Распад СССР в начале 90-х отражал глубинные этносистемные процессы. В условиях холодной войны и активной подрывной работы Запада пассионарности системообразующего русского этноса не хватило для сохранения СССР, объединявшего народы семи разных суперэтносов в рамках одной государственно-политической целостности. Однако величайшим преступлением перед своими русскими предками, а равно и потомками, и ничем неискупимой виной перед исторической правдой было позволить кучке доморощенных мерзавцев под аплодисменты внутренне и покровительствующей ей западной русофобии расчленить и саму русскую Россию, триединый русский народ. Это был отнюдь не развод, это было разрубание русского триединого тела тупым и грязным лжедемократическим топором, услужливо подсунутым не дремлющим Западом нетрезвому забулдыге, которого предусмотрительно вынули то ли из канавы, то ли из-под моста, полусонного и убаюканного демократическими побасенками.

Россия без Средней Азии, без Балтии и Закавказья остается Россией. А, вот, без Малой и Белой, без Минска и Витебска, без Донбасса и Крыма, без Новороссии и Одессы, без Харькова и Киева, без Полтавы и Запорожья, без Южного Урала – исконных земель Яицкого Казачьего войска, без демидовской Южной Сибири это увечное русское тело неизбежно может вмещать в себя только столь же увечную русскую душу.

Наши враги - демрусофобы, захватившие в начале 90-х власть в стране, и русские по крови шабесгои, им подпевающие, суд истории над которыми будет самым беспощадным, в протяжении вот уже двух десятков лет не только ничего не предпринимают для воссоединения русского народа, но делают вид, что такой проблемы не существует вовсе. Во всей этой отвратительной политической «тусовке» не нашлось ни одного известного политика, ни одной политической партии, которые бы заявили воссоединение русского народа своей приоритетной политической целью. Разве что, в бытность в Госдуме «Родины» раздавались из уст публичных фигур второго ряда робкие напоминания о разделённости русского племени. Но и тогда лишь в кулуарах, а не с высоких трибун. А, ведь, перед глазами весьма яркий и убедительный пример Германии. Более того, в протяжении многих лет делается все возможное, чтобы помешать нашему союзу с той же Белоруссией, которая сама всегда шла навстречу России – не путать с кучкой нефтяных гешефтмахеров. Хамский подловатый тон комментариев равно на подконтрольных власти и условно оппозиционных телеканалах, всего, что касается Белоруссии – последнего оплота русской государственности на планете и, особенно, её лидера - последнего русского богатыря, в одиночку стоящего против демиургов талмудического глобализма, стал нормой. Подобный тон легко позволяет себе любое телевизионное и газетное ничтожество.

Русоненавистники пытаются нам внушить, что великоросс, малоросс и белорус - разные народы, а не один русский великан в трех лицах. Русские, которым позволили влиться в новый политический бомонд, безропотно приняли вздорные этнологические новшества внешней и внутренней русофобии, вслед за нею охотно рассуждают о «братском украинском» и «братском белорусском» народах. Элементарные школьные сведения о трех ветвях триединой русской нации им как будто не ведомы. Нужно ли говорить, что приставку «братские» предполагается постепенно отменить. Проблема здесь в том, что в отношении Украины, в меньшей мере и Белоруссии, здесь есть известная доля правды. Но ложь, как известно, любит маскироваться именно в полуправду. Разберемся.

  Украинская нация, о существовании которой мы узнали в начале 90-х, считается молодой. Ее образование подтверждается оформлением украинского литературного языка. Считают, что создание такового во второй половине 19-го века имеет решающее значение. Однако, в действительности, современная Украина вмещает два отдельных этноса, пользующихся одним именем относительно с недавних пор - православно-малоросский и униатский украинский. Нации не рождаются в течение двух-трех десятков лет, на это уходят века. Народы творит история, и этот тезис столь же справедлив, как и тот, что историю творят народы. Краткий экскурс в историю здесь и сделаем.  

Восточнославянские племена, из которых сложился древнерусский народ к 12-му веку утратили заметные различия, и в Древней Руси периода удельных междоусобиц русичи были едины, различия носили не этнический, но лишь областной характер.

Галичане отличались от Суздальцев, не больше, чем нынешние тверичи от смолян или костромичей. Началом или точнее предлогом для более позднего оформления малорусского или, иначе, русско-украинского народа можно считать 14-ый век. В ту пору в подвассальной золотоордынским ханам, но сохранившей частичный суверенитет Северо-Восточной Руси, включавшей в качестве своих основных и крупнейших субъектов княжества Московское, Тверское, Рязанское, Суздальско-Нижегородское, а также Новгородскую и Псковскую боярские республики, начинались объединительные процессы. Поначалу они носили форму борьбы князей за золотоордынский ярлык на Владимирское великое княжение, хотя сам Владимир уже не был княжеской столицей, но там с 1299 располагался митрополичий престол. А закончилось всё через полтора века оформлением могущественной Московской православной державы и закреплением за Иваном 111 титула Великого князя всея Руси.

Иная доля ожидала раздробленных на многие княжества южные и западные русские земли. Закарпатская Червонная Русь уже в начале 14-го века захвачена Венгрией. Карпатское Галицкое княжество, основанное на северо-восточных склонах Карпат правнуками Ярослава Мудрого еще в 12-м веке при распаде общерусского Киевского государства на уделы, и составлявшее вместе с Волынью – землей в бассейне западного Буга Галицко-Волынскую Русь, держалась до середины 14-го века. В этот период она стала предметом спора Польши, Литвы и Венгрии. В 1349-1352 здесь утвердился польский король Казимир 111. Затем ненадолго Галицкая земля отошла к Венгрии, но в 1387 г. вместе с западной частью Волыни она окончательно подпадает под власть польской короны. В 1366 в состав Польского королевства включена и западная часть русской Подолии - земли на юго-востоке от Галиции на правом берегу Днестра.

По-другому сложилась судьба русского Поднепровья и днепровского Правобережья. В первой трети 14-го века литовский князь Гедимин сумел объединить разрозненные литовские племена - литву, жмудь, ятвягов, живших на востоке современной Белоруссии, и голядь, обитавших в районе Коломны. Это позволило ему присоединить Западную Русь – княжества Полоцко-Минское и Турово-Пинское – нынешнюю Белоруссию. В 1325 г. вассалом Гедимина стало Киевское княжество. Сыну Гедимина Ольгерду удалось включить в состав литовского государства также  Переяславское и Чернигово-Северское княжества, а также восточные области Подолии и Волыни. Почему литовским князьям удалось подчинить русских? Литва не пострадала от набегов монгол и предки белорусов – русские Западной Руси искали в литовцах - язычниках союзников против орды и латинян. Ведь многие литовские князья принимали православие. Что же касается Поднепровья, оно в 13-м веке, после разгрома Киева монголами пришло в запустенье - киевляне, черниговцы и переяславцы ушли либо на Северо-Восток, либо на Юго-Запад. Оставшиеся сочли за лучшее соединиться с западными русскими в составе государства литовских князей. В итоге возникло Великое княжество Литовское. Упомянутые русские княжества образовали так называемую Литовскую Русь.

Литовская Русь составляла большую – едва ли не три четверти, часть державы литовских князей, полное название которой включало русское имя – Великое княжество Литовское, Русское и Жемойтское. Официальным языком здесь был русский, преобладала более высокая русская православная культура, сами литовцы до 15-го века оставались язычниками. Ольгерд ради того, чтобы снискать доверие своих русских подданных, принял православие. Литовские князья женились на русских княжнах. В свою очередь московский князь Василий 1 сын Дмитрия Донского был женат на дочери внука Гедимина - Витовта Софье. Их сын, будущий великий московский князь Василий 11, таким образом, по матери являлся Гедиминовичем, также, кстати, как вся династия польских королей Ягеллонов. В конце 15-го века дочь Ивана 111 Елена была выдана за великого князя литовского Александра, сына литовского князя и польского короля Казимира.  

Это был не литовский, но именно русско-литовский мир. Граница между Русью Литовской и Русью Северо-Восточной не охранялась и была весьма подвижной. Князья и бояре с людьми почти беспрепятственно переходили из одного княжества в другое. Имело место полноценное общение русских литовского княжества и княжеств Северо-Восточной Руси. И тех, и других окормляла русская православная церковь. Не была полностью оторвана от этого русского мира и та часть Руси, которая оказалась под польской короной. В судьбоносной Куликовской битве бок о бок с москвичами и резанцами сражались и галичане, а исход битвы решил засадный полк волынского князя Дмитрия Боброка. 

Не удивительно и то, что в 14-м - первой половине 15-го века Великое княжество Литовское упорно боролось с Москвой за право объединить русские земли. Учитывая, что Северо-Восточная Русь не была в ту пору единой, против Москвы выступали Тверь и Суздаль, шансы на это у литовских князей были более чем высокие. На сторону Ольгерда помимо тверских и суздальских князей встал и Новгород, который еще в 1471 г., пытаясь избежать подчинения Москве, приглашал на княжение литовского князя Михаила Олельковича. Москве в этом соперничестве порой приходилось искать поддержки у орды. Но и литовцы вступали в союз с ордынцами против Москвы. Так, союзником ордынского темника Мамая в его походе на Москву был литовский князь Ягайло, сын Ольгерда, опоздавший к Куликовской битве на один день и успевший совершить лишь один заметный «подвиг» – перерезать раненых в русском обозе. В этот период забрезжила возможность объединения Северо-Восточной и Литовской Руси, когда литовский князь Кейстут, сын Гедимина и брат Ольгерда, возмущенный поступком Ягайло с русскими ранеными, отрешил своего племянника от власти, стал великим князем и вознамерился заключить союз с Москвой. Но вскоре сам был убит людьми Ягайло.

Сын Кейтуса Витовт, ставший в 1392 г. великим князем литовским, чтобы облегчить себе задачу присоединения новых русских земель, также формально принял православие, хотя к нему и не тяготел. Это позволило ему подчинить Смоленск, Вязьму и верхнеокские княжества. После чего Витовт договорился с ордынским беглым ханом Тохтамышем в 1395 г. вернуть ему ордынский престол, за что сам он должен был приобрести всю Северо-Восточную Русь. Но этим планам не суждено было сбыться, так как соперник Тохтамыша в орде Темир-Кутлуг разгромил в 1401 г. литовскую рать. После смерти Василия 1 в 1425 г. Витовт стал опекуном его вдовы – своей дочери Софьи и молодого Василия 11, и продолжил попытки овладеть Северо-Восточной Русью.

Мы говорим об этих перипетиях, потому что именно в рамках Литовской Руси, с которой соседила Галиция и вся Угорская или, иначе Карпатская Русь в 14-м веке начала складываться та часть русского народа, которую теперь принято называть украинцами. Хотя сам этот термин в ту пору был неизвестен. Православное население всех упомянутых земель до самого начала 20-го века называли только русскими. Правда, еще в начале 14-го века в Галиции возникло понятие и термин Малая Русь. По аналогии с Большой и Малой Польшей галицкие князья так называли Галицко-Волынское княжество. Но прижилось и распространилось это определение много позже, причем, его стали использовать для определения не Галиции, а всех земель Литовской Руси с Киевом во главе, вошедших при оформлении унии Литвы и Польши в состав Речи Посполитой. Заметим также, что в определении «Малая» отнюдь не содержалось никакого принижения достоинства или указания на подчинение Малой Руси Большой. «Малая» означало исконная. Здесь указание на то обстоятельство, что именно Южная Русь с Киевом наряду с Великим Новгородом на северо-востоке, а отнюдь не Москва  были тем историческим лоном, в котором зародилось русское племя, то есть были «малой родиной» русских.

А в 14-м веке литовские князья искали союзника в борьбе против немцев – ливонского и тевтонского орденов, давивших на русско-литовское княжество с севера. Поскольку ордена принадлежали к антипапскому лагерю гибеллинов, обрести такого союзника они могли в лице верной папству католической Польши. Польша не преминула воспользоваться этим обстоятельством. Выдав замуж за литовского великого князя Ягайло польскую королеву Ядвигу, севшую на польский трон после отца - Людовика Анжуйского, они добились от Ягайло в 1385 заключения Кревской Унии, то есть союза двух независимых государств. Литовец Ягайло принял католичество и стал польским королем под именем Владислава 11. Целью же всего предприятия было католизировать Литву и завладеть её обширными русскими землями.

Уния носила чисто династический характер и уже в 1389 г. двоюродный брат Ягайло Витовт, став великим князем литовским, разорвал ее. Но после упомянутого выше поражения литовцев от Темир-Кутлуга в 1401 г., полякам удалось её восстановить. Началось насильственное насаждение католицизма среди литовцев под руководством папской курии. Великое княжество Литовское оставалось самостоятельным государством, но оно начинало утрачивать свой русский характер. Сама Литва постепенно втягивалась в польский мир, являвшийся восточным форпостом романо-германского мира и папства. Православие Витовта также не было искренним. Он опасался влияния Москвы и, дабы отгородить своих русских подданных от такового, добивался от Константинопольского патриарха учреждения в Киеве отдельной митрополичьей кафедры. Первая попытка, когда патриархом был Филофей Коккин, а василевсом Иоанна Контакузин, ему не удалась, однако позже он добился своего. Также Витовт пытался организовать в своих русских землях унию православной и католической церквей. Но тут безуспешно.

Как ни странно, дальнейшее ослабление русского влияния в литовско-русском государстве было связано с победой славян и литовцев в знаменитой Грюнвальдской битве 1410 г. А, ведь, едва ли не решающую роль в этой победе сыграла стойкость трех смоленских полков Витовта, выдержавших главный удар рыцарской конницы. Но после Грюнвальда Польша и Литва еще более сблизились. Влияние Польши стало нарастать. В 1413 была заключена новая Городельская уния, по которой бояре и служилый люди Литвы получали равные права с польской шляхтой. Но при условии принятия католичества. Это обрадовало литовских язычников, но дискриминировало русских, которые отнюдь не собирались отступать от веры отцов.

  Надежды на православный вектор развития русско-литовского государства были похерены в 30-ые годы 15-го века. Ставший после смерти Витовта в 1430 г. великим князем сын Ольгерда Свидригайло, лидер православной партии, не обладавший ни военными, ни политическими талантами, потерпел поражение в борьбе с возглавившим пропольскую партию литовских католиков братом Витовта Сигизмундом, и вынужден был отказаться от претензий на великое княжение. В этот период поляки предприняли первые попытки отторжения русских земель от союзной им Литвы. В 1430 г. Западная Подолия перешла к Польше. Поляки предприняли попытки проникнуть и на киевщину. Но киевляне, в ту пору знавшие лишь одно своё имя – русские, всякий раз изгоняли поляков. Более того, воспользовавшись ситуацией, они одно время отказывались признавать даже власть литовского князя, прогнав присланного им воеводу - католика Мартина Гаштольта. Литовская Русь продолжала оставаться русской. «Литовский Свод» 1572 г. был издан на русском языке.

Роковой поворот в судьбе складывавшегося русско-украинского народа произошел в 1569 г. Меж Литвой и Польшей была заключена Люблинская Уния, в результате которой образовалась Речь Посполитая. По условиям унии Литовская Русь отходила в прямое подчинение польской короны. Пути русских и литовцев разошлись окончательно. Литовцы, чей этногенез стартовал одновременно с русским в результате пассионарного толчка 13-го века, поначалу выказали себя талантливым народом. Русско-литовская держава, созданная литовскими князьями, стала в 13-м -14-м веках самой могущественной в Восточной Европе. Однако выбор в пользу католичества Ягайло – Владислава, а затем и большей части литовского народа предрешил судьбу Литвы как задворок романо-германского мира, третьеразрядной страны, интересной соседям разве что своими балтийскими гаванями. Сидя в свом медвежьем углу на Балтии, литовцам оставалось лишь безучастно наблюдать, как более способные к государственному и культурному строительству народы решают их участь, делят их страну, и вспоминать своё былое величие.   

Совсем по-другому сложились судьбы Литовской Руси, которая теперь стала польской. Папская курия, пользуясь нечаянно представившейся возможностью, потребовала от поляков перекрестить в католичество русских схизматиков. Чаяния папы Урбана V111 полностью совпали с устремлениями правившего тогда в Польше  Сигизмунда 111, идеей фикс которого было упразднение православия. Больше всех усердствовали иезуиты – католический орден, возникший в середине 16-го века и ставивший своей целью борьбу с еретиками и схизматиками. Иезуиты при дворе Сигизмунда приобрели большое влияние. Но если в самой Литве католизация шла успешно ещё с 15-го века, то в Литовской Руси, хотя за переход в католичество русским предлагалось множество выгод и преимуществ, успехи поляков были минимальны. Тогда-то и всплыла идея церковной унии как переходной для русских стадии от православия к католичеству. В 1596 г. такая уния западно-русской православной церкви и римско-католической была заключена митрополитом Михаилом Рогозой и ещё четырьмя епископами в Бресте на позорном соймище, которой без надлежащих оснований назвали церковным собором. Без согласия Константинопольского патриарха, без какого-то бы ни было обсуждения и совета с общиной и даже без её ведома. Православным оставляли обряд и церковно-славянский язык, но при этом они переходили в юрисдикцию Римской церкви, соответственно, и догматика должна была приводиться в соответствие с католическим образцом.

О том, из какого политического и нравственного сора произрастала новоиспечённая униатская церковь можно судить по тому, что председательствующего на Брестском соборе экзарха Константинопольского патриарха архимандрита Никифора, и не думавшего заключать никакой унии, польские власти арестовали, бросили в застенок и уморили голодом. Экзарху Александрийского патриарха будущему Константинопольскому первосвященнику Кириллу Лукарису, также участвовавшему в соборе, пришлось спасаться бегством. Все средства были хороши для католиков в навязывании православным унии. А цель её, и без того всем понятную, открыл её главный сторонник в среде западнорусского священничества Ипатий Потей, ставший вторым после Михаила Рогозы униатским митрополитом. В агитационной брошюре «Гармония» он внушал принявшим унию, что это только переходный этап и нужно, не задерживаясь на нем долго, переходить в более совершенную латинскую веру. Кстати, возглавили новую униатскую церковь личности темные и сомнительные. К примеру, правой рукой Ипатия был некто Иосиф Рутский. Во время Ливонской войны он перебежал от московского царя в польскую Литву, там сошелся с иезуитами и принял католичество. Но римские начальники отрядили его руководить униатской церковью. Позже он сменил Ипатия у кормила униатской церкви, а для начала этому изменнику поручили возглавить новоявленных монахов - базилиан.

Православная церковь по заключении унии была поставлена польскими властями вне закона. Начался её погром. Для чего и был создан специальный Базилианский орден, в который помимо униатов допускались католики, в частности, командировались иезуиты. Методы униатизации были просты - униаты на пару с иезуитами изгоняли православных настоятелей храмов и ставили во главе общины униатского попа. Если паства оказывала серьезное сопротивление, поляки изобрели русским казнь в иезуитском духе - храм либо переделывался в костел, либо отдавался на откуп еврею, который, завладев ключами, хозяйничал в нём по своему усмотрению, и отпирал православным церковные врата для проведения треб и служб только за плату, да ещё кощунствовал, как мог. Банды пьяных шляхтичей нападали на церкви, грабили их убранство, резали ризы, уносили священные сосуды, обдирали дорогие оклады икон и тут же шли пропивать их в еврейском шинке, а назавтра жены шинкарей щеголяли в нагрудниках из церковных облачений.

Кстати, потомки этих же шинкарей спустя три века совершили в России «пролетарскую» революцию и, возглавив НКВД, расстреляли в Катыни две тысячи потомков этих же самых мерзавцев – шляхтичей. Видно, какие-то старые счеты. А известная перестроечная бестолочь приплела к этой польско-еврейской распре русских. Но вернемся к теме раздела.

К описанным бедам добавилось постепенное истощение православной церковной иерархии. Часть епископов совратились в унию, поставлять новых было запрещено, да и некому. В 1612 г. умер последний из епископов, кто оставался верным православию - Михаил Копыстенский. Одновременно русские лишались и своих последних заступников в высшем классе. Паны – православные шляхтичи, переходили в унию. А в 1608 г. умер и главный защитник и покровитель православия в польском государстве авторитетный князь Острожский.

Показательно выступление на Варшавском сейме 1620 г. депутата от упорно стоявшей в православии, но находящейся под гнётом католиков и униатов Волыни Лаврентия Древинского. «Уже в больших городах церкви запечатаны, церковные имения расхищены, в монастырях нет монахов, там теперь запирают скот. Дети мрут без крещения. Покойников вывозят из города без погребенья как падаль. Мужья с женами живут без церковного благословления. Народ умирает без причащения. Во Львове неуниат не может приписаться к цеху. К больному нельзя открыто идти со Св. Тайнами. В Вильне тело православного покойника нужно вывозить из города только в те ворота, в которые вывозят нечистоты. Монахов, непреклонных на унию, ловят и бьют, хватают на дорогах и бросают в темницу». Надо ли говорить, что в польских судах православным изгоям искать правды было бессмысленно. По сути, речь шла о геноциде южнорусского племени.

А, ведь, чтобы всего этого избежать было достаточно перейти на соседнюю улицу в приход, где служил униатский священник. Сам обряд в этих, ставших униатскими, храмах оставался православным, язык использовался прежний - церковно-славянский, догматических различий с католицизмом большинство простых православных никогда и не понимали, а кому подчиняется униатских митрополит, папе или Константинопольскому патриарху, эка важность, и тот и другой за тридевять земель. И, тем не менее, русские Южной Руси – предки нынешних украинцев – народ и рядовое монашество стояли в своей православной русской вере с упорством и твердостью, сравнимыми разве что с раннехристианскими при римских языческих императорах. Ведь, дело было не в догматах - православного человека, по сути, ставили перед выбором: оставаться русским или перестать им быть. А вот своего русского имени они уступить не соглашались ни на каких условиях. Хотя бы и ценою жизни. Почему? Потому что это означало поступиться своей православной совестью. Для религиозного православного сознания это было неприемлемо.

Сказался и соборный характер русской церкви. Поляки рассчитывали, что, совратив в унию епископат, они автоматически заполучили и паству. Однако не тут-то было. В православно-христианской церкви вся община причастна к священству. Выживали даже без духовной иерархии.

Реакция культурного класса Малороссии также оказалась прямо противоположной той, которую ожидали поляки. Сопротивление православных невиданным утеснениям со стороны католического государства оказалось столь действенным, что вместо захирения начался подъем православно-церковной культуры и православно-христианской мысли и, как следствие, оформление и укрепление православного самосознания. С целью теоретической богословской подготовки к спорам с католиками активно переводятся на русский латинские и греческие богословские и философские труды.  Начинается бурный рост православного книгопечатания, в частности создается крупное издательство в  Печерской Лавре. Возникает кружок православных любомудрцев, которому покровительствовал князь Острожский, разрабатываются планы «православной Академии», православные даже пытаются создать против католиков союз с протестантами. В этой связи в 1599 г. состоялся совместный Виленский съезд православных и кальвинистов. Но самое важное - возникает движение православных «братств» по защите русской веры, при которых множатся православные школы и которые наряду с монастырями становятся центрами не только сопротивления, но и подъема западнорусского православия. Не поддалось и монашество. Хотя половина монастырей были отобраны униатами, но они быстро опустели. Потому что монахи перебегали в оставшиеся православные монастыри, которые поднимались как на дрожжах. Более того, было основано с десяток новых.

У православных нашлась и новая военная опора – казачество. Русские подданные польской короны бежали от притеснений иноверческой власти на юго-восточные окраины польских владений - в низовья Днепра, где Варшава терпела казацкую вольницу из необходимости сдерживать крымских татар и турок. Эта территория, номинально входившая в литовское государство, а затем в Речь Посполитую, была ареной борьбы Литвы, Польши, крымских татар и турок. Твердой власти здесь не было. Польские короли землю к югу от Белой Церкви называли «пустыней». На одном из днепровских островов сложилась и знаменитая Запорожская сечь. Полонофильски настроенное немногочисленное реестровое казачество – то есть находившееся на официальной оплачиваемой службе у польского короля утрачивало свои позиции, зато усиливалось влияние степной вольницы. Бежали сюда и русские из Московии в период голода 1601-1603 г.г. и подавления связанных с голодом антигодуновских восстаний. Казачество росло и крепло в военном смысле и одновременно укреплялось в своей православной вере и неприязни к католикам. Под угрозой отказа воевать с турками казаки не допустили закрытия православных церквей, о котором польские власти объявили в 1623 г. Сидевшие в Киеве гетманы являлись здесь почти независимыми хозяевами. Именно гетман Конашевич-Сагайдачный обеспечил и возрождение православной иерархии. Об этом скажем два слова.

В 1619 г. Константинопольский патриарх направил в Москву своего помощника Антиохского патриарха Феофана с целью участия в поставлении на московское патриаршество митр. Филарета. Путь Феофана лежал через Киев. Здесь в Киевской Лавре ночью в нижней подвальной церкви под охраной казаков тайно собрались послы от православных общин из разных мест находившей под польской властью Малороссии, и Филарет совершил хиротонию семи православных епископов. Митрополитом Киевским избрали Иова Борецкого. С точки зрения церковного права все было законно, но законы польского государства были нарушены. Сигизмунд 111 приказал арестовать участников хиротонии. Новопоставленным епископам приходилось таиться. Лишь Киевский митрополит под защитой гетмана жил свободно.

Так или иначе, православная церковь в Польше восстановила свою иерархическую полноту. Филаретовы епископы уже в 1624-1625 гг. обращаются в Москву, выражая чаяния своей паствы, перейти из-под польско-католического ига в московское подданство. Казаки также шлют посольства в Москву с просьбами принять их вместе с землями под руку единоверного русского царя. Именно опасаясь этих настроений, после смерти непреклонного Сигизмунда 111 польский сейм на конвокационном съезде 1632 г. признал после почти сорока лет запрета законность православной церкви, хотя утеснения её на этом отнюдь не закончились. Другой – хитрой целью этой легализации была смена русского епископата Феофанова поставления на польских ставленников. Русского Киевского митрополита Исаию Копинского сменил Петр Могила, ополяченный молдаванин, глубоко латинизированный и втайне мечтавший втянуть в новую, после неудавшейся Флорентийской, унию с католиками всю Восточную церковь.    

  Итоги всех этих перепитий были следующие. Укрепление простого русского православного народа и рядового монашества, а также части какзачества в мысли о необходимости воссоединения с русскими Великороссии, то есть перехода под руку православного Московского царя. Это, в свою очередь, предрешило Переяславскую Раду 1654 г. и повлекло за собой долгую войну России с Польшей, подъем религиозного сознания Малороссии, расцвет православного богословия, возникновении южнорусской богословской школы и православной богословской литературы, а также известный латинский уклон малоросского богословия, в оформлении какового особое место принадлежит нерусскому ополяченному митрополиту Петру Могиле. Данный уклон сыграл вскоре свою роковую роль в русском Расколе. И, наконец, что имеет значение для нашей темы, итогом стал раскол западнорусской церкви на православную и униатскую, а Юго-Западных русских на униатов и православных. Притом заметим, православных оставалось подавляющее большинство. Крестьяне Юго-Западной Руси – Галиции, Волыни, Подолья, Подкарпатской Руси и Буковины усм и Севеорной Буковины оставались сплошь православными, унией соблазнилась лишь малая часть жителей городов.  

Впрочем, русское имя сохраняли и те и другие. Закарпатское население называло себя русинами, галицийское польское воеводство с центром во Львове, где униаты наступали особенно рьяно, на рубеже 18-го-19-го веков называлось «Русским», как и Головная Рада, созданная в том же Львове в 1848 г. Встречавшийся в 12-м веке термин «украйна», означавший окраины княжеств из употребления давно вышел, но, видимо, удержался в Закарпатской Руси, принадлежавшей Венгрии. В 16-веке его стал использовать польский король венгерского происхождения Стефан Баторий, имея в виду русские окраины владений польской короны. Позже это определение перешло и на юго-западную окраину России - харьковщину, которую стали именовать «слободской украйной» в связи с тем, что сюда бежали от польских притеснений русские Малой Руси. При этом никакого этнического смысла в это название не вкладывалось. Термин Украйна до самого начала 20-го века оставался лишь географическим определением, подобным Кубани, Поволжью, Уралу или Сибири. К примеру, Даурский край на Дальнем Востоке также называли Украйной.  

После воссоединения Великой и Малой формально на Переяславской раде в 1654 г. немедленно началась тяжёлая тринадцатилетняя война с Польшей, закончившаяся Андрусовским перемирием 1667 г., по которому к России отошли, помимо великорусских областей - Смоленска и Северской земли, утраченных в период Смуты, днепровское Левобережье с Киевом и Запорожье. Здесь, впрочем, стоит заметить, что русские никогда не забывали, что всё Поднепровье - Киевщина, Полтавщина и Черниговщина, Подолия, Волынь, Галиция, равно и Закарпатская Червонная Русь, оказавшиеся под иноплемённым и инославным игом, это отчие земли, и никогда не снимали с себя ответственности за их освобождение и объединение под дланью православного царя в единой русской церкви. Усилия к этому прилагались постоянно, жертвы приносились огромные. Возвращение Левобережья потребовало от русских отнюдь не тринадцатилетней войны. Война за Юго-Западную Русь с Литвой, Польшей, Швецией, Ливонией началась ещё в конце 15-го века, когда освободившаяся из-под вассалитета орды объединённая Москвой Северо-Восточная Русь впервые обрела для подобного предприятия необходимую силу, и длилась почти непрерывно сто семьдесят лет! Весь 16-ый век она шла почти безостановочно. Был лишь один большой перерыв – в первой половине 17-го века. Но тут стоит вспомнить, что это было за время. К концу 16-го века окрепла уния между Польшей и Литвой, Речь Посполитая стала мощным государством с большим экономическим и военным потенциалом, обладавшим крупными людскими ресурсами. И одновременно в Московском царстве началась знаменитая Смута. Потребовалось время, чтобы преодолеть её разрушительные последствия, но как только силы были восстановлены, гетман Богдан Хмельницкий получил добро на прошение о вхождении Украины в Московское царство, что означало объявление войны Польше. 

Также стоит заметить, что ещё тридцать с лишним лет после Переяславской рады киевская митрополия оставалась в юрисдикции Константинопольского патриарха. Такое положение устраивало малоросскую иерархию, поскольку серьезного влияния далекий и малоавторитетный Стамбул на их дела не имел. А вот контроля со стороны Москвы они опасались. Тем не менее, в 1685 г. по указу царя и в соответствие с решением церковного собора Московская патриархия, имевшая за своей спиной мощную державу, поставила своего Киевского митрополита Гедеона, бывшего Луцкого епископа, и Константинополь-ский патриарх подтвердил этот переход южно-русской церкви под юрисдикцию Москвы. Произошло нарушенное литовцем Витовтом воссоединение русских церквей, логично сопровождавшее воссоединение народное и политическое.

К этому периоду малорусский этнос уже в соновном сложился. Его центральным ареалом являлось Поднепровье, включая южное - Запорожье. Он создал самобытную малорусскую культуру, хранил православную веру предков, говорил на малорусском наречии - индивидуации русского языка, оформившейся в 14-м-17-м веках, литургию отправлял на церковно-славянском, а его литературный письменный язык был общерусский, общий для всех трех ветвей русского народа. Ни какого иного письменного и литературного языка не было и в помине. Коренное этнологическое отличие малороссов от великороссов состояло в том, что последние осваивали речные поймы, тогда как малороссы научились обживать степи в водоразделах. Это и предопределило некоторые различия в их этнокультурных стереотипах, но отнюдь не разделение. Напротив, подобная специализация в характере связи с кормящим ландшафтом только скрепляет различные части народа, субэтносы в терминологии Гумилёва, усложняет его этническую структуру и делает его более эффективным, адаптивным и конкурентоспособным.

Правда, казацкая старшина во главе с гетманами, относительно не плохо жившая в польском королевстве, завидовавшая шляхетским вольностям и усвоившая приёмы европейской политики беспринципного лавирования между различными центрами силы, вплоть до Полтавы не могла расстаться с инфантильными мечтами о самостийности. Главный расчёт казацкой старшины, и всего казачества, составлявшего 5% южно-русского народа, состоял в том, чтобы стать русской шляхтой - угнездиться в Малороссии в качестве помещиков. Но народные массы Малороссии их не поддержали. Самостийность была утопией, чреватой беспрерывными войнами с Польшей и Турцией. Помимо военно-политических и социальных аспектов для православных были неприемлемы полонофильские настроения части старшины, поскольку возвращение в Польшу неизбежно означало продолжение политики ассимиляции со стороны католиков-поляков и угрожало утратой этнокультурной идентичности.

Именно поэтому был изгнан И. Выговской, бывший офицер польской армии, ставший после смерти Хмельницкого гетманом, вступивший в союз с поляками, именно поэтому не был принят малорусским народом следующий гетман - Юрий Хмельницкий, также заглядывавшийся на Польшу. Но предательство казацкой старшины и выступление гетмана Выговского на стороне поляков предрешили поражение русской армии князя Трубецкого на Волыни под Конотопом летом 1659 г. Вместе с предательством гетмана Юрия Хмельницкого тоже на Волыни, этот разгром предрешил раздел Малороссии на Правобережную польскую и Левобережную русскую.

Здесь стоит заметить, что русско-польские отношения в протяжении многих веков – яркая иллюстрация надуманности и фальшивости формулы «славянское братство» и политического панславизма. Ничего кроме инфантильного прекраснодушия и пренебрежения историческими фактами в доктрине панславизма нет. Если даже православные болгары и сербы не раз в истории поворачивались к России, скажем, так, спиной, чтобы не поминать другого места, то, что уж тут говорить про поляков. Их враждебности к России варьировала в разные эпохи в диапазоне от легкой неприязни до откровенной ненависти. Знаменитые русоненавистники вроде поэта Мицкевича, офицера Костюшко или политика Пилсудского далеко не одиноки. Они выражали настроения большей части поляков. У этой вековой враждебности имеются глубокие корни.

Русские и поляки принадлежат разным цивилизациям – локальным культурам. Притом, исконно противопоставлявшим себя друг другу в религиозной, то есть духовной сфере. А это поважнее даже экономических или территориальных споров. Польша – славянская провинция романо-германского мира, изначально католического, а русские – иная - православная цивилизация. Общий славянский прапредок в этой коллизии уже не имеет сколь-нибудь существенного значения. К тому же в последние три века поляки уязвлены своим историческим поражением с борьбе с русскими и превращением во второразрядное государство – прокладку между романо-германским Западом и Россией. Ведь, некогда они мечтали доминировать во всей Восточной Европе. Не случайно, как уже отмечалось выше, в армии Наполеона, вторгнувшейся в Россию, они лютовали больше других, не случайно польские офицеры мечтали вместе с немцами участвовать в нападении на СССР. Причём, многим - десяткам тысяч удалось осуществить свою мечту. В Вермахте поляков было едва ли не больше, чем тех, кто воевал на стороне союзников.

Но вернемся к нашей непосредственной теме. В составе общерусского государства начался подъем малорусского народа. Все желающие могли записываться реестровыми казаками, что предоставляло возможность делать карьеру и ряд привилегий. Численность населения быстро росла. В 17-м -18-веках представители малоросского духовенства, а в ту пору духовенство это и был национальный культурный класс, заняли ведущие позиции в культурном процессе на Москве и в Русской церкви. Что кстати было не внове. Ещё при Иване Калите первым Московским митрополитом был галичанин Пётр Ратенский. Первый русский выдающийся религиозный философ Григорий Сковорода также был малороссом, родом с Полтавщины. Почти полтора века Малороссия пользовалась правами самоуправления. И лишь немка Екатерина 11 лишила ее таковых. Однако пенять ей малороссам было бы не справедливо. Именно при ней Российская империя отвоевала у турок и присоединила удобное для земледелия Причерноморье. Заселял Тавриду и превращал «Дикое поле» в благодатный край вместе с великороссами разбухший и набравшийся сил малоросский этнос. Да и правительство Екатерины, помогавшее колонизаторам, возглавлял никто иной, как малоросс Безбородко, ставший в Петербурге графом. Кстати, доказательством того, что реформы Екатерины не могут рассматриваться как дискриминация южных русских, является то, что казаки – целый век носившиеся с самостийностью как с писаной торбой к концеу18-го века полностью от этой идее отказались и забыли о ней. В 19-м веке, впрочем, нашлись восприемники идеи самостийности, но уже не в казачьей, а интеллигентской среде, о чём скажем чуть ниже.   

Правый берег Днепра, Галиция, Подолье Волынь оставались под польским игом до так называемых «разделов Польши» конца 18-го века. Первые разделы были произведены по настоянию Пруссии и стали результатом категорического нежелания развращённой и разжиревшей польской шляхты наделять даже минимальными гражданскими правами многочисленных поданных польской короны из числа некатоликов – православных правобережных малороссов и белорусов, и немцев – протестантов. Формула: «разделы Польши» взята в кавычки, потому что она совершенно неуместна. С пруссаками поляки пусть разбираются сами, а русские «делили» вовсе не Польшу, но захваченные ёю с 14-го века русские земли. Для русских это было воссоединение исконных русских земель, отошедших к Польше по Люблинской унии с Литвой. Правда, по «первому разделу» 1773 г. с Большой Россией воссоединилась только Восточная Белоруссия. В результате «второго раздела» в 1793 г. в состав общерусского государства вошла Правобережная Малороссия. Третий раздел 1795 г. Екатерина 11 вынуждена была произвести после полугодичной кровавой вакханалии, вошедшей в историю под благородным именем «восстания Костюшко», когда поляки беспощадно резали не только русских, но даже своих соплеменников, заподозренных в лояльности к ненавистной им России. Оставлять долее православных малороссов во власти своры кровавых головорезов российская императрица просто не имела морального права. Противостоять русскому оружию, да тем более, когда русским воинством командовал сам Суворов, оказалось потруднее, чем гнобить малоросских и белорусских крестьян. Почуяв на своей шкуре закалённую сталь русского штыка, бравые шляхтичи позабыли о гордости и бросились врассыпную. Самого Костюшко казаки на пиках вынесли с поля боя и отправили в Петербург под конвоем. В русский дом вернулись Западные Волынь и Подолье, а также Западная Белоруссия. Волынь и Подолье в ту пору оставались в основном православными.

Галиция ещё по первому разделу отошла к Австрии, которой принадлежала и Подкарпатская Русь с Ужгородом. Здесь под Габсбургами продолжался медленный процесс униатизации, с которым в 20-м веке связано формирование особого западно-украинского этноса и галицийско-украинского сознания. Но в униатство переходила лишь небольшая часть галицийской интеллигенция. Крестьянство же Галиции, Волыни и Западных Карпат, оставалось православным и русским весь 19-ый век. Карпаторусский народ и спустя столетия жизни в неволе продолжал дорожить и своим русским именем, и своей православной верой. Имел он и свой весьма достойный культурный слой, ведший самоотверженную борьбу с униатами за сохранение русской культуры. Во Львове издавались газеты, активно действовали русские литературные и исторические общества. В 1880 г. галичане обращались в австрийский парламент с петицией о защите в Галиции русского языка, каковой считали своим исконным. Большой русский народ не только может, но должен гордиться этой частью своих соплеменников единоверцев, совершивших настоящий исторический подвиг. Примеров, когда этнорелигиозная общность, завоёванная иноплемёнными и оказавшаяся в чужом государстве, в течении пяти веков выдерживала бы беспрестанное давление, но всё же удержала веру предков, культуру, язык и не подверглось ассимиляции, очень не много. Одна из причин, почему русский мир потерял Юго-Западную Русь в 20-м веке, кстати, это что карпаторусскому народу не было воздано русскими соплеменниками Большой России - Москвой и Петербургом за его беспримерный в истории духовный подвиг. Что, впрочем, не мешает нам наверстать упущенное в веке 21-м.   

Восточная же Волынь и вовсе слыла оплотом православия, русофильства и русской державности на западе империи. Здесь находилась знаменитая Почаевская лавра, куда по праздникам стекались православные не только из западных областей Российской империи, но и из русских земель, входивших в состав Австро-Венгрии. Нигде русский православный дух не был так крепок и здоров как на западе Малороссии, более того, именно здесь, на Волыни как нигде полно был реализован русский уклад, гармонизированы государственное и церковно-гражданское начала общежития. Влияние русской православной церкви было здесь столь велико, что неформальным главой Восточной Волыни являлся владыка – митрополит. Светская власть считалась с ним в высшей степени. По сути, здесь единственный раз в истории был реализован важнейший аспект Русской идеи, о котором говорил В. Соловьёв – важнейший русский идеал - органическое единство церкви государства и общества. И случилось это именно потому, что волыняне после вековой польской неволи, как никто другой, понимали значение важность этого идеала.  

Как ни парадоксально, но идея самостийной и незалежной Украины, полностью завявшая в казацкой среде ещё в 18-м веке, возродилась и развилась отнюдь не униатском западе исторической Руси. Галицийские униаты никогда не смели даже заикнуться о самостийности, униатская Галиция видела себя исключительно в составе Польши и Австро-Венгрии. Но самостийничество встало из гроба в православном Киеве в 70-ые годы 19-го века. И произошло это благодаря феномену, который принято называть украинофильством, и который было следствием возникновения в русском этносе в период надлома русского этногенеза так называемой интеллигенции. Интеллигенции посвящены отдельные разделы в моих книгах «Феномены этнохимеры, этнофобии и анисистемы в локальном культурогенезе» и «Какая сила спасёт Россию». Здесь лишь заметим, что интеллигенция в период надлома одержима идеей разрушения сущего, безотносительно к содержанию такового. Российская интеллигенция изначально была настроена против главных структурирующих русское цивилизационное пространство институтов – церкви и государства. У части интеллигенции малорусской этот настрой закономерно проявился в 60-ые годы 19-го века в сепаратизме - пока ещё не в политическом, но в культурном.

В середине 19-го века в период национальных революций в Европе, когда венгры выступили против Габсбургов, греки и балканские славяне боролись с Османской Портой, в Петербурге и Киеве в университетах появились кружки, где стали развивать идею не регионально-культурного, но именно национально-культурного отличия украинцев от русских. Самые известные фигуры этого течения Тарас Шевченко и историк Николай Костомаров. Примечательно, что один из наиболее авторитетных украинофилов Костомаров был великороссом, его отец был тверским помещиком.

В 1876 г. был издан императорский указ, ограничивший активность украинофильских кружков, но семена ими посеянные, дали неожиданные для самого Костомарова политические всходы. Из этнографических и исторических изысканий украинофилов очень быстро возросла идея самостийничества. Правда, в малороссийском народе идеи самостийности и незалежности никакого отклика не нашли. Не для того малороссы, веками страдавшие под польско-католическим игом, искали русского единства, чтобы слушать бредни честолюбивых интеллигентов. Так же как русские крестьяне батогами гнали из сёл так называемых революционеров - «народников», так и малорусские не благоволили самостийникам. Зато идея самостийности нашла благодатную почву в Вене.

Галицийские униаты, как уже замечено и помыслить не смели ни о какой самостийности, выказывая себя лояльными подданными Габсбургов. Но дело в том, что униаты в ту пору в Галиции были в меньшинстве. Большинство населения Юго-Западной Руси составляли православные, считавшие себя неотделимой частью русского народа. Это всегда было источником тревог Австрии, потому Вена мечтала ослабить русское влияние в Галиции, доставшейся ей при разделах Польши. Русофильские настроения здесь были выражены весьма сильно, да к тому же периодически обострялись – целыми сёлами крестьяне возвращались из унии, куда их нередко загоняли силой, в исконное и канонически бесспорное православие. Габсбурги понимали неестественность разделения русского мира и боялись перспективы воссоединения исконно-русских Земель в большом едином русском государстве. Это означало бы укрепление позиций России не только в Восточной Европе, но и усиление её влияния на Балканах, и изменение славяно-германского баланса в центральной Европе в пользу славян. Тут вспоминалось, что ведь и чехи некогда были православными. Доктрина панславизма Данилевского становились не такой уж прожектёрской.

Но православие в центральной Европе! Для германского, равно католического и протестантского мира это было совершенно не приемлемо. Создавшие тогда же направленный против России и славянства Тройственный союз Австро-Венгрия и Пруссия поставили себе задачей пресечь на корню эту возможность. Но у австрияков и поляков, руками которых Вена действовала, не имелось сколь-нибудь серьёзных зацепок для начала работы по уводу западных русских из большого русского дома. Галицийский крестьянин не подавал надежды, что он откажется от своего русского имени. Даже те, кто вынуждено принял унию. И тут такой подарок, и откуда? Из самого Петербурга и из Киева. Притом, самая сладость была в том, что самостийничество давало шанс отколоть от русского мира не только Западную Русь, но и Южную, то есть всю Малороссию. 

Червь униатства, точивший русскую веру два века, сделал своё дело в Галиции– униатством здесь была заражена хотя и небольшая, но активная часть культурного слоя.  Под заинтересованным присмотром поляков и при финансовой поддержке Вены и Ватикана львовская униатская интеллигенция, начиная с 70-х годов 19-го века, взялась утвердить культурную обособленность западно-русского народа от большого русского племени. Дело, однако, шло туго. Только в 1890-м году в галицком сейме во Львове удалось провозгласить курс на разрыв с русским миром. Предстояло убедить в его правильности и обоснованности широкие слои населения. Важную роль в этом предприятии играл русский подданный наполовину поляк по происхождению, сын униатского священника М. Грушевский, возглавивший созданную австрийцами во Львовском университете кафедру «украинской истории». Пригласил его в 1894 г. австрийский граф католик А. Шептицкий, ставший по решению Ватикана и Вены униатским епископом Львова. Австрийцы к тому времени уже набили руку в вопросе разделения православных славян и их стравливания на подвластных им Балканах, и теперь выступали в роли демиургов – создателей нового народа – нерусских украинцев. Важное значение придавалось фабрикации отличной от русской украинской письменности. Литературный западно-украинский язык – вполне искусственный. Он возник не из языка народного как большинство литературных языков мира, но сфабрикован на деньги австрийцев и под руководством поляков в 60-ые -90-ые годы 19-го века львовскими униатами на основе галицийского наречия. Источником отвлеченных и научных словообразований в нем стал польский. При этом сюда примешаны множество слов из словаря польских евреев и немецкого идиша. Литературный же язык православной Малороссии – это язык Сковороды и Гоголя. То есть русский.

Кстати, фигуру Грушевского, который был объявлен самостийниками «батькой нации» хорошо характеризует такой факт его биографии. В начале Первой Мировой войны он не только не был интернирован в лагерь австрийской властью, как русский подданный, но был заботливо перевезён из Львова в Вену от наступающей Русской армии в 1914 году на автомобиле австрийского Генштаба. А вернулся в Киев он с планом присоединения к Австро-Венгрии «украинских земель», границы которых оказались на Волге, Кавказе и Каспийском море. План этот у Грушевского изъяла русская контрразведка.

Однако, фразу: «Украина – дело моих рук, а не плод сознательной деятельности русского народа», - смогли позволить себе отнюдь не Шептицкий с Грушевским, который, кстати, встал во главе Директории, когда кайзеровские войска оккупировали Малороссию. Эти слова принадлежат главнокомандующему с 1916 г. Восточным фронтом немцев генералу Максу Гофману. Еще перед началом Первой Мировой кайзеровская Германия, готовившаяся к нападению на Россию, наряду с австрийцами проявляла большую заинтересованность в «выращивании» украинской нации, которая могла бы противопоставить себя православным русским. Германский генеральный штаб потратил на это огромные суммы - миллионы марок, на много больше, чем на Ленина с его грассирующей компанией. Причем, задание это было завещано немцам еще Бисмарком. В итоге в Первой Мировой войне униаты, называвшиеся украденным ими именем - сечевики (сечевик — православный казак Запорожской Сечи – И.М.) - сечевые стрельцы помогали австрийцам и немцам, уничтожая русские армейские обозы. Ющенко, как известно, объявил их героями и учредил по поводу единственного случая, когда фальшивые сечевики вступили в сражение с линейными частями русской армии, праздник. Но примечательно, что сами немцы слова «украинский народ» всегда брали в кавычки, давая понять, что для себя они русских и украинцев не различают.

Впрочем, после изгнания немцев, дух самостийности и незалэжности, который пытались возродить немногочисленные самостийники в короткий период Директории и Петлюровщины, в Малороссии немедленно выветрился. Малорусский народ, даже несмотря на русофобский характер большевистской власти, не видел себя за порогом общерусского дома. Но зато в Галиции австриякам удалось обеспечить победу униатов. В ходе Первой Мировой войны Вена осуществляла здесь геноцид по религиозному признаку – уничтожались православные Галицкой и Подкарпатской Руси и Буковины. Притом поляки и галицийские униаты оказывали австрийцам в этом геноциде самую активную помощь.. Православных сгоняли для истреблении в концентрационные лагеря.

Крупнейший - Талергоф находился близ австрийского г. Грац в Штирии, другой крупный лагерь близ чешского г. Терезин. Здесь людей не нужно было даже убивать, они умирали в зимнюю стужу сами - лагерь в Талергофе представлял собой огороженную колючей проволокой территорию без построек. Так что всякие рассуждения о том, что русские пленные во время Второй Мировой гибли в немецких лагерях во множестве из-за того, что Сталин не подписал конвенцию по военнопленным, вздор. Немцы русских и без Сталина ненавидели достаточно остро, чтобы их истреблять беспощадно и без всяких прочих оснований. В итоге было уничтожено 300 тыс. православных Галиции и Закарпатья. Ещё более 100 тыс. бежали со своей земли, спасаясь от австрийского геноцида.

Заметим австрийцы имели причины недолюливать православных русинов. Мобилизованные в Австро-Венгерскую армию православные Галицкой Руси отказывались воевать с Россией и массово сдавались в плен, после чего вступали в добровольческие дружин Русской армии. В 1914 году в Галиции австрийцы расстреляли целый 80-й пехотный полк Императорской и королевской австрийской армии. Полк состоял из православных карпатороссов, объявивших: «Русские — то наши братья, мы не будем с ними воевать». Кстати, в гражданской войне православные карпатороссы воевали в добровольческих белых армиях А.И. Деникина и А.В. Колчака. Отличительным знаком добровольца-карпаторосса в ту пору была кокарда с золотым львом - герб Галичины, обрамленным бело-сине-красными полосами, символизирующими единство Руси. На их знамени была изображена Почаевская Лавра – духовный центр русских Юго-Западной Руси. Их девизом был: «За Русь! За Веру!»

Именно это физическое истребление, а отнюдь не духовное превосходство униатов предрешило бандеровское будущее страны, которую мы теперь называем Западной Украиной. Именно эти трагические обстоятельства - физическое истребление большей части православных Галицкой Руси, тысячу лет остававшейся частью Русского мира, превратило её в нерусскую Западную Украину. Период, когда можно говорить об оформлении западно-украинского униатского этноса как особого и отдельного, является время между Перовой и Второй Мировыми войнами.

После упразднения по окончании Первой Мировой войны Австро-Венгерской империи по Сен-Жерменскому договору и по итогам советско-польской войны 20-го года в результате аферы Антанты с перемирием в ходе наступления Красной армии и коварного отказа Польши придерживаться линии Керзона по Рижскому договору 21-го года большая часть Западной Украины с Галицией и Закарпатской Русью, а также западная Белоруссия вновь оказались в составе восстановленной Польши. И немедленно поляки принялись за старое – поставили себе целью в кратчайшие сроки окатоличить и ополячить местное население - жгли села, производили массовые казни и даже создали специальные концлагеря для украинцев.

О том, каково украинцам приходилось под польским игом говорит хотя бы тот факт, что когда они получили возможность поквитаться в период немецкой оккупации, УПА – военная организация дружественной немцам ОУН (б) истребила около 100 тыс. польских колонистов, по польским оценкам до 200 тыс., живших на исконно русских землях, которые в Варшаве называют «восточными территориями» Польши. УПА действовала под чутким руководством Абвера, но примечательно, что их активно и широко поддерживало местное украинское население. Наиболее известны события, который польские историки называют «Волынской резнёй» - на территории учрежденного немцами Генерального округа Волынь-Подолье весной – летом 1943 года Апогей пришёлся на 11 июля 1943 г. когда УПА при поддержке до предела ожесточившегося на поляков местного населения, вооружённого вилами косами и топорами, напала одновременно на 150 поселений польских колонистов – осадников. Справедливости ради, заметим, что межэтнический конфликт в 43-м году обострился после того, как поляки под наблюдением тех же немцев первыми стали создавать вооруженные отряды и истреблять мирное украинское население. А после изгнания немцев отряды Армия Крайовой успешно продолжили их начинание.  

В 39-м в результате пакта Рибентропа-Молотова, справедливо, законно и исторически обоснованно восстанавливавшего, хотя и не в полном объеме, доверсальские, исторически сложившиеся и, что самое главное, этнографические границы России, Юго-Западная Русь ненадолго оказывается в составе СССР. Но вскоре, в 41-м году она оккупирована Германией и, наконец, в 44-м вновь возвращается в состав СССР.  

(…)

История Западной Украины - униатской Галиции, надо сказать, весьма драматичная, хотя и отнюдь не героическая. Ни с королевской Польшей, ни с Австро-Венгрской империей Габсбургов освободительную борьбу за учреждение своего независимого - самостийного государства униаты, как уже замечено выше, никогда не вели. Хотя гнобили и унижали их, и те, и другие, что называется, по полной. Только в 20-ые – 30-ые годы в восстановленной Польше Пилсудского у униатов Западной Украины появляются первые зачатки движения за самостийность. Поляки не удовлетворились подчинением Риму униатской церкви. В 30-ые годы они принялись за старое и намеревались в кратчайшие сроки окатоличить и ополячить западных украинцев, жгли села, производили массовые казни и даже устраивали концлагеря. Однако ретивые самостийники ограничились распространением листовок да несколькими ликвидациями польских палачей. Примечательно, что их боевики проходили подготовку в гитлеровских разведцентрах.

Во Второй Мировой войне в период оккупации Германией, которая объявила славян унтерменшен - недочеловеками, и жгла западно-украинские села с не намного меньшим усердием, чем восточно-украинские, боевики униатов разделились. Часть была готова служить Гитлеру «бескорыстно», из таких, в частности, немцы создали батальон «Нахтигаль». Упомянутый униатский митрополит Шептицкий не уставал слать Гитлеру поздравительные телеграммы и принял активное участие в создании карательной дивизии «Галичина». Первыми добровольцами, вступившими в эту дивизию СС, были выпускники униатской семинарии, а капелланами в ней служили униатские священники. Карали они по- преимуществу православных украинцев и белорусов. Другая часть – сторонники С. Бандеры, возмечтали хотя и о подвассальном Рейху, но формально самостийном украинском государстве, было даже объявлено об его учреждении. Но в планы немцев это не входило.

Сам Бандера угодил в тюрьму, а бандеровцы прятались от оккупантов в лесах и, в отличие от тех же сербов, никакой серьезной борьбы с захватчиками не вели, и народ свой защищать не торопились. Когда же немцы собрались отступать, они поспешили выпустить из тюрьмы своего бывшего агента Бандеру и вооружили его отряды для борьбы с наступавшей Красной Армией. В ходе партизанской «войны» с тыловыми частями Красной Армии и советской гражданской администрацией, якобы, за сотрудничество с москалями бандеровцы перерезали многие тысячи собственных соплеменников, которые, к своему несчастью, оказались между двух огне – притом убивали преимущественно православных, выживших в австрийском геноциде Первой Мировой.

Здесь стоит заметить, что униатская интеллигенция всегда ненавидела православных малороссов едва ли не больше москалей, и испытывала неприязнь даже к самому галицийскому народу, потому что простые крестьяне никак не хотели переходить в унию - униатских пропагандистов простой народ в Галиции долго, по крайней мере, до начала 20-го века, не воспринимал. Эта-та ненависть к своим и чужим и передалась вождям бандеровщины. Кстати, сам Степан Бандера был сыном униатского священника.

Поле вхождения Западной Украины в состав СССР геноцид православных малороссов здесь продолжил сталинский НКВД, в котором, как известно, заправляли нерусские «интернационалисты». Православных карпаторуссов преследовали именно потому, что многие сохраняли русскую веру и «страдали» русофильством. В НКВД хорошо помнили, что в период Гражданской войны они воевали в составе добровольческих белых армий Деникина и Колчака. Уже в конце войны четверть миллиона православных лемков – карпаторусской народности были депортированы сталинским режимом. В итоге изменение конфессиональных пропорций стало решающим моментом в окончательном самоопределении, в этно-конфессиональной самоидентификации Западной Украины в 20-м веке.

Война - своего рода момент истины высвечивает многие до этого скрытые поверхностному взгляду феномены. И то обстоятельство, что активная часть западных украинцев вступала в бандеровские отряды, а из особо рьяных немцы создавали эсэсовские дивизии и полицейские части, свидетельствует, что с православными малороссами, героически боровшимися с оккупантами, они уже себя не ассоциировали.

Хотелось бы ошибиться, но, похоже, приходится говорить о том, что западно-русский православный галицийский и, шире, карпаторосский народ – субэтнос большого русского этноса, один из притоков широкой русской реки иссяк во второй половине 20-го века, завершает свой исторический путь, исполненный уникальным духовным религиозным коллективным подвигом – полутысячелетним хранением веры и культуры во враждебном окружении. Эта громадная трагедия – исчезновение, точнее истребление целого народа, создававшего и лелеявшего в тяжелейших условиях иноплемённого ига в протяжении многих веков самобытную славяно-русскую культуру, нами ещё не осмыслена. На его богатое культурно-историческое наследие претендует этнос украинцев–униатов. В его жилах течёт та же кровь, у него тот же ареал обитания, но при этом совсем иная, не православная душа. Кстати, глава Украинской греко-католической церкви (УГКЦ) верховный архиепископ Любомир Гузар – не устаёт подавать себя, как верного наследника Шептицкого – пламенного русофоба и убеждённого поклонника Гитлера.

Вместе с галичанами – населением современных Львовской, Ивано-Франковской и Тернопольской областей Украины западно-украинский этнос составляет население Волыни и Подолья – Волынская и Ровненская области, а также Житомирская, Хмельницкая, Винницкой, Черкасская области, Черновицкая в Северной Буковине. То есть те области, которые дольше других оставались под Польшей и Австро-Венгрией, пропитывались влияниями глубоко чуждой православным русским польской и австрийской культуры и государственности. Здесь также после гибели в революции русской православной империи утвердилось униатство. Особая статья - русины Закарпатья – не смотря на то, что они дольше других находились в составе нерусских государств – Венгрии, а затем Австро-Венгерской империи – большая часть их сохранила православие и не идентифицирует себя с западными украинцами и украинцами, вообще. Это особый этнос.  

И вот в конце 20-го века эта новая нация пытается основать свою собственную государственность. Казалось бы, и Бог бы с ней - с этой вильной и незалэжной Западной Украиной. Тем более что там, на лесистых склонах Карпат сохранились гораздо лучше, чем в России многие древнерусские этнокультурные феномены. Будем посылать туда этнографов, изучать свою древнюю историю. Ничего неожиданного нет и в том, что униаты испытывают к православным сильную неприязнь. Очевидно, это глубоко в подсознании - православные – живой укор совести униатов за предательство веры отцов. То, что униаты не в состоянии отличить наш славянский русский лик от семитского профиля, покорившей ещё в начале 20-го века Великороссию этнохимеры, к этому нужно относится великодушно, поскольку в протяжении веков униаты росли в чужом польском и австрийском доме на правах париев. Недоедали. Глаз у него подслеповатый и интеллект свой развить в полной мере он не имел условий.  

Однако коллизия заключается в том, что не имеющие никакого опыта государственного строительства и никогда не проявлявшие к этому делу ни интереса, ни способностей униаты Западной Украины нынче пытаются обрести государственность за счет православной Малороссии и, что ещё более парадоксально, за счёт исконной Великороссии.

Но какое отношение имеет униатская Галичина к Донбассу, Крыму, Одессе, Николаеву, всей Новороссии, к Харькову и Запорожью? Малороссия, которая воссоединилась с Москвой в 1654 г. составляет чуть больше одной пятой от нынешней территории самостийной Украины, остальное за вычетом Галиции – русские земли, включённые в состав Украинской ССР в советский период. Эти регионы, и Донбасс, и «подаренный» Хрущевым Крым, и города Новороссии говорят на русском. Но и там, где преобладает украинский язык, это дела не меняет, поскольку решающее значение имеет общая в последние три с половиной века историческая судьба православных малороссов и великороссов, схожая ментальность, схожие этнокультурные стереотипы и общая вера. Мы, православные Южной Руси с униатами Галиции имеем одного древнерусского предка, но росли в разных домах. По-разному слезаем с печи, садимся на лавку и хлебаем борщи. На протяжении ряда веков у нас не было общей истории. А ту общую историю, что есть, мы, вполне объяснимо, оцениваем по-разному.

Под влияние униатов Западной Украины, которые отказались от своего древнего русского имени, в момент крушения советского строя и распада СССР сепаратистский характер приобрело, находившееся после Отечественной войны в латентном состоянии украинофильство в Киеве и всей Центральной Украине. Причём украинофильство именно политическое - самостийное. То есть отталкивающее от себя Россию.

Самостийничество киевской интеллигенций и населением Центральной Украины – Кевщины, Полтавщины, Черниговщины, как мы помним, имеет глубокие корни - сама эта идея зародилась в 17-веке в казачьей старшине и долгое время вынашивалась гетманщиной. Но та старинная казацкая доктрина едва ли ожила бы, если бы не антирусская революция 1917 г. Прусский генерал Гофман может претендовать лишь на часть лавров создателя отдельной от русских украинской нации. К центральным и восточным областям Малороссии термин Украина впервые официально примерили только после укрепления здесь русофобской большевистской власти. Тогда же стали насильно прививать и снесенную на пару польско-католической и униатской наседками в долгих сидениях в кабинетах Львовского университета украинскую письменность. Этим усердно занималось большевистское еврейское правительство светской Украины, возглавлявшееся в начале 20-х годов евреями Скрыпником и Гунько, а позже новым Председателем СНК УССР – главным организатором голодомора и активным украинизатором Чубарём. Между прочим, президентом Академии Наук УССР, созданной большевиками, был назначен в этот период упомянутый выше коллаборационист и полуполяк М. Грушевский. Большевики ценили его не меньше чем в своё время австрийцы и поляки. 

  Во время отечественной войны украинство пытались насаждать немцы, которые, как уже замечено, давно вынашивали замысел расколоть русский мир. Но после изгнания немцев украинофильство и самостийничество, как уже замечено, пребывало в латентном состоянии и воспряло в связи с распадом СССР.

Остаётся загадкой почему за отделение от России на референдуме 1991 г проголосовали Донбасс и Новороссия. Донбасс - исконно русская земля. Ещё в конце 16-го века при Годунове боярин Бельский основал на Северном Донце крепость Царёв Борисов. Восточная часть Донбасса с Донецком и Луганском, наряду с нашей нынешней Ростовской областью в 17-м веке составляли Область Войска Донского. То есть русская колонизация Донбасса началась ещё в тот период, когда Малороссия находилась в составе Речи Посполитой. Запад Донецкого бассейна некоторое время оставался предметом спора России и Крымского ханства, и окончательно стал частью Российской империи по итогам русско-турецкой войны 1735-1739 г.г. Но уже в начале 18-го века при Петре I русские вели здесь добычу угля. В середине 18-го века здесь была учреждена Екатерининская провинция Российской империи с центром в Артёмовске (историческое название - Бахмут). Формально Донбасс стал Украиной только в 1920 г. В состав Украинской республики он был передан решением Бюро ЦК партии большевиков, где в ту пору заправляли обуреваемые идеей уничтожения исторической России «интернационалисты с длинными носами». Легитимными подобные органы и принятые ими решения мы признать никак не можем.

Настойчивые попытки дерусификации и украинизации Донбасса предпринимали всё те же немцы в 41-43-х годах. Однако их усилия были тщетны. Русский дух не удалось выветрить с берегов Северного Донца. Тем не менее, во время голосования в 1991 г. о независимости Украины, то есть об отделении от Большой России жители Донбасса оказались солидарны с униатами Галиции. Глубокий анализ этого парадокса нам ещё предстоит сделать, но здесь мы скажем не о его причинах, а о его последствиях.