«Жизнь коротка, искусство вечно»                                      (Гиппократ)

…Родилась она в тихое мартовское утро. День был ясный, тёплый. Пригорки вокруг деревни освободились от снега и уже не курились весенним паром в этот самый первый мартовский день 1871 года.

Много позже, через 30 лет, к ней после концерта постучится в гримёрную человек: он покажется ей огромным со своими пушистыми, лихо закрученными усами. Двоих служителей театра, пытавшихся преградить ему путь, он отодвинет без всяких усилий в разные стороны как шашки на клеточной доске.

- Так вот ты какая, Анастасия Новоявленная! – пробасит он, оглядывая певицу.

Она его сразу узнает: Поддубный, русский силач! Афиши с его фотографиями часто встречались ей в разных городах. – Почему новоявленная? – спросит она его.

- Так твоё же имя – Воскресшая! Ты как из пены морской в своих нарядах выплываешь на сцену.

- Спасибо, Иван… как Вас по отчеству?

- Иваном зови, мы с тобой одногодки…

Выходя от неё, он скажет толпившимся у входа газетчикам: «Вся Россия должна помнить и знать Вяльцеву, Шаляпина, Горького и меня, Поддубного!

И ведь не лукавил всемирно известный борец, так оно и было на самом деле. На пьесы Чехова ходили, но не тысячами же! Тиражи книг известных авторов зачастую не превышали и пятисот экземпляров. А вот в цирк на Поддубного, на концерты Вяльцевой валили тысячами! И далеко не каждый мог попасть на эти всегда праздничные действа… Но мы несколько поторопились, пора возвращаться к истокам.

Анастасия Дмитриевна Вяльцева, одна из самых известных российских певиц века минувшего, родилась в средней полосе, на Брянщине, в деревне Алтухово (в ту пору – Орловская губерния). Отсюда была и её мать, Мария Тихоновна. Отец, вернее, отчим – Дмитрий Вяльцев, за которого граф Орловский выдал Марию Тихоновну с двумя детьми, Настей и Ананием, только числился в графе «Родители». Недалеко от Алтухово, в Трубчевске, были лесные дачи и графское имение. Лесник, принявший на себя чужие грехи, вскоре погиб, его придавило упавшее дерево. Но родился от него третий ребёнок, которого назвали Яковом. И пришлось вдове с тремя детьми возвращаться в Алтухово. Жили у стариков-родителей Марии Тихоновны, которая устроилась в имение прачкой…

Порассуждаем немного. Все биографы Анастасии Вяльцевой, словно сговорившись, легко отправляют юную Настю в чужую семью работницей, повзрослевшую – в Киев, а позже – в Москву и в Санкт-Петербург. Автору не хочется вслед за ними повторять отдельные небылицы. Но вопросы-то остаются!..Как, например, Мария Тихоновна, первая красавица на селе, сумела родить в безбрачии двоих детей? Да ей бы в то время прохода не дали, тем более, в деревне!

Скорее всего, дети были нажиты по любви и от одного и того же отца. Кем он был – графом, одним из его родственников, или управителем имения? С другой стороны, почему сам граф принимает живейшее участие в дальнейшей судьбе Марии Тихоновны, в устройстве её личной жизни с детьми? А если – не граф, то кто же? Кто «этот» помогает семье перебраться в Киев? Здесь Мария Тихоновна (не обошлось, наверное, без рекомендательного письма) устраивается в обеспеченную семью прислугой и т.д.

Читаешь биографию певицы, всё как-то легко Вяльцевой даётся, даже плавание (!?) на плоту в Киев по Десне. Этот извилистый приток Днепра не менее коварен, чем сам Днепр, который, как известно, «чуден при тихой погоде». В описании же пятилетнего Анания, брата певицы (сама она воспоминаний не оставила), это спокойное плавание на нескольких сколоченных брёвнах вызывало чуть ли не пасторальное восхищение зелёными берегами, ночными стоянками у костра, рыбалками и прочим. Плот словно в сказке скользил по водной глади до самого Киева. А это ни много, ни мало – почти 750 вёрст! ...

Ну, ладно: в плавание можно поверить. Оно состоялось. Но… только до Десны. Деньги Марии Тихоновне на пароход до Киева, конечно, были даны. Но она, вероятно, часть из них отложила, мало ли что предстояло на новом месте? И решила до Десны (единственная пристань была в Трубчевске) плыть на плоту. От Алтухово, где проживала семья, до пристани по притоку реки Навля со всеми изгибами около 90 вёрст. (Очерки о Брянщине. 1958г.)

Наверное, именно этим путём, по тихой протоке, добиралась Мария Тихоновна с детьми до Трубчевска. Тут были и зелёные берега, и ночёвка у костра, и рыбалка…

Есть и другие нестыковки в ранней биографии и самой Анастасии. Но к чему лишняя придирчивость? Мы не раз убеждались с вами, дорогие читатели, что память – инструмент не очень точный. Всё же будем иметь в виду, что своего родного отца Настя знала! Она назвала его имя всего один только раз. Но биографы этого как бы не заметили.

В информационном «Вестнике Орловской губернии», хранящемся ныне в библиотеке им. Салтыкова – Щедрина в Петербурге, чёрным по белому значится: «Вяльцева-Бискупская Анастасия Дмитриевна (Алексеевна)» …

Признаться, мои поверхностные раскопки по поводу графов Орловских ничего не дали. А за более глубокие сейчас, увы, надо везде платить!.. Может быть, что-нибудь и всплывёт со временем.

Несмотря на будущую всероссийскую известность, Вяльцева часто отмалчивалась или, вернее, замалчивала отдельные факты своего происхождения: «…крестьянка я, и этим всё сказано! – улыбалась она газетчикам…

Но журналистам была известна её бесконечная жалость к незаконнорожденным детям. В её семье тоже жили воспитанники – мальчик и девочка. Она многих поддерживала материально. Вяльцева ежегодно давала концерты в пользу харьковского Ольгинского приюта и петербургского общества «Ясли». Позже такую же деятельность вёл и её брат Ананий в «Обществе попечения о бесприютных детях имени княжны Марии Николаевны». Известно, что за эту деятельность в 1915 году, когда сестры уже не было в живых, он был удостоен звания «Почётный гражданин города Санкт-Петербурга»… Сама же Настя ранее, в 1907 году, была избрана почётным членом Всероссийского братского общества оказания помощи во всех несчастных случаях.

Вместе с Шаляпиным и другим известным певцом Собиновым она организовала своеобразный триумвират для поддержания экспедиции Седова к Северному полюсу.

Не забывала она и свою малую родину. В Алтухово она самостоятельно открыла приют для рожениц… Как видим, Анастасия Дмитриевна Вяльцева была сердобольным человеком, без лишней шумихи делала своё доброе дело. И за эту доброту, за её щедрое сердце ей были благодарны сотни простых людей.

Принято считать, что патронаж, филантропия, благотворительность в те времена были уделом людей богатых, которые, идя на эти шаги, многого не теряли. Не хочется сравнивать русских меценатов, в том числе и Вяльцеву, сколотившую своё богатство на концертах, с сегодняшними, большей частью «фанерными» певцами и певичками, о которых днём и ночью талдычат все телеканалы уже более двадцати лет...Перед нами мельтешат одни и те же лица, груди, зады – не всегда теперь уже прикрытые. С помощью различных «примочек» (тут и корректировка тембра голоса, непопадания в ноты и даже в слова текста и многого другого) эти халтурщики всё ещё держатся на сцене, не на одном, так на другом каналах, и поют - обрюзгшие, оплывшие! Поют на свои слова свои же «слоганки» типа: «Я перегрелась, я вишу на ситце неба – муха и никто пока!»…

Здесь так и напрашивается вопрос: а почему – «пока»? Неужели через секс к звёздам попасть проще, чем через тернии? Или сегодня откровенная пошлость, секс и извращения стали знаменем нашего времени? Но зададим и другой вопрос: А вы кому-нибудь помогли? Чьей бедой вы прониклись под шелест зелёных купюр?...

Во времена оны строго различали пристойную эротику, необходимую на эстраде, от откровенной порнографии, которая очень редко, но появлялась, особенно в кукольных балаганах. Но ничего подобного не было в исполнении Вяльцевой, Шаляпина, Собинова, Паниной, Плевицкой, Руслановой, Шульженко, Зыкиной, Баяновой и других. Причём, вся эта эстрадная элита умела помочь, поддержать, даже обустроить отдельных начинающих певцов… Но мы опять отвлеклись.

Итак, 1890 год. Анастасии 18 лет. Она уже побывала и горничной в отелях, и утюги в прачечной подавала гладильщицам (раньше их предварительно нагревали на раскалённой плите). Наконец, она поступает в хор киевского «Товарищества опереточных артистов». Здесь она впервые участвует в гастрольных поездках. К 20-ти годам она уже – «артистка на вторые роли». В начале 1894 года Анастасия вместе с театром приезжает в Москву на гастроли, которые проходили в саду «Эрмитаж» (район Каретного ряда).

Как говорится, всё было при ней – красота, звонкий голос (меццо-сопрано), умение держать себя на сцене, аристократические плавные руки. Порода в ней чувствовалась! Но эстрадной дивой ей ещё только предстояло стать. Для этого нужны были не только деньги, но и люди, занимавшиеся её продвижением… Меценат сам нашёл её. Это был богатый петербургский адвокат, меломан и бессменный руководитель артистического кружка. В его музыкальном салоне выступали часто заезжие знаменитости и молодые артисты, уже проявившие себя на русской сцене. Такое мог позволить себе не каждый представитель высшего света.

Преуспевающий петербургский адвокат Николай Иосифович Холева пришёл специально на музыкальный спектакль посмотреть на хористку, о которой уже говорили кругом. Ему тогда было за сорок, ей – двадцать два года… На деньги своего мецената Анастасия стала брать уроки у лучших педагогов по вокалу, в том числе у председателя петербургского вокального общества, профессора Станислава Максимовича Сонки, выступавшего ранее на сценах Италии, Франции, Англии, Америки.

Это был педагог от Бога! Словом, молодой певице повезло. Она даже ездила на стажировку в Италию… Уже через год – полтора Анастасия Вяльцева стала появляться на сцене как исполнительница романсов.

«МОСКВА ПРИЗНАЁТ ТЕБЯ СВОЕЮ!»

«Ветер принёс издалёка звучные песни твои».

Известный литературный критик той поры Юрий Беляев вспоминал: «…помню первые шаги очередной «примадонны», бурно рекламированной в столичной печати. Реклама – дело опасное. Это – обязательство, это – вексель на самый короткий срок, надо платить талантом. Иначе провал… И Вяльцева, чтобы не брюзжали наши газетные старики, платила по векселям исправно»…

Уже первый её приезд после учёбы из Италии в московский театр «Эрмитаж» ознаменовался десятками пышных корзин с цветами, а среди них выделялась своей огромностью одна из них, на широкой ленточной перевязи которой красовалась надпись: «Москва признаёт тебя своею!»… На этом концерте Вяльцева по три – четыре раза «на бис» повторяла романсы и отдельные опереточные арии. Из северной столицы вслед за нею пришло четверостишие, которое подхватила и артистическая Москва:

   «От зависти сквозь пальцы вой,

   Концертная певица!

   В восторге вся от Вяльцевой

   Российская столица!»

Программы концертов Анастасии Вяльцевой регулярно «исправлялись» зрителями. После первого же романса начинался бурный диалог певицы с залом, в котором каждый желал быть услышанным. Свесившись с балкона, молодой человек кричал: «Не говори, чтоб я…!». Сидящая в первом ряду дама с жемчужным ожерельем на пышной груди чуть ли не рвалась к рампе: «Под чарующей лаской твоей»!.. По другую сторону от этой дамы следующая настаивала: «Опьянела, опьянела!»… «Ветерочек»! – звенел девичий голос с балкона…

Однажды на концерте из ложи, почти нависшей над первым рядом, раздался оглушительный бас: «Тройку! Тройку»!»... Вяльцева с готовностью кивнула и запела булаховскую «Тройку». Не успели утихнуть аплодисменты, тот же бас – «Тройку-у-у!». Певица, вздрогнув, начала другую: «Гайда, тройка! Снег пушистый…». Но неугомонный бас не успокаивался, пока его кто-то, сидящий в ложе, не одёрнул… Вскоре из ложи раздался храп. Смеялся весь зал, в том числе и Вяльцева… Побывав на одном из концертов дочери, увидев подобные картины, Мария Тихоновна высказалась так, как считала нужными: «Бог ей в помощь! Но здесь навести порядок может только конная полиция!»…

В один из самых первых своих сольных концертов в провинции, а Вяльцева всегда начинала своё выступление со второго отделения, ей предложили использовать местного зазывалу из цирка, поднаторевшего в конферансе. Вяльцева согласилась… И вот,открывая концерт, этот «юморист» решил повторить скабрезную шутку известных в то время цирковых клоунов Бима и Бома о том, что длинные волосы у женщин растут везде. Когда он дошёл в своём перечислении до живота, зал притих, а он, выдержав паузу, объявил: «Не беспокойтесь, храждане, дальше умолчу, потому что этот фараон меня сразу заарестует! – и показал на вставшего со стула рыжего детину в полицейской фуражке… С галёрки тут же восторженно заорали: «Так это же Зяма!.. Ха-ха!.. Зяма, мы тебя сразу узнали!..Ты когда фараоном заделался?..»

Конфуз был бы полный, но у рампы появилась Вяльцева и звонким голосом попросила обоих шутников выйти вон!.. Больше она никогда не прибегала к подобной помощи, приезжая на свои гастроли.

Но были и такие случаи. Приехали в Николаев-Херсонский. Концертмейстер вместе с антрепренером Львом Пальмским идут к полицмейстеру за разрешением на проведение концерта. Тот удивляется: «Да яка така Вяльцева? Я её не бачив… Шо, она лучшей Шаляпина? Ни, ни за шо не разрешу!»…

И приходилось «на лапу давать», и уламывать подобных дуболомов, в руках которых держалась вся разрешительная система империи.

Больше всего поразил Вяльцеву в её первый приезд Нижний Новгород. Маленький уютный театрик с большой хрустальной люстрой, стены обтянуты голубым бархатом. В партере 60 кресел, два яруса лож, в третьем галёрка, ещё выше – раёк… Купцы со своими чадами и домочадцами в огромных лисьих шубах, валенках с такими же огромными, похожими на корыто галошами, явились в театр чуть ли не за час до начала концерта. Они шли прямо в первый ряд, шубы подстилали под себя, галоши заталкивали под кресла. И тут же раскладывали свои съестные припасы и напитки… Билетёрши пытались, как могли, воспрепятствовать этому, да куда там! - «А чем занимать себя, если скучно станет?» - удивлялись эти «меломаны»…

Бывало, отдельные восторженные зрители прямо с балкона прыгали на сцену, пытаясь поцеловать певице руку. А на гастролях в городах Северного Кавказа благодарные жители в честь Вяльцевой устраивали пикники с пламенными речами, жарили на вертеле целого барана, танцевали лезгинку, джигитовали верхом на лошадях… Необычной была встреча певицы и с жителями Новочеркасска – столицы области войска донского. Весь город – в казачьих фуражках и синих шароварах с красным лампасами, в пышных, накрахмаленных женских ситцевых платьях с кружевами. К местному театру не подступиться. И большие листовки в руках публики: «Да здравствует наша талантливая певица Анастасия Вяльцева!»

Здесь, в Новочеркасске, наверное, впервые родилась традиция с приставными стульями во время концертов. Позже приставные стулья стали неотъемлемым атрибутом везде, куда ни приезжала Вяльцева.

Ей, по сути, уже никаких афиш было не надо, на газетные статьи она перестала обращать внимание… Музыка, голос, сценические эффекты и одеяние певицы – вот её афиша!

    «Дай, милый друг, на счастье руку,

    Гитары звук разгонит скуку.

    Забудь скорее горе злое,

    И вновь забьётся ретивое!...»

Да, старое искусство гораздо меньше блефовало, чем нынешнее – и на театральной сцене, и на эстраде (а теперь и на экране). Вяльцева всегда соизмеряла свои внутренние порывы с жестом, внешне выраженным. Нюанс? Но в этом и заключалась её этичность, не позволяющая хулиганить перед зрителем - ни в звуках, ни в красках, ни в телодвижениях, ни в словах… Случайно ли один из критиков, надо сказать, довольно придирчивый ко многим эстрадным артистам, назвал концерты Вяльцевой «музыкальными лекциями по сравнительному амуроведению или любвипознанию»?.. Замысловато, правда, но это было сказано в иные времена.

И Вяльцева продолжала свою единственную тему в этих «лекциях»: она пела о радостях земных, унося слушателей в мир мчащихся троек и звенящих гитар.

Даже тогда, когда ей стали предлагать свои романсы популярные, известные поэты и композиторы (а предложений было неимоверно много), певица подвергала их сочинения проверке на прочность, строго пропуская их через своё жизненное кредо: в них не должны были звучать такие слова, как «смерть, разлука, горе, кручина» … Без этих слов она могла смело выходить к слушателям с обвораживающей улыбкой, и публика охотно шла в её расставленные сети, поддаваясь очарованию артистки… Она постоянно была безоговорочным кумиром с в о е й публики, ею восхищались женщины, в неё везде влюблялись мужчины.

ВЕЧНЫЙ АНШЛАГ

«К тебе летят мои мечты!

(«Гимн любви». А.Чернявский, композитор)

    «К тебе я шлю все сердца ласки,

    Все думы жгучие свои,

    Перед тобой они без маски,

    Они твои, они твои!»…

Кто знает, может быть, без своего постоянного аккомпаниатора Алексея Таскина, её одногодка, родившегося и выросшего в Барнауле, в семье горного инженера, пришлось бы Вяльцевой идти более длинным путём. Таскин успел до неё поработать с Шаляпиным и Собиновым. Он аккомпанировал и заезжим в Россию знаменитостям Баттистини и Кавальери. Но всё же главной вехой в его жизни была и осталась Вяльцева… Газеты писали: «При внешней виртуозности аккомпанемент Таскина составлял единую музыкально-драматическую интерпретацию песни или романса, ощущение цельного замысла, полностью оказываясь в мелодике Вяльцевой»… Про Таскина и Вяльцеву российская пресса за период с 1902 по 1913 годы на все лады повторяла одно и то же: «ВЕЧНЫЙ АНШЛАГ!».

Магия Анастасии Вяльцевой на своё окружение была настолько велика, что тот же Алексей Таскин только в 1922 году, через восемь лет после безвременной кончины певицы заявлял, что он «окончательно оправился, освободился от преследующего его все эти годы магнетизма Вяльцевой»... После этого Таскин сумел дать путеводную звезду на эстраду Марине Нижальской и Изабелле Юрьевой. Последняя неутешно плакала, узнав о его кончине в блокадном Ленинграде.

А сама Изабелла Даниловна Юрьева сумела прожить как бы две жизни – за Алексея Таскина и за Анастасию Вяльцеву: она умерла на 101 году.

…Но мы ещё ничего не сказали о композиторе, который посвятил Вяльцевой добрую половину своих романсов. Это был Николай Зубов, имя которого сейчас почти забыто. Он был на четыре года старше певицы и влюбился в неё сразу же, бесповоротно! И посвятил ей свой первый романс – «Под чарующей лаской твоею», где словами А.Маттизена признался:

     «Чар твоих мне не сбросить оковы,

     Я во власти твоей красоты…»

Вся дальнейшая жизнь и творчество композитора под магией «несравненной» были подчинены захватывающему чувству, увы, неразделённой любви. А романсы его были хороши, многие из них – подлинные шедевры любовной лирики! Вот, например, всего один из них, который поют и сейчас:

      «Не уходи, побудь со мною,

      Я так давно тебя люблю,

      Тебя я лаской огневою

      И обожгу, и утомлю…»

Николай Зубов пишет для «несравненной» один романс за другим - по одному в месяц! И в каждом из этих опусов – слова признания, ожидания, томления…

Стройная, изящная, с пышной короной золотистых волос, с нервно дрожащими ноздрями, магической улыбкой, Анастасия Вяльцева выходила на сцену и нравилась всем и сразу. Даже царская семья, присутствовавшая на одном из концертов Вяльцевой в Петербурге, отметила красоту и изящество её плавающих рук и врождённую породистость…

На этом концерте дам почти не было. В зале и вокруг на ярусах – сплошь гвардейские офицеры с золотом своих вышитых воротников, царских вензелей на погонах, сиянием наград и серебром аксельбантов. И каждому мнится, что поёт она только для него и только к нему плывут со сцены её изящные руки.

А она в этот вечер и на самом деле пела только для одного. Он сидел во втором ряду, высокий стройный конногвардеец с медальным лицом. Он был почти на семь лет моложе, и это был её «секретный жених» Василий Бискупский:

      «Я тебя бесконечно люблю,

      За тебя я отдам свою душу,

      Целый мир за тебя погублю,

      Все обеты и клятвы нарушу…

      Я тебя бесконечно люблю

      И, увы, разлюбить не сумею!»

В свете говорили, что Бискупский просил позволения у царя на венчание с Вяльцевой. Но гвардейскому офицеру запрещался брак с актрисами и певичками, поэтому просьба конногвардейца осталась без ответа. А Бискупский сам признавался друзьям, что он прикипел всей душой к Вяльцевой. Их можно было понять: они оба страдали от этой неопределённости в оформлении отношений… Как писала С.П. Кизимова в своей книге об Анастасии Вяльцевой, «в звуках её песен всегда был слышен крик чьей-то страдающей души…». Вот и один из романсов Николая Зубова, обращённый к Анастасии, прямо говорил об этом:

      «Но если Вы не в состоянии

      Любовь свою мне подарить,

      То хоть имейте сострадание

      Одну лишь правду мне открыть.

      Я преклонюсь пред Вашей волей,

      Смиренно выслушав отказ

      И, примирившись с горькой долей,

      Всё ж…Всё ж обожать я буду Вас!..»

Нет, конечно же, Анастасия Вяльцева не была женщиной – vamp. «Имя её, - как говорили в один голос её биографы, - ещё при жизни стало синонимом редкого благородства, душевного внимания к людям... Просто сердце её было отдано другому.»

Её блистательная красота продолжала тревожить многих. Вот и современники в едином порыве признавались: «… в Вяльцевой было что-то зовущее, колдовское, тревожащее…». Да что там современники! Пройдёт тридцать с лишним лет после её безвременной кончины. Один ленинградский поэт и художник напишет единственный в своей жизни роман «Зелёные берега», в котором признается в искренней любви к несравненной Насте – героине романа Анастасии Вяльцевой… Он соберёт почти все прижизненные фотографии её, а одну, где она изображена в профиль, с копной золотистых волос на палевом фоне, слегка размытым у носа и губ, не давал трогать никому. Виктор Алексеев, вздыхая, говорил иногда друзьям: «Настя когда-нибудь меня утянет…». Что ж, и утянула! В его-то 54 года…

Вероятно, в великих осуществившихся жизнях мы бессознательно ищем и находим иногда нечто особое, очень личное. И эти движения таинств души напоминают по существу своеобразное перетекание родственных по духу флюидов от одного существа к другому. Как в сообщающихся сосудах!.. Вот такая метафизика получается…

А на восточных границах империи начиналась русско - японская война. Бискупский, гвардейский офицер, оказался в центре этих событий и вскоре был тяжело ранен. Анастасия Вяльцева рвалась к любимому. Её поначалу не пустили. Тогда она приобрела для полевого госпиталя вагон медикаментов и в качестве сопровождающей отправилась в Маньчжурию. Здесь, ухаживая за любимым и другими ранеными, она ещё умудрилась в Харбине и в Гунжалине дать благотворительные концерты в пользу семей убитых солдат.

Василий Бискупский медленно поправлялся. Любящие сняли домик в Харбине. Когда Бискупский встал на ноги, Настя дала здесь ещё два благотворительных концерта – один в конференц-зале железной дороги, другой в офицерском собрании.

По свидетельству Кизимовой (другие сведения не совсем точны или требуют дополнительной проверки), после того как подполковник Бискупский окончательно поправился, он решением офицерского суда был отчислен из армии… Да, романы с артистками обществом поощрялись, браки же – никогда!

Поэтому, Василию Бискупскому, сыну предводителя дворянства и вице-губернатора старинного сибирского города, пришлось расстаться с золотыми царскими вензелями на погонах и стать в скором будущем устроителем гастролей и комендантом вагона, специально заказанного Вяльцевой в Лейпциге для своих гастролей.

Вяльцева, как пишет Кизимова, страдала от пристрастия мужа к горячительным напиткам и постоянно оплачивала его карточные долги… Столь «праведный гнев» по отношению к Бискупскому всё же стоит несколько убавить (простим жгучую неприязнь некоторых женщин к вину и картам!)…

У автора этих строк есть и другие свидетельства о деятельности Бискупского в те годы. Свидетельства сотканы из двух статеек польской жёлтой прессы образца 1946 года. Вряд ли подобные газетёнки уделили бы в то время хотя бы десять строк этому персонажу, если бы Бискупский не принадлежал к старинному польскому роду. Чего тут больше – правды или вымысла, судить сейчас трудно. Но поверим хотя бы в треть того, что в них сообщалось: дыма без огня не бывает! Тем более, что речь идёт здесь не только о Бискупском, но и о нашей героине, прогоревшей по вине мужа в одном сомнительном предприятии.

Бискупский, между прочим, вернувшийся во время гражданской войны в армию, вместе с Врангелем, в звании генерала, покинул Россию и умер в 1945 году в Лейпциге… А тот, прежний его уход из армии, ознаменовался тогда громким скандалом и дуэлью с одним сослуживцем, которому Бискупский отстрелил мочку правого уха.Оба дуэлянта, распрощавшись с военной службой, вскоре помирились. Более того, они сумели организовать на Дальнем Востоке нечто вроде концессии на паях по разведке и добыче нефти. Часть денег в это предприятие вложила и Анастасия Вяльцева. Неудачливые концессионеры, правда, быстро прогорели… Ну, а дальше всё было так, как пишет Кизимова…

Говорят, статистка знает всё. Досужие знатоки той поры подсчитали: всего за пять лет, начиная с 1908 года, длина гастрольных маршрутов Вяльцевой составила 175 тысяч вёрст - как раз половина расстояния от Земли до Луны. Вёрсты эти «поглощались» в основном, с помощью того самого вагона, который был отделан по вкусу певицы, где мажордомом на колёсах был её муж.

… В искусстве, особенно на эстраде, принципиально нового до сих пор ничего не придумали. Меняются эпохи, растут цены на билеты, устраиваются подставные концерты с неряшливо

загримированными под знаменитость исполнителями. А в наши дни и петь не совсем уж так обязательно: открывай рот, как это умудряется делать с недавних пор Волочкова, «фанера» от изумления всё равно не рассохнется!..

Почти всё это было и во времена Вяльцевой – вплоть до пиратских записей. Ей по этому поводу приходилось даже судиться. Но цену себе она знала! В Петербурге, скажем так, певица ежегодно давала три сольных концерта в зале Благородного собрания. Прибыль составляла до 20 тысяч рублей за вечер. Для сравнения: среднемесячная зарплата учителя гимназии была всего 35 рублей… А грампластинка с записью певицы стоила в продаже до 6 рублей. Подсчитано, что Вяльцева оставила после себя около 100 записей.

Александр Блок, прослушав однажды в своём Шахматово пластинку с записью Анастасии Вяльцевой, долго стоял у открытого в сад окна. Склонив ухо к граммофонной трубе, он словно ожидал, что она донесёт до него волшебное дыхание певицы. Потом поэт присядет у ночного окна и:

     «В том краю тишина бездыханна.

     Только в гуще сплетённых ветвей

     Дивный голос твой, низкий и странный,

     Славит бурю цыганских страстей»…

Специалисты того времени видели загадку популярности Анастасии Вяльцевой в общей болезненно нервозной, напряжённой атмосфере начала ХХ века. А вот философски настроенные критики сопрягали успех «несравненной» с появлением нового класса – русской буржуазии, приемлющей раскрепощённое искусство:

    «Не уходи. Побудь со мною.

    Я так давно тебя люблю!»

Как отмечал тот же Блок в своём дневнике: «Вся Россия – от великокняжеских дворцов до мещанских местечек – увлечена грамзаписями Вяльцевой…».

Наверное, в музыке, особенно в песне, скрыто нечто такое, несущее своеобразное метафизическое содержание, которого нет, пожалуй, ни в каком другом источнике информации. Музыка, как и песня – форма познания себя, окружающих. Всего!  

Поэтому так понятна абсолютность порывов на своих концертах Анастасии Вяльцевой. Она даже вставала на стул и продолжала петь, если её вдруг окружала толпа зрителей, рвущихся к сцене. Она, наверное, интуитивно понимала в эти минуты, что голос её должен звучать – НАД, а не в толпе.

В наши дни такая абсолютность порывов, может быть и смешна, потому ещё смешна, что по большому счёту завоёвывать на свою сторону некого. Сейчас на эстраде (экране) царствуют эротика и секс. Соответственно этому ведут себя и исполнители: «на всех каналах «наша раша» нам демонстрирует, кто краше и откровеннее раздет». Они, исполнители, стали доступней… И этим всё сказано.

В свои 35 Анастасия такая же стройная, как и в 18, оставалась для зрителей по-прежнему величественной и недосягаемой. За год-полтора до кончины она вдруг занялась оккультизмом, нумерологией, составлением гороскопов. Словно предчувствуя что-то почти неотвратимое, она уверовала во власть рокового числа, стала собирать только ей ведомые даты, события, явления, отмеченные годом своего рождения. Эта тайная система чисел была понятна только ей. На вопросы мужа она коротко отвечала: «Кому карты, а мне – счастливые номера!».

…Они только что вернулись от матери мужа. Отец был похоронен несколько лет назад. А мать Бискупского, урождённая Римская-Корсакова, сама пианистка, сказала, прощаясь с Анастасией: «Береги себя и свой голос, доченька, он у тебя от Бога и один на целое столетие!» Елена Васильевна осенила их, обоих, крестом уже на выходе ,в проёме дверей, и долго глядела в окно на снежную колею, заметаемую ветром… В следующий раз она была только на похоронах «несравненной».

Надо отметить, что мистические увлечения были в то время в большой моде… Вот и у Вяльцевой записи в отдельной тетрадочке: «Алексей Саврасов – «Грачи прилетели»…Василий Перов – «Охотники на привале»… Иван Айвазовский – «Восход солнца»«…

Пришлось рыться в справочниках (сведения в Интернете всё равно приходится перепроверять из-за встречающихся расхождений со специальной литературой). Всё оказалось, как и предполагал: картины написаны художниками в год рождения Вяльцевой. Но как сопоставить эти числа (или число) с какой-то определённой метой, отправной точкой в применении к певице?.. Известно, что теософы в мистическом том времени, да и не только теософы, были озабочены трансформацией человека прежде всего на уровне ментальном, называя грядущее Эрой Чистого Духа… Об этом в своём «Пятикнижии» много писали Рерихи, а ещё больше - Блаватская.

Но автор повествования не думает, что Анастасия Вяльцева зашла так далеко в подобных психологических экспериментах над собою, тем более, при таком напряжённом графике работы. Это – и 80-90 концертов в год, плюс переезды из города в город (к примеру, одна поездка в Сибирь и концерты в 11 городах отняли у неё целый месяц!). А ежедневный певческий тренинг под руководством такого же неутомимого Алексея Таскина – пусть даже в личном салон-вагоне!.. Нет, где уж тут всецело отвлекаться на что-то другое?

Будем считать, что эти побочные занятия были для Вяльцевой своеобразной игрой воображения, театром одного актёра, в котором она играла все роли, оставаясь наедине с собою…

     «Ты не спрашивай, не выпытывай,

     От меня не узнаешь ни слова,

     Не прочесть тебе, что в душе моей.

     И не спрашивай, не выпытывай…»

А в обществе её осуждают: неужели нельзя было проявить больше тепла к её постоянному автору романсов Николаю Зубову? Он, отринутый певицею, бросил работу, уехал из Петербурга и…пропал. Поговаривали позже, что он даже руки на себя наложил.

В других салонах, более радикально настроенных ко всему новому, пеняют певице за её роскошные наряды… А тут ещё этот пресловутый вагон (как у императрицы!). Достаётся ей и за высокие гонорары, и за недвижимость, которую она приобретает… И ни слова о той помощи, которую певица несёт к неимущим и незаконнорожденным…

Что ж, на то оно и общество, чтобы искать соринки в чужом глазу! А Анастасия Вяльцева – знай, поёт своё:

     «Ах, да пускай свет осуждает.

     Ну, да пускай клянёт молва…

     Кто раз любил, тот понимает,

     И не осудит никогда!».

Именно в тот последний год, накануне трёхсотлетия дома Романовых, когда она не смогла довести до конца свой концерт в Воронеже (это было ранней осенью 1912 года) и упала на сцене в обмороке, известный театральный критик скажет:

«В отличие от других немеркнущих звёзд русской сцены, в Вяльцевой появилось за последнее время что-то трагически безысходное!».

…Она уже знала, что умирает. Врачи определили: лейкемия – рак крови! Не смогли помочь ей ни иностранные знаменитости, ни модный в те времена Бадмаев со своей нетрадиционной медициной и травами, практикующий в Петербурге. Не смогло помочь и переливание крови, где донором был муж Василий Бискупский… В то время медицина ещё не знала, не определилась с термином – «группа крови».

Незадолго до смерти, в январе 1913 года, Анастасия Дмитриевна Вяльцева составила завещание. Она дарила Петербургу два собственных дома с прилегающими к ним земельными наделами. В одном из этих домов она просила открыть женскую больницу с отделением для рожениц, в другом – организовать приют для детей, которых оставили родители. Часть других средств через душеприказчика (брат Ананий) передать петербургскому университету, на учреждение стипендии имени Вяльцевой для детей, выходцев из крестьян.

Во втором пункте завещания говорилось о том, что после кончины певицы следует провести аукцион и продать всё движимое и недвижимое имущество: её экипажи, бриллианты, дорогие туалеты, меха, серебро и картины. Часть из этих денег она завещала матери и двум братьям, но большую – на обустройство больницы и приюта…

В порядке отступления: «Ау, где вы, современные нувориши от эстрады в мужских и женских обличиях, изрядно надоевшие нам со своими экранными откровениями, ведущие себя как пауки в стеклянной банке? Ау-у!»…

Возвращаясь к началу прошлого века, скажем, что в наших бесчисленных российских учреждениях, банках, фондах, коммерческих организациях воровали и тогда, воруют и сейчас… Усилиями отечественных бюрократов фантастическое на ту пору богатство Анастасии Вяльцевой было превращено в ничто… Каким-то образом даже роскошный салон-вагон артистки оказался в 1917 году почему-то в Казани. В период чехословацкого мятежа им завладели союзники России по Антанте и позже передали его Колчаку… А ещё позже в том вагоне, превратив его в свой штаб, раскатывал по Дальнему Востоку красный маршал Блюхер…

Последнее своё распоряжение Анастасия Дмитриевна Вяльцева отдала за два дня до кончины. Она пожелала, чтобы её уход выглядел так же красиво, какой была её жизнь на сцене. Её хоронили в роскошном платье бело-розового сочетания… Толпа в 160 тысяч человек прошла двухкилометровый путь, запрудив весь главный проспект столицы до кладбища Александро-Невской лавры… В тот же год умерла и её мать. Обе они захоронены в белокаменном склепе с золотистой башней…

Здесь напрашивалась, было, точка. Но разве подобный материал просто так отпустит автора от себя? Некоторые читатели могут спросить: а причём здесь сибирские этюды? Но ведь часть жизни Анастасии Вяльцевой осталась в Сибири!.. Здесь и русско-японская война и сама Вяльцева в этой войне. И её концертные поездки по Сибири. И специальный концерт, данный в Барнауле, где родился и вырос её постоянный аккомпаниатор Алексей Таскин. А концерт в Томске, где служил вице-губернатором отец её мужа?... Согласимся, что всё это не такие уж случайные привязки к сибирской почве.

А напоследок эти этюды сами постучались к автору. Когда материал был уже готов, довелось узнать, что племянник Вяльцевой – Дмитрий, сын брата её Анания, был чемпионом Ленинграда по боксу и обвинён в 1941 году за то, что собирался якобы бежать в Германию к своему дяде, Василию Бискупскому, ярому врагу советской власти. После изнурительных допросов 27-летнего Дмитрия Вяльцева отправили этапом в Новосибирск.

Расстрельный список местной «вездесущей конторы» длинный, в нём десятки тысяч фамилий…

А Анастасия Вяльцева… Нет, прошлое от нас, если мы им дорожим, никуда не уходит. Бережно хранимый, доставшийся от деда чёрный диск в 33 оборота с записью её романсов, по-прежнему иногда отправляет меня в серебро века минувшего, в котором блистала «НЕСРАВНЕННАЯ».