Посвящается светлой памяти моего деда Анания Ивановича Комаренко – одного из украинских первопоселенцев на Семипалатинской земле.

Пролог

Бледное декабрьское солнце, не совладав с холодом, торопилось укрыться за горизонт. Мела поземка. На иртышском льду стоял босой человек без шапки и верхней одежды. Это был нестарый еще, стройный мужчина с правильными, даже красивыми чертами лица, окаймленного аккуратной черной с проседью бородой.

Он понимал, что сейчас его будут убивать те двое нЕлюдей, которые привели его сюда и предусмотрительно раздели. Крестьянская рачительность не позволяла им дырявить одежду смертника пулями и пачкать кровью. Авось пригодится. Они стояли напротив своей жертвы – один постарше в добротной борчатке, (добытой только вчера), опоясанный шашкой; в руке его зловеще поблескивал наган. Второй – помоложе, в солдатской шинельке с обрезанными полами и с винтовкой в руках. Рукавиц у молодого не было, и он постоянно дул на свои озябшие кисти рук.

Несмотря на трагизм ситуации, чернобородый держался достойно, хотя все существо его было наполнено негодованием и протестом, а в душе кипело презрение к убийцам, загонявшее естественный для каждого человека страх смерти куда-то вглубь.

Чего нельзя было сказать о его собрате по несчастью. Рыхлый толстяк, владелец местного кинематографа «Прогресс», совсем раскис. Он упал на колени и, подвывая, пытался ползти навстречу своим убийцам. Молодой конвоир ударил его прикладом в грудь. Толстяк упал навзничь. Чернобородый помог ему подняться и старался как-то приободрить:

- Держитесь, сударь! Не показывайте этим подонкам свою слабость!

- А ты, что героя из себя строишь? – подскочил к говорившему старший из убийц. Его красную от мороза физиономию кривила злорадная гримаса.

- На быструю смерть надеешься? Не выйдет, землячок! У меня к тебе счет особый.

Буду убивать тебя медленно, пока в штаны не наделаешь со страху.

Тут чернобородый плюнул своему мучителю в лицо. Тот на секунду оторопел, а потом с диким криком рубанул свою жертву шашкой. Чернобородый упал.

- Добей его! – крикнул убийца своему пособнику. А у того, как назло, что-то случилось с винтовкой. Выстрела не последовало, а затвор перекосило.

- А-а! Мать твою!- красномордый направил наган в голову лежащему. Осечка!

- Да что он, заговоренный, что ли! – бормотал бандит, вторично взводя курок. Наконец грянул выстрел.

Владелец кинематографа в это время, икая, сидел на льду и тупо смотрел на происходящее, даже не пытаясь убежать. Его убили двумя выстрелами.

Говорят, что у человека перед казнью в голове за какие-то секунды промелькнет вся его прежняя жизнь. Мы никогда не узнаем, о чем думал чернобородый мужчина в эти ужасные мгновения. Жизнь его была подобна стремительному потоку. Отдельные ее эпизоды дошли до наших дней, как подлинные факты.

*Паныч – на западно-украинском диалекте – помещичий сынок, барчук.

Эпизод первый. Истоки будущей реки

Перенесемся же, уважаемый читатель, из этого рокового дня на сорок с небольшим лет назад, в декабрь одна тысяча восемьсот семьдесят восьмого года. Место действия – Украина.

Господский дом Соболевских, в двадцати верстах от губернского города Каменец-Подольска, стоявший в глубине заснеженного сада, был ярко освещен. Отмечался юбилей хозяйки – очаровательной пани Ядвиги.

В жарко натопленном зале на первом этаже духовой оркестр наигрывал вальсы да польки. Ядвига заметно выделялась среди украшенных, как новогодние елки женщин. И дело было вовсе не в украшениях. Грациозная, чернобровая женщина, с годами нисколько не терявшая своей красоты, очевидно, пользовалась каким-то одной ей известным секретом, как утверждали ее воздыхатели. Во всяком случае, никто не дал бы ей сегодня ее пятидесяти.

Именинница вся светилась от счастья. Ну, еще бы! Ведь рядом с ней стоял в белом гвардейском мундире ее любовь, ее гордость – сынок единственный, тезка государев – Александр. Всеобщее внимание привлекал его новенький орден святого Георгия, полученный за отличие при взятии Плевны в недавно окончившейся русско-турецкой войне. Бог услышал материнские молитвы и не задели турецкие пули и ядра ее сыночка.

То-то порадовался бы отец успехам сына, да уже скоро два года, как покинул он прекрасный мир. А всему виной – чрезмерное увлечение охотой. Пустяковая, казалась бы, царапина вызвала столбняк. Врачи были бессильны. При воспоминании о муже Ядвига грустно вздохнула, но перевела взгляд на сына и расцвела пуще прежнего.

- Послушай, почему бы тебе не пригласить вон ту блондиночку. Это Лизонька Боровинская. Миленькая, не правда ли?

Но сын невпопад ответил: - Маман, а где та девушка, что прислуживала нам за завтраком? Ведь это Анюта, лесникова дочь?

 - Анюта, конечно! – с неудовольствием ответила мать, - что это тебя на простолюдинок потянуло?

Нисколько не смутясь, сын гнул свое: - До чего же похорошела! Разговор принимал нежелательный оборот, но тут пани Ядвигу отвлекло прибытие запоздавших Ганецких. Она поспешила им навстречу; Александр при этом вздохнул с облегчением и направился в гостиную, где накрывали столы. Подойдя к одной из хлопотавших девушек, он сказал негромко: - Здравствуй, Анюта! Узнаешь меня? Пять лет не виделись…

 - Здравствуйте, барин. Узнаю, конечно, - так же негромко ответила девушка.

- Значит, ты теперь при доме служишь? А как отец твой?

- Батюшка умер. Вот так я и оказалась здесь. Спасибо пани Ядвиге.

- А помнишь, как ты меня спасала, когда я по неосторожности свалился в овраг и ногу подвернул? Сколько лет тогда тебе было?

- Четырнадцать, барин.

- А знаешь, Анюта, я хотел бы вновь побывать в тех местах и ты мне в этом поможешь.

- Так ведь снег кругом, барин.

- Ничего, я возьму легкую кошевку. Заодно избушку лесникову навестим. Живет там кто нибудь?

- Нет там никого, новый лесник себе новый дом построил.

 А дальше было все, как в сказочном сне. Поездка двух молодых людей в зимний лес. Раскалившаяся чуть не докрасна печурка в сторожке. Романтический ужин при свечах. Шампанское, впервые испробованное Анечкой. Потом настойчивость Александра возобладала над стыдливостью девушки.

 Закончилось все это так же быстро, как началось. После Нового Года Александр уехал в свой полк. А когда ближе к весне у Анечки стал округляться животик, пани Ядвига быстро выдала ее замуж за своего же конюха Ивана Комаря, до сих пор безуспешно добивавшегося благосклонности девушки. Жених имел в селе свой дом, куда и переехали молодые. Барыня даже денег выделила им на обустройство, словно старалась в чем-то задобрить Ивана. Мужик он был неплохой, хотя и странноватый какой-то. Жил бобылем до тридцати лет. Ходили слухи, что знается он с нечистой силой.

Эпизод второй. Приход в мир

Анюта родила сына в день Покрова пресвятыя Богородицы (1 октября по старому стилю). Назван он был Ананием. Когда Ивану показали ребенка, он пробурчал недовольно: - У-у, паныч!

Эта фраза незамедлительно стала достоянием всех злоязычных сельских кумушек. Многих смущало то, что у двух светловолосых родителей появился мальчонка – брюнет. Так и шел по селу нехороший шепоток. Впоследствии и Ананий, повзрослев, задавался этим вопросом и не находил ответа.

Зато, когда через три года у Анания появился братишка Андреян, тут уж в отцовстве Ивана никто не сомневался. Вылитый батько. Такой же белобрысый и веснушчатый.

Эпизод третий. Детство

Ананий с малых лет ощущал нелюбовь отцовскую. Любимцем был Андреян, а ему частенько приходилось слышать: - У-у! Паныч!- особенно, когда батько принимал чарку-другую горилки.

Народ жил в тех краях небогато. Чтоб как-то прокормить семью, многие сельчане уходили с ранней весны и до поздней осени на заработки в город, артелями и поодиночке. Дома оставались одни бабы, старики, да дети малые. Иван за время работы у Соболевских скопил немного деньжат, на которые приобрел пару лошадей и занялся перевозкой разных грузов. Нередко он брал с собой в поездки и Анания.

Однажды в начале осени они повезли на ярмарку целый воз глиняной посуды, купленную Иваном по дешевке у местного гончара. Дорогой у брички сломалось колесо, пока его чинили, время прошло и прибыли они на место торга уже затемно. Отец распряг лошадей, стреножил их и отпустил пастись. Потом взял кнут за ремень так, что кнутовище волочилось по земле, и обошел воз кругом. После чего, взяв Анания, направился ночевать в одну из палаток, поставленных раньше приехавшими односельчанами.

- Тато! А наши крынки не разворуют? – спросил Ананий.

- Ничего, сынок… - ответил, позевывая, Иван

Когда они подошли к палаткам, мужики сидевшие у костерка встретили их радостным гомоном. Добрая горилка развязала языки. Один из мужиков прицепился к Ивану: - Покажи черта, Иванэ! Ты же с ним знаешься…

 Иван лениво отнекивался. Потом неожиданно сказал: - Ты черта хотел увидеть? Ну, гляди – вот он перед тобой!С этими словами он ткнул пальцев в одиноко стоящий на обочине подсолнух, склонивший свою голову под тяжестью наливавшегося зерна. Это высказывание было встречено дружным хохотом всех присутствующих, кроме того мужика. Он видел что-то, чего не видели другие, поэтому, заметно побледнев, часто-часто закрестился, потом вскочил и бросился наутек. Когда его догнали, то вести назад пришлось чуть ли не силой. Он испуганно вглядывался в подсолнух, потешая этим бражников. Однако посиделки на этом почти сразу закончились.

 С первыми лучами солнца Иван разбудил сына и они поспешили на рынок. К удивлению Анания, прямо около их воза растерянно топтался какой-то мужичок, держа в руках глиняный кувшин. Завидев Ивана, человек взмолился: - Дядько! Отпусти!

- А шо с тобою? – прикинулся непонимающим Иван.

- Отпусти, Христа ради! – мужик чуть не плача встал на колени. Проклятый кувшин словно прилип к его рукам.

- Та иди соби, - усмехнулся Иван. Мужик опрометью бросился бежать, выронив кувшин. Ананию страшно хотелось расспросить отца о всех этих странностях, да боязно было. Иван, словно прочтя его мысли, сказал сыну: - Ничего я тебе сейчас не скажу. Мал еще. После поговорим.

Почти год прошел после этого случая. И вот накануне Ивана Купала Комарь-старший ночью разбудил Анания, шепнув ему: - Вставай, одевайся и выходи во двор. Настало время, когда я должен научить тебя кое-чему. Полная луна заливала все вокруг холодным светом. Природа словно застыла в дремотном оцепенении. Даже цикады умокли. Ананию стало не по себе, и он прижался к отцу, а тот увлек его к старой бане, притулившейся в углу двора. Там он зажег две свечи, установил их на лавку и усадил между ними сына. Сам встал рядом, сказав: - Что бы ни случилось, не бойся. Молчи и с места не двигайся.

Прошло несколько томительных минут. Неожиданно дверь в баню со скрипом отворилась. На пороге стояла огромная черная собака. Глаза и пасть ее горели фосфорическим блеском. Ананий вскрикнул в испуге и соскочил с лавки, теряя сознание. Когда очнулся, никакой собаки и в помине не было. Отец был страшно зол.

 - Ты все испортил, паныч! – бурчал он, наградив сына подзатыльником. Больше никогда отец с сыном, словно по молчаливому уговору, этой темы не касались.

Эпизод четвертый. Большие перемены

Вошедшая в состав России в 1793 году после второго раздела Польши Каменец-Подольская губерния по количеству земли, приходящейся на одну крестьянскую душу, была на одном из последних мест в империи. Огромные плодородные пространства исстари принадлежали польским панам, перешедшим в российское подданство. Украинцам только и оставалось, как на них батрачить.

Мало что изменилось и после отмены крепостного права. Формально свободные крестьяне земли не имели. Бедность коренного населения была ужасающей. Поэтому в конце девятнадцатого века появилась у народа устойчивая идея переселения на Восток – на Урал и в Сибирь. Говорили, что за Каменным поясом каждая семья получает земли столько, сколько может обработать. Новоселам предоставляются ссуды и налоговые льготы, а лес для постройки домов – и вообще даром. Уезжали целыми селеньями.

Ананий к этому времени окончил четыре класса церковно-приходской школы. Священник отец Федор считал его одним из лучших своих учеников.

 - Ему бы дальше учиться,- пытался убедить Ивана священник. Но тот уже загорелся идеей переселения, перевернувшей дотоле привычную жизнь. Вскоре он отправился в далекий путь в переселенческом обозе, взяв с собой обоих сыновей. Ананию шел тогда тринадцатый год. Не одну тысячу верст протряслись они в обозе до Омска. Затем семейство Комаря двинулось вверх по Иртышу на пароходе. В Семипалатинске Иван рассчитывал встретить земляков, что было опереться на кого в первое время.

Но судьба распорядилась по-иному. Еще на пароходе Иван тяжело заболел. На семипалатинский причал он сошел, еле передвигая ноги, и через несколько дней умер в больнице от крупозного воспаления легких. Антибиотиков тогда еще не знали. На дворе стоял 1892 год. Перед смертью Иван обнял плачущих мальчишек, сказав Ананию:

- Тяжелая участь тебя ждет. Но я уже ничем помочь не могу. Ухожу… За Андреяна не бойся, он еще тебя переживет.

В переселенческой комиссии с должным вниманием отнеслись к осиротевшим малышам. Андреяна за казенный счет устроили в техническое училище. Показав неплохие способности к математике, он потом всю жизнь проработал счетоводом – и при царе, и при большевиках.

Ананий имел начальное образование и решил идти работать. Нужно же было как-то жить им с братом. Его взял рассыльным в свою фирму купец первой гильдии Прокопий Федорович Плещеев. Непривычная для русского слуха фамилия Комарь трансформировалась в Комаренко, да так и осталась навсегда.

Старательный Ананий пришелся по душе Плещееву, и уже к восемнадцати годам он назначил его приказчиком. Ананий мотался по делам фирмы по всей губернии, на практике постигая непростые законы коммерции.

Эпизод пятый. Женитьба

В 1902 году старший приказчик Плещеева Гавриил Васильевич Кузьмин отписал своей матери Марии Ивановне в Тюмень: «Есть тут у нас хохленок один, очень смышленый парень. Лучшего жениха для Вареньки не сыскать. Отправляй ее сюда в Семипалатный.

Варенька была младшенькой, седьмым по счету ребенком в семье Кузьминых, всеобщей любимицей. Ее отец – участник русско-турецкой войны, полковой лазутчик, георгиевский кавалер Василий Кузьмин, по возвращению с войны прожил недолго, так и не дождавшись появления Вареньки на свет. А она родилась в конце декабря 1879года.

Впоследствии, как дочь героя войны, была принята на бесплатной основе в педучилище, окончив которое, преподавала в тюменской церковно-приходской школе.

Семипалатинск удивил северянку Вареньку своей экзотикой. Она с некоторой опаской взирала на верблюдов, увиденных ею на базаре. А помидоры боялась сначала пробовать, считая их чем-то ядовитым.

Вскоре Варенька была представлена своему нареченному. Молодые люди сразу понравились друг другу. Обручение, да потом и свадебка совсем сблизили их. Прокопий Федорович Плещеев на свадьбе вручил своему питомцу пухлый конверт с деньгами, пошутив: - это Варе на булавки. А потом сказал: - Пора тебе, Ананий выходить в самостоятельное плавание.

По традиции жизнь молодой семьи началась свадебным путешествием. Ананий повез жену на Украину, познакомив с матерью. Побывали молодожены и в Польше. Когда они прогуливались в одном из тамошних парков, Варенька заметила, что Ананий прямо-таки притягивает к себе взгляды ветреных полячек своей мужской красотой и статью. Улыбаясь, они что-то громко говорили друг другу, указывая на него пальцами.

- Что они говорят? – спросила Варенька мужа.

- Ах. Какой красавец! – перевел он и тут же добавил: - Не переживай! Ни одна женщина, кроме тебя, для меня просто не существует, моя Богом данная женушка.

В верности этих слов Варвара Васильевна убеждалась на протяжении всей их совместной жизни.

Эпизод шестой. Быстрый старт

По возвращению домой Ананий Иванович с головой окунулся в работу. За время работы с Плещеевым он хорошо изучил потребности рынка в товарах и услугах. Поэтому он решил сосредоточиться на переработке зерна, построив две мельницы в селах Шелковниково и Топольное (теперь Алтайский край), в последнем спустя некоторое время соорудил и лесопилку. Чтобы быть ближе к производству, молодые обосновались в Топольном. Отсюда Ананий руководил делами, наезжая и в Шелковниково, и в Семипалатинск.

Варенька занималась домашним хозяйством. Все вроде было неплохо, да вотбеда – не удавалось пока обзавестись потомством. Двое новорожденных умерли во младенчестве. Поэтому, когда в 1905 году появилась дочка Руфочка, радость родителей была неописуема.

Вскоре подвернулось по-настоящему крупное дело. Городская управа подбирала подрядчика для строительства женской гимназии в Семипалатинске. По рекомендации Плещеева эту работу поручили малоизвестному еще Ананию Комаренко. Но не все благосклонно смотрели на успехи молодого предпринимателя. Некоторые злобно шипели ему вслед: - Широко шагаешь, штаны порвешь! Тем не менее, Ананий качественно и в срок завершил все работы. Теперь на него посматривали с уважением.

Это здание просуществовало до 1987 года, в советское время здесь размещался зооветинститут. После страшного пожара уцелели только стены. Здание не восстановлено до сих пор и стоит в городе памятником головотяпству.

Эпизод седьмой. Подводные камни

Жизнь предпринимателя всегда таит в себе неожиданные трудности, схожие с подводными камнями на пути корабля в незнакомых водах. Анания Ивановича иногда подводили чисто человеческие черты. Он был излишне доверчив, не умел хитрить и пресмыкаться.

Однажды некий Дерябин одолжил у Анания крупную сумму. Когда речь зашла о расписке, пройдоха заморочил заимодавцу голову, обещая представить расписку от третьего лица. Никакой расписки наш простак не получил, а через некоторое время должник вообще стал его избегать.

Ананий был возмущен, но ругать приходилось самого себя. Его постоянный возчик Хасен, заметив неладное, спросил: – Что грустный такой, хозяин?

- Да вот, одолжил одному знакомому деньги и теперь не могу долг получить. Расписки нет, в суде ничего не докажешь.

- А зачем давал?

- Да он чуть не плакал, просил…

- Ай, Ананий Иванович! Ты больше так не делай! Он будет плакать просить, а ты плачь, но не давай!

Ананию только и оставалось, что грустно кивать в ответ. А в другой раз у него сорвался выгодный подряд из-за того, что не пожелал лебезить перед одной влиятельной дамой. На раут не поехал. Сказал, как отрезал: - Руку могу целовать только родной матери. Узнав об этом, мстительная дама соответственно подготовила своего супруга, и подряд уплыл к другому.

Эпизод восьмой. Симптомы грядущей беды

Ананий Иванович оккультизмом не занимался, гадалок избегал. Но настал такой такой день, когда он получил весьма странное предсказание. Идя по базару, он был привлечен многоголосым шумом и подойдя ближе, увидел цыганенка, укравшего крендель с лотка. Торговка была настроена решительно. Цыганенку грозила расправа. Ананий Иванович пожалел беспризорника, помня о своем трудном детстве. Поэтому он рассчитался с лоточницей и попросил отпустить цыганенка. У базарных ворот к нему подошла цыганка и рассыпалась в благодарностях за спасение сироты.

- Чем же тебя отблагодарить добрый человек? – сказала она- Давай я тебе погадаю. Но внимательно посмотрев на Анания, цыганка вдруг нахмурилась: - Нет! Не буду я тебе гадать, но одно запомни – в сорок лет ждет тебя беда большая, именно в этом городе. Надо бы тебе уехать отсюда подальше, может быть все и обойдется.

Такое предсказание встревожит кого угодно. Ананий старался внушить себе, что цыганам верить нельзя, но неприятный осадок от этой встречи все же остался. Тем временем у него появился враг. Если у человека нет врагов, то пусть он не обольщается, так будет не всегда.

Осень, как известно, на мельницах – горячая пора. С раннего утра здесь толпятся земледельцы, желающие смолоть зерно. В этот день в Шелковниково один подвыпивший мужичонка, нарушив установленный порядок, полез на мельницу без очереди. Его телега сцепилась оглоблями с другой, блокировав движение. Лошади хрипели и кусали друг друга. Озлобленная мужичья брань стояла над площадью.

Ананий, на правах хозяина, вместе с мельничными грузчиками быстро навел порядок: выпрягли лошаденку, повозку оттащили в сторону. Но мужик не унимался, Он схватил Анания за грудки и что-то орал, яростно брызгая слюной. Комаренко брезгливо оттолкнул бузотера, да так, что тот плюхнулся прямо в лужу. Весь в грязи, под смех окружающих, он еще долго грозил вслед уходившему Ананию: - Ну, погоди хохлацкая морда! Ты меня еще попомнишь! И ведь действительно их следующая встреча привела к трагедии.

Эпизод девятый. Ночь в могиле

Одно время Ананий Иванович увлекался охотой. У него было прекрасное ружье фирмы «ЗАУЭР». Была и собака, хорошо обученный сеттер. Возвращаясь как-то поздно вечером с поля, провалился наш охотник в какое-то древнее захоронение. Выбраться сам не смог. Кричал, стрелял, да кто-же ночью-то услышит. Собака убежала куда-то. Так и просидел в яме до утра.

Как рассвело, глаза на лоб полезли – из ниши в боковой стене вывалился скелет и, усмехаясь, смотрел на человека пустыми глазницами. Ощущение не из приятных. Но теперь крики и выстрелы были услышаны.

Вскоре подъехал конный пастух и помог выбраться. Оказывается, собака ночью вернулась домой и перепуганная Варенька упросила сельского старосту Степана Маркеловича начать поиски. С рассветом и вышли.

Охоту наш герой с той поры забросил. Хуже всего было то, что стал он после этого покашливать, прихварывать. К ужасу Вареньки тест на туберкулез оказался положительным. Все это происходило в 1910 году.

Эпизод десятый. Немного мистики

На семейном совете было решено ехать в Санкт-Петербург. Здесь в глуши надеяться на квалифицированную медицинскую помощь не приходилось. Оставив дочку на попечении Варенькиной сестры Анны, чета Комаренко двинулась в далекий путь.

Столичные медики диагноз подтвердили, но посоветовали лечиться дома, так как сырой петербургский климат в этом случае был явно противопоказан, а Италия – слишком далеко и дорого.

Перед отъездом Ананий пошел прогуляться по городу, а Варенька осталась в гостинице, ей что-то нездоровилось.

Дальнейшее разумному объяснению не поддается. В Петропавловском соборе Ананий осматривал гробницы русских царей. И вот стоя над гробницей Александра Первого, подумал: - Такое величие и такая странная смерть.Неожиданно он услышал совершенно явственно голос: - А тебе будет еще хуже. Тебя в землю зароют живым. Ананий, вздрогнув, огляделся по сторонам. Вокруг никого не было.

Эпизод одиннадцатый. Изменения к лучшему

По возвращению домой Ананий по совету Хасена все лето провел в казахском ауле у его брата. Жаркое степное солнце, жирная баранина и кумыс совершили чудо – больной пошел на поправку. В 1911 году анализы уже не выявили зловредных палочек Коха.

Ананий повеселел: - Вот, видишь, - говорил он жене, - голос в соборе всего лишь галлюцинация.

С удвоенной энергией взялся он за работу. Созданное им торгово-промышленное товарищество «Соединитель» было прообразом будущих холдингов. Впервые объединились крупнейшие производители зерна и переработчики. Результаты не замедлили сказаться. Успешно действовало товарищество и в годы войны, поставляя продовольствие для армии.

Эпизод двенадцатый. Не хлебом единым

«Не хлебом единым жив человек» - истина избитая, но абсолютно верная. Каждая живая душа имеет свои пристрастия, иногда утонченные, иногда низменные.

Ананий, в отличие от большинства торговой братии, не имел тяги к вину, картам, женщинам. У него было редкое для того времени увлечение – нумизматика. Мог часами рассматривать старинные монеты под увеличительным стеклом, заботливо очищал их от грязи и окислов, протирал суконкой. Все началось с нескольких монет, доставшихся ему от отца. Постепенно коллекция росла. Кляссеров тогда не было, и монеты хранились в двух мешочках, которые Ананий собственноручно сшил из тонкой кожи. Часто он говорил жене: - Это наше богатство. Варя в этом не очень-то разбиралась, но запомнила, что там были уникальные монеты, чеканенные еще Богданом Хмельницким.

Другим увлечением было самообразование. Каждый раз по приезду в Семипалатинск не забывал Ананий Иванович в библиотеку заглянуть. Своих книг немного было. В основном классика – объемистые однотомники Пушкина, Лермонтова, Жуковского, Гоголя. Для Руфочки выписывали детский журнал «Задушевное слово»

Однажды произошел курьезный случай. Из Петербурга Ананий привез богато иллюстрированную книгу «История французской революции» и похвастался ею перед местным попом. Тот, проявив бдительность, донес «куда следует». Пришлось объясняться перед жандармами.

Они поначалу хотели даже изъять книгу. С трудом удалось их убедить в абсолютной легальности данного сочинения.

В пылу дискуссии один из блюстителей порядка заявил: - Из-за таких вот книг в народе дух бунтарства процветает. Дурные примеры заразительны. Нельзя внушать простолюдинам вредные идеи. Чем больше народ просвещать, тем больше опасности для просветителей.

Ананий горячо возражал. Время покажет, кто был в этом споре прав. Приближался семнадцатый год.

Эпизод тринадцатый. На распутье

Когда в провинцию дошли слухи об отречении Николая Второго, Варенька, женским сердцем чувствуя беду, сказала мужу: - Я боюсь. Давай уедем в Америку. Зловещее предсказание цыганки припомнила.

Ананий не соглашался, приводя такие соображения: - У нас сейчас на счету пятьсот тысяч, вот догоним до миллиона – тогда и уедем ( в ту пору рубль равнялся двум долларам).

Однако галопирующая инфляция быстро обесценивала любые состояния, а в конце 1917 года стало ясно, что время для переезда упущено. В Топольном появились дезертиры, бежавшие с фронта. Своими россказнями они до того заморочили голову мужикам, что те собрались разбираться с «мироедом Комаренко». Хорошо, что староста Степан Маркелович предупредил. Уезжали наспех, ночью, оставив мельницу и дом на разграбление мародерам.

Плещеев, правда, успокаивал:- Большевики – это ненадолго, два-три месяца, и каюк!

 Ананий не соглашался: - Пожалуй, лет пятьдесят продержатся, пока народ прозреет. Но и он ошибся. Этим авантюристам удалось дурить голову народу почти семьдесят пять лет.

Эпизод четырнадцатый. В эпицентре враждебного вихря

Если в Москве и Питере большевики держались за счет тотального террора, то на периферии их власть была поначалу слабой и быстро рушилась. В Семипалатинске она просуществовала с января по июнь 1918 года, затем до декабря 1919 года город находился под властью Сибирской директории Колчака. Наиболее боеспособными частями здесь были анненковцы.

Однако предательство белочехов резко изменило обстановку в пользу Красной армии. Под ее ударами, при содействии сибирских партизан, колчаковский фронт дрогнул и начал рассыпаться. Атаман Анненков, сберегая силы для отступления в Китай, не стал оборонять Семипалатинск, покинув его без боя. Следом за ним в начале декабря в город вошел Четвертый крестьянский корпус партизанской армии Мамонтова под командованием бывшего царского офицера поручика Козыря.

Этот человек совершенно невнятной политической ориентации, член партии эсеров, а по убеждениям – анархист, чувствовал себя, как минимум маленьким Наполеоном. Ворвавшись в город, он милостиво разрешил своим «орлам» под видом определения на постой пограбить мирное население.

И вот, в дверь дома, где квартировала семья Комаренко, громко постучали. Вошедшие потребовали предъявить документы, деньги и драгоценности. Вдруг один из вошедших, с красным обветренным лицом воскликнул радостно: - Анашка, сукин сын, здравствуй! Не узнаешь, что ли? И не дожидаясь ответа, продолжил : - Шелковенскую мельницу помнишь?!

После этих слов Ананий Иванович узнал забияку, посаженного им когда-то в лужу. Краснолицый не умолкал: - Как живешь, землячок? Деньги-то есть?

Комаренко тихо ответил: - Деньги все были в банке, а теперь экспроприированы. Вашей же властью.

-Ну, а выпить хотя бы есть? – вставил слово второй партизан.– Я не пью ребята. Могу чаю предложить.

Это предложение рассмешило партизан. Краснолицый скомандовал: - Собирайся. Пойдешь с нами.

Ананий Иванович все понял, твердо сказав жене, выбежавшей на крыльцо: - Варя, вернись!

Но бедная женщина бежала за ними следом до самой резиденции Козыря, где ее дальше порога не пустили, сказав только, что ее муж арестован и разбираться с ним будут завтра. В слезах Варвара Васильевна вернулась домой, ведь Руфочка там оставалась одна. Всю ночь они просидели в жутком оцепенении, не сомкнув глаз.

Наутро Варя снова появилась в штабе партизан, но ничего выяснить не смогла. Анархия там творилась полнейшая.

Только на второй день с помощью верного Хасена отыскала несчастная женщина на Иртыше полузанесенный снегом труп своего мужа. Знакомый врач, осматривавший тело погибшего, пришел к выводу, что обе раны были не смертельны, а потерявший сознание человек просто замерз.

Эпизод пятнадцатый. Неправедный суд

Поручик Козырь в тот вечер изрядно заправившись смесью спирта с кокаином, чувствовал себя уж совсем Наполеоном. В его мозгу вызревал дикий план мятежа против советской власти.

 В этот момент и доставили к нему Анания Комаренко.– Кого это вы мне привели? - Козырь чувствовал себя уже Понтием Пилатом.

- Это шелковенский кулак. Меня на мельницу не пускал – доложил красномордый.

- А ну, становись на колени и проси прощения у людей- лениво процедил Козырь.

- Где ты здесь видишь людей? Это же дерьмо в человечьем платье! – довольно дерзко ответил Ананий Иванович.

- Ах, вот как! Отдаю его вам, ребята. Делайте с ним, что хотите, - новоявленный Понтий Пилат картинно прикрыл глаза.

Через несколько минут конвоиры вывели Анания Ивановича на улицу, прихватив перепуганного толстяка, владельца местного кинематографа. Дальнейшее известно.

Эпилог

Так закончилась жизнь одного из первых Семипалатинских предпринимателей Анания Ивановича Комаренко. Закончилась она по прихоти по прихоти одиозной личности – поручика Козыря, который спустя непродолжительное время пытался поднять мятеж в Усть-Каменогорском уезде, но был обезврежен при активном участии члена ревкома Павла Петровича Бажова, впоследствии известного писателя.

Андреян на похороны брата не пришел. Время было такое. Помочь безутешной вдове решился только Хасен, приведший с собой двух джигитов.

Через несколько дней младший из убийц неожиданно пришел в дом казненного. Совесть бандита, видать, замучила. Дома была одна Руфочка. От него она и узнала подробности допроса и расправы над своим отцом. Убийца клялся, что он не стрелял и валил всю вину на своего подельника. Принес девочке отцовы часы, но их с ужасом отвергла – часы были чужие.

Самое удивительное, что лет через десять Руфочка, уже молодая женщина, встретила случайно того же самого человека и он поведал ей о страшной смерти красномордого все     в том же Топольном. Тот якобы сошел с ума и перед смертью истошно вопил одно и то же – Ананий Иванович! Смилуйся! Не подходи! Пощади!!!

Могила Анания Ивановича не сохранилась. Городское кладбища, на котором он был похоронен, ликвидировано в шестидесятые годы прошлого века Иванами, не помнящими родства. Мертвецы возразить не могли, а живые благоразумно помалкивали. Тоталитарный режим инакомыслия не терпел.

 На этом месте построили футбольный стадион. Недаром говорят, что если Бог хочет кого-то наказать, он лишает его разума. И в самом деле, большего идиотизма, чем играть в футбол на костях, придумать трудно.

Ананий Иванович погиб в период безвластия, поэтому на него не навешивали ярлык «врага народа». Он официально считается жертвой бандитского самосуда, устроенного отребьем, примазавшимся к революции.

Его жена и дочь благополучно дожили до глубокой старости, сохранив в своих сердцах память о муже и отце.

Оставшись без отца в 14 лет, Руфочка уже в июле 1922 года начала свою трудовую деятельность. Причем, не имея претензий со стороны советской власти, была принята на добровольную службу в управление частей особого назначения (ЧОН) Семипалатинской губернии. В то время против повстанцев в Восточном Казахстане велись широкомасштабные боевые действия с применением артиллерии. После подавления восстания в июле 1924 года ЧОН был расформирован и красноармеец Комаренко Руфина Ананьевна демобилизована.

Началась мирная жизнь. Руфочка окончила сельхозтехникум и вся ее дальнейшая работа была связана с растениеводством. Очень помогали молодому агроному кавалерийские навыки, полученные в ЧОНе. Она объездила верхом все предгорья Алтая. Свои восторженные впечатления о природе Восточного Казахстана, свою любовь к этому краю она сохранит на всю жизнь.

За успехи в плодоводстве и овощеводстве впоследствии ей было присвоено звание младшего научного сотрудника Казахского института земледелия (КИЗ).

В годы войны она возглавляла специализированный семеноводческий питомник, обеспечивающий семенами овощеводческие хозяйства Казахстана. За эту работу11 апреля 1945 года была награждена Грамотой Президиума Верховного Совета Казахской ССР

В 1946 году от имени президиума Верховного Совета СССР ей вручили медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной Войне».

Род Анания Ивановича не пресекся. На сегодня в мире существуют один его внук, двое правнуков и трое праправнуков, несущих в себе гены этого удивительного человека и не забывающих о нем никогда.

Завершить эту документальную повесть на оптимистичной ноте поможет очерк о природе Рудного Алтая, написанный Руфочкой в двадцатилетнем возрасте. Такое восприятие мира не каждому дано.

Чудесный край

На правом берегу игриво-журчащей речки, быстро стремящейся с высоты соседних гор и образующей красивые каскады падающих струй, раскинулся огромный лес, выделяющийся зеленеющим пятном на сером, безжизненном фоне угрюмых, темных скал. Какой резкий контраст между живой и неживой природой! Там, в густом, зеленом лесу жизнь кипит, все живет, копошится, куда-то стремится! И чего только не насмотришься в лесу! Высокие, красивые лиственницы и кедры гордо вздымают свои иглистые вершины, а зеленые елочки выгибают колючие ветви; красуется белая кудрявая березка с душистыми листочками; дрожит серая пугливая осина, а развесистые пихты далеко ушли ввысь острыми верхушками. Белые сережки ландыша, робко выглядывая из травы, качаются меж длинных, гладких листьев. Где-то стучит крепконосый дятел, кричит жалобно желтая иволга, отсчитывает года бездомная кукушка; серый зайчишка шмыгнул в кусты, высоко между ветвями мелькнула пушистым хвостом цепкая белка, далеко в чаще что-то трещит и ломится – крик, писк, щебетанье, суетятся яркие мотыльки, перепархивают с ветки на ветку различные представители пернатого мира, а огромные кроны столетних дерев, раскинув могучие густые ветви, мерно раскачивают своими вершинами и шумят от малейшего дуновения легкого ветерка. А здесь, среди этих мрачных, величавых скал царствует мертвая, глухая тишина; сдвинувшись рядами, серые безжизненные горы ревниво стерегут свой покой, лишь изредка пролетит какая-нибудь птичка, на минуту рассеяв тишину своим появлением, и скроется – ей душно в этом мире покоя и вечной тишины!

 Солнце печет вовсю, на небе ни облачка! Раскаленные камни гор еще больше распространяют удушливый зной; все живое попряталось куда-либо в тень, ближе к воде, - разве где-нибудь на горячем камне сверкнет своей чешуей лениво-растягивающаяся змея – она греется на солнце; - ни звука, ни шороха!

 Вдруг в этой страшной, мертвенной тишине раздается оглушительный удар и шум, повторенный далеким эхом скал… и снова та же глушь, лишь в вышине парит огромный орел; широко распластав могучие крылья! Кто же так дерзко возмутил покой могильный? – то оборвался с кручи огромный камень и увлек за собой массу других, меньших и быстро летят они книзу, захватывая с собой встречные камешки, песок, производя оглушительный шум, повторенный тысячью отголосков, а потом снова все затихает… и так вечно!!
Тишины не существует лишь там, где мчится с бешеным ревом вспененная река; вечно беснуется она, перескакивая с камня на камень и шумя неумолчно, - нет ей преграды, а что слабее – увлекается вслед за нею и несется в потоке, наполняющем своим грохотом ущелье.

Возле речки больше жизни: берега ее поросли изумрудной травой и цветами; местами, у самой воды подымает свои метелки камыш, плакучие ивы, согнувшись низко над водой, купают свои ветви в ее холодных сверкающих струях, а в глубине мелькают блестящие, извивающиеся рыбки. Среди благоухающих цветов с опьяняющим запахом, видна масса порхающих красивых мотыльков. Как легок их полет, какая дивная гармония красок!

Один за одним усаживаются они прямо в цветочные венчики и упиваются чудным нектаром. Огромные жужжащие шмели хлопочут около цветов, склоняющих свои головки под их тяжестью к земле! Посреди всевозможных цветов, в зеленом коврике травы выглядывают несмело кустики земляники с гроздьями алеющих ягодок. Под пологом зеленых ветвей, в густой заросли трав и цветов тоже идет своя особенная, суетливая жизнь: там копошатся тысячи букашек, жучков и червяков различного цвета и величины, - вот громадный жук, важно ползущий по стебельку цветка, мерно раскачивается на нем от пролетающего ветерка; там желтоватый, словно бархатный, червяк, покрытый массою черных волосков, жадно поедает сочный, нежный листик; вечно трудящийся и хлопотливый муравей бегает посреди этого зеленого царства в поисках всего, что может он утащить к себе в гнездо, он ничем не брезгует – соломинки, сухой стебелек травки, листик, а попадется трупик мухи или жучка, - он и это тащит, ему все пригодится; вон промелькнула зеленая, пугливая ящерка и скрылась в куче сухой листвы; там с тяжелым, громким гуденьем летит сердитый шмель; тут быстро проносится малютка-пчела с тонким поспешным жужжаньем – крошка торопится собрать душистый янтарный сок с цветов и нести в свою восковую келью; в кустах щебечут неугомонные малиновки, зяблики и другие птички; раздается пронзительный свист и стрекотание кузнечиков, скрытых в бархатной мураве, а в чистом, ясном воздухе вереницами носятся яркие, легкокрылые стрекозы; - все живет, все радуется и восхваляет природу в ее обаятельно-дивной красоте и величии!! Только высокие, обнаженные. серые скалы мрачны по-прежнему и стоят задумавшись, словно ждут чего-то, да бурливая речка стремительно несется вперед, все вперед, словно догоняя свои, умчавшиеся прежде, кристально-чистые воды, а в лазурно-голубом небе стоит жаркое солнце и обливает своим ярким светом и теплом раскинувшийся внизу ландшафт, да высоко – высоко плывет белое, как снег, пушистое, легкое облачко!

Живописно вьется, словно змея, узенькая тропинка, то убегая вдоль берега речки, то поднимаясь в гору, то вдруг неожиданно поворачивая в глубокий овраг, на дне которого шумит, падающий с горы, бурливый ручеек, сверкая на солнце мириадами ярких брызг, - или пропадает мгновенно за поворотом, словно дальше нельзя ни пройти, ни проехать!

Вдруг, выбегая из-за горы, она приводит к мостику, переброшенному через бурливую речонку. Сколько прелести и восторга возбуждают эти, уже обветшавшие от времени, шаткие мостики, которые незаметно для глаза, из овражка или из-за кустиков являются взорам изумленного путника! Переедешь его и, бегущая вдаль, поросшая зеленой муравой дорожка, быстро скрывается за выступом ближайшей скалы, манит своей неизвестностью все дальше и дальше…

По бокам тропинки тянутся все те же скалы, но тут они, благодаря соседству речки, покрыты зеленью и цветами, лишь вершины их, поднимаясь высоко к небу, выделяются темным пятном на бархатистой зелени; - иногда образуются красивые своды, словно арки, из зеленых, пушистых гирлянд хмеля или разросшийся в изобилии по обеим сторонам кустарник перекидывает свои ветви, увитые змеевидными, цепкими стеблями дикого вьюна, беленькие цветочки коего заманчиво выглядывают между листьями, через дорожку; местами дикий крыжовник тянется сплошной стеной, - на ветвях его гроздьями висят продолговатые, зеленые и чуть буреющие с одного боку , прозрачные ягоды, вкусом и видом напоминая виноград. Едва ли удастся пробраться сквозь его чащу, так как масса острых и крепких игл-колючек вопьется в тело и сильно поранит, будь то животное или человек; немного поодаль растет целыми семьями « меньший брат» крыжовника – дикий миндаль; красиво-изрезанная, серебристым налетом подернутая листва хранит под собою огромные, острые шипы, а на концах его ветвей сидят пушистые, мягкие и желтенькие барашки, величиной с урючную косточку, а выше, на солнцепеке, разрослись кусты черной и красной смородины, сплошь осыпанные крупными ягодами. Много и других кустарников, трав и всевозможных цветов произрастает в этом неограниченном просторе земли, воздуха и света, не стесняемые никем и ничем!!

Чем дальше углубляешься в ущелье, тем природа становится первобытнее, скалы огромнее и величественнее и уже вдали показываются вершины, увенчанные шапками снега, ослепительно блестящего под лучами яркого солнца, - а ниже, на горном плато, видны стройные силуэты, а порою целые группы, пихт и лиственниц, еще ниже расстилаются необозримые луговые пространства, поросшие в изобилии прекрасными горными травами и чудными цветами – безопасное убежище диких животных и птиц.

Проехав еще немного, вдруг обнаруживаешь, что дорожку, вернее едва заметный след, преграждает груда булыжников, валежника, песка и дальше не представляется возможным ехать, так как весь дальнейший путь загроможден спустившейся, огромнейшей оплывиной, иначе говоря той- же лавиной, но только не снежной, а из огромной массы камней всех величин вперемежку со всяким мусором.

Следовать дальше можно лишь пешком, с большим трудом преодолевая все загромождения. Природа ревниво стережет свою неприкосновенность и редко кто, набравшись сил, мужества и неутомимой энергии, проникнет в непроходимые дебри девственных лесов, где еще ни разу не раздавался звук топора, и на необозримо-роскошные, травянистые луга, где еще не бывала нога человеческая; - много нужно трудов и сил, прежде чем эти источники богатств будут подвластны воле человека!!

Вблизи этой оплывины, и без того быстрая речонка, с остервенением мчится через огромные камни и многие из них увлекаются ее силой; она здесь становится полноводнее, ибо недалеко те вершины, которые питают ее снеговой водой.

Но несмотря на ее неимоверную быстроту и бурливость, в ней ухитряются стоять против течения, противопоставляя бешеному напору воды лишь свои крепкие красноватые плавники, серебристые, юркие рыбки, величиной со среднюю стерлядь, которых называют « хайрюзы». Эта рыба, имеющая нежнейшее, вкусное чуть розоватое мясо – может жить лишь в горных быстрых речонках, а не в стоячих тихих водах; она так хрупка и нежна, что не выдерживает перевозки на какие-нибудь десять верст и портится, но когда она приготовляется свежей, то вкус ее обаятелен; ловят ее удочками в ясный и солнечный день, когда она весело резвится в в прозрачных волнах; а в пасмурную же погоду она уходит под камни, корни деревьев, в глубокие страшные омуты – словом, прячется от непогоды!

Тропинка по-прежнему загромождена беспорядочно наваленными грудами камней свалившейся оплывины и проехать дальше нельзя. Неужели все удовольствия незнакомой тропы кончились? Нет ли поворота вправо или влево? Точно, - чуть заметный в густой траве след поворачивает вправо и убегает змейкой за ближайший скалистый обломок – и никакая сила воли не заставит оставаться на месте или повернуть назад, не увидев таинственные недра этого прелестнейшего уголка. Та же растительная глушь, те же оригинальные арки-своды из зеленых ветвей. испещренных всевозможными цветами; кое-где в сырых местах растут массами незабудки, приветливо кивая своими голубыми головками, о чем-то неведомом звенят хрупкие, белые ландыши, - но мостиков уже нет, а просто переезжаешь вброд шаловливую речку, въезжаешь на возвышенности, углубляешься в чащу, снова переправляешься через речонку, а дорожка все бежит и бежит без конца!!

Вдруг за ближайшей горой блеснула яркая зелень, тропинка стала шире, кустарники раздвинулись… и перед восхищенным взором открывается прелестная живописная поляна, наглухо загороженная природным забором – высоченными скалами и покрытая живым зеленым ковром. Приятное затишье с мерно баюкающим чуть слышным шепотом листьев белоствольных берез, в изобилии и неподражаемо-красивом беспорядке разбросанных по полянке, а в их прохладной тени, под пологом нежных ветвей, мерно струясь и сверкая, течет ручеек по огромным серым плитам, которыми сплошь устлано его ложе… Как хорошо, как безумно хорошо, как легко дышится!! Полной грудью вдыхаешь свежий воздух и не можешь надышаться!! Как нежно ласкают глаз мягкие контуры белых стволов и величественные очертания гор! Как нежно и тихо баюкает ручеек своим неумолчным журчанием. Прислонившись к стволу красавицы-березы, хочется забыться и даже умереть в этом убежище мира, красоты и отрады, вдали от шума и дрязг докучливого света. Всем своим существом невольно преклоняешься перед величием и разнообразием могущественной природы!!

Солнце начинает медленно спускаться к западу, скрываясь за цепями гор и вот уже последние лучи его мягко скользнули по обрывам скал, окрасив их в нежно-розовый цвет, потом побледнели… и на небе зажглась яркая вечерняя заря, облив кроваво-красным светом снеговые вершины Алтая.

Все погрузилось постепенно во мрак. Яркий блеск дня уступил свое место темноте и прохладе наступающей ночи; - повеяло холодком и сыростью от речки, затихло стрекотание кузнечиков и жужжание шмелей, пчел и ос. Цветы закрыли венчики и наклонили свои головки книзу; замолкли веселые малиновки. Пролетел тихий ветерок, всколыхнув засыпающие кусты, прокричала где-то запоздавшая птица и… все утихло, наступила ночь.

Одна, две, три – и бесчисленное множество ярких звезд зажглось в темном небе, где-то зловеще прокричал филин; заухала, застонала и рассыпалась громким хохотом сова. Раздался громкий треск сломавшейся ветки, что-то хрустнуло, зашуршало; громкий плеск воды, ужасный писк… и снова тишина! Повеял прохладный ночной ветерок; - выплыл полный, ясный месяц, заливая матово-бледным светом природу, промелькнули летучие мыши и все погрузилось в сон, только ужасные стоны и жалкое мяуканье неслось в затихшем лесу и будило эхо отголосков, наводя жуть и суеверный страх на людей.

Мертвенная тишина, бледный лунный свет, страшные вопли и стоны сов и филинов – все это, развертываясь перед взором путника в фантастической панораме сказочной иллюзии, вызывает немое восхищение, но вместе с тем наполняет все существо непонятной жутью и тоской, замораживает кровь в жилах, инстинктивно заставляет съеживаться, будит игру воспаленного воображения – и сравнивая себя с этой величественно-гнетущей красотой ночи в горах, человек кажется себе таким ничтожеством, таким мизерным и беспомощным в этом величавом спокойствии ночи!! Природа дарит нам неожиданные радости своим разнообразием, но вместе с тем вселяет иногда панический ужас своим непостижимым величием! Насколько день восхитителен и вызывает беспрерывное удивление, настолько ночь гнетет своей спокойно-мрачной тишиной могилы!!

Небо начало чуть бледнеть, лунный свет потерял свою силу и месяц начал теряться в светлеющем небе, одна за другой потухли звезды, потянул утренний ветерок, обильная роса упала на деревья, кусты и травы, покрыв их бриллиантовыми каплями, запели и засуетились проснувшиеся пташки и насекомые. Восток озарился нежно-розовой пеленой – взошла утренняя заря, которую приветствовал хор птиц. От речки поднялась белесоватая завеса густого тумана и, окутывая кусты, медленно поползло по низине; отягощенные росой цветы понемногу поднимали головки и вся природа, точно умывшись, ждала появления яркого солнца, - заря начала потухать, наконец бледный отблеск ее растаял на ясном небе… и показалось дневное светило, - лучи весело побежали светлыми зайчиками по листьям и цветам, зажигая капли росы, проникая в густую чащу, заискрились в струях речки, обласкали наклонившийся камыш и быстро побежали вверх – на горы, обсушивать мокрые камни, мимолетно целуя верхушки дерев и бросая отблеск на огромные снежные вершины, где клубились густые, тяжелые туманы. Наконец все залило яркими лучами света и огненный, раскаленнй диск солнца стал подниматься все выше и выше, обливая землю своим теплом и светом, будя жизнь и суету, и день… яркий погожий день вступил в свои права!!

Вдруг небо стало постепенно заволакиваться тучами, сначала белыми, но потом они принимали все более грозный вид, заволокли темной пеленой солнце и мрачно заклубились на горных вершинах. В воздухе повисла удушливая жара и необыкновенная немая глушь, - на земле ни пения. Ни шороха – все словно замерло и насторожилось. Ни малейшего дуновения ветерка, ни трепетания листвы, а раскаленный воздух обжигает своим пламенным прикосновением!

Солнце совсем заслонили черные, грозные тучи, сплошь обложившие так недавно прекрасное, лазурное небо, и нависли большими хлопьями на груди скал. Сразу потемнело, пробежал порывистый ветер, поднимая пыль и срывая сухие листья, закрутил их в воздухе, послышался отдаленный раскат грома … и снова та же удручающая глушь и томление, как вообще всегда бывает перед грозой. Туча синяя, местами подернувшаяся черными пятнами, надвигалась все ближе и ближе, уже отчетливо слышались сильные раскаты грома, зигзаги молний чертили небо над самой головой. Сделалось темно; налетел страшный порыв ветра – грозного буревестника, сверкнула ослепительная молния, оглушительный удар грома … и первые, тяжелые капли дождя упали на разгоряченную землю, а черная, страшная туча медленно ползла по небосклону. Снова все озарилось огненным блеском молнии, ударил гром, - пронесся вихрь, срывая листья и ветви, сгибая верхушки дерев и кустов, закрутился на дорожке – и поднял вверх громадный столб пыли; застонали деревья под бешеным напором, покатились с гор камешки, взбаламутилась речка, с тревожным шорохом гнулись плакучие ивы и прибрежный камыш пугливо шептался в низине, а сильные порывы ветра все еще бушевали с остервенением; все потемнело, горы потерялись в клубах черных туч, -страшный шум, треск, рев обезумевшей речки, грохот от падения камней и ужасные, оглушительные раскаты грома, повторенные стотысячным эхом скал и ущелий, наполнили воздух, а яркая молния, непрестанно бороздившая все небо огненными зигзагами, придавала всей картине разбушевавшейся стихии поистине великолепный вид.

Страшнейшие раскаты грома, следовавшие за ослепительными молниями, завывание бури в ущельях, наполняли гулом и ревом окрестности, а крупный дождь, как из ведра, лил целыми потоками, поя усталую и истомленную землю! Вдруг страшный треск и шум падения… то сломленное бурей дерево рухнуло на землю, - там, подмытый потоками дождя и не устоявший против напора вихря, с ревом перескакивая с места на место, ломая встречные кусты и деревья, с грохотом ударяясь о глыбы и пни, стремительно несется вниз огромный камень, увлекая за собой бесчисленные трофеи своего пути; - последняя встречная горка… и он с силой падает, глубоко врезавшись в землю, а сзади, по пройденному им пути, спеша перегнать друг друга, мчатся мутные струи дождевой воды.

Переполненная, вздувшаяся речка вышла из берегов, затопив прибрежные кусты и камыш; не только с горы, а даже с маленького пригорка, бегут быстрые, грязные ручейки, образуя местами водопады. Дорожка моя уже покрыта огромными лужами, а дождь все еще с неослабевающей силой превращает ручьи в речки, речки - в реки и мгновенно образует непролазные болота грязи. Буря все еще беснуется, все еще раздаются удары грома, сверкают молнии, но постепенно туча переносится дальше, дождь перестает. С усилием врывается в последний раз сердитый ветер, обдавая градом брызг с наклонившихся ветвей; раскаты слабее, только молния по-прежнему заливает небо пламенными полосами.

Быстро проносятся причудливые обрывки туч, местами уже виднеется ярким пятном голубая лазурь, да кой-где блеснет косой луч солнца.

Дождь прошел; тяжелые, запоздалые капли его медленно падают сверху; освеженная растительность с усилием поднимает свои отяжелевшие от влаги ветки; быстрые каскады струек падают с камня на камень, мелодично журча и плескаясь; неугомонно-сердитая речонка несет свои полные мутные вод вперед, все вперед, - небо прояснилось и заблистало чистейшей лазурью; только вдали громоздятся иссиня-белые облака в виде фантастических башен, пирамид и куполов, но скоро очертанья их расплываются, тают и они уносятся разрозненными клочками по синему небосклону; захватив полнеба, красуется чудная радуга, а жаркое горнее солнышко бросает огромные снопы ярких лучей на освеженную землю.

Загорелись мириадами искр разноцветных огней крупные капли на листьях, стеблях и ветвях; потянулся от речки молочно-белый туман; встрепенулись, защелкали, засвистали и рассыпались громкими трелями малютки-певцы; цветы раскрыли свои венчики навстречу свету и теплу; нежный фимиам пьянящего аромата благоухающей волной разлился в чистом воздухе, а высоко стоящее солнце щедро купало природу в своих ослепительно-ярких лучах.

Исчезли последние остатки облаков и тумана с горных вершин, загорелись огоньками снежные поля и мощный конус Белухи, властно поднимаясь ввысь, отчетливо прорисовался в чистом небе.

Между тем, солнце поднимается все выше и выше, быстро исчезает прохладная влага с листьев, ветвей и цветов, мокрые камни скал незаметно обсыхают, излишняя влага сохраняется только в природных каменных чашах кристально-чистыми озерками разных размеров, - и снова входит в обыденную колею мгновенно-изменчивая жизнь!

Незаметно летит время, - настал период сбора ягод, - кое-где звучит несмелое «ау», теряясь в глубинах скал; - суеверный страх мешает здешним обитателям проникать вглубь ущелья и весь обильный урожай ягод достается миллионам пернатых гостей! С громкими радостными криками, стрекотанием и писком, стая за стаей спешат они опустошать это ягодное изобилье, с раннего утра и до позднего вечера гремит разноголосый хор жадных гостей!!

Хлопоты обитателей огромного ущелья по заготовке ягод, трав и кореньев в своих норах и дуплах на суровую, долгую зиму невольно воскрешают в памяти поэтические строки:

Надо белых грибов насбирать,

Нанизать их по веткам сосновым,

Трав и листьев в гнездо натаскать, 

Конопатить дупло мохом новым.

Оттого-то в лесу суетня

И без ветра в движеньи верхушки,

Оттого вкруг косматого пня

Взрыты мхов разноцветных подушки…

Дни становятся постепенно короче и короче, чаще налетает сердитый ветер, блекнут цветы, покрывается желтизной трава на лугах, а пурпурно- золотистое одеянье осинок придает местности неподражаемо-прелестный вид.

Высоко на горных плато, поросших группами ярко-зеленых пихт, лиственниц и огромных кедров, заметна перемена: яркая и сочная зелень уступает место более матовому оттенку, а крепкие и могучие ветви кедров сплошь усеяны шишками спелых орехов: потянулись тонкие паутинки от ветки к ветке, зажелтела местами кудрявая березка и холодноватый ветерок, налетая внезапными порывами, закрутил в воздухе опавшие пожелтевшие листики – признаки наступающей осени. По ясному лазоревому небу чаще проносятся свинцовые тучки и плачут над уходящим летом, роняя холодные капли дождя.

Но порой, в ясные и теплые дни, когда солнце уже не так печет, когда легкий ветерок навевает грустно-приятные грезы, когда кусты и деревья не потеряли еще своего убора, а лишь стоят, чуть задетые холодным дыханьем осени – эти осенние дни неподражаемо хороши; в увядающей природе так много тихой прелести, так много непостижимой красоты умирающей жизни, в чистом воздухе сквозит какая-то чарующая прозрачность, необыкновенная ясность и легкость; окружающие предметы сквозь эту чистоту встают во всей неповторимости своих причудливых форм!

Пусть осень – олицетворение увядающей жизни, пусть тщетна борьба природы с наступающими холодами, пусть этот последний этап – элегия жизни и смерти, но она имеет свою великую, всесильную красоту увядания, обаятельно- страшную красоту трепетных конвульсий и вздрагиваний умирающего, это отчаянный и последний вызов в неравной борьбе!!!

На небосводе ни облачка; тревожно трепещут слегка пожелтевшие ветки кустов и деревьев; пушистые метелки камыша нежно и гармонично шелестят, задевая друг друга; ниже склонились к прозрачной воде плакучие ивы, роняя поблекшие листья с ветвей, печально глядятся они напоследок в кристальные воды бурливой речонки; воздух как бы заткан золотистыми нитями летающих паутинок; не слышно обычной оглушительной трескотни и пения разнокалиберных крошек- певцов; обгорела и засохла трава на горах, покрыв их желтым ковром с красноватым оттенком; больше стали ослепительные снеговые шапки на вершинах, уходящих далеко в облака; не сползают сырые, серые туманы с груди белого колосса, вершина коего изредка, на мгновение показывается из молочно- белых хлопьев тучек, обложивших его плотным кольцом, и там, где вьют свои гнезда горные орлы, гуляет снежная метель…

Змеевидная дорожка сплошь усеяна сухими, поблекшими листьями, производящими приятный, загадочный шорох даже при осторожной ходьбе.

Тишина стремится поглощать ослабевающие шумы. Даже речонка, и та вроде бы спокойнее стала и меньше беснуется в своем узком, горном русле, а сердитые свинцовые волны ее несут далеко вперед груды опавших, спаленных осенью листьев; над водой реют быстрые, как молнии, радужные стрижи, оглашая тихий, беспредельно- ясный воздух своими гортанными певучими звуками!

Как хорошо, как легко на душе в ясный, чудный осенний денек, какие красивые, сладкие грезы и несбывшиеся мечты будит в сердце эта величавая картина блекнущей природы, как далеко- далеко уносится горе и тяжелый осадок жизненных невзгод заглушается тишиной и миром этого уединенного уголка!! Как глубоко познается жизнь с ее резкими изломами и как много хорошего, чистого говорит природа в своей прощальной красоте! Какая великая минута, нет слов, нет фраз и выражений, чтобы в полном объеме постигнуть, описать или показать всю мощь и величавость красоты данного момента - человеческий язык еще слишком беден и груб, а мысль бессильна выразить одну из величайших тайн природы!!

Это время погожей, ясной и теплой осени, начиная с первого и по восьмое сентября (по старому стилю), в народе называется «бабьим летом». Быстро летят последние теплые денечки, меньше показывается солнышко из пелены туманов, опали листочки и сплошным ковром застлали землю, все чаще и чаще налетает холодный осенний ветер и мелкий, нудный дождичек моросит целыми днями. 

Грустно и нерадостно; холодный дождь пробирает до костей; резкий порывистый ветер, со свистом вырываясь из ущелий крутит в воздухе жухлую листву, медленно ползут огромные свинцовые тучи; кругом темно, сыро и холодно.

Тихо идут длинные, темные ночи; порой всю ночь напролет сеет дождь и на рассвете встает заря во мгле холодной, на смену посылая мрачный день! Кругом голо, пустынно; нет ласки и привета от обнаженных деревьев, не манит отдохнуть засохшая трава на берегу реки и мокрые, печальные утесы навевают невыразимую тоску. И день за днем летит, на смену ночь холодная с туманами приходит, завесой темных туч обложен горизонт и резким холодом уж сильный ветер веет… Темные, тяжелые тучи глухо нависли над землей, холодно и сыро, порывистый ветер шумит верхушками кустов, в бессильной злобе стараясь сорвать с них последние засохшие листочки.

Пошел мелкий, острый дождик, стало холоднее, на речке появились забережники из хрупкого льда, а лужи подернулись тонкой ледяной корой.

К вечеру еще похолодало, хрупкая и тонкая корочка льда стала упругой, заледенели мокрые камни скал и вдруг в холодном, сыром воздухе замелькали нежные, белые пушинки! Сначала редко и как бы несмело, но потом все усиливаясь и усиливаясь, они повалили сплошной белой массой, приобретая форму рыхлых, крупных хлопьев… Попадая на мокрую землю, они таяли, смешиваясь с грязью, но чем больше их падало, тем скорее и глубже покрывалась земля грязно-белой пеленой. Тем временем легкий морозец быстро обернулся основательной стужей, снегопад не прекращался. Наступила темная и холодная ночь, а белые, легкие мухи все также кружились в воздушной пляске и, обессиленные, падали вниз, устилая замерзшую землю белоснежным пушистым ковром!!

Забрезжил свет, на очищенном от туч небе взошло солнце и осветило своими яркими лучами прелестную картину. Но как ни старайся, а лучше Пушкина не скажешь:

Под голубыми небесами.

Великолепными коврами,

Блестя на солнце, снег лежит…

Прозрачный лес один чернеет,

И ель сквозь иней зеленеет 

И речка подо льдом блестит…

Вся, еще вчера черная, земля устлана ровным чистейшим, белым ковром; недавняя дорожка-змейка незаметна под снежной пеленой; угрюмые, серые утесы неузнаваемы в своем новом наряде; забережники далеко вдались в речонку и лишь она, непокорная и ревущая, стремительно рвется вперед. но поздно, ей прошлого вернуть невозможно – и в ее озверевшие волны глядятся ветви дерев и кустов, осыпанные нежным, пушистым снежком, как бы любуясь в зеркало вод на свой причудливо-прелестный наряд.

В воздухе тишина необыкновенная, кругом бело и только самые высокие скалы, оканчивающиеся остроконечными шпилями, остались серым пятном на белом фоне всей местности; ни малейшего дуновения ветерка, который встряхнул бы ветки, поникшие под тяжестью снега, а солнечные лучи, разливаясь огненными полосами, зажгли мириады огней, отражаясь на кристально-чистых снежинках. – все загорелось, все вспыхнуло ярким пламенем бриллиантов и рубинов на необозримом снежном просторе!! Раскидистые пихты и кедры тихо стоят. глубоко занесенные снегом, с трудом удерживая отяжелевшие ветви свои. А кругом – бело, гладко, пушисто и, до боли в глазах, горит искрометными огнями!! Все приобрело загадочный и таинственный облик, а усталая и изнуренная земля мирно почивает под белоснежным одеялом!

Короткий зимний день быстро близится к концу, яркий закат солнца сплошь заливает красновато-оранжевым светом бесконечные гряды гор и поля, словно бенгальский огонь – сначала ярко, затем постепенно уменьшаясь, принимает самые нежнейшие оттенки и наконец гаснет, наступают зимние сумерки. 

Кое-где хрустнет сломавшаяся ветка, гулко отдавшись в тишине, да далеко в отрогах скал и глубине долин раздается голодный волчий вой. Их жуткая песня несется, будя уснувшие окрестности, потом все затихает и на ясный, звездный небосклон выплывает полная луна сторожевым дозором.

Много навалило снегу, сравнялись отлогие холмы с долинами, занесены кусты совсем, уже установились ясные, холодные дни и, заскрипев полозьями по твердому снегу, отдаваясь эхом в расселинах скал, потянулись целые вереницы обозов в далекие, нагорные леса и с раннего утра до сумерек раздается стук топоров и треск валимых великанов, только с наступлением темноты все погружается в крепкий сон.

Дни становятся все короче; деревья все покрыты узорной пеленой –
«заиндевели», в воздухе стоит густая пронизывающая мгла, все живое попряталось и суровый мороз с резким ветром властвуют в огромном ущелье… Темнеет, мороз чувствуется все сильнее, ночная мгла спустилась в ущелье, легкой пеленой окутав все предметы, а дед- мороз свирепствует – нельзя и дух от холода перевести!! Какая ночь! На небе ни единой тучки; как шитый полог, синий свод пестреет частыми и яркими звездами, а грозный колосс- великан, уйдя главою в небеса, блистает в ореоле ярких, радужных огней!

Какая красота, какой покой и тишина!! Но не всегда бывает так – вдруг небо начнет незаметно заволакиваться тучами с молочно-белым оттенком, подует слегка ветерок, крутя столбом снежинки, все усиливаясь и усиливаясь и наконец заиграет бурная, ужасная метель. Сплошной стеной движется взбаламученный снежный столб; вьюга ревет, завывает, словно стая сказочных сирен; визжит резкий ветер – ни зги не видно; вся окрестность теряется, расплывается своими контурами в белой, бешено вертящейся массе снега; мокрыми, огромными хлопьями, порой целыми комками снега слепит глаза и больно ударяет в лицо! Нигде ничего не видно и не слышно, кроме визга и рева ветра, да сплошной стены несущегося снега, только что оставленный ногою след моментально заносится снегом; в считанные минуты возникают огромные сугробы, а кое-где выдуваются глубокие ямы и провалы.

Быть в такое время в дороге врасплох застигнутым ужасной пургой – это, пожалуй, равносильно смерти; раздирающий душу крик теряется в свисте снежной бури, конца и края ей не видно и если при этом как-нибудь случайно не выберешься к затерявшейся хижине пастуха, то неминуемо погибнешь и с холодной лаской накроет тебя снежная перина!

Долго будут бушевать метели, долго будет полновластно царить мороз свирепый, долго будет почивать земля под теплым одеялом и долго-долго будут спать в земле застывшей, окрашенные серебристым инеем, деревья и кусты! Зима томительно долга, хотя и дарит немало прелестей…

Наконец, солнышко начинает пригревать понемножку, появятся сосульки, день все прибавляется, кое-где покажутся проталинки.

В бессильной злобе лютая зима все еще пугает метелями и морозами, но яркое солнце греет все теплее, промчится теплый ветерок и в страшной злобе зима разразится горючими слезами.

Под яркими, горячими лучами солнца быстро начнет таять загрязненный снег, сбегая радостной и звонкой покатит волны вдаль она, потянутся крикливыми стаями с юга разные птицы, проснувшиеся деревья и кусты потянут оживающие ветви к теплу и свету, хвойный лес быстрее всех нальется темной зеленью, красуясь на склонах гор, все станет оживать и просыпаться после долгой спячки, вдруг налетит первая весенняя гроза, наполняя эхом ущелья.

Жизнь входит в свои права, жизнь бурная и неудержная, с веселым пеньем птиц, с жужжаньем насекомых, с благоуханьем цветов и нежным трепетанием ветвей, с задорным ропотом бушующей речонки, с руладами изумительных трелей- переливов малютки-соловья!!

Весна пришла, неся веселье, радость, жажду жизни, идя цветисто- радужным путем!!