Его часто сравнивали с генералом Кутеповым. Он был внешне очень похож на него и очень уважал Александра Павловича. И форма белогвардейская сидела на нем, как литая. Не как на ряженых, а как на настоящем Русском Офицере, коим он и был. Он имел право на этот мундир, на эти погоны. Он жил по тогдашнему Кодексу Чести, словно из тех времен осколком залетев в наш до омерзения подлый век.

И при этом как никто умел объединять вокруг себя людей самых разных взглядов: монархистов, националистов, социалистов, родноверов… Они все стремились к нему, чувствуя в нем ту самую «совесть и справедливость», о которой говорил он целый год, пытаясь достучаться до каждого. Чувствуя верность, твердость, цельность, ту спокойную силу, которая является от сознания собственной Правды и следования ей. Он не был «политиком», но неутомимым Делателем, Воином, Поэтом… Он глубже многих понимал все происходящее, понимал во всех аспектах – не только в рамках войны, но и будущего мира, к которому он стремился. Он вел диалог со всеми. Даже с украинцами, проводя телемосты, пытаясь достучаться и до них. Потому что он любил свой народ. Больше самого себя. И любя народ, дорожил каждой жизнью: не только своих бойцов и мирных жителей, коих он так берег, но и жизнями оказавшихся на той стороне, обманутых, зомбированных, но все еще русских же.

В этом он следовал другому Белому Герою – генералу Каппелю. Тот говорил о красноармейцах: «Передать им, внушить нашу веру, заразить нашим порывом, привить любовь к настоящей России, душу свою им передать, если потребуется, но зато их души перестроить! Их можно, их нужно, их должно сделать такими как мы. Они тоже русские, только одурманенные, обманутые. Они должны, слушая наши слова, заражаясь нашим примером, воскресить в своей душе забытую ими любовь к настоящей родине, за которую боремся мы. Я требую, я приказываю всей своей властью вам всем старым моим помощникам, забыть о себе, забыть о том, что есть отдых – все время отдать на перевоспитание этих красноармейцев, внушить нашим солдатам, чтобы в свободное время и они проводили ту же работу. Рассказать этому пополнению о том, какая Россия была, что ожидало ее в случае победы над Германией, напомнить какая Россия сейчас. Рассказать о наших делах на Волге, объяснить, что эти победы добывала горсточка людей, любящих Россию и за нее жертвовавших своими, в большинстве молодыми, жизнями, напомнить, как мы отпускали пленных красноармейцев и карали коммунистов. Вдунуть в их души пафос победы над теми, кто сейчас губит Россию, обманывая их. Самыми простыми словами разъяснить нелепость и нежизненность коммунизма, несущего рабство, при котором рабом станет весь русский народ, а хозяевами – власть под красной звездой. Мы должны свои души, свою веру, свой порыв втиснуть в них, чтобы все ценное и главное для нас стало таким же и для них. И при этом ни одного слова, ни одного упрека за их прошлое, ни одного намека на вражду, даже в прошлом. Основное – все мы русские и Россия принадлежит нам, а там в Кремле не русский, чужой интернационал. Не скупитесь на примеры и отдайте себя полностью этой работе». Именно таково было отношение Мозгового к украинским солдатам, и раз за разом он пытался донести до обеих сторон, до стравленных друг с другом частей одного народа, что мы – один народ, и враг у нас один. Этот враг – общий. И он-то стравливает нас в безумной бойне, наслаждаясь этим кровопролитием.

«Я сражаюсь не за Луганскую Народную Республику. Я сражаюсь за Новороссию и в ее состав должны войти не только Луганская и Донецкая области, а вся территория Юго-востока страны. Хочу отметить, что с самого начала мне не нравилась идея создания двух республик из двух областей сделать. И что дальше? К чему это приведет? Каковы перспективы? Две республики, два правительства, допустим два президента. Затем образуется еще одна область-республика, у которой также будет свое правительство. Сколько таких республик будет? Это называется «разделяй и властвуй». Я уверен, что Новороссия будет иметь более перспективное будущее, чем отдельные республики, образованные из небольших областей Донбасса».

«Правящие элиты используют проверенный сценарий на всем пространстве мира и со всеми народами. Наше чрезмерное доверие, а чаще просто страх перед «элитой», позволяет достигать им поставленных целей.

Сейчас и мы, стали не просто свидетелями, но непосредственными участниками одного из актов самоутверждения «хозяев жизни». Сколько еще должно быть принесено в жертву простых людей, для удовлетворения «хозяев»? Пока одни утверждаются в качестве «мудрых политиков» (на службе у крупного бизнеса), другие уничтожаются и без всякого о том сожаления. Ведь как для крупного бизнеса, так и для политической элиты – мы расходный материал. Живое (пока) средство, достижения поставленных целей. Которые в свою очередь преподносятся нам, как единственное благо для народа. Так ли это на самом деле? Судя по происходящему сейчас, не совсем…

Мы так много говорили о третьей мировой войне, что не заметили ее начало.

Если для народного возрождения необходимо пройти все круги ада, мы их пройдем! Только будет очень прискорбно, если понеся столько жертв и унижений, мы так и останемся толпой… управляемой, не думающей толпой».

«Мы боимся слова. Мы боимся правды. Вот, если мы перестанем бояться правды, может быть, будет какой-нибудь результат».

«Победа заключается не только в окончании боевых действий. Это еще и изменения мировоззрения и мысли человека. Это переломный момент. Продолжит человек жить в тех рамках, в которые его загнали, или он освободится от этих рамок? Нам сейчас дан шанс начать мыслить. Если мы и после всего этого не станем думать и принимать сами за себя какие-либо решения, то это победой нельзя будет назвать. То есть все эти жертвы будут зря».

«Величие русского мира будет восстановлено. И каждый кто посягнет на русский мир понесет наказание. И каждый пострадает от своей алчности и желания его погубить. Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет. Русский мир – это великая сила».

«Мы весь мир заразим свободой, справедливостью и совестью».

Такие заветы оставил нам Алексей Борисович Мозговой. Он называл своим приоритетом оставаться честным, а целью войны отстоять право на правду и совесть. В его кабинете висели многочисленные иконы, Знамя Победы и Баклановское черное знамя с черепом, костями и цитатой из «Символа веры»: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века. Аминь».

В последние свои дни Алексей Борисович готовился к знаменательной дате – годовщине создания бригады «Призрак». Но отметить ее Русскому Воину шакалье отродье уже не позволило.

Кажется, что Алексей Борисович предугадывал свой конец, что так свойственно поэтам. Об этом свидетельствует одно из его стихотворений:

Неплохо в мае умереть,

Могильщику копать удобно.

И соловьи все будут петь,

В последний раз, так бесподобно.

Под грохот первых майских гроз

Вместо унылых отпеваний…

И дождь прольется вместо слез,

Он смоет грусть воспоминаний.

Могильный холмик приютит

Под покрывалом трав зеленых.

Пусть даже крест там не стоит

Среди березок утомленных.

Под шелест листьев молодых,

Что только к жизни потянулись.

Пока еще нет трав седых,

А только, только все проснулось.

Неплохо в мае умереть…

Остаться в свежести весенней.

И хоть не смог я все успеть,

Но не осталось уж сомнений…

Неплохо, в мае умереть…

Последний месяц или больше он, кажется, ясно осознавал, что его исход предрешен. Уехать и оставить своих людей он не мог. Остаться означало верную смерть. Да ведь накануне 9-го мая уже и впрямую предупредили его егеря: уничтожим или посадим. Если не отменишь парада, форума с заграничными гостями… Все эти «если» были, конечно, ложью. Алексей Борисович не мог этого не понимать. Его судьба уже была решена, и уже дважды с ним пытались покончить. Он не отменил ни парада, ни форума. И парад тот лебединою песнью звучал уже тогда для имеющих уши. Пронзительным прощанием, звучным аккордом финальным… Он не уклонялся. Шел вперед, как в старину князья русские. «Иду на вы!» против тех, кто способен бить только в спину. Он проводил мероприятия за мероприятием, давал интервью, вел записи в двух соцсетях, обращался в СовФед РФ с требованием поддержать Русский Проект, впрямую объявлял о преступлениях, снежным комом нарастающих в ЛНР, обратившейся в жутковатую вотчину «батьки Ангела», на фоне которой укры уже кажутся злом вполне сопоставимым… И бил, бил, бил изо всей мочи в набат: «Сегодня у каждого из нас есть шанс покинуть «стадо». Сегодня у каждого из нас есть шанс продолжить свою жизнь в социальном гражданском обществе! Только кто сказал, что это общество построят без нашего участия? Кто сказал, что от каждого из нас ничего не зависит? Зависит! Но только тогда, когда мы вместе! Только тогда, когда будем поддерживать друг друга и помогать, а не радоваться неудачам соседа». И из выступления в выступление, как тогда, после прошлого покушения повторял: «Новороссия! Не ДНР, не ЛНР, а Новороссия!»

Аккурат за несколько дней до гибели Комбрига было объявлено о «закрытии проекта «Новороссия»«. Убийство Мозгового стало своего рода символом этого закрытия. Поскольку сам Алексей Борисович последние месяцы был символом Новороссии, той, настоящей Новороссии, за которую поднимались русские Добровольцы год назад, и которую сегодня залили кровью ее лучших сыновей, продали и предали – иуды, чей «хитрый план» состоял и состоит в одном только: утилизации лучших Людей Русского Народа, Русского Мира. А через это, если выйдет, и утилизация самой Идеи…

«Как эту идею сформулировать? За совесть. Совесть прежде всего должна быть у человека, честь и достоинство. Справедливость. Все остальное – многословность, многоточие. Главное, чтобы совесть у человека была. И желательно чистая. Она же постоянно подвержена испытаниям. А война – это вообще постоянное испытание совести. Война – лакмусовая бумажка. Проявляется на ней каждый человек – от рядового до генерала. Определенные встряски для нашего общества полезны, потрясения нужны. Но война – плохо. (…)

Мы должны быть такими – витязями, героями, потому что мы – русские, мы – славяне, мы другими не имеем права быть. (…)

Борьба когда начиналась, такой категории, как Новороссия, не существовало. Это понятие возникло в ходе сражений и постепенно все больше и больше разрастается, и приобретает все больше смыслов. Сейчас Новороссия – это не просто территория, это, прежде всего, идея. Свобода и совесть – это и будет Новороссия», - так говорил Алексей Мозговой еще в начале минувшей осени. Тем, кто его убил и кто благословил это убийство более всего не хочется, чтобы голос Комбрига был услышан. Его не показывали наши телеканалы, его ко всякому русскому сердцу обращенные слова оставались достоянием лишь небольшой аудитории. Потому что говорить о Мозговом, давать слово ему самому – значило привлечь внимание публики к Идее, за которую он, не задумываясь, отдал жизнь. К Идее, которая так страшна им. Вот, только здесь иуды просчитались. Убить Героя можно. Но убить Идею, за которую отдано столько жизней, уже нельзя.

И как тут не вспомнить строфы Белого Поэта Ивана Савина, посвященные памяти «болярина Лавра»:

…Он не ушел и не предал он

Родины. В горестный час

Он на посту заповеданном

Пал за страну и за нас.

Есть умиранье в теперешнем,

В прошлом бессмертие есть.

Глубже храните и бережней

Славы Корниловской весть.

Мы и живые безжизненны,

Он и безжизненный жив,

Слышу его укоризненный,

Смертью венчанный призыв.

Выйти из мрака постылого

К зорям борьбы за народ,

Слышите, сердце Корнилова

В колокол огненный бьет!

Сердце Алексея Борисовича Мозгового продолжает бить в огненный колокол, обращаясь ко всякому русском сердцу, ко всем нам. Будем же слышать и следовать этому колоколу!

Утро нового, чистого дня...

Не нужны мне богатства без меры,

Я доволен и тем, что есть.

Пусть не будет успешной карьеры,

И друзей, воспевающих лесть.

Мне бы воздуха больше, простора,

Как донская бескрайняя степь.

Чтоб не слышать пустых разговоров,

И в пустые глаза не глядеть.

Даже если один я останусь,

Я не стану просить, умолять.

Всё забуду, прощу и расстанусь,

Всем приходится что-то терять.

Только верю я, утро наступит!

Утро нового, чистого дня.

Солнце душу согреет, разбудит,

И лучами обнимет меня.

Новый день, новый путь, всё сначала -

Как хотелось бы без суеты.

Чтобы больше душа, не кричала,

И судьбы не свистели кнуты.

***

Я помню тихие закаты,

Сверчковый камерный оркестр.

Деревню помню, помню хаты,

И деревянный мамин крест.

Так непривычно тихо было...

Казалось так тому и быть.

Но в тишине той сердце ныло,

Предчувствуя в разрывах нить.

И где теперь тот тихий вечер?

Растаял в скрежете войны.

Боекомплект сжимает плечи,

И ни стыда нет, ни вины...

Всего лишь грязь и ложь по кругу!

А мы всё рвём былого нить.

Мы посылаем смерть друг другу,

Привычно стало - хоронить.

Могила каждого солдата,

Курганам витязей сродни.

Идём мы в бой, но не за злато!

За Русский мир - свободы дни!

Авроре!

Здравствуй, идол красной мути!

Изрыгающий чуму.

Что ты есть по своей сути...

Кто, и служишь ты кому?

Груда старого железа,

Образ хаоса и тьмы.

Под аккорды полонеза,

Промывающий умы!

Пленник времени советов,

Корабельный мавзолей.

Без вопросов и ответов,

Узник совести своей...

Кандалами борт пристёгнут

К серым Невским берегам.

Торг легендою развёрнут,

Возле трупа шум и гам...!

Не позволили Авроре

Ради выгоды своей

Бой принять в горящем море

Среди братьев - кораблей.

Прозвучал последний выстрел,

Эхо слышно до сих пор...

Капитан без лишней мысли

Объявил стране террор!

Усмирили, крейсер славный,

В красной мути он ослеп...

Стал народный! Вседержавный!

Корабельный... мертвый склеп.

Пора немножко пострелять...

Куда не плюнь, везде дворяне.

Кто граф, кто княжеских кровей.

Раздача титулов по пьяни -

Всё для народа, для людей.

Размен наград на килограммы,

Блестят в медалях пиджаки.

Тускнеет позолота храмов,

Но слепят взор особняки.

В мундирах толпы генералов,

Погоны бисером горят.

Уж на бразильских карнавалах

Такие точно победят!

Святой отец, с крестом и в рясе,

Безгрешный господа слуга...

Найдёт и в пост блаженной грязи,

Без страха Страшного Суда.

В отдельном списке слуг народа,

Борец за правду, демократ.

Несчастный нищий, год от года

Страдает бедный депутат...

В разгар чумы парад банкетов,

Произрастает страха плод.

Бомонд дворян в стране советов,

Где загнан в стадо весь народ!

Орда элитных скоморохов,

Господ и дам, блатная рать.

От рассуждений мало проку,

Пора немножко в них стрелять.

Но можно продолжать и дальше,

Ходить на митинги за грош.

Внимать речам вранья и фальши,

И «морды» выбирать из «рож»...

Мама

Мне тебя не хватает, мама...

Как пылающим летом дождя.

Но уходишь ты дальше упрямо,

Навсегда оставляя меня.

И теперь я один среди поля,

Утопаю в ковыли седой.

На меня ты обиделась, что ли...

Попрощаться забыла со мной.

Ты ушла, не промолвив ни слова,

И сжимает виски тишина.

Хоть разочек услышать бы снова

Голос мамы, что так мне нужна.

Я стою и боюсь шевелиться,

Полной грудью дышать не могу.

Не умею я Богу молиться,

От себя никуда не сбегу.

А вокруг суета без причины,

Шёпот листьев и пение птиц.

Но не слышу я больше калины,

И не вижу я вспышки зарниц.

Моя милая, милая мама,

Закричать бы, но голоса нет!

Среди поля небесного храма,

Без тебя угасает мой свет.

Если ты меня слышишь, родная,

Я прошу тебя мама... прости...

И ковыль тебя просит седая,

Ты хотя бы во сне, приходи...

***

Разноцветными огнями

Догорает август месяц,

Стал прохладнее ночами.

Опустилось небо с лестниц.

Как лоскутным одеялом,

Горизонт укрыт полями.

Под щетинистым бурьяном

И под чёрными парами.

Грусть в деревьях притаилась,

Скоро им снимать одежды.

Моросящая унылость

Дарит осени надежды...

Соберёт пожитки август,

Янтарём плеснёт медовым.

Облаков поднимет парус,

И уйдёт тропой садовой.

Сентябрём приходит осень,

С бабьим летом обнимаясь.

Бархат свой багряный бросит,

По округам, расстилаясь.

Лето с августом усталым,

Ей уступит своё место.

Скоро будет править балом

Осень, рыжая невеста.

***

Пусть мои паруса и не алые,

И не море, а степь подо мной...

Но прошёл я преграды немалые,

Чтобы встретится снова с тобой.

Чтобы голосом нежным и ласковым,

Напоён был как водами рек.

Да пленён, чтобы был я сказками,

Без которых не жив человек.

Синь морская, безбрежная - дальняя,

Коль прикажешь корабль снарядить.

Пусть мечта моя, будет хрустальная,

Я смогу её в жизнь воплотить!

Я дойду до заветного берега,

Паруса мои встретит Ассоль...

Не страшит меня крик буревестника,

Мне страшнее не встретиться - боль...

***

В сутках двадцать четыре часа,

И нельзя терять ни минуты.

Когда смерти посмотришь в глаза -

Вот тогда доберешься до сути.

Жизнь идет, ускоряя шаги.

Может быть, счет пошел на минуты...

Прожужжала пчела у щеки,

Или может быть пуля прошла на распутье...

Ни мгновения не вернуть.

Скорым поездом мчатся годы!

Быть - не быть, не успеешь моргнуть,

Вспоминай сам себя до икоты!

В жизни сотни тысяч часов,

Только мы не находим минуту,

Чтоб расслышать Творца отчий зов,

Как достичь Его вечных приютов.

Сколько будет еще дней дано -

Паутиной сует их не путай!

Чтобы жизнь не прошла стороной -

Дорожить надо каждой минутой!

Прорыв

Нервы натянуты тонкой струной:

Чуть прикоснись, и возможен разрыв.

Волк-одиночка с подругой луной

Загнаны в угол, готовят прорыв.

Когти на лапах - каждый как меч,

Резать готовы и рвать до крови.

Взгляд - огоньки затухающих свеч,

Только бы знать, где враги, где свои.

Будет работа теперь для клыков,

Некуда больше назад отступать.

Лучше погибель, чем тяжесть оков,

В угол зря волка решили загнать.

Вот он, подходит решающий миг,

Время застыло, бьёт сердце виски.

В вой превратится загонщика крик,

Нервы взорвутся от серой тоски!

Благодатью степь укрыта...

Благодатью степь укрыта,

Как туманом в предрассвет.

Лунным светом вся залита,

Серебром копытит след.

Табуном над степью тучи,

Гонит ветер вдаль табун.

Скоро, скоро я там встречу,

Свои дни последних лун.

Вдоль багровых горизонтов

Кружит ворон чёрной мглой.

Под минорный звук аккордов,

Прилетит мой друг за мной.

Пухом чёрным, смолянистым,

Он разложит мне постель.

Под Луганским небом чистым,

Меня примет колыбель.

Колыбель степных просторов,

Вдоль дороги тополя...

Скоро, скоро бархат склонов,

Позовёт к себе меня...