Об Авторе: Калинин Александр Васильевич – журналист, редактор отдела журнала «Сельская новь». Родился в деревне Орудово Сандовского района Калининской (ныне Тверской) области. Окончил факультет журналистики СПбГУ. Публиковался в «Комсомольской правде», «Труде», «Известиях», «Российской газете», «Трибуне» и др. изданиях. Лауреат премии «Золотое перо России», лучший аграрный журналист России за 2009 год, награжден медалью "В память 850-летия Москвы».

Вольные люди

«Раньше я удивлялся: как казаки живут, у них дом от дома далеко. А оказывается-то, так и надо жить – вольно. Сосед не бежит, не орет на тебя: твои курицы мои грядки топчут. Вольно! Для работы, для мышления…», - так говорил мне Василий Косачев из деревни с характерным названием Загибовка.

Дом Василия стоит на взгорье. Как часовой на посту. Возле дома родник, огород, запруда, на берегу которой пригорюнилась банька. В запруде плещется рыба. Зимой к дому подходят лоси. Остановятся на опушке и смотрят, втягивая нежными, бархатистыми ноздрями запах протопившейся печи, домашней скотины. Коровы, почуяв их, забеспокоятся в теплом хлеву, как беспокоятся домашние утки при виде летящей дикой стаи. Своих домашних уток Василий и Катерина перевели - очень уж прожорливы, без догляду весь огород потатарят. Завели гусей. Еще в хозяйстве Косачевых стадо кур, четыре коровы, десять телков, восемь поросят, восемнадцать овец. Коровы, овцы и поросята все лето пасутся прямо в лесу – на огромном участке, огороженном жердями. Разве что лось придет на свидание к коровам или кабан к свиньям. В саду против дома десятки ульев. Если теленок или поросенок для Косачевых – живая сберкнижка, продал и сразу что-то купил: мебель там, технику или из одежды что, овцы – шерсть, то мед – бартер. Василий на него выменивает все от запчастей до различных потребных в хозяйстве материалов.

Из-за покупок у Василия с Катериной нередко возникают споры. «Ему надо железо, а мне в дом что-то, вот и спорим», - говорит Катерина. В последнее время дом укрепил свои позиции. Оба его этажа оштукатурили, оклеили, вдоль стен протянули отопительные батареи, купили новую мебель, даже телевизор цветной, который, правда, по причине отсутствия электричества к моему приезду так ни разу и не зажег своего экрана.

Но пока чаще побеждало железо. На лужайке возле дома и во дворе полно всякой техники – трактора, прицепной инвентарь, самодельная плющилка, мельница, сварка.

Такой вольностью Василий с Катериной живут вот уже более десяти лет.

Сосед – это другой Василий, Фролов, дом которого едва виднеется за деревьями, был здесь первоселом. Косачев еще только подыскивал место для хуторского поселения («Когда колхоз стал разваливаться, думаю: зачем сидеть на лавочке и ждать, когда мне кто-то зарплату заплатит. Решил жить отдельно – своим умом, своими руками»), а Фролов уже рубил избу на месте бывшей своей деревни. Он тоже родом из Загибовки. Вот и заронил в душу своего тезки и земляка идею возродить родное пепелище. А тут еще Ельцин взбаламутил. Верховный Совет РСФСР в начале 90-х годов под его началом принял даже специальную программу по возрождению российской деревни и развитию агропромышленного комплекса России. Под эту программу выделялись по тому времени большие деньги. Вот два Василия, обговорив свои намерения с главой тогдашней районной администрации и заручившись его поддержкой, и включились в важную, как им казалось, государственную работу. Тем более, новые российские власти – как столичные, так и местные - обещали и льготное кредитование, и другую помощь, а главное брали на себя обязательство подвести к деревне электричество: старые-то столбы давно сгнили и попадали, а без электричества какое развитие?

Ельцин, как всегда обманул. Поманил и бросил. И местные чиновники отступились. И потому, когда мы познакомились, Василий Косачев был похож на часового, которого неразумные командиры поставили на пост и забыли.

И покинуть он этот пост не может. По причине ответственности перед собой, Отечеством, памятью, если хотите. Перед людьми, наконец, которые пошли за ним, и которые пока стоят в сторонке: кто, помахивая топориком, а кто и так, любопытства ради, выжидая, выйдет что у Косачева из его затеи или нет? Выйдет – будут ставить рядом свои избы, нет – поворотят назад собирать крохи от почти развалившегося колхоза.

Дома двух Василиев - Косачева да Фролова – и являют собой сегодня новую Загибовку. Поодаль стоит почти готовая изба родного брата Василия - Ивана Косачева: прорезай окна, ставь печь, заходи и живи, но медлит Иван. И все дело было в ребенке. Сами-то они с женой бездетные, но взяли на воспитание сына погибшего племянника, и вот Дениска, так звать мальчонку, пошел в школу. Как, скажите на милость, добираться малышу каждый день шесть верст до школы по бездорожью? Ладно, Василий с Катериной сами внука чуть не с рождения воспитывают, он их тоже папкой и мамкой кличет, и тоже которую зиму в школу ходит. Можно вскладчину купить лошадь и на ней возить ребятишек в Лып и обратно. Но как учить уроки при керосиновой лампе? Вот и идут у Ивана мысли враскоряку – средства-то воткнул в целинную стройку, а чего дальше с ней делать, не знает: и нести тяжело, и бросить жалко. Леша Русанов – у того уже и фундамент залит, и сруб готов, и банька сложена – в таком же раздумье. И Серега Косачев, однофамилец Василия и Ивана, взявший здесь землю для ведения крестьянского хозяйства, не торопится обрубать корни в недалеком селе Черновском, где пока живет его семья.

- Ведь не для баловства, не для телевизора, будь он не ладен. Мы не знаем, где поставить зерновой склад. А его в первую очередь ставить надо, тогда можно будет и зерном торговать. Потом – ферму, кузню. Я и лес выписывал не раз. Приедут из Сосновой, обнадежат: будет вам свет. Все и радешеньки, довольнешеньки. Хлоп, конец года – опять кукиш под нос. Мне уж верить перестали. А за это время сделали бы хорошее хозяйство. Семей шесть втянулись бы. Я один-то уж не скакал бы по полям-то. Работали бы все вместе…

Косачев своим мужицким умом никак не может понять логики власти.

Вот приняли областную программу «Сельский дом». Мол, бери льготные кредиты и стройся, кто может. Василий узнал о ней случайно, на земском собрании, депутатом которого является. Кинулся, а уж он 276-й в очереди-то. А в первых рядах – дочери главы сельской администрации. И дальше свои да наши.

И так во всем. Затеяли в области – чтобы, значит, не зарастали пахотные земли лесом - выплачивать крестьянам за каждый поднятый целинный гектар по полторы тысячи рублей. Казалось бы, хорошее дело и для Василия очень даже выгодное. Но этот денежный дождь опять пролился не на его огород, а на голову тем, кто пришел позже и заключил договор на аренду земли в 2003 году. А Косачев арендует ее с 2001 года. И поднял за это время уже триста целинных гектаров. И ему, выходит, компенсаций не полагается. Даже спасибо не сказали.

Вот и со светом то же. У Василия целая папка официальных бумаг. За это время протянули провода в деревню Куртаны к горожанам, решившим в одночасье стать фермерами. Думали, это как новую книгу прочитать. Но ничего у них не вышло, и искусственно вскормленные фермеры, промотав кредиты, разбежались, а электрическую линию разворовали. Зажгли лампочку Ильича в деревне Луговой, где не только не закрепил, но и не проявил своего фермерского мастерства заезжий фотограф. Провели свет в деревню Миронята, где попробовал было бороздить просторы уральских полей отставной морской капитан, да сел на мель, и фермерское судно его вместе с электролинией было отдано на разграбление сухопутным пиратам. Что произвели они, эти временные хозяева земель? Какую такую пользу державе принесли? А никакой. Только в траты ввели. А к Василию при мне несколько человек на работу просились, отказал. И ведь мог бы взять. И вообще за это время пять-шесть рабочих мест создать. И обеспечивать продуктами – молоком, медом, овощами, мясом – детский сад, школу, профтехучилище, дом престарелых, больницу.

А в середине двухтысячных годов и вовсе стали отказывать Загибовке в свете, ссылаясь на отсутствие средств в районном бюджете.

- Я понимаю, что все развалено, но мы-то в этом не виноваты. Мы-то, наоборот, хотим создать что-то. А потом, дела жалко. Если я сюда молодежь не привлеку, лет через 10-15 и это все развалится, земля зарастет, и бездельников разведем еще больше, - горячится Василий. И, помолчав, добавляет. - Жену вот жалко…

Зимой, без света, Катя скучала - ни повязать, ни попрясть. Иной раз такая тоска накатит – все бросила бы и ушла в село к дочкам. Прежде она в колхозе учетчиком в конторе работала – всегда при народе была. А тут три года даже без радио жили. Телевизор только на Новый год у дочерей смотрели. Четыре года мужа практически дома не видела – то в поле с плугом, то в лесу с ружьем или пилой, то в районе-области с бумагами. Одна-одинешенька. Страха, правда, не было. А вот общения не хватало.

«Зимой до скандала чуть не доходило: уеду и все. А как дело к лету подошло – никуда не поеду. Мне здесь нравится. Все хорошо – ягоды, грибы рядышком. Магазин не нужен, хлеб сами печем. Только нет света. Ни холодильника, ни постирать, ни погладить. Пять мешков накоплю стирки – в Лып отвезу, там дети живут. Здесь выполоскаю, высушу, а гладить опять туда…».

От Нижнего Лыпа до Загибовки добирается пешком или на тракторе, зимой на лыжах. На лыжах Катя научилась бегать, как в детстве. Теперь на снегоходе ездит. Масло взбивает вручную. Пробовала нынче несколько банок с молоком ставить в кабину трактора, мол, пока Василий по корчевке целый день прыгает, масло и собьет, но эксперимент не удался, муж сам избился, а молоку хоть бы что. Василий мужик додельный, даром что ли без специального образования работал в колхозе механиком и даже главным инженером. Но добыть электричество подручными средствами не мог. Речке, даже поднятой плотиной, крутить турбину не по силам. Ветряк поставить – проекта нет. Купил переносную армейскую электростанцию, работающую на солярке, но дорого обходится та энергия. Включал ее только по необходимости – для стирки-глажки, да по большим праздникам. Долгими зимними вечерами сидели с лампой, а на дворе убирались с фонарями.

Жалко Василию жену, чувствует неизбывную вину перед нею.

- Куплю вот туристическую путевку и поплывем с Катериной будущим летом на теплоходе от Перми до Астрахани. Или до Москвы, - мечтает он.

- Не выдумывай, - кричит Катя из кухни. – Я воды боюсь.

- Нет, Катя, надо продых себе дать. Нельзя так-то. И так, как у загнанных лошадей, бока запали – свалимся. А еще взял бы я котомку с сухарями и ушел месяца на два побродить, посмотреть, как люди-то живут. Поговорить, подумать. Но нету личного-то времени. Иной раз час выкроишь на что, а потом коришь себя: сколько я дел-то за это время переделал бы, - и, вернувшись из заоблачных высот на грешную землю, вздыхает. – Охо-хо, зарастает все. А нашим бездельникам и техника в руки дана – променяли все на легкую жизнь…

Уезжая от Косачевых, я всю дорогу думал: кто же они такие, Василий и Катерина? Не вписываются они в привычные образы. Одни сейчас выживают. Другие наживаются. А они просто живут.

Вольно, как высказался сам Василий. Для работы, для мышления. Как и положено жить человеку на земле. Хоть и тяжело. Не их время. Наступит ли когда-нибудь их время?

В Москве нет-нет, и вспомню о них. Позвоню в сельсовет.

- Василий-то как?

- Пашет.

- А Катерина?

- Ничего, здорова.

Потом сообщили радостную весть – провели-таки электричество в Загибовку. Наступили все-таки и для тех мест иные времена. Да поздненько наступили-то. Даже те, кто уже поставил было новые срубы рядом с избами двух Василиев, не дождались, вернулись в обжитые места. А Косачев с Фроловым остались. Так что с карты Большесоснового района Пермской области деревня Загибовка уже не исчезнет.

Пермская область