Роман и Дарья Нуриевы. Похороны Гутенберга. Съезд Союза журналистов глазами наследников
Об Авторах: Роман и Дарья Нуриевы – супруги. Роман Валерьевич уроженец Мурманской области. Историк, выпускник МГУ им. М.В. Ломоносова. Дарья Анатольевна (в девичестве Кучинскайте) родом из Белоруссии. Выпускница музыкального факультета Национального педагогического университета им. М.П. Драгоманова (Киев).
Похороны Гутенберга
Съезд Союза журналистов глазами наследников
Начинающему журналисту не до сказок, когда мачеха-редактор то подбросит гонораришко, а то и вовсе покормить забудет. Но мы верим в добрые, справедливые конкурсы, которые, как фея, превратят тыкву в карету. Кто бы мог подумать, что за скромную заметку пригласят в Колонный зал Дома Союзов, да ещё и вручат наследство от богатого дедушки. Теперь, когда часы пробили полночь, неясно, что с этим делать, но бумага, скреплённая подписями важных лиц, удостоверяет: мы являемся наследниками Гутенберга. А то, что происходило на съезде Союза журналистов России, по-видимому, было ничем иным, как похоронами печатника.
Прынц не приехал
В основном на пышные проводы покойного явились бедные родственники из провинции. Их долго держали в передней: регистрация в гостинице (оказавшейся общагой академии госслужбы) затянулась. Журналисты, всерьёз рассчитывавшие на компьютеризацию столицы, заранее выслали анкеты по электронной почте. И не каждый мог поверить, что надо заполнять всё заново, от руки. Дама в бирюзовом шарфике порывается уточнить, но окошко немедленно заслоняет мятый с дороги мужской костюм:
– Не пущу.
– Мне только спросить…
– Я час тут стою, и Вы будете стоять. Тогда и спросите.
Возникла пауза. Пиджак решил показать, что не только справедлив, но и добр:
– А Вы откуда приехали?
– Из Дудинки… – вздохнул шарфик.
– О, ну тогда пропущу. Вы и так Богом обиженная.
– Не пойду, – холодно ответила северянка, – раз Вы оскорбляете.
Очередь смиренно мариновалась, а роптать начала лишь часа полтора спустя. Администраторша реагировала бесстрастно: «А я что, это начальство виновато», – и старательно продолжила вбивать данные в компьютер двумя пальцами.
Ближе к ночи у многих заболела душа. В номер ворвался подвыпивший сосед. Он попросил сигарету, но тут же забыл об этом, и патетически воскликнул: «Путин не приедет… И нахрена тогда нас всех сюда собрали?..». Страдалец добавил, что он из-под Сталинграда, похвастался восьмитысячным тиражом, и тем, что в детстве у Михаила Александровича чуть ли не на руках сидел. Шолохов нянчил, а прынц разлюбезный не приехал.
Любит – не любит
Съезд открыли душевно. Вот только не смогли определиться между Высоцким и Окуджавой, и потому спели обоих. «Надежды маленький оркестрик» нельзя было совсем оставить без отеческого управления дирижёра, пусть и не появившегося на сцене. Президентское приветствие направило журналистов на борьбу не только с коррупцией, но и (new!) с национализмом.
Учебники журналистики называют подобные мероприятия псевдособытиями. Но от того, что с трибуны вещали сами журналисты, ритуальных речей меньше не стало. Пока зачитывали приветствия от братской таджикской прессы и других союзников, новички тестировали жёсткость кресел. Бывалые лысины не ёрзали. Их живо интересовало, кто почтил съезд присутствием, кто не почтил. Так, смертельную обиду нанесло телевидение. Обвинения в заговоре неслись прямо с трибуны: «Значит, нас боятся. Значит, сверху легла директива нас замолчать».
Замолчать проще всего съезд глухонемых. А профессионалы гласности, как бы ни старались работать по старинке, яркий информационный повод всё-таки дали. Им стал номер съезда, «Х-й», на второй день частично заклеенный каким-то фиговым листком. Другим запомнившимся моментом, но уже не вызвавшим ажиотажа в прессе, явился латентный троллинг делегатки из Пермского края. Пока все выражали доверие и ныне, и присно председателю СЖРа, простая русская женщина толкнула речь на тему «кабы я была царицей». На месте Богданова она, во-первых, отняла бы право муниципалитетов финансировать и содержать СМИ. «Во-вторых, – напирала Лоскутова грудью на трибуну, – я сделала бы членство весомее» (за заказные материалы – исключение из Союза). «Третье. Чтобы на следующем съезде (проводящемся, кстати, раз в пятилетку. – Авт.) присутствовал Путин»…
Молодым – дорога, старикам – почёт
Когда газетчикам ещё не перешло дорогу телевидение, среди высоких колонн тусовалось благородное собрание. Тут замирали сердца Татьяны Лариной и Наташи Ростовой, впервые вышедших в свет. Только всё это выдумки литераторов. А вот набальзамированные трупы вождей, лежавших здесь – правда. «В этом зале хоронили многие и многих, но мы собрались не для этого», – уверял журналистов микрофон. На дряхлых устах часто звучало слово «молодёжь». Но балом всё равно правил тяжёлый дух, а не изящная словесность.
Явление народу Генриха Боровика предварялось не просто объявлением живой легенды, но и фильмом о Генрихе Авиэзеровиче. Студенты коммерческого вуза, в котором тот значится почётным ректором, давали друг другу беспристрастные интервью о том, какое счастье учиться у маститого старца. Польщённый ректор не стал говорить о себе, а скромно достал бумажку и сообщил о заслугах своего покойного сына.
Не вошедшим во вкус похоронных речей оставалось считать свечи на люстрах. В голову лезли хулиганские мысли о чудесном избавлении: вот появятся «Femen» или «Pussy Riot», и… но чудо пришло с другой стороны, звякая медалями. Несанкционированную акцию учинил безвестный дедулька из зала, прорвавшийся к микрофону. Оказалось, что маразму есть предел. Микрофон тут же отключили.
Скомкали и награждение молодых журналистов, победивших в конкурсе «Наследники Гутенберга». Хороший организатор сэкономит и время, и деньги. Молодняк спешно («побыстрее, у нас регламент!») согнали на сцену, сунули дипломы, а про обещанные призы решили не вспоминать. Две-три минуты, скатертью дорожка Колонного зала – и status quo восстановлен.
Пир журдуха
Сколько ни было речей о погибели печатных СМИ, а покойника знали не все собравшиеся. Журналистке из Кирова пришлось пояснить, что Иоганн Гутенберг – европейский первопечатник. «А, типа нашего Фёдорова…». Однако вне зависимости от близости к умершему, на похоронах любят попеть и пожрать. Музыкальный коллектив, закрывший первый день съезда, в Кирове как раз знали: «Теперь всем смогу сказать, что с «Хором Турецкого» пела». Одинокий глас, прямо с трибуны оценивший выступление не в меру кривлявшихся певунов как «культурное хулиганство», поддержки не нашёл.
Нас же, и не надеявшихся на культурную программу, с самого начала больше интересовал фуршет. Веру в эту сторону творческого процесса подогревали строки классика, воспевшего массолитовский ресторан. Однако членов профсоюза оказалось слишком много, так что впору пришёлся другой Булгаков: «вот всё у нас, как на параде… салфетку – туда, галстух – сюда, да «извините», да «пожалуйста», «мерси», а так, чтобы по-настоящему, – это нет! Мучаете сами себя, как при царском режиме». Никто мучиться и не стал. Блюда, не доходя до шведского стола, расхватывались в воздухе. Продовольствие сметали в сумки: казалось, что на дворе голодные девяностые. Доходило до того, что пёрли и открытые винные бутылки, затыкая их какими-то прокладками (охрана шмонала тщательно, но только на входе). Судя по тому, как журналисты ели, их слова о прозябании и гибели российской печати были правдой.