Об Авторе: Олег Борисович Мраморнов –историк литературы, очеркист, журналист, редактор; член Союза журналистов СССР с 1982г.; член Союза писателей Москвы с 2004 г. Родился в 1952г. в г. Тутаеве Ярославской области. Детство и юность провёл на Дону, в станице Кременской Клетского р-на Волгоградской обл. В 1975г. окончил филологический факультет МГУ. Работал хранителем музея-усадьбы А.Н.Островского «Щелыково» в Костромской обл., журналистом и редактором ряда центральный изданий: журналов «В мире книг», «Выбор», газеты «Путь», «Независимой газеты», «Российской газеты» и др.; в настоящее время обозреватель журнала «Наука и религия». Автор литературоведческой книги «Продолжение литературы» (М.: «Муравей», 2000), где написал о Боратынском, Тютчеве, Бунине, Ходасевиче, Пастернаке, Шолохове, Солженицыне. Автор предисловий к сборникам произведений Ф.Крюкова и Р.Кумова, выпущенных в Волгограде. Автор энциклопедических статей, посвящённых литераторам Дона – Е.Кательникову, И.Попову, В.Сухорукову, в многотомном биографическом словаре «Русские писатели. 1800-1917». Статьи, очерки и исследования публиковались в академических изданиях и в центральных журналах. Автор четырёх сборников стихотворений.

СТИХИ ИГОРЮ

***

Мой младшенький!

 Смертного взгляду

положен предел,не отбыть

ему за тобой.

 Залампаду

держусь – огоньковую нить.

Пускай в огонёчке лампадном

восходит к тебе, мой родной,

меньшой, незабвенный, отрадный,

привет от меня огневой.

Привет тебе, богоискатель -

нездешнего царства истец,

всех этих пространств обладатель,

невидимой жизни жилец.

***

Мир опустел без тебя,

И моё одиночество плачет,

в реке обмелевшей лицо омывает.

Два тополя помнят нас здесь.

Белотал островной плач мой слышит,

прибрежный камыш и куга,

но туча, застлавшая запад,

где солнце садится,

скрывает тебя.

Не напрасно ль к волнам беспрерывным взывать -

омоют лицо и отхлынут, и снова накатят….

Лишь Бог одиночество слышит людей,

коль сродни одиночество Богу.

Невидимый мир существует

и шепчет он на ухо мне, что не всё можно видеть -

не хватит нам глаз,

чтоб увидеть невидимый мир,

мы ослепнем, увидев его.

Почему надо видеть, чтоб верить?

Он близко, невидимый мир -

невидимого ближняя кромка

благовоньем таинственным полнит

луга и деревья, всю пойму,

дрожит в тополёвых кустах.

***

Мать старушка читает акафист,

рядом ангел стоит за спиной,

в человечьих поклонах покладист,

невидимо кадит аналой.

Дни бегут. Дует ветер калмыцкий -

суховей, третьи сутки подряд

гонит пыль, не взирая на лица,

сушит травы, кусты, виноград.

***

Были мы деревенские люди.

По какой не пойди стороне –

всё полынь да ковыль, да безлюдье,

да сверчки при огромной луне.

И такие цикадные ночи!

И такой аромат от реки!

Описать это всё нету мочи:

маяки, огоньки, светляки.

***

Дед Василий сетку свяжет,

будет сетка та ловить

сазанов и из-под кряжей

доставать иную сыть.

Дед Василий слово скажет -

кратко, чётко и светло,

он нам долго жить прикажет,

чтоб тебе вручить весло.

«Дурка, дурка, - спросит бабку,

где ж возлюбленный мой внук?» -

Чтоб тебе отдать рубашку,

сапоги и архалук.

***

Я вижу твоими глазами

изнанку пришедшей войны

и слышу твоими ушами

музыку степной тишины.

Всё дальше, всё глуше, всё тише

мелодии прожитых дней,

а правда Господняя ближе.

Стояли и мы перед ней.

***

О нашей жизни никто не знал -

мы жили далёко, но увидал

и нас с тобой взыскательный Бог.

На нас оглянулся и нам помог.

Случилось это давнишней порой,

когда шли тучи чёрной стеной,

метели плотно взяли в кольцо,

номы узнали Его в лицо.

А было так: увидели мы,

что близок конец страшенной зимы,

что рядом с нами Бог зимовал.

Приблизилось лето, Он нам сказал.

А летом, сказал внимательный Бог,

вам страшно не будет.

Вот так помог

и спас нас с тобой суровой порой

тот, кто позвал тебя за Собой.

О Нём ведь тоже никто не знал,

когда в степи Он заночевал,

когда Он странствовал вдоль реки,

а кругом были одни пески.

Вилась за Ним пыль пустынных дорог,

а оказалось, что это Бог.

***

Мы вышли из толщи народной

отчаянных этих ребят,

которые здесь благородно,

спокойно, по-дедовски спят.

И жили мы в толще народа,

в глуби непокорных племён,

как нам повелела природа

и определил небосклон.

Покойся же в толще народа,

в земле каменистых полей,

где наша с тобою свобода

сбылась, не смущая людей.

Те лица людей из народа

окутал отеческий дым,

твоё же у самого входа

во всё, что зовётся родным.

Родина

Родина – лоно, вскормившее нас,

светозарное в сумрачной чаще скорбей.

Развилки дорог и курганы,

и жёлтое поле,

что колосом полно своим.

Всякий год в январе

здесь восходит звезда на востоке,

зеленовато светится,

мерцает меж вьющихся туч.

Сколько радостей родина знает,

сколько несёт всем добра!

Как щедра наша родина, как бескорыстна!

Она беззаботность, беспечность,

она наша сень, наша память, надежда.

О, как веселит она нас!

Да, всегда она с нами,

и даже в отсутствии нашем,

когда мы далёко-далёко ушли навсегда,

наша родина будет при нас.

***

В дни, когда похоронил я родного брата,

скрой меня от чужих, старая наша хата!

…Быстро садится солнце, рано темнеет,

лес стал пепельным и больше не зеленеет,

а когда едешь с кладбища на велосипеде,

то навстречу бегут весёлые дети,

и коровы мычат, пастух бранится…

Может, где-то снова мой брат родится.