Фазил Дашлай (г. Батайск)

Генерал Вельяминов

«Кавказ можно уподобить сильной крепости. Одна только безрассудность может предпринять эскападу против такой крепости; благоразумный полководец увидит необходимость прибегнуть к искусственным средствам, заложит параллели, станет продвигаться вперёд сапою, призовёт на помощь мины и овладеет крепостью»                                                    

Генерал А.А. Вельяминов

«Дети, не играйте шашкою, / Не обнажайте блестящей полосы, / Не накликайте беды на головы ваших отцов и матерей: / Генерал-плижер близок! / Близко или далеко – генерал-плижер знает всё, видит всё: / Глаз у него орлиный, / Полёт его соколиный. / Было счастливое время: / Русские сидели в крепости за толстыми стенами, / А в широком поле гуляли черкесы; / Что было в поле – принадлежало им; / Тяжело было русским, весело черкесам. / Откуда ни взялся генерал-плижер / И высыпали русские из крепостей; / Уши лошади вместо присошек, / Сидельная лука вместо стены; / Захватили они поле, / Да и в горах не стало черкесам житья. / Дети, не играйте шашкою, / Не обнажайте блестящей полосы, / Не накликайте беды на головы ваших отцов и матерей: / Генерал-плижер близок. / Он всё видит, всё знает. / Увидит шашку наголо, / И будет беда. / Как ворон на кровь, / Так он летит на блеск железа. / Генерал-плижер налетает как сокол, / Заклюёт как орёл, / Как ворон напьётся он нашей крови»

                                                          Горская песня о генерале Вельяминове

Автором стратегии жесткого покорения Кавказа считается Ермолов. В тени его славы незаслуженно померкло имя другого покорителя Кавказа - Вельяминова. В википедии эта историческая личность описывается крайне скупо: «Алексей Александрович Вельяминов 3-й участвовал в войнах 1805 г., турецкой 1810 г., Отечественной и в кампаниях 1813  и 1814  г., позже (1816-27) — в разных экспедициях против кавказских горцев и в персидской войне, где отличился в бою под Елизаветполем. В 1829  г., назначенный начальником 16-й пехотной  дивизии, находившейся в европейской Турции, он с нею участвовал в осаде Шумлы и в переходе через Балканы. В 1831 г. он был назначен командующим войсками Кавказской линии начальником Кавказской области, причем с 1831 по 1838  г. постоянно начальствовал экспедициями против горцев, всегда имевшими полный успех. Выступал за постепенное покорение Кавказа. Мысли его о способах покорения Кавказа вполне оправдались, когда впоследствии, с некоторыми лишь видоизменениями, применены были на практике князем Барятинским и графом Евдокимовым».

Он был прозван Горским Ганнибалом: талантливый полководец,  блестящий стратег, человек со странностями, которые были не понятны не только врагам, но и своим солдатам и сослуживцам, жесткий, и даже слишком жестокий к своим врагам, но не лишенный благородства, умевший ценить врагов и быть снисходительным к сдавшемуся ему на милость противнику. И все эти качества  одном  лице:  в лице одного из главных  героев Кавказской войны – генерале Алексее Александровиче Вельяминове.  

Будучи всего на год моложе Ермолова, Вельяминов, как писал Дж. Бадли, не добился и десятой доли его (Ермолова) известности и славы; но карьера его была не менее блистательной, а заслуги были в чем-то и большими. Причину этого отыскать нетрудно. Он был человеком больших и усердно развиваемых способностей, много преуспевший в изучении военной истории; уроки прошлого он умел прикладывать к задачам настоящего, притом всегда учитывал особенности текущего момента и прибегал к тактике и стратегии, всего более им отвечающим; быстрый в принятии решений и скорый в нанесении удара, он обладал железной волей и несокрушимой решительностью; хороший организатор; совершенно бесстрашный в баталии и не менее щедро одаренный нравственным мужеством, он обладал всеми мыслимыми качествами, которые внушают уважение солдатам, и многими свойствами, что побуждают людей смело идти за этим человеком, и совсем ничем, за что его можно было бы полюбить. Спокойный, выдержанный, молчаливый, скрытный, он был неумолимо безжалостным в отношении своих солдат и беспощаден к врагу; его боялись, превозносили и ненавидели как те, так и другие.

Вельяминов был сослуживцем Ермолова во время наполеоновских войн, и они тесно дружили. Когда Ермолова послали на Кавказ, он добился назначения Вельяминова на должность начальника штаба Грузинского корпуса. Здесь, в Тифлисе, аналитический ум и организаторский талант Вельяминова, видимо, внесли решающий вклад в успехи старшего товарища. Осадная стратегия военных операций на Кавказе и реорганизация Кавказского корпуса обычно связываются с именем Ермолова, но разрабатывалось то и другое, а может, и предложено было именно Вельяминовым: «Ликвидация всех независимых и полузависимых ханств и княжеств. Полное подчинение народов и народностей Кавказа России, вытеснение непокорных горцев из своих владений, раздача земель, им принадлежавших, казакам и русским поселенцам. Постепенное продвижение вглубь гор оборонительных линий». Русские исследователи впоследствии ошибочно назовут это «системой Ермолова». Хотя Ермолов и начал проводить ее в жизнь, окончательно она была сформулирована в 1828 г. Вельяминовым (и совершенно несправедливо приписана потом Ермолову).

Сам Вельяминов писал о Кавказе следующее: «Кавказ может быть приравнен к мощной цитадели, великолепно укрепленной природой, надежно защищенной инженерными сооружениями и обороняемой многочисленным гарнизоном. Хороший командир не преминет употребить здесь все военное искусство, проложит фортификационные параллели, устроит подкопы, заложит мины и таким образом станет полным хозяином положения. Я считаю, что подход к Кавказу должен быть именно таковым, и если ранее сия метода действий не была предпринята, дабы служить опорой и постоянным ориентиром, сама природа вещей толкнет на такие действия. Но в этом случае успех их будет достижим куда как нескоро из-за частых отклонений от верного курса».

Алексей Александрович Вельяминов по данным сытинской «Военной энциклопедии» родился в 1785 г. По мнению одного из дореволюционных биографов военачальника казачьего есаула Труфанова А.А. Вельяминов появился на свет в 1789 г. Однако в формулярном списке генерала за 1834 г. ему значилось 46 лет,  следовательно, год его рождения – 1788-й.

Вельяминов происходил из старинного рода дворян Московской губернии Подольского уезда, но, по свидетельству Г.И. Филипсона, «не имел никаких аристократических притязаний». Однажды за обедом один из подхалимов, рассчитывая доставить Алексею Александровичу удовольствие, сказал, что род генерала древний, и что в истории России Вельяминовы упоминаются ещё при Дмитрии Донском. Но командующий осадил льстеца: «Ну, это ты, дражайший, далеко хватил. При Иване Грозном действительно упоминается о Вельяминове, но видно был мошенник, за то и повешен». Семья Вельяминова обладала, видимо, довольно хорошим состоянием, т. к. за одним Алексеем Александровичем было записано 250 душ крестьян в Казанской и Курской губерниях. Практически ничего неизвестно о том, где воспитывался будущий военачальник. Однако многие современники вспоминают, что он обладал обширными знаниями, особенно в математике. В графе послужного списка о познаниях было отмечено лишь то, что «грамоте по-российски и французски читать и писать умеет и артиллерийскую науку знает». Г.И. Филипсон в своих воспоминаниях отмечал: «Вельяминов хорошо, основательно учился и много читал; но это было в молодости. Его нравственные и религиозные убеждения построились на творениях энциклопедистов и вообще писателей конца XVIII века. За новейшей литературой он мало следил, хотя у него была большая библиотека, которую он постоянно пополнял. Он считался православным, но кажется, был деистом, по крайней мере никогда не бывал в церкви и не исполнял обрядов. Настольными его книгами были «Жильблаз» и «Дон-Кихот» на французском языке. Первого ему читали даже накануне смерти; изящная литература его нисколько не интересовала».

«На службу Вельяминов зачислен был по тогдашнему обыкновению, – писал В.А. Потто, – в лейб-гвардии Семёновский полк, и шестнадцати лет от рода был уже поручиком артиллерии». В 1804 г. Вельяминов был произведён в офицеры лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригады. Участвовал в компании 1805 г. против Франции. В 1810 г. принял участие в русско-турецкой войне, а затем в Отечественной войне 1812 г. и в заграничных походах русских войск. «Боевая деятельность, начавшаяся под Аустерлицом и кончившаяся в стенах Парижа, – отмечал историк, – далеко выдвинула его из рядов сверстников. Раненый в руку при штурме Рущука, имея Георгиевский крест за блистательное участие в трёхдневном сражении под Красным, Вельяминов, тогда ещё штабс-капитан первой гвардейской артиллерийской бригады, уже обратил на себя особенное внимание Ермолова. По настоянию последнего в 1816 году он и был назначен на важный пост начальника штаба отдельного Грузинского корпуса. Через два года, на двадцать восьмом году от рождения, он был уже генералом». По воспоминаниям современников, Вельяминов сделался верным другом и помощником Алексея Петровича: «Они были на ты и называли друг друга Алёшей». Любя и почитая А.П. Ермолова как отца, Вельяминов под его началом стал настоящим «кавказцем».

Ермолов широко пользовался административными и военными дарованиями Вельяминова, его энергией, огромной трудоспособностью и, наряду со штабной работой, постоянно поручал ему командование отдельными отрядами в экспедициях. «На Кавказе, – по словам В.А. Потто, – Вельяминов поспевает всюду, где только могла встретиться надобность в его знаниях и энергии: закладывает вместе с Ермоловым Сунженскую линию, строит Внезапную, громит акушинцев, затем усмиряет бунт в Имеретии, гасит восстание в шамхальстве, играет влиятельную роль в покорении Кабарды – и, наконец, является в роли начальника центра и правого фланга Кавказской линии». «За благоразумные распоряжения во время прекращения бунта в Имеретии и Гурии» Вельяминову были пожалованы алмазные знаки ордена Св. Анны 1 степени, а «за поражение абадзехов и укрощение мятежа в Кабарде» – орден Св. Владимира 2-й степени большого креста. Генерал А.А. Вельяминов был одним из главных виновников победы русских войск над иранской армией в сражении под Елисаветполем. Современник вспоминал, что командующий русскими войсками И.Ф. Паскевич не доверял ермоловским сподвижникам и даже подозревал, что они нарочно «подведут его под неудачу». Поэтому он хотел отступить под защиту Елисаветпольской крепости, и только настояние Вельяминова удержало командующего от этого намерения. Паскевич слез с коня, сел на барабан и погрузился в глубокие раздумья. В это время со стороны персов грянул первый пушечный выстрел, и началась канонада. Русские пушки молчали. «Вельяминов подъехал к Паскевичу и доложил, что время атаковать неприятеля. Паскевич поднял голову, сурово взглянул на подъехавшего и промолвил: «Место русского генерала под ядрами». Вельяминов молча повернул лошадь, выбрал курган перед фронтом, слез с коня и лёг на расстеленную бурку, под градом ядер, вырвавших несколько лошадей из его конвойной команды. Горячий по натуре и возбуждённый ещё более остановкой, князь Мадатов подскакал к Вельяминову и с упрёком спросил: что он делает и чего ждёт?

– Я исполняю приказание находиться под ядрами, – отвечал он с своею неподражаемою флегмою». Когда Паскевич, уступая настойчивости ермоловских любимцев, махнул рукой, Вельяминов и Мадатов не стали дожидаться разъяснений и атаковали иранские войска по всему фронту. В одном из писем приятелю Вельяминов сообщал: «13 го числа разбили мы у Елисаветполя самого Аббас-Мирзу, который бежал за Аракс не оглядываясь. Теперь все ханства очищены. Без сомнения, всё будет приписано теперь Паскевичу, но ты можешь уверен быть, что если дела восстановлены, то, конечно, не от того, что он сюда прислан, а несмотря на приезд его». Награждённый за это сражение орденом Св. Георгия 3-й степени, Вельяминов с отставкой А.П. Ермолова также должен был покинуть край и искать службы в России. Его назначают командиром 16-й пехотной дивизии, находившейся на европейском театре войны с Турцией, и в этом качестве А.А. Вельяминов участвовал в осаде Шумлы и в переходе через Балканы.

В 1830 г., писал В.А. Потто, «Вельяминов появляется опять на Кавказе, но уже облегчённый безусловным доверием фельдмаршала, – так немногие годы войны радикально изменили взгляды Паскевича на предшествовавшую ему эпоху и на её деятелей. Вельяминов, принадлежавший к числу тех людей, для которых почти не существует собственного «я», а есть только долг, исполнение службы да готовность принести себя всецело на алтарь отечества, не колеблясь, принял предложение фельдмаршала». Получив сначала 14-ю дивизию и успев, видимо, принять участие в подавлении польского восстания, Вельяминов в 1831 г. назначается командующим войсками Кавказской линии и начальником Кавказской области. Прибытие Вельяминова совпало с новым всплеском движения мюридизма. Направленный против имама Кази-Муллы в Дагестан, Вельяминов нанёс ему в октябре 1831 г. сильное поражение при Чир-Юрте.

«Я думаю, – писал в своих воспоминаниях Г.И. Филипсон, – не было и нет другого, кто бы так хорошо знал Кавказ, как А.А. Вельяминов; я говорю Кавказ, чтобы одним словом выразить местность, и племена, и главные лица с их отношениями и, наконец, род войны, которая возможна в этом крае. Громадная память помогала Вельяминову удержать множество имён и фактов, а методический ум давал возможность одинаково осветить всю эту крайне разнообразную картину. Из этого никак не следует, чтобы я считал непогрешимым и признавал все его действия гениальными».

С 1832 г. Вельяминов руководит строительством укреплений Геленджикской кордонной линии и Черноморской береговой линии. Постройка укреплений, прокладка дорог и просек сопровождалась постоянными стычками с горцами. Даже в бесперспективные в плане обороны укрепления на Черноморском побережье Вельяминов старался вложить весь свой военный талант. «Спуск к укреплению Кабардинскому, – вспоминал современник, – шёл по удобному шоссе, сделанном в предыдущем  году Вельяминовым и напоминавшему римские работы. Это укрепление было устроено на одну роту. Очертание разбивал сам Вельяминов, старавшийся с особенной заботливостью дефилировать внутреннее пространство от неприятельских выстрелов. От этого укрепление получило форму, наименее пригодную для такого военного учреждения – форму стрелы с наконечником на одном конце и с перьями по обе стороны другого конца».

И еще одна немаловажная деталь: при Вельяминове Кавказский корпус получил организацию, просуществовавшую еще четверть века. Среди прочего полки и их штабы получили постоянное место дислокации, были включены в систему осадных параллелей и превращены в хозяйственно-производственные единицы, отчасти способные к самообеспечению.

Генерал Вельяминов был сыном своей эпохи и своего времени. Осуждать сегодня, с точки зрения современной морали его за излишнюю жестокость, как пытаются делать некоторые кавказские исследователи, нет смысла. Для Алексея Александровича, выученика энциклопедистов, Вольтера, Монтескье способ существования горцев и само их миропредставление были принципиально незаконны, алогичны. Их следовало силой заставить жить правильно. В одном из рапортов военном министру Вельяминов так характеризовал ментальность кавказских народов: «Вашему сиятельству известно, что кавказские горцы находятся в большом невежестве. Исключая весьма небольшое количество людей, народы сии полагают, что вся Российская империя заключается в Кавказской области и в Черномории. Большая из них половина не знает даже всего пространства оных; не имеет понятия о большей части народов, населяющих самые Кавказские горы. Кумыки, чеченцы, карабулаки и ближайшие оных соседи не имеют понятия ни о Черномории, ни о горцах, обитающих близ берегов Чёрного моря; шапсуги, натухайцы, абадзехи не знают ни окрестностей Кизляра и Астрахани, ни горских народов, живущих около берегов Чёрного моря. Не удивительно, что при таком невежестве, полагают они себя довольно сильными, чтобы бороться с Русским правительством. Мнение сие нужно, кажется, между горцами уничтожить. Для сего, не отвергая иногда приходящих с покорностью, я даю однако же чувствовать всем горцам без исключения, что правительство не имеет необходимости в их покорности, и что те, от коих оная примется, должны почтить это за милость».

А.А. Вельяминов принадлежал к типу кавказских военачальников со сложившейся концепцией собственной и чужой жертвенности на алтаре государственных интересов империи. Двадцать лет он вёл напряжённую борьбу с горцами и на жестокие набеги отвечал не менее суровыми «репрессалиями». Он даже закрывал глаза на случаи перенятия кавказскими войсками черкесского обычая отрубать у убитых противников головы, покупал у казаков черепа горцев и посылал их для антропологических исследований в петербургскую академию наук. Вряд ли имеет смысл судить за это Вельяминова с точки зрения современных нравственных и правовых норм. Подобные оценки не раз встречаются в новейшей кавказоведческой литературе, но они совершенно игнорируют психологию эпохи. Если в наше время так называемых «общечеловеческих ценностей» поборники «Великой Ичкерии» не раз ужасали общественность демонстрацией отрезания голов и других частей человеческого тела, что можно говорить о средневеково-патриархальном Кавказе первой трети XIX века? «Принадлежа к числу тех людей, которые всецело приносили свою жизнь на пользу отечества, – писал о Вельяминове В.А. Потто, – он и в отношении других требовал такого же самопожертвования, которое считал нормальным в каждом человеке, и из подобных взглядов не исключал даже горцев, принявших покорность. Вот почему он не хотел разыскивать причин, которые заставляли мирных уклоняться так или иначе, от исполнения долга. А требовал от них того, чего должен был потребовать по своему характеру – безусловной верности. В этом убеждении он находил необходимым не выжидать уже исполнения общего плана Паскевича, а тушить пожар там, где он начинался. Он хотел показать и немирным чеченцам, говоря восточным изречением, «что у человека не должно быть двух голов и двух сердец» и что шатание между Кази-муллой и русским правительством может им дорого обойтись стоить». 

В то же время Вельяминов не был кровожадным человеком и искренно надеялся: «Когда горцы какими-бы мерами поставлены будут в необходимость прекратить хищническую войну, тогда без сомнения обратятся к земледелию и другим хозяйственным занятиям. Нравы их смягчатся, изменятся обычаи и образ жизни, явится желание иметь более удобностей в домашнем быту; разного рода промышленность будет непременным того последствием». Нередко случалось, что скот, отбитый русскими отрядами у абреков генерал «отдавал мирным, взамен угнанных у них беспокойными родичами; по большей части такое вознаграждение получали водворённые внутри линии. Горцы могли не жаловать Вельяминова, но убеждались, что тяготившая над ними рука, была и строго справедлива»

Помимо руководства боевыми действиями Алексей Александрович вынужден был заниматься и гражданскими делами Кавказской области, развитием торговли и промыслов, улучшением дорог. Именно Вельяминову город Ставрополь обязан своим сохранением и развитием. Когда император в октябре 1837 г. посетил город, раскисший от долгой непогоды и многочисленной слякоти, Ставрополь был настолько непригляден, что Николай I распорядился его упразднить и перенести на Кубань. Если бы Вельяминов, человек опытный, твёрдый и властный не объяснил государю, что более удобного в стратегическом отношении места для штаб-квартиры на Северном Кавказе не сыскать, приказ наверняка бы исполнили. До революции одна из ставропольских улиц называлась Вельяминовской. Значилось имя Алексея Александровича и на карте Кубани. В 1864 г. на месте бывшего укрепления Вельяминовского было основано селение Вельяминовское, преобразованное в 1896 г. в г. Туапсе.

Все очевидцы и современники Вельяминова подчеркивали странности в его  характере.  Например:  он имел привычку говорить почти всем «дражайший».  На людях он появлялся  только тогда, когда  отправлялся в экспедицию против горцев. Все остальное время просиживал в одной из комнат занимаемого им дома. Отправляясь в экспедицию, когда спрашивали его подчиненные генералы: куда, он неизменно отвечал им: «Дражайший! барабанщик вам это укажет!» В походе он ходил подобно Наполеону I: сверх мундира в сером коротком сюртуке. У него был открытый стол, к которому приглашались все небогатые офицеры и штабные. Сам же он никогда не выходил к столу. За общим столом ни с кем кушал,  ел особое блюдо у себя в кабинете.  Блюдо это действительно было «особое»  — уж, так называемый желтобрюх, под желтым соусом, откормленный прежде молоком. Это кушанье он чрезвычайно любил. Вельяминов был одинок и умер от полной апатии ко всему. Непосильные труды во славу Отечества подорвали здоровье генерала Вельяминова. Во время одной из экспедиций, заметив усталость солдат и желая подать им пример, Алексей Александрович 6 часов простоял в снегу, что привело к смертельному заболеванию. «У него открылась тяжкая водяная болезнь», – писал есаул Труфанов. Когда местная медицина исчерпала свои возможности, Николай I прислал своего лейб-медика Енохина, но генерал от помощи его отказался и 27 марта 1838 г. скончался. По желанию Вельяминова его тело было отправлено в село Медведку Алексинского уезда Тульской губернии, где было имение генерала. Вместе с прахом Алексея Александровича из Ставрополя были увезены бумаги военачальника, весьма значимые для истории Кавказской войны. Часть их могла осесть в Государственном архиве Тульской области, но скорее всего они потеряны для исследователей.