Купить

«Всегда любовался я блистательною неустрашимостью Николай Николаевича Муравьева, невозмутимым спокойствием и стройностью действий состоявших под начальством его войск, которые имели к нему полную доверенность. В минуту самой жестокой бойни – под картечным огнем, в штыковой работе, был он весел и любезен более, нежели в другое время… Приехав в 1855 году на Кавказ, он собрал там 16 тысяч войск, не потребовав от казны ни денег, ни оружия, ни пороху, довольствуясь тем, что застал. Нравственным влиянием удержал Шамиля, пребывавшего в бездействии в горах во все время войны, когда малейшее предприятие его было бы для пагубно…

Имя Николая Муравьева светлыми чертами отмечено в летописях России. Служить на пользу Отечества личным трудом многие десятки лет с такой любовью и самоотвержением едва ли всякий может!».

Генерал Д.Е. Сакен. Журнал «Русская старина» 1874г.

В данной работе на суд читателю выносится история жизнедеятельности выдающегося полководца русской армии, героя Кавказской войны Муравьева Николая Николаевича. Удивительно, имя этого талантливого генерала почему-то, в отличие от остальных персонажей войны на Кавказе, широкому кругу читателей мало известно. А ведь Николай Николаевич внес немалый вклад в историю России: был наместником Кавказа, героем Восточной войны и т.д. Перечень битв, в которых принимал участие Муравьев, займет не одну страницу книги. О жизни прославленного полководца лучше не расскажешь, чем лаконично и кратко по - воински написано на его надгробии в городе Задонске: «Николай Николаевич Муравьев. Начал военное поприще Отечественной войной 1812 года, кончил Восточной 1856 года под Карсом». . В этих, по-армейски строгих словах умещается глубокий смысл – смысл жизни человека, отданную служению во славу Отечеству.

Родился будущий наместник Кавказа 14 июля 1794 года. Самые ранние воспоминания Николая Муравьева, как следует из его «Записок», связаны с имением отца деревеньки Сырец, которая расположена недалеко от города Луги. Захудалая неприглядная вотчина, соседи, такие же мелкопоместные помещики, как и его отец, лишены были какой-либо привлекательности. Абсолютное невежество господ и издевательства их над своими крепостными, вот и все что осталось в памяти из раннего детства. Впоследствии раздумья о тяжкой доле крепостных приведут Муравьева в кружки вольнодумцев-декабристов. Но в отличие от соседей семья будущего генерала от инфантерии отличалась образованностью и благородством. Отец Николая Муравьева, которого также звали Николай, был для своего времени и круга весьма образованным человеком. Он окончил Страсбургский университет, был замечательным математиком, мечтал стать ученым. Стеснение в финансах, так как род Муравьевых хоть и был древним, но к описываемому времени оскудел, заставило Николая -старшего бросить учебу и идти на службу. Прослужив несколько лет во флоте и на суше, он выходит в отставку в чине подполковника и занимается сельским хозяйством. От брака с Мордвиновой Александрой Михайловной на свет появились шестеро детей. В историю России вошли вместе с будущим героем данного повествования еще двое детей отставного подполковника: старший Александр, декабрист, проведший два года в Сибири, но затем дослужившийся до чина генерал-лейтенанта, и младший Михаил. Впоследствии он станет графом и генералом от инфантерии. Правда, награды и чины Михаил Муравьев получит за подавление Польского восстания, за что получит от поляков и недругов позорное прозвище «вещатель».

Как и всякий уважающий себя, свое отечество дворянин, отец Николая Муравьева в 1811 года отвез своего сына в Петербург. Как скажет позже в своем дневнике Муравьев: «Я не имел опытности в обращении с людьми, обладал порядочными сведениями в математике, не имел понятия о службе и желал поступить в нее». К слову, первоначальное образование, причем весьма приличное, Муравьев получил дома от своего отца. Николай-старший был прекрасным педагогом, знал математику и военное искусство. В выборе военной науки немалую роль на Муравьева младшего оказал его старший и любимый брат Александр. После сдачи вступительных экзаменов Николай был зачислен в Свиту Его Императорского Величества по квартирмейстерской части с первым офицерским чином прапорщика. В шестнадцать лет прапорщик Муравьев назначается дежурным надзирателем и преподавателем математики в Школе колонновожатых. Видимо, сказалась практика отца – педагога по натуре. Дни, проведенные в Школе, оставили значительный след в жизни будущего генерала. След, который приведет его позже в ряды либералов. Увлечение идеями французских утопистов чуть было не заставили Муравьева оставить воинскую службу. Он даже помышлял о том, чтобы вместе со своими единомышленниками создать коммунистические поселения на острове Сахалин. (Хотя, удивительно, в словарях изданных в после 1917 года вплоть до пятидесятых годов 20 века имя Н.Н. Муравьева практически не упоминается. - Ф.Д.). Отечественная война, послужившая судьбоносным рубежом для офицеров русской армии таких как Ермолов, Паскевич и др. не оставила в стороне и Муравьева. Эта война навсегда оторвала Муравьева–утописта от юношеских либеральных идей. На Бородинском поле Николай получает свое первое боевое крещение. Восемнадцатилетний прапорщик все дни перед сражением буквально не слезал с коня, выполняя поручения главнокомандующего русской армией Голенищева – М.И.Кутузова, при штабе которого находился безотлучно. Был при штабе Михаила Илларионовича порученцем. Позже в своем дневнике Николай Николаевич запишет свои впечатления от испытанного им на поле сражения: «Подобной битвы, быть может, нет другого примера в летописях всего света. Одних пушечных выстрелов было сделано французами семьдесят тысяч, не считая миллионов ружейных выстрелов… От гула 1500 орудий земля стонала за 90 верст. Таким образом кончилось славное Бородинское побоище, в котором русские приобрели бессмертную славу».

Муравьев, подобно всем офицерам той славной плеяды, прошел путь от постыдного позора, отступления от западных границ и оставления Москвы, до победных заграничных походов, до Парижа. Победный марш уже поручика-квартирмейстера Муравьева закончился на Елисейских полях неприятельской столицы. Отечество отметило будущего полководца за ратный труд наградами, такими как орден Святого Владимира 4-й степени, Святой Анны 3-й и 2-й степени. По возвращению из заграничного похода Муравьева переводят в Генеральный штаб, с получением очередного звания – штабс-капитан. Бесценный опыт войны с наполеоновской Францией была лучшей школой тому, кто в будущем прославится на Кавказе.

Случай помог Муравьеву избежать выступления декабристов на Сенатской площади. Случилось это «по вине» Ермолова. Перед тем как отправиться на Кавказ, А.П. Ермолов пожелал взять с собой приглянувшего ему молодого офицера с многообещающими перспективами по службе. Разумеется, Муравьев, у которого по вполне понятной причине – неудачного сватовства к дочери сановника адмирала Мордвинова не было особого желания служить в Петербурге, согласился. Прибыв на место службы (важно отметить и то, что в пути Муравьев заслужил похвалу Ермолова тем, что составил первую картографическую съемку от крепости Моздок до Тифлиса), будущий кавказский наместник старательно изучает восточные языки. Их знание во многом поможет Муравьеву в долгой жизни на Кавказе, как в мирной жизни, так и в условиях войны.

В 1816 году Муравьев в составе российского посольства во главе с наместником Кавказа Ермоловым отправляется в Персию. Он собирает сведения о шахской армии, лично знакомится со многими ее военачальниками, в том числе с наследным принцем Аббас-мирзой. Во дворе персидского шаха обратили внимание на молодого русского офицера, который изъяснялся довольно свободно с персами на их родном языке. И, может быть, потому был удостоен самим шахом орденом Солнца и Льва. За особые услуги, а посольство Ермолова имело немалый успех, Муравьева повышают по службе. Он назначается оберквартирмейстером Отдельного Кавказского корпуса. В 1819 году Ермолов отправляет Муравьева в Среднюю Азию. Целью этой поездки было – исследование путей туда и установление дипломатических и торговых контактов с этими туркестанскими ханствами. Разумеется, поездка в малоизведанные области была не из легких. В киргизских и казахских степях рыскали отряды разбойников, которые промышляли разбоем и кражей людей. Не один раз Муравьев бывал на волосок от смерти. Тем не менее, ему удалось внушить коварному и хитрому хивинскому хану Мегмед-Рагиму почтение и уважение к России. Туркестанская миссия Муравьева закончилась удачно. 24 декабря 1819 года корвет «Казань» бросил якорь в Бакинской бухте. Прибыв в крепость Дербент, Муравьев устно доложил наместнику подробности своей поездки. Ермолов отправляет Муравьева в Санкт–Петербург с докладом о результатах поездки. В столице у него состоялась аудиенция с Государем Александром Первым. Император высоко оценил деятельность молодого офицера. На Кавказ Муравьев возвращается в чине полковника. По возвращении он назначается командиром 7-го карабинерского полка, который впоследствии назовут Эриванским.

В августе 1826 года многочисленная иранская армия вторглась на территорию подвластную России, Муравьев возглавляет штаб отдельного полка, созданного наместником Ермоловым для прикрытия границы от конницы персидского военачальника Гассан-хана. Кстати, возглавлял этот полк прославленный поэт-партизан генерал-майор Денис Давыдов. Но и на военном поприще, не в штабной или в дипломатической работе, Муравьев показал себя одаренным военачальником. Вскоре он назначается помощником начальника штаба Отдельного Кавказского корпуса.

К началу второй компании в русско-персидской войне Николай Николаевич наконец-то устраивает свою личную жизнь. Он женится на Софье Федоровне Ахвердовой. Свадьба его, однако, была скромной. Сам наместник Ермолов был на свадьбе посаженным отцом.

Может быть, потому, что Ермолов так хорошо относился к Муравьеву, новый наместник Паскевич невзлюбил Николая Николаевича. Хотя принято считать, что нелюбовь нового наместника Паскевича к Муравьеву началась из-за того, что авангардный отряд под его командованием стремительно взял город Тевриз, резиденцию наследника персидского шаха Аббас-мирзы. Город, в который сам Паскевич мечтал войти победителем. Судьба все же сберегла Николая Николаевича. Благодаря ходатайству Дибича, Муравьеву, которого ко всему прочему обвиняли в связях с декабристами, высочайшим повелением было присвоено звание генерал-майора и назначение на должность командующего Кавказской резервной гренадерской бригады. Несмотря на «обиду» за взятие Тевриза, в начавшейся в 1826 году русско-турецкой войне, граф Паскевич не умалил достоинства корпусного командира Муравьева. В победной реляции наместника, отправленной в Санкт-Петербург, было много похвальных слов и о генерале-майоре Муравьеве. За взятие турецкой крепости Карс он получает орден Святого Георгия 4-й степени. За взятие крепости Ахалцых Николай Николаевич получает орден Святого Георгия 3-й степени.

К концу турецкой кампании отношения между успевшим прославиться Муравьевым и наместником Паскевичем испортились окончательно. Граф Паскевич-Эриванский относился к чужой славе с особой неприязнью. По его настоянию из Главного штаба пришло решение, согласно которому генерал-майор Н.Н. Муравьев увольнялся в отставку из войск Отдельного корпуса по личному желанию. Но в столице о боевом и способном военачальнике не забыли. Генерал-фельдмаршал И.И. Дибич-Забалканский добился у Императора прощения для Николая Николаевича. В начавшихся военных действиях в Царстве Польском требовались опытные и талантливые полководцы. Командующий русской армией Дибич предлагает Муравьеву должность командующего гренадерской бригадой Отдельного Литовского корпуса. Неудача постигла Муравьева и в Польше. Весной 1831 года Дибич-Заболканский тяжело заболел и умер. На его место был назначен недруг Муравьева Паскевич-Эриванский. И хотя граф был весьма скуп на похвалы в адрес Николая Николаевича, все же в том же 1831 году Муравьев получает очередное воинское звание генерал-лейтенанта. После польской компании Муравьев возвращается к дипломатической деятельности. Он назначен полномочным посланником Императора Николая Первого в Турцию. На этот раз Россия улаживала конфликт между Турцией и ее бывшим вассалом Египтом. Муравьеву сопутствовал успех. Благодаря его действиям, а также при поддержке десятитысячного армейского корпуса, египетский паша прекратил военные действия против Турции. За успехи в дипломатической миссии Муравьев высочайшим указом был пожалован в генерал-адъютанты его Императорского Величества. После пребывания на берегах Босфора следуют новые назначения по службе: начальником штаба первой армии, затем в 1834 году командиром 5-го пехотного корпуса. Попутно Муравьев занимается еще и имеющими ценность письменными документами. Однако из-за докладной записки на имя Императора Николая Первого «О причинах побегов и средствах к исправлению недостатков армии», Муравьев в очередной раз впал в немилость к его Величеству. Самодержец узрел в записке «бунтарство». Из-за постоянных придирок, последовавших вскоре, после ознакомления Императора с докладной, Николай Николаевич был вынужден в 1837 году написать прошение об отставке. Без лишней волокиты, присущей в подобных делах, отставка была принята. Отставной генерал уезжает из опостылевшей столицы в Задонск. Там в течение более чем десяти лет Муравьев посвящает себя творчеству, пишет дневник. И хотя в 1844 году, после неудач на Кавказе многие прочили его на должность наместника Кавказа, император все же назначает на эту должность Воронцова.

В 1848 году наконец заканчивается опала. Муравьев был вызван в Петербург, где его снова зачисляют в действующую армию. Назначения следуют одна за другой. В 1553 году император наконец снимает свое полное недоверие к Муравьеву. За успехи в венгерской кампании ему присваивается звание полного генерала от инфантерии. А в следующем 1854 году следует Высочайшее повеление о зачислении в генерал-адъютанты.

В середине ноября 1854 года Муравьев был вызван в Петербург к военному министру князю Долгорукому. Кавказский наместник князь Воронцов по причине болезни уходил в отставку, временно замещавший должность наместника Кавказа генерал Реад известен был своей нерешительностью, проще, бездарностью. Обстановка в целом складывалась удручающая. В Тифлисе ходили слухи один другого страшнее. Говорили, что турки подговаривают имама Шамиля ударить в тыл воюющей русской армии, и что имам собирается совершить большой поход в Грузию. Николай Николаевич был уверен в том, что если бы обстановка была не такой уж горестной, вряд ли император доверил бы ему должность Наместника Кавказа. План действий своих Муравьев разработал до отъезда в Тифлис в Петербурге. И, как оказалось, этот план сработал, вопреки мнениям скептиков, великолепно.

С Высочайшего разрешения Муравьев взял с собой на Кавказ сына имама Джемал- Эддина. Взятый в тридцатых годах, еще мальчишкой, в аманаты, Джемал-Эддин получил в Петербурге прекрасное образование. И на момент поездки на Кавказ служил в царской армии в чине поручика Владимирского уланского полка. Имам давно требовал обратно своего сына. Накануне прибытия Муравьева на Кавказ, со стороны имама было выдвинуто очередное требование, в котором говорилось об обмене Джемал - Эддина на двух грузинских княгинь, взятых в плен во время набега мюридов в Грузию. Неудивительно, что план действий, предпринятый Муравьевым, сработал. По возвращении Джемал-Эддина к отцу, имам Шамиль, отчасти не без уговоров сына, до самого конца Восточной войны 1853-1855 года не предпринял каких-либо существенных действий в тылу русской армии. В принципе, можно предположить, что Муравьев по сути перехитрил имама. Так оно и выглядит со стороны. Однако нет никаких официальных подтверждений подобным рассуждениям. Скорее всего, Муравьев сам был обманут царским правительством больше, чем горцы Шамиля. Как утверждают современники Муравьева, будущий победитель Карса сам видел воочию как разорительна война и для горцев и для России, понимал, что война уносит лучший цвет российской и горской молодежи. Некоторые специалисты видят в поступках имама, кроме всего прочего и то, что к тому времени, видя действия Турции, которая мечтала лишь о том, чтобы расширить свои владения на Кавказе при помощи горцев, и ни о каком независимом кавказском государстве не помышляет, он (Шамиль) отчаялся и уже не надеялся на то, что претворится в реальность его заветная мечта, стать правителем независимого ни от кого Имамата. В случае победы над русскими турки могли предложить ему быть вассалом еще одного вилаета (провинции) Турции Кавказа и не более того. Муравьев на переговорах с имамом предлагал ему, взамен на нейтралитет, признание Имамата как самостоятельного государства горцев под протекторатом России. Видимо, мысль быть правителем Кавказа в подданстве Российской империи имама прельщала больше, чем быть в подданстве единоверцев турков. Правда, никаких официальных документов об этих переговорах не сохранилось. Скорее всего о них знали в Петербурге. Косвенные сведения все же дают полагать, что стороны заключили перемирие. Это подтверждается тем, что вскоре после переговоров наместника и имама была снята экономическая блокада с районов Кавказа, входивших в состав Имамата. Открылись возможности для ведения торговли, что было выгодно и горцам и русским. Начались массовые обмены военнопленными. Зная, что имам не нарушит данное слово, Муравьев теперь мог спокойно бросить все свои силы против турков. Переговоры Муравьева с имамом Шамилем, естественно встревожили турок. На Кавказ были посланы несколько курьеров, с требованием ударить в тыл русских. Мудрая тактика, выбранная кавказским наместником, сработала удачно. Турки не получили поддержки от горцев Кавказа. Ободренный своими дипломатическими успехами генерал от инфантерии Муравьев предпринимает штурм цитадели Карса. И если в Крыму от русской армии отвернулась удача, на Кавказе Муравьев добился полной победы. Как скажет впоследствии сотрудник Генерального штаба на переговорах в Париже Аверьянов: «Против неудач наших на Дунае и в Крыму одни только трехлетние победы и успехи кавказских войск в Азиатской Турции могли быть поставлены на весы на Парижском конгрессе, на котором так страдала вековая военная слава и народная гордость России… Все завоевания кавказских войск… в несколько десятков раз превосходившие занятое союзниками пространство в окрестностях Севастополя и Кинбурна, были той ценой, которую России пришлось заплатить за возвращение Севастополя».

Справедливости ради надо заметить, что и «Кавказский вопрос» обсуждался на заседании Парижского мирного конгресса. Союзные державы пытались вынудить Россию уйти с Кавказа, добиться объявления независимого «Черкесского государства» и его международного признания. Английский министр иностранных дел лорд Кларендон в ответ на критику в его адрес, ответил что Шамиль во время войны не проявил себя явным союзником антироссийской коалиции и у него, мол, не было достаточных оснований требовать от России новых уступок. Конечно, Шамиль, даже если бы он не принял предложение Муравьева, вряд ли рассчитывал на то, что союзники смогут вынудить Россию дать независимость его стране. Англия и Франция из-за своего старого соперничества не были готовы на усиление чьего-то из них влияния на Кавказе. Всерьез имама Шамиля ни в Турции, ни в Англии, ни во Франции не принимали. Однако все же надо воздать должное Муравьеву, который сумел в нужное для России время вывести имама «из игры».

Россия проиграла в войне. Но это было лишь временное политическое поражение. Для имамата Шамиля поражение России стало катастрофой. Надеяться теперь было не на кого. Что касается самого Муравьева, то он как человек слова достаточно оценил нейтралитет Шамиля. Даже в небольших тактических операциях верный своему слову наместник старался не использовать регулярные войска. В них теперь, по принципу «азиаты против азиатов», в основном участвовали местная милиция и полурегулярные части из горцев. В послужных списках солдат-кавказцев 55-й год начисто отсутствует, хотя другие годы расписаны весьма подробно. (Кстати, этому мудрому совету великого наместника Муравьева вняли и в наши дни. Во время так называемых чеченских событий только лишь привлечение на свою сторону представителей чеченской милиции, и привлечение на свою сторону части так называемых «незаконных бандформирований», позволило России переломить ситуации и добиться желаемого результата. - Ф.Д.)

Россия удачно воспользовалась «нейтралитетом» Муравьева и имама Шамиля. Война с союзниками была проиграна, но если бы к тому же и имам ударил в тыл русской армии, последствия могли быть куда хуже. Казалось бы, что мудрая политика, проводимая Муравьевым, могла наконец принести на Кавказ мир и спокойствие, но увы. Как считают многие историки, Россия не готова была допустить то, чтобы в ее пределах образовалось государственное образование, готовое в любое время восстать против нее. И, как часто бывает в играх большой политики, ни Муравьев, ни Шамиль не смогли получить выгоду от взаимных попыток к сближению. России нужна была маленькая победа, которая заглушила бы горечь поражения в Восточной войне. Ярым противником мирного завершения Кавказской войны выступил начальник Главного штаба Отдельного Кавказского корпуса Барятинский. Друг юности Его Императорского величества Александра Второго, князь Барятинский, бросив все свои дела, едет в Петербург, где он сумел - таки убедить Императора, что в самое ближайшее время наведет порядок в новой «жемчужине русской короны» и превратит богатства края в неисчерпаемый источник доходов государственной казны. Чувствуя давление со стороны Императора, понимая, что все то, что им было обещано имаму, все обещания горцам в который раз нарушаются Россией, Муравьев, как человек слова, как офицер, не мог поступить иначе, как самому уйти в отставку.

В том же 1856 году генерал от инфантерии Николай Николаевич Муравьев – Карский, по личному прошению был уволен от должности царского наместника на Кавказе, также и от командования Отдельным Кавказским корпусом. На его место был назначен генерал от инфантерии князь Барятинский Александр Иванович. Ставший вместо покойного императора Николая Второго его наследник Александр Второй никаких особых симпатий изначально к Муравьеву не испытывал. И посему он подписал прощение об отставке, как говорится, с легким сердцем. Отставного генерала, дабы не навредить престижу государства, назначают членом Государственного совета. Последнюю военную должность герой Карса получил в 1861 году. Высочайшим Императорским указом Самогитский гренадерский полк получил нового шефа.

Остаток своих дней прославленный полководец провел в небольшом родовом имении. Муравьев решил посвятить время завершению написания мемуаров. Более полувека он вел свой дневник, обширный и обстоятельный. Публикация «Записок» Муравьева имела громадный успех у читателей. Об этом красноречиво говорит неоднократное переиздание. Последнюю запись в дневнике Николай Николаевич оставил 7 июля 1865 года: «Но полно писать. Через неделю должен миновать 71 год. Часто изменяет память, слабеют силы телесные и нравственные, тускнеют глаза. Совершается век мой, я пережил всех друзей, постепенно разрушается мой семейный быт, впереди – одиночество. Прекращая сей дневник, посвящу остальные дни, насколько оставшееся время и силы позволят, приведению в порядок собранных и составленных мною в течение целой жизни «Записок».

«Великое было бы для меня утешение, если б встретил личность, которая при разумении дела охотно приняла бы от меня на сохранение обильный труд всего моего века, с тем чтобы при удобном времени и обстоятельствах приложить старание к добросовестному обнаружению событий, не лишенных занимательности».

К великому сожалению, мемуары и дневники Муравьева – Карского увидели свет лишь после смерти автора.