Об Отечественной войне 1941-45 годов спорят. Одни произносят с гордостью: в ней победа была за нами. Другие подхватывают не без ехидства: да, но какой ценой? И перечисляют грубые ошибки высокого командования, дикое число жертв…

Споров было бы меньше, если бы позаботились уточнить предмет. О чем спорим: как воевал РУССКИЙ СОЛДАТ (и полевой командир) или как воевал СОВЕТСКИЙ ШТАБИСТ (и комиссар)?

По первому предмету появились не так давно новые данные. Плюс – что не менее важно – новая фигура на поле спора. А именно, фигура судьи. Третейского.

Вообще-то лучший судья тому, как воевал солдат, – это солдат противника. Масса впечатлений солдат противника, высказанных откровенно – вот самый объективный и компетентный приговор.

Въедливые возразят: подборку суждений солдат противника тоже люди составляют. Фанат красной армии выберет ОДНОГО типа письма немецких захватчиков домой. А немец-реваншист из писем тех же самых захватчиков ДРУГИЕ выберет.

Но недавно такую подборку подготовил тот, кого можно воспринимать как судью третейского. Как незаинтересованную третью сторону. У английских, например, историков едва ли есть основания быть пристрастными. Скорее всего «Лондон щепетильный» (пользуясь выражением Пушкина) просто и хладнокровно констатирует преобладающую тенденцию.

Это и было сделано, по-видимому, в книге Роберта Кершоу. И констатированная тенденция отразилась уже в названии: “1941 through Germans’eyes. Birch-tree crosses for iron ones”, то есть: «1941 год глазами немцев. Березовые кресты вместо железных». Роберт Кершоу составил эту книгу из писем домой немецких солдат и младшего офицерского состава. Она, таким образом, представляет сборник непосредственных боевых впечатлений.

Из письма бойца немецкой 12-й танковой дивизии Ганса Беккера я взял два слова для названия этой статьи. Ганс Беккер так написал домой: «На Восточном фронте мне повстречались люди, которых можно назвать ОСОБОЙ РАСОЙ. Первая же атака на них обернулась боем не на жизнь, а на смерть».

А вот впечатления немецкого специалиста по противотанковому делу: «Нас контратаковал русский легкий танк Т-26, мы смогли щелкнуть его из всего лишь 37-миллиметровой пушки. Но, когда мы приблизились, из люка башни высунулся по пояс русский и открыл по нам стрельбу из пистолета. Вскоре выяснилось, что он был без ног, их ему оторвало, когда танк был подбит. И все равно он прицельно палил по нам из пистолета»!

Исключительно мужественные люди есть, разумеется, среди любого народа. Немцы были поражены, что среди русских такие оказывались не исключением а, скорей, правилом. Военный корреспондент Курицио Малапарте передает впечатление офицера танковых войск группы «Центр»: «Нам почти не удавалось брать пленных, потому что русские всегда дрались до последнего солдата. Они не сдавались. Их закалку с нашей не сравнить»!

Для действующего солдата, повторюсь, лучший судья есть солдат противника. А в данном случае ведь этому солдату противника неустанно вдалбливала Геббельсовская пропагандистская машина: славяне по сравнению с «истинными арийцами» есть, якобы, «недочеловеки». Боевой опыт офицера ответил, что не может быть никакого «по сравнению»: НЕ сравнить! Только вот совсем не в ту сторону получается «не сравнить», куда разбежался Геббельс.

Во время прорыва русской приграничной обороны 3-й батальон 18-го пехотного полка этой же группы армий «Центр» понес потери от уцелевшего после шквальной артподготовки русского подразделения из… пяти солдат. Кто-то из них подстрелил командира батальона майора Нойхофа. Немецкий офицер сказал тогда батальонному своему врачу: «Я просто не мог ожидать ничего подобного! это же чистейшее самоубийство оставаться в таком количестве на позициях, контратаковать батальон силами пятерки бойцов»!

Однако еще более невероятное описал в середине ноября 1941 офицер 7-й танковой дивизии, которая прорвалась на обороняемые русскими позиции в деревне у реки Лама: «В такое просто не поверишь, пока своими глазами не увидишь. Солдаты Красной Армии, даже заживо сгорая, продолжали стрелять из полыхавших домов».

Контора Геббельса придумала отговорку: это лишь тупой фанатизм! красноармейцы зомбированы большевицкой идеологией: они под гипнозом комиссаров и проявляют мужество только потому, что боятся их!

Мужественны потому, что боятся… Это не только ложь, а еще и очевидная – потому как противоречащая сама себе – глупость. Поэтому такое сколько не произноси, оно едва ли когда-то сойдет за правду!

Лживость пропагандистской отговорки Геббельса очевидна. ВО-ПЕРВЫХ, именно ПОСЛЕ упразднения института комиссаров русские вообще перестали где-либо отступать или отказываться воевать по идейным – антисоветским – соображениям (в первые месяцы войны, пока не прознали про зверства немцев на оккупированных территориях, таких случаев было немало).

О комиссарах же командарм Конев так докладывал Сталину: «Командный состав доказал свою преданность Родине и не нуждается в дополнительном контроле, а в институте военных комиссаров есть элемент недоверия нашим командным кадрам». (То есть: какой полевой командир сможет работать грамотно, если в его распоряжения постоянно вмешивается дилетант в военном деле, но зато профессионал в «стукачестве»?) Еще определенней выразился маршал Жуков: «Толку от них [комиссаров] никакого на фронте… Они лишь разлагают… Сколько же можно их терпеть? Или мы не доверяем офицерам»?

Такое мнение Жукова тем более выразительно по контрасту с его же оценкой офицеров царской армии: «Вспоминая совместную работу с офицерами старой армии, должен сказать, что в большинстве своем это были честные, добросовестные и преданные Родине сыны нашего народа. Когда приходилось отдавать жизнь в боях с врагами, они шли на это не дрогнув, с достоинством и боевой доблестью» («Воспоминания и размышления»).

ВО-ВТОРЫХ. Запуганные или зомбированные фанаты не могут воевать МАСТЕРСКИ. А немца поражало не только мужество, но и мастерство, с каким русский громил превосходно вооруженного и опытного захватчика.

Уважение к мастерству русского воина просматривается в письмах воинов немецких от рядового бойца до высшего комсостава. Из письма рядового группы армий «Центр»: «Эти русские… никогда не знаешь, что от них ожидать»! А вот свидетельство генерал-майора Гофмана фон Вальдау: «Качественный уровень советских летчиков куда выше ожидаемого… его массовый характер не соответствует нашим первоначальным предположениям».

Еще бы не признать это, если, например, с 15 ноября по 5 декабря 1941 года русские летчики совершили 15 840 успешных боевых вылетов, тогда как ассы люфтваффе, не сумевшие решить проблемы пилотирования при морозах, совершили лишь 3 500 боевых вылетов, т.е. в пять раз меньше!

А на земле в это время подполковник Грампе докладывал штабу 1-й танковой дивизии, что его машины потеряли боеспособность вследствие низких температур (минус 35 градусов): «Даже башни заклинило, оптические приборы покрываются инеем, а пулеметы способны лишь на стрельбу одиночными патронами». А вот русские танкисты, поставленные в такие же точно природные условия, как-то сообразили, как сделать, чтобы и башни поворачивались, и оптика не отказывала, и пулеметы стреляли, как им и положено, очередями.

Впрочем, и при нормальных погодных условиях Лейтенант Гельмут Ритген из немецкой 6-й танковой дивизии признал: русские «в корне изменили само понятие ведения танковой войны… ознаменовали совершенно иной уровень… Немецкие танки вмиг перешли в разряд исключительно противопехотного оружия… Отныне основной угрозой стали неприятельские танки, и необходимость борьбы с ними потребовала нового вооружения – мощных длинноствольных пушек большего калибра».

Конечно, это больше комплимент в адрес русских конструкторов. Однако совершенная техника требует и соответствующего мастерства от вооруженного ею воина. И мастерство соответствовало. Счет русских асов говорит сам за себя. Пример: лейтенант Иван Любушкин, погибший в 1942 в результате прямого попадания авиабомбы в его Т-34, успел до этого уничтожить двадцать (!) танков противника. (Не он ли послужил прототипом русского аса из недавнего фильма «Белый Тигр»?)

Командующий второй танковой армией вермахта генерал Гудериан 6 октября 1941 года написал: «Четвертая танковая дивизия была остановлена русскими танками. Она понесла значительные потери. Проявилось значительное превосходство русских танков Т-34. Наступление на Тулу пришлось отложить».

А упоминавшийся выше лейтенант Ритген вот как описал бой с русскими танками под Расейняем: «Танки послужили причиной кризиса в ударной группировке «Зекендорф»… Пехотинцы во время танковой атаки русских в панике стали отступать. Советские KB надвигались на наши танки, плотный огонь наших не приносил никакого результата. KB таранил командирский танк и перевернул его, командир получил ранение… Один из офицеров резервных подразделений – ныне известный на всю Германию писатель – потерял самообладание. Презрев субординацию, он бросился на командный пункт генерала Гёпнера, командующего 4-й танковой группой, и сообщил, что все пропало»!

Сравним воспоминания командира русского танка. Лейтенант Александр Фадин пишет: «Когда ищешь мишень, волнение достигает предела. И вот, обнаружив ее, подползаешь поближе, потом внезапный рывок вперед, двигатель ревет, машина подскакивает на ухабах. Прицеливаешься… стреляная гильза со звоном падает на пол, башня содрогается, с каждым выстрелом орудия башню заполняет характерный запах пороха, запах битвы. Когда попадаешь в немецкий танк и он взрывается, ты вместо того, чтобы выбрать другую цель, распахиваешь люк и вылезаешь наружу – удостовериться, что ты его подбил»!

Да. Во время той войны русским приходилось во многом удостовериваться не совсем обычными способами. «Спасибо» головотяпам-наркомам, затянувшим перевооружение армии, недооснастившим новые машины необходимым оборудованием и т.д. Этот же лейтенант Ритген свидетельствует: «У советских танкистов не было времени даже на ознакомление с вооружением своих [новых] машин, не было времени пристрелять орудия». И тем не менее!..

Так вот, это какую надо иметь волю к победе, чтобы под огнем противника компенсировать ляпы высокого начальства своей сообразительностью и своим бесстрашием! Слава русским героям! Ефрейтор Фриц Зигель в письме домой от 6 декабря писал: «Боже мой, что же эти русские задумали сделать с нами? Хорошо бы, если бы там наверху хотя бы прислушались к нам, иначе всем нам здесь придется подохнуть». 45-я дивизия вермахта ТОЛЬКО ЗА ПЕРВЫЕ СУТКИ боев на территории России потеряла почти столько же солдат и офицеров, сколько потеряла эта же самая ударная дивизия ЗА ВСЕ ВРЕМЯ ВОЙНЫ Германии с Францией! (Сколько же тогда потеряла эта 45-я дивизия, интересно, за ВСЕ дни, месяцы. годы — до 45-го?)

Конечно, лучше бы вообще никто никого не терял убитыми ни на какой земле. Русские – особая раса еще и в том смысле, что сознают это испокон, кажется, в большей степени, чем некоторые другие народы, и далеко не только немецкий.

Нашей позицией всегда было: чужой земли нам не надо, но и своей ни пяди не отдадим! То есть: русские почти никогда не выступали ЗАЧИНЩИКАМИ войны, и это – предмет нашей особой гордости. Но таковая русская миролюбивая мудрость вовсе не означает, будто мы не умеем держать оружие! Как сказал еще святой князь Александр Невский после великой своей победы на Чудском озере: кто с мечом к нам придет – от меча и погибнет.

Народы, как и люди, различны. Есть народы воинственные, есть мирные. И вот какая бросается в глаза отличительная особенность у народа русского: в мирное время его все уверенно причисляют к последним, а в военное — к первым. «Мы мирные люди, но наш бронепоезд…». Русские могут многое простить (не слишком ли многое?), но если кто всерьез обнажает против нас меч — в момент радушно-податливая физиономия Платона Каратаева нежданно сменяется холодно-яростным ликом Тихона Щербатого, который, если верить Льву Николаевичу Толстому («Война и мир»), «оружием владеет как волк зубами»! С чего бы метаморфоза?

Эта, как и многие другие особенности русского народа, может быть понята лишь с учетом необыкновенной ДРЕВНОСТИ русского народа. С учетом СКИФСКОГО его прошлого. Геродот и другие древние писатели хором определяют скифов как несравненных воинов. Такими запомнила наших предков античная эпоха. Древние руссы выдержали соблазн стать цивилизацией воинов, постигнув ее все плюсы и минусы. И возвратились к самодостаточному статусу цивилизации пахарей, планетовозделователей. Но — боевые навыки разгромивших Дария, остановивших экспансию Македонского, покоривших в свое время Египет и т.д. — остаются у нас в крови.

P.S. В журнале «Голос эпохи», во втором выпуске за 2013 год опубликованы воспоминания Дмитрия Достоевского — правнука знаменитого русского писателя. Воспоминания о том, в частности, как его отец защищал родной город его прадеда. «Отец, воевавший на подступах к городу в особой мотоциклетной разведроте… гнался на мотоцикле за немцем, тоже мотоциклистом, через все кордоны прорвавшимся в город. Немец мчался от Стрельны, и только у Нарвских ворот отец смог догнать его и разоружить. При допросе выяснилось, что немец из части долго стоящей на подступах к городу, ПРОСТО СОШЕЛ С УМА ОТ БЕССИЛИЯ ВЗЯТЬ ЕГО, и не сознавал, что делает… Есть похожий эпизод из воспоминаний другого пленного немца. Он одной зимней ночью дежурил на наблюдательном пункте и увидел странные всполохи в небе над городом. Стояла полная тишина, город не бомбили и не обстреливали. Долго немец не мог понять это явление, но когда догадался, что это искры от бугеля трамвая, впал в истерику и, вбежав в блиндаж, закричал: мы этот город никогда не возьмем! они пустили трамвай!!» Возможно, это единственный такой случай в истории войн: не осажденные сходили с ума от голода и постоянных бомбежек и артобстрелов, а… осаждающие от их стойкости.

P.P.S. В 1997 году в газете штата Арканзас были опубликованы воспоминания капитана морской пехоты США Майкла Фогетти. Они относятся, правда, к другой войне. Но представляют естественное и актуальное весьма нынче дополнение к теме ОСОБАЯ РАСА.

Капитан Майкл Фогетти свидетельствует:

«Недавно я увидел в журнале фотографию русского памятника в Берлине и вспомнил один из эпизодов своей службы…

В порту скопилось больше 1000 европейских гражданских специалистов и членов их семей. Учитывая то, что в прилегающей области объявили независимость и заодно джихад, все они жаждали скорейшей эвакуации. Мы не имели права их бросить на произвол судьбы…

Нас осадили больше 3000 революционных гвардейцев, иррегулярных формирований и просто сброда, желающего пограбить. У осаждающих был один большой стимул в виде портовых складов и сотен белых женщин. Все виды этих товаров здесь весьма ценились. Если они додумаются атаковать одновременно и с юга, и с запада, и с севера, то одну атаку мы точно отобьем, а вот на вторую уже может не хватить боеприпасов…

Но вышел неожиданный подарок судьбы. Внезапно в просветах между домами города — на всех улицах одновременно — появились силуэты русских танков, облепленных десантом. Боевые машины неслись как огненные колесницы. Огонь вели и турельные пулеметы, и десантники. Совсем недавно казавшееся грозным воинство осаждающих рассеялось как дым.

Русские десантники спрыгнули с брони и, рассыпавшись вокруг танков, стали зачищать близлежащие дома. По всему фронту их наступления раздавались короткие автоматные очереди и глухие взрывы гранат в помещениях. С крыши одного из домов внезапно ударила очередь, три танка немедленно повернули башни в сторону последнего прибежища полоумного героя джихада, и строенный залп, немедленно перешедший в строенный взрыв, лишил город одного из архитектурных излишеств.

Я поймал себя на мысли, что не хотел бы быть мишенью русской танковой атаки, и даже будь со мной весь батальон с подразделениями поддержки, для этих стремительных бронированных монстров с красными звездами мы не были бы серьезной преградой.

И дело было вовсе не в огневой мощи русских боевых машин. Я видел в бинокль лица русских танкистов, сидевших на башнях своих танков: в этих лицах была абсолютная уверенность в победе над любым врагом. А это сильнее любого калибра.

Командир русских, мой ровесник, слишком высокий для танкиста, загорелый и бородатый капитан, представился неразборчивой для моего бедного слуха русской фамилией, пожал мне руку и приглашающе показал на свой танк. Мы комфортно расположились на башне, как вдруг русский офицер резко толкнул меня в сторону. Он вскочил, срывая с плеча автомат, что-то чиркнуло с шелестящим свистом, еще и еще раз. Русский дернулся, по лбу у него поползла струйка крови, но он поднял автомат и дал куда-то две коротких очереди, подхваченные четко-скуповатой очередью турельного пулемета с соседнего танка.

Потом извиняюще мне улыбнулся и показал на балкон таможни, выходящий на площадь перед стеной порта. Там угадывалось тело человека в грязном бурнусе и блестел ствол автоматической винтовки. Я понял, что мне только что спасли жизнь. Черноволосая девушка в камуфляжном комбинезоне тем временем перевязывала моему спасителю голову, приговаривая по-испански, что «вечно сеньор капитан лезет под пули».

А русские танки уже развернулись вдоль стены, направив орудия на город. Три машины сквозь вновь открытые и разбаррикадированные ворота въехали на территорию освобожденного порта, на броне переднего танка пребывал и я.

Танкистов и десантников обнимали, протягивали им какие-то презенты и бутылки, а к русскому капитану подошла девочка лет шести и, застенчиво улыбаясь, протянула ему шоколадку. Русский танкист подхватил ее и осторожно поднял, она обняла его рукой за шею, и меня внезапно посетило чувство дежавю.

Я вспомнил, как несколько лет назад в туристической поездке по Западному и Восточному Берлину нам показывали русский памятник. Наша экскурсовод, пожилая немка с раздраженным лицом, показывала на огромную фигуру русского солдата со спасенным ребенком на руках и цедила презрительные фразы на плохом английском. Она говорила о том, что, мол, это все – большая коммунистическая ложь, и что кроме зла и насилия русские на землю Германии ничего не принесли.

Будто пелена упала с моих глаз. Передо мною стоял русский офицер со спасенным ребенком на руках. И это было реальностью, и, значит, та немка в Берлине врала, и тот русский солдат с постамента в той реальности тоже спасал ребенка. Так, может, врет и наша пропаганда о том, что русские спят и видят, как бы уничтожить Америку?

Хотелось бы, чтобы она врала. Потому что, как выразился наш мастер-сержант Смити, бывший у нас записным философом: Никогда бы я не хотел, чтобы русские всерьез стали воевать с нами. Пусть это непатриотично, но я чувствую, что задницу они нам обязательно надерут».