, Дмитрий, в отпуске.

- Дмитрий,- ответил он женщине и, строго взглянув на нее, еще раз сказал.- Мало родить, нужно еще и воспитывать. И безопасности жизни учить.

- Да, да…- виновато произнесла она.

Степанов подумал, что это, наверное, мать одиночка, каких хватает в наше время, и ему стало неловко за свою, может быть, излишнюю строгость. Он улыбнулся и сказал несколько ни к чему не обязывающих добрых слов.

- Мужик, садись, подвезу,- услышал он со стоянки такси.- Да не думай, ничего с тебя не возьму! Куда тебе?

- Да я грязный ведь…

- Садись, кому говорят!! Это – не грязь. Настоящая грязь – не эта.

 

2

Окно комнаты Степанова – а жил он с матерью в своем домике на окраине города – выходило прямо в сад. Летний день уже был в разгаре, и Дмитрий распахнул настежь створки окна. Ветки вишни, росшей около дома, и до того прикорнувшей на стекле, сейчас приветливо заглянули в комнату. На них уже вполне ярко краснели – еще неделю тому назад розовые – ягоды.

Степанов переоделся, решив химчисткой заняться в другой день, а сегодня передохнуть в накопившихся домашних делах, памятуя, что лучший отдых – это смена деятельности. Первым делом он убрался в комнате: вытер везде пыль, аккуратно вымыл полы, поставил на полку прочитанную ранее книгу, все вещи разложил по своим местам. Дмитрий еще десять лет тому назад потерял жену и десятилетнюю дочку в автомобильной катастрофе. Лихач тот, конечно, получил свое, но близких не вернешь… Эмоций уже не было – слишком много времени прошло, но образы жены и дочери часто возникали перед ним, словно приходили в гости дорогие, любимые люди, чтобы узнать, как он тут живет-поживает и не нужно ли чем помочь?

Степанов в той аварии, хоть и сидел за рулем, весь залатанный-перелатанный остался жив, но из армии, из ВДВ пришлось уйти в отставку – комиссовали. Машина восстановлению не подлежала, новую он покупать не захотел – психологические последствия сильной аварии, да и не на что уже было…

Так и жил он один на скромную зарплату охранника да на инвалидскую пенсию, заботился о матери, помогал ей с ее небольшой пенсией. Куда еще было жениться? К тому же, вторую такую, как Надя, не найти, сколь ни искать…

Дмитрий смахнул пыль с фотографий жены и Настеньки и аккуратно поставил на место. Постояв немного и мысленно пообщавшись с ними, он вышел во двор, чтобы поправить изгородь со стороны соседского сада-огорода – соседская старушка сама не справится.

 

3

В Москву Степанов поехал на следующий день. Надел костюм, за неимением другого, выходной, но для холодного времени года, для походов в театр, на концерты, куда он себе позволял хотя бы один раз в месяц сходить.

Костюм этот купил по случаю, вернее по большому везению. Выглядел он дорого да и на самом деле был дорогим и модным, но достался Дмитрию задешево – раза в два с половиной дешевле настоящей стоимости, так как одна штанина при проверке – а он любую вещь всегда тщательно проверял,- оказалась короче другой на два сантиметра, и строчка на одном борту пиджака была несимметрична такой же строчке на другом. И костюм поэтому основательно уценили. Брючину Степанов укоротил по длине другой, а асимметрия строчек его мало волновала. Так что приобрел он хороший костюм по дешевке…

На этот раз, выйдя из дома с запасом времени, он успел на хорошую электричку, которая добиралась до столицы не за четыре часа, а за три. Пройдя вдоль состава и убедившись, что все вагоны полны, он зашел в предпоследний – вернее второй по ходу поезда – и занял место с краю деревянной скамейки в конце вагона. В «купе» рядом с ним сидел пожилой мужчина в кепке и девушка у окна. А на противоположной скамейке у окна – женщина сорока лет с гладкими русыми волосами, зачесанными назад и в скромном платье серого цвета; и две старушки неопределенного возраста, живо болтающие о чем-то своем.

Когда Дмитрий сел, в «купе» на некоторое время наступило молчание. Пожилой мужчина, повернув голову, сверху донизу оглядел его и, видимо, остался недоволен осмотром. А старушки возобновили свой разговор, поглядывая то и дело на Степанова и его костюм. Девушка у окна, не отрываясь, смотрела на мелькавшие за стеклом виды и слушала через наушники музыку, которая едва-едва долетала до слуха Дмитрия. Женщина в скромном платье, сидевшая напротив девушки, периодически взглядывала на него, и на лице ее явственно читался вопрос: «А сюда ли ты попал, и что ты тут делаешь?»

Пожилой нагнулся к сумке, которая стояла на полу между ног, и достал бутылку пива. Затем снова нагнулся и, роясь в сумке, видимо, в поисках открывалки, краем бутылки сильно уперся в ногу Степанова. Тот промолчал и чуть отодвинулся. Старик действительно вытащил из сумки открывалку, откупорил бутылку и, отставив локоть далеко в сторону Дмитрия – почти к его лицу,- стал смачно глотать пиво. Женщина у окна усмехнулась. Дмитрий отвернулся в противоположную сторону.

- И так местов не хватает… Ездют тут в наших электричках!..

- Не говори, Лексевна, есть видь икспресс, нет, подавай им подешевше…

- Ишь, разоделся! Костюм, небось, тыщ пятнадцать стоит, а на билете экономит, Николавна, заместо пятисот, за сто рублев катается.

- А другие, вон, стоять!- Николавна указала на тамбур, где стояла группа куривших мужчин.

Степанов промолчал и, посидев еще пару минут в наступившем гробовом молчании, вынул из кармана книгу, встал, положил ее на лавку и, сопровождаемый все той же усмешкой женщины и недоброжелательными острыми взглядами старика и старух, вышел в тамбур и закурил.

За окном проплывали поля среднерусской полосы, почти повсеместно заросшие сорняками, а во многих местах и кустарниками, нескошенные многоцветные луга, почти нежилые деревни. И только на станциях и в городках, мимо которых они проезжали, кипела жизнь – бойко шла торговля на перронах и рынках, пестрела красками и зазывными слоганами реклама, куда-то шли и шли, как раньше говорили, в «рабочее время» люди всех возрастов, а улицы и дороги были полны машин.

В тамбур вышла та самая женщина с усмешкой из их «купе», закурила рядом. На другой стороне тамбура курили слегка подвыпившие мужики и посмеивались над хохмами, которые один из них зачитывал из цветастой газетки.

- Что вы так усмехаетесь все?- не выдержал Степанов.

- А вы, куда так вырядились?

- Просто на данный момент, как оказалось, нечего было надеть. Да он дешевый, это так, с виду…- начал было оправдываться Дмитрий, которому эта женщина все же была чем-то симпатична.

- Да ладно!.. Кто вы и откуда?

- К другу в Москву еду на пару-тройку дней. Служили вместе… А вы?- уклончиво ответил он, с иронией отзеркаливая собеседницу.

- Я работаю училкой в школе…

- Почему училкой?- Учительницей!

- Ну да, ею…

- Детей учите?

- Да, а что?

- Да так, ничего…- и вдруг выпалил,- Детей учить не только арифметике и грамматике нужно, но и многому другому полезному в жизни, и воспитывать!..

- А почему вы думаете, что я…- начала учительница, но Степанов, вдруг, сам не ожидая от себя, перебил:

- Да знаю, вранье все!.. Какой вам смысл напрягаться за нищенскую зарплату?

- Вы меня лично имеете в виду?

- Вас, учителей и вообще школы!

- Как вы можете так огульно?!- зло сверкнула она глазами, затянулась, выдохнула струю дыма в стекло и, бросив окурок в бачок, уже не глядя на Степанова, катая желваки, молча вошла в вагон.

«Ну вот, сорвался на женщине!- с досадой подумал Степанов.- Зло заразно, неприязнь рождает неприязнь».

Поезд мелко отстукивал по рельсам где-то уже на полпути к Москве. Здесь все меньше было видно лесов, а все больше – поселков, городков, а также городов – ехали-то по Московской области уже.

«Люди, я – хороший! Я вчера девочку от смерти спас!»- хотелось на весь мир крикнуть Дмитрию.

Электричка остановилась на станции. Степанов посторонился, пропуская выходящих и входящих. Рядом с перроном на привокзальной площади был небольшой рынок. Старушка, которой на вид было лет семьдесят, сидела с краю, почти у самой мостовой, и перед ней были разложены товары: овощи, фрукты, «разносолы» и семечки – все, видимо с сада-огорода. Мимо нее прошел старик, подошел к урне, начал копаться в ней. Видимо, ничего не найдя, он направился к другой урне. Двери автоматически закрылись, электричка тронулась, постепенно набирая скорость, и вот уже станция со стариком и старушкой скрылась из вида.

Дмитрий закурил еще одну сигарету. «Кто эти старик и старушка? Кем они были раньше? Может, она была учительницей в школе, как эта женщина, и очень хорошей учительницей, которая совестливо делала свою ежедневную работу? Может быть, этот старик всю свою жизнь честно проработал на производстве… А сейчас они, из-за маленьких пенсий вынуждены добывать себе пропитание, кто как может… Я не знаю, не могу видеть – у людей нет соответствующего органа, который давал бы знание не только о прошлом человека, но и о его сути. Мы в основном можем видеть и слышать только то, что дают нам наши физические глаза и уши. Но они могут ошибаться. Да и чаще всего ошибаются, давая нам лишь поверхностную информацию, которая накладывается к тому же на наши внутренние установки, мнения окружающих и навязанное извне…»

Дмитрий докурил сигарету и вернулся на свое сиденье. Его место, «застолбленное» книгой, оставалось незанятым. И попутчики все были на месте. Степанов вспомнил, как однажды на улице проходящий мимо слепой стукнул его, тогда еще мальчишку, палкой по голой ноге. Было больно, но мать сказала: «Прости его сынок, ведь он же слепой!

Степанов представил на миг, что они все – и он, и его соседи по «купе», и все люди вообще – слепые дети, выбежавшие на мостовую этого мира, и на них с невероятной скоростью катится лавина непонимания, неприязни, непрощения и зла. И Дмитрий инстинктивно напрягся для прыжка…

 

    Декабрь 2011 – март 2012 гг.

 

 

Tags: 

Project: 

Author: 

Год выпуска: 

2013

Выпуск: 

2