Ростислав Баталов. Мой любимый Учитель Андрей Александрович Гончаров
Об Авторе: Окончил философский факультет МГУ, там же защитил диссертацию. Учился в ГИТИСе режиссуре у Андрея Александровича Гончарова. Прошел 2-годичную режиссерскую стажировку у Георгия Александровича Товстоногова в БДТ. Работал режиссером и главным режиссером в СССР. Преподовал историю и философию в ВУЗах СССР. Ставлю спектакли в Германии и в Чехии. Преподавал систему Станиславского в Хумбольдском (Humboldt-Universitat zu Berlin) и Свободном (Freie Universitat Berlin) университетах в Берлине. Живу в Германии. Считаю себя гражданином Российской империи на 1 января 1914 года.
Мой любимый Учитель Андрей Александрович Гончаров
Если сказать откровенно и честно, я человек очень везучий: у меня были очень умные родители – мои папа и мама были честными и справедливыми людьми, служба в армии была тоже очень полезной и везучей – окончив военное училище я служил в относительно спокойное время. Война в Афганистане с десятками тысяч убитых и искалеченных молодых парней случилась позже. Слава Богу, меня эта участь миновала.
Повезло мне и в семейной жизни – моя жена женщина необыкновенно красивая внешне и еще красивее - духовно. Мои дети тоже красивые и добрые люди. Одним словом – я везунчик!
Но самое большое моё везение – это обучение режиссуре у Андрея Александровича Гончарова в ГИТИСе. О гениях нельзя забывать. Они жили, живут и дальше среди нас, они воздействуют на нас. И их творчество бессмертно!
Как говорят, не бывает двух учителей, как не бывает и двух матерей. Андрей Александрович учил всех своих учеников не только режиссуре, но и жизни, во всех её позитивных и негативных проявлениях.
Когда я думаю о нём, вспоминаю его, у меня в душе появляется всегда теплое и радостное чувство. Он подарил нам праздник, который остаётся всегда со мной – ТЕАТР в его наиболее совершенной форме. Он передал нам не только свою любовь к театру, но и своё понимание его сущности, его природы. Он научил нас режиссуре не просто как профессии, но как служению театру, как высшему предназначению в своей жизни.
«Большое видится на расстоянии», - эти есенинские слова наиболее полно подходят к характеристике жизни Андрея Александровича: с течением времени все более отчетливым видится масштаб его личности и творчества. Андрей Александрович был воплощенным идеалом порядочности, человечности и духовного совершенства. Это видно сегодня, а тогда жил большой и шумный человек, ставил поразительно художественные спектакли, учил театральному искусству режиссеров и актеров в ГИТИСе. Андрей Александрович был до мозга костей русским национальным художником и любил Россию со всеми ее болезнями и бедами. И когда возникла угроза для Родины он, лишенец (его родители после Октябрьского переворота были лишены всех социальных прав), без всяких сомнений пошёл её защищать в 1941 году. И защищал её самоотверженно. В одном из своих последних интервью Гончаров сказал: «Я слишком люблю Россию, русскую культуру, чтобы предположить хоть на минуту, что она развалится и погибнет. Достоевский говорил, что у России свой путь. Его не «спишешь» с Америки или Франции. И вправду, у нас свой путь! Нельзя не учитывать национального характера, быта, культуры. Не уложишь в прокрустово ложе нашу судьбу! Грустно, что мы стали подражать американской культуре, даже американскому театру, который, кстати, весьма неважный».
Первое мое знакомство с Андреем Александровичем, как режиссером, состоялось на спектакле «Визит дамы» в Театре на Малой Бронной. Был я тогда молодым офицером, служил в лесу, но меня неудержимо тянуло в театр. Месячный отпуск я проводил всегда в Москве и ходил каждый день в театр. Но и когда у меня за дежурства в лесу набиралось 10 дней отгулов, я приезжал в Москву с единственной целью: ходить в театры. За эти 10 дней я умудрялся посмотреть до 15 спектаклей. Что-то мне нравилось, что-то не совсем. Но потрясений не было. И вот однажды, проходя мимо Театра на Малой Бронной, купил, совершенно случайно, «с рук» билет на спектакль «Визит дамы», не ожидая от спектакля ничего особенного. За те предыдущие три дня, что я был в столице, я не видел ни одного стоящего спектакля, а в вечер накануне смотрел в МХАТе спектакль «Посол Советского Союза». Разочарование было полное: спектакль в МХАТе напомнил мне самодеятельный клубный спектакль колхоза «Красный петух», хотя в нём и были заняты почти все народные артисты этого театра.
Но на спектакле «Визит дамы» произошло чудо: я увидел на сцене праздник искусства, совершенную режиссуру и прекрасную игру Тенина и Сухаревской. Я вышел из театра потрясенный и под впечатлением спектакля ходил несколько часов по ночной Москве. На следующий день я пошел в библиотеку имени Ленина (она тогда так называлась) и одним залпом прочитал сборник пьес Фридриха Дюрренматта, этого прекрасного драматурга, о котором до спектакля Гончарова я и не слышал. И если бы не спектакль Гончарова, который угадал стилистику, нашел сценическое соответствие и гениальное воплощение этому драматургическому материалу, я бы, может быть, никогда не понял прелести пьес Дюрренматта.
Такое же откровение испытал я на гончаровском спектакле «Человек из Ламанчи». Это был поразительный спектакль с Татьяной Дорониной, Александром Лазаревым и Евгением Леоновым. Спектакль этот был совершенным во всех отношениях и пользовался необыкновенным успехом у зрителей. Заключительная мизансцена спектакля была потрясающей и отражала все духовные чаяния советской интеллигенции: на всю ширину и высоту сцены опускалась решетка и все занятые в спектакле артисты лезли на эту решетку, тянули руки к зрительному залу. Читалось это так: мы сидим все в огромной тюремной клетке, но мы стремимся к свободе и хотим её всеми фибрами своей души. Это уже был не кукиш в кармане, показом которого грешили некоторые фрондирующие режиссеры. Это был откровенный вызов и демонстрация по отношению к коммунистическому режиму, который загнал население 1/6 планеты в тюремную камеру и вынудил людей всей огромной страны жить по лагерным законам. Поэтому этот спектакль не был включен в программу просмотра участниками Конгресса Международного Института театра, который проходил в Москве в мае 1973 года. Но делегаты Конгресса всё же пришли в Театр имени Маяковского, отказавшись от других представлений, и после завершения спектакля хлопали стоя, а вместе с ними хлопал стоя и весь зрительный зал. Хлопал целых 40 минут. Потом делегаты Конгресса пришли на сцену и плакали от восторга перед постановкой и от чувства благодарности артистам за великолепную игру. Я видел это своими собственными глазами.
Впечатление от спектакля было таким, что я вышел из театра и пошел совсем в другом направлении. И шел пешком 15 километров под проливным дождём до места жительства – Дом аспиранта и стажера.
Честно говоря, я не видел ничего лучшего, более совершенного в театре до сих пор. Позже, уже обучаясь у Андрея Александровича, я понял, что это спектакль о нём самом – Дон Кихот и его борьба со злом и пошлостью в нашей жизни – это сам Гончаров и утверждение его идеалов в жизни. Как впрочем и спектакль «Беседы с Сократом». Сократ – это был снова Гончаров и его жизненная позиция.
Здесь хотелось бы сказать два слова о происхождении и жизненном пути Гончарова.
Андрей Александрович родился в творческой семье. Отец его – Александр Иванович - преподавал фортепиано в Филармоническом училище (сегодня ГИТИС - РАТИ) и работал концертмейстером в Большом театре. Его мать - Людмила Рудольфовна - была актрисой. В школе был Андрей Александрович не самым лучшим учеником, а с точными науками у него были вечные проблемы. Он нам рассказывал, что однажды, чтобы не писать контрольную работу по арифметике, он выбросил все чернильницы класса в окно. Прямо на строительную площадку строящегося уже в 30-е годы нового здания МХАТ на Тверском бульваре. В 1936 году Гончаров поступил учиться в ГИТИС. Художественный руководитель курса Н.М.Горчаков возлагал на него большие надежды. Свой дипломный спектакль «В степях Украины» по пьесе Корнейчука он ставил в областном драматическом театре города Иванова, и премьера спектакля совпала с началом Великой Отечественной войны. Гончаров пошел добровольно на фронт (хотя он был взят в качестве актера во МХАТ, поэтому имел бронь и мог остаться в тылу), храбро воевал, командовал взводом конной разведки. В боях под Москвой был тяжело ранен, товарищи вынесли его с поля боя.
В госпитале его практически выходила товарищ по ГИТИСу Наташа Качуевская, имя которой еще совсем недавно украшало одну из улиц столицы. Несколько месяцев спустя Наташа Качуевская ушла на фронт и вынесла с поля боя шестьдесят раненых красноармейцев, а потом, сама раненная, подорвала гранатой себя и окруживших ее немецких солдат. После госпиталя Гончаров был по состоянию здоровья демобилизован из армии. В мае 1942 года он стал директором и режиссером Первого фронтового театра. В труппу, состоявшую из 43 человек, входили многие заслуженные и народные артисты, которые по разным причинам не уехали со своими театрами в эвакуацию и остались в Москве – Н. Рыбников, М. Юдина, А. Карцев, С. Филиппов. Андрей Александрович вспоминал на одной из репетиций, что ему – молодому, не имеющему ни жизненного опыта, ни знаний – удалось свои первые 4 спектакля поставить в этом театре только благодаря своим двум кубарям (т.е. офицерскому званию) и трофейному парабеллуму, висящему на его поясе. После войны Гончаров работал режиссером в московских театрах Сатиры, имени Ермоловой, в Малом театре, возглавлял Театр киноактера и театр на Малой Бронной. Благодаря прекрасному театральному образованию в ГИТИСе, обладая широчайшей эрудицией, бесконечным трудолюбием и требовательностью прежде всего к самому себе, умением отбирать на полотно спектакля наиболее выразительные качества в каждом артисте Гончаров достигал в каждой своей постановке самых высоких художественных критериев. Именно благодаря этому обстоятельству постановки Гончарова «Вид с моста» Артура Миллера и «Визит дамы» Фридриха Дюрренматта посмотрели авторы этих пьес. Артур Миллер приезжал два раза специально в Москву и заявил со сцены, что из всех виденных им в мире постановок его пьесы постановка Гончарова лучшая. Фридрих Дюрренматт после просмотра спектакля на Малой Бронной сказал, что спектакль Гончарова - самое лучшее из всего того, что он видел в своей жизни на сцене. В 1967 году Гончаров возглавил Театр имени Маяковского и руководил им 34 года. Именно в этом театре были им поставлены шедевры театрального искусства. Спектакль по пьесе Найденова «Дети Ванюшина» с Леоновым и Тер-Осипян в ролях родителей потрясал своей неожиданной трактовкой. Пьеса Найденова по жанру была мелодрамой (это была история его семьи), а Гончаров поставил спектакль как фарс, где взаимоотношения между отцами и детьми были подвергнуты беспощадной сатирической оценке. Режиссер показал в этой постановке закономерность исторического процесса: родители, ведущие аморальную жизнь, одержимые в своей жизни только идей наживы и накопления, не могут научить ничему путному своих детей. И поэтому отношения между родителями и детьми принимают уродливый и трагокомический характер.
Театр им. Маяковского во время Гончарова был идеальным театром, где господствовали гармония и художественность, а не амбиции «звёзд». Одна знаменитая актриса пыталась сыграть «примадонну» на выпуске спектакля «Да здравствует королева, виват!», но Андрей Александрович очень аккуратно поставил её на подобающее ей место. Это он делал виртуозно.
Эту виртуозность и по отношению к самому себе испытал также и автор этих строк. Он снял меня с крошечной роли в спектакле «Венсеремос» только за то, что я возомнил что-то о себе. Он так изящно проделал эту операцию, что я и не заметил, как это произошло. Он сделал это виртуозно (комплимент ему за это) и поставил меня на подобающее место. Тогда я очень напрягся по отношению к нему. Но когда страсти улеглись, я, уже начавший тогда думать режиссерскими категориями (это был уже третий курс), проникся еще большим уважением к Мастеру. Это был огромный урок практической режиссуры. Это был чисто внутренний конфликт – между Мастером и мной – и никто из посторонних его не заметил. Но для меня это был урок на всю жизнь.
Кстати, умение аккуратно ставить артиста на подобающее место встречается крайне редко и это умеют делать только выдающиеся режиссеры.
Во всех постановках Гончарова органично соединялись углубленный психологизм с открытой театральностью и поэтому каждый из поставленных Гончаровым спектаклей сразу же становился подлинным событием культурной жизни не только Москвы, но и всей страны. Все спектакли Гончарова – это глубокое проникновение в суть происходящих в обществе процессов, это высокий уровень осмысления социальных и нравственных проблем, это обострённое внимание к духовному началу в человеке, это эмоциональная насыщенность сценического действия и необычайно высокая постановочная культура. Каждая постановка Гончарова – это точно найденное жанровое и стилистическое своеобразие данного автора и именно этой пьесы. И как следствие этого - господство художественной правды на сцене.
С 1945 года Гончаров преподавал актерское мастерство и режиссуру в ГИТИСе. Последние 20 лет руководил кафедрой режиссуры этого лучшего в мире театрального учебного заведения. Андрей Александрович был Учителем в истинном смысле этого слова. Он искал и находил таланты. Затем щедро, искренно и доходчиво передавал им свои знания и опыт. А потом бросал своих учеников в поток жизни. А в прекрасном и очень жестком театральном мире выжить и пробиться очень даже нелегко. Но кто выживает, тот чего-то стоит. А кто не смог выжить, тот скрывается под водой навсегда. Кстати, выживаемость чуть ли не основная черта режиссерской профессии и зависит не только от таланта, и Гончаров нам об этом не раз говорил.
Андрей Александрович написал несколько замечательных книг о театральном искусстве. Его последняя книга «Мои театральные пристрастия» является энциклопедией театрального искусства. Её должен прочитать каждый, кто работает в искусстве. В ней анализ творческого процесса от начала до конца, в ней сформулированы законы театра, без соблюдения которых театра не существует.
За вклад в развитие театрального искусства Гончарову присуждена Государственная премия РФ «За развитие принципов русской театральной школы, теории и практики современного театрального искусства». Необыкновенное жизнелюбие, душевная щедрость, жизнеутверждающий юмор привлекали к Гончарову совершенно разных людей. И в России и за ее пределами он всегда был окружен друзьями и учениками, которые его искренне и глубоко любили.
Я был бесконечно счастлив, когда Андрей Александрович взял меня учиться на свой курс и не пропустил ни одного занятия у него. До учёбы я был просто «гений»: мог поставить всё что угодно – любого автора, любой жанр (теоретически, конечно). Но уже в конце 1-го курса я понял, что я совсем не гений.
А по мере дальнейшей учебы сомнений в себе прибавлялось всё больше и больше. А когда наступила пора ехать ставить дипломный спектакль, я был просто в панике. В конце обучения я понял, какая это сложная профессия – режиссер и сколько надо знать и уметь, чтобы поставить спектакль.
Но удивительное дело: дипломный спектакль я поставил в рекордно короткий срок и спектакль удался. После чего директор и артисты Брестского облдрамтеатра попросили меня поставить еще один спектакль. В результате вместо одного спектакля, я поставил два: «Мои надежды» и «Провинциальные анекдоты». Но я не исключение среди студентов Гончарова. Первым, кто поставил вместо одного дипломного спектакля два, был Виталий Черменев. А на нашем курсе по два спектакля поставили 3 человека: Некрошюс, Воронцов и я.
Хотя я был тогда еще очень молод и достаточно самонадеян, у меня хватало всё же ума понять, что своему успеху я обязан прежде всего своему Учителю и его режиссерской школе.
Много лет спустя я убедился в том, как же прочно сидит эта школа в крови. Я ставил спектакль в Чехии. До этого я несколько лет не ставил: после автомобильной аварии, в которой я очень сильно пострадал, я не был в физическом состоянии работать в театре. Мандраж перед началом репетиций был. И не малый. Но началась работа, и через две репетиции всё стало на свои места: как будто и не было перерыва в несколько лет. Актеры сразу увидели режиссерскую школу и пошли безоговорочно за мной. И такую объёмную и многолюдную пьесу Островского «На всякого мудреца довольно простоты» я поставил практически за 3 недели. Причем пьеса, написанная Островским 160 лет назад в период реформ в России, оказалась необычайно актуальной и в современной Чехии 1999 года.
Успех этой постановки определялся прежде всего режиссерской школой Андрея Александровича, который вложил в наше сознание и подсознание главные принципы режиссуры. Школа сидит крепко, школа сидит глубоко внутри и сидит навсегда.
Годы учебы у него были очень насыщены и необычайно интересны. Он не нянчился с нами, как с малыми детьми. Нам приходилось очень напряженно работать, делать многое сверх учебной программы. Мы должны были показывать наши самостоятельные отрывки и даже не в учебное время, а в праздничные дни. Вся страна гуляла - отмечала праздники Первомая или Международный Женский день, а мы в эти дни показывали наши самостоятельные отрывки, которые подготовили сверх программы. Кто не хотел работать в таком ритме, а хотел жить, не затрудняя себя, тот вылетал с курса.
Андрей Александрович был в высшей степени интеллигентным человеком, без сюсюкания, без сантиментов, направленным всегда на дело, на работу. Он считал себя «ломовой лошадью истории» - как он сам определял сущность русской интеллигенции.
Андрей Александрович учил нас постоянному поиску сценической образности, наиболее адекватной идее автора. В работе режиссера главное - понять и вскрыть стилистику данного автора, которого ты сейчас ставишь. Вспоминается первое занятие на втором курсе, на которое пришел Гончаров. Это было 2 октября 1974 года. Этот день совпал с днём смерти Василия Шукшина на съёмках. Шукшин стал уже к этому времени автором театра Маяковского и поэтому близким и любимым человеком в театре. Когда я пришел в этот день театр (наши занятия по режиссуре и актерскому мастерству проходили в здании Театра имени Маяковского), то сразу почувствовал, а потом и увидел, что в театре какая-то напряженная обстановка, а преподаватель нашего курса Наталья Хаджимуратовна Бритаева ходит по театру вся заплаканная. Прошел слух, что с Шукшиным что-то произошло, но пока еще не ясно жив он или нет.
Как обычно Андрей Александрович пришел к нам в половине восьмого вечера и подтвердил, что слух о смерти Шукшина подтвердился. После минутного молчания в память Шукшина занятия продолжились.
«Тема сегодняшнего дня, в день потери театром своего автора, сказал Андрей Александрович, - работа с автором».
Это было одно из запомнившихся занятий. Наш Учитель говорил проникновенно о роли автора в театре, что без автора театра не существует, и каждый театр и каждый режиссер постоянно находятся в поиске своего автора. Театр Маяковского долго искал своего автора, нашел Шукшина, и сегодня его потерял.
Именно на этом занятии я понял значение автора в театре, и мой поиск продолжается и по сей день.
Андрей Александрович учил нас, что главная функция театра заключается в том, чтобы разговаривать со зрительным залом о социальных и нравственных проблемах, говорить со зрителем о его насущных заботах. И поэтому режиссер должен понимать идущие в обществе процессы, уметь оценивать их. Отправной точкой в творчестве является стремление откликнуться на актуальнейшие проблемы человека, стремление вести со зрителем искренний разговор об истинных человеческих ценностях.
И поэтому уже на 1-м занятии нашего курса Андрей Александрович сформулировал первое правило театра: «Театр начинается с воспалённой зоны в зрительном зале». Если в головах зрителей есть эта тема, которую мы хотим ему со сцены показать, тогда появляется контакт, диалог сцены и зрительного зала.
Если темы нет в головах зрительного зала, вы можете играть как угодно хорошо, даже утонченно, но контакта со зрительным залом не произойдёт. Если тема спектакля не интересна зрителям, то как бы ни совершенна была структура психологических построений на сцене, это не станет достоянием зрительного зала.
На протяжении пяти лет Андрей Александрович учил нас постигать проблемы человека и общества, а затем выражать их на сцене художественными средствами. Учил искать образный эквивалент тех вопросов, которые являются предметом раздумий современного человека. Именно образный эквивалент, потому что тенденциозность в виде голой сцены работает не на идею, а против неё.
Учил он нас режиссуре требовательно и доброжелательно, но без всякого умиления перед нашими «достижениями». В общении с Андреем Александровичем было чувство равноправия, он относился к нам как к равным, а не как к школярам. С ним было легко разговаривать, он был внимателен к собеседнику и старался всегда его понять. Уже после учебы, когда у меня возникали вопросы в театре, и я не мог найти на них ответ, я или приезжал к Андрею Александровичу в Москву, или звонил ему, и он всегда помогал мне своим советом или делом. Не было ни одного случая, чтобы он отказал мне в помощи.
Андрей Александрович был человеком энциклопедических знаний в области литературы, истории, культуры. Но он не выпячивал свои знания. Он был очень скромным человеком. И он любил искусство в себе, а не себя в искусстве. Он также любил искусство в каждом человеке, и поэтому коллекционировал таланты, иногда нарушая устоявшиеся правила и нормы. Со мной на курсе училась Лена Козлитина. Андрей Александрович взял её учиться в ГИТИС после 9-го класса, без аттестата зрелости. И, учась на 1-м курсе театрального искусства, Лена училась одновременно в 11-м классе вечерней школы. После окончания ГИТИСа Лена стала актрисой Театра им. Маяковского.
Труппа этого театра была самой лучшей в стране. Андрей Александрович собрал в своем театре самых талантливых актеров и очень любил их.
Но не только актерский цех был в этом театре на редкость талантливый. В этом театре была прекрасная литературная часть, возглавляемая Виктором Яковлевичем Дубровским. Музыкальной частью заведовал талантливый композитор Илья Михайлович Меерович, который писал музыку еще к «Катерине Измайловой» в постановке легендарного режиссера Алексея Дикого. И завпост был в театре дивный. А хороший завпост в театре дорогого стоит. Все эти службы комплектовались самим Гончаровым и составляли заметное звено в ансамбле театра.
Андрею Александровичу ставят иногда в вину то, что является высшим достоинством в профессии режиссера: проявление воли в творческом процессе. Да, он был очень волевым человеком. Может, поэтому некоторые люди называли его режиссером-деспотом, режиссером-мужиком. Да, он был мужиком. То есть настоящим мужчиной, принимающим все удары профессии и жизни с открытым забралом, как благородные рыцари в Средневековье. Поэтому Андрей Александрович ходил всегда с гордо поднятой головой, а не с ссутулившейся спиной. Режиссер – это чисто мужская профессия, и настоящий режиссер всегда настоящий мужчина.
Мне посчастливилось встретиться в своей жизни с другим выдающимся режиссером Георгием Александровичем Товстоноговым: я проходил у него в БДТ двухгодичную режиссерскую стажировку. И он тоже был мужиком, то есть настоящим мужчиной. И в нем тоже не было ничего феминистского.
Есть правда, и женоподобные режиссеры, люди без внутреннего горения. Но они не являются режиссерами, они играют в режиссуру. Ничего интересного и захватывающего дух они не в состоянии поставить. Выдающиеся театральные полотна достояние только режиссеров-мужиков.
Поэтому, когда говорят, что этот режиссер – деспот и мужик, это высшая похвала режиссеру. Правда, здесь нужно сделать существенную оговорку: этот режиссер должен принадлежать к слою «просвещенной монархии», а не к слою «неграмотного хамства».
Но лукавит Андрей Александрович, когда пишет в книге «Мои театральные пристрастия», что он пошел в театр из-за своей жены Веры Николаевны Жуковской. Я был рядом с ним 8 лет (5 лет в ГИТИСе и 3 года он был моим научным руководителем в аспирантуре), но ни разу не слышал от него таких слов. Просто человек такого могучего таланта, такого темперамента, такой Художник не мог не пойти в театр. Талант – это, конечно, дар Бога. А с другой стороны талант это и насмешка дьявола. Если Бог дал человеку талант (по определению Гончарова талант это тогда, когда «Мельпомена на него пописала»), и у него нет возможности или желания этот талант проявить, то этот Божий дар будет давить человека и в конце концов задавит. Не мог такой одарённый человек, как Андрей Александрович, режиссер от Бога, каких мало на свете, жить без театра. Потому-то и стал он режиссером, И создал чудесный, неповторимый театр, на сцене которого господствовали всегда художественность и жизнеутверждение.
Андрей Александрович был тончайшим дипломатом, просто так 34 года руководить таким сложным и к тому же живым организмом, как театр, тем более театром кинозвёзд, каким был Театр имени Маяковского, простому смертному режиссеру не дано. Тут надо быть не только талантливым режиссером. Тут надо быть супердипломатом и очень гибким руководителем. Андрей Александрович был таким.
Но в одной области он отбрасывал все дипломатические приёмы, был неуступчив, бескомпромиссен и непререкаем – в области художественной правды на сцене. И всё это определялось той гранью чувства художественности, которая присуща только поистине гениальным людям. Требовательное отношение к актерам было у него не от плохого характера, а от внутренней, врождённой потребности – стремления к художественному совершенству.
Андрей Александрович был необычайно многообразен в отношениях с людьми: с каждым человеком у него были свои отношения, Но я не видел в его отношении к людям ничего диктаторского или высокомерного. Просто он не позволял никому «плевать себе в суп». Он неоднократно на протяжении учебы говорил нам: не суетись перед клиентом. Вот он и не суетился ни перед кем. И своих учеников этому научил.
Я свидетель многих таких случаев, когда Андрей Александрович был великодушен и его жизненная поступь была величественна. Он не обращал внимания на мелкие уколы завистников и недоброжелателей, никогда не мелочился. Он прощал людям их слабости и концентрировался на положительном в каждом человеке. В подобных случаях говорят: он не помнил зла. И вообще, он идеальным человеком - справедливым, верным, надежным, благородным, всегда неравнодушным. И всегда держал данное слово.
Андрей Александрович был большой юморист и насмешник. Его юмор был всегда жизнеутверждающим. Он не любил страдающих и ноющих людей. Он говорил нам, что нормальный человек бежит от страданий, и приводил нам следующий пример из своей жизни: его мать была очень больна и перед смертью написала ему письмо и положила его в книгу. Андрей Александрович так и не прочитал это письмо. Он брал в руки книгу, видел письмо. Но читать его не мог, потому что это принесло бы ему боль. А человек по природе своей не склонен страдать. Это только артисты на сцене любят страдать. А нормальный человек бежит от страданий. А если уж о Достоевском идёт речь, то там происходит искупление через страдание.
Страдание – не предмет искусства. Люди ходят в театр как в храм и ставят перед входом в театр свечку с надеждой и мольбой. И не надо у человека отнимать надежду! Не надо ковыряться в несчастиях.
Это было второе, и может быть, самое главное правило в искусстве, которое преподал нам Андрей Александрович уже на первом занятии.
В 2003 году вышла книга воспоминаний о нём с необыкновенным названием «Неистовый Андрей Гончаров», написанная его коллегами, учениками, критиками и друзьями. В этой книге четко и объёмно описаны прожитая им жизнь, его неуемный темперамент и его в высшей степени плодотворное творчество. Вот уже прошло более 10 лет как он ушел от нас, но он остался в наших душах навсегда живой. Вот он ходит своей шкиперской походкой, раздаётся его зычный голос на репетиции: «Не то делаешь, родимый! Ты должен увлекать в этой сцене, а не разоблачать. Милый, это же твоя сцена. Ну, так веди же её!». Каждая постановка Гончарова был не просто спектакль, это было воплощение размышлений художника о времени, о нас самих в этом времени и обществе, и одновременно - утверждение общечеловеческих нравственных и социальных идеалов.
Искусство утверждает жизнь, учил он нас. Будучи режиссером от Бога, он ясно и четко определил главную и основную функцию режиссера. Символом режиссера, по Гончарову, является герой сказки А. Горького Данко. Когда людей со всех сторон окружил грозный и неприступный лес, и люди, сбившись в одну кричащую от страха толпу, не знали куда идти и что им дальше делать, Данко вырывает своё сердце из груди и пламенем своего сердца освещает людям путь выхода из мрака и темноты. Данко вывел людей из темного и зловещего леса и ценой собственной жизни спас их.
Вот таким Данко и был Андрей Александрович Гончаров в своей жизни и своём творчестве.