Лаура Цаголова. Зимний сон
***
Потемнело в зеркалах:
быль на убывание.
На ресницы вынес страх
тайное страдание.
Заискрились хрустали -
слезная мелодия.
Все хотела утаить…
Получалось, вроде бы…
Но мой полдень сел на мель.
Черное ли, белое -
бесполезное теперь.
Что же я наделала?
Заштрихованы пути
угольком распутицы…
Снегу велено сойти
на чужие улицы.
А мою - стереть с лица
времени столичного.
Чтобы больше - ни словца,
самого обычного.
Чтобы тот, кто мог хранить,
заблудился около.
Значит, так тому и быть…
Далеко-Далекое,
приходи уже за мной!
Не услышишь ропота…
Сладок вечности покой,
если в прошлом – хлопотно.
Горек неурочный час -
счастья предисловие…
Но приму на этот раз
все твои условия.
Суть отчаялась носить
битое телесное…
Я хочу тебя любить,
Царствие Небесное!
ИНЫЕ
По сводным метрикам мгновений
хотим сокрытое познать.
Мы – постояльцы отражений,
приговоренные гадать,
когда обещанные своды
к протяжной вере снизойдут.
Земные пасынки природы,
в которой ангелы живут!
И пусть языческие боги
слагали гимны темноте.
Мы обрели свои дороги,
в часы хождений по воде.
Сны отворяли наше зренье.
Тянулся слух до позывных…
Мы краткий слог сердцебиенья
верстали в буднях черновых.
И узнавали на портретах,
где взгляд слезой одушевлен,
бессмертьем вскормленных поэтов
в числе покинутых имен…
Леониду Губанову
Старит зима
снегом.
Стерпится боль…
Только:
жить без других –
небом,
а без тебя –
волком.
Но почему
сушит
талой водой
горло?
Не отпоить
душу,
разбередив
гордость!
Будто весь мир –
утварь.
Да и сама –
тоже.
Снег пропадет
утром.
В белом земле –
сложно.
Ну, а пока –
вьется,
тянет тоски
прозу…
Мне без других –
солнце.
А без тебя…
Поздно.
2013 г.
Из серии «Сказки для взрослых»...
БЕЗ ЖАЛОСТИ
Она свое бесчувствие качает,
как сказочного детства колыбель.
И в ней души живой уже не чает,
хлебнувший ворожбы кудельной Лель.
Как был обманут! В памяти свирели
капели разговорчивый горох
надсадно перекатывает трели:
забудь ее, весенний скоморох!
Снегурочка – не дурочка – уловка
злопамятно морозных именин.
Приблудница, разлучница, плутовка,
пособница неведомых чужбин.
Жгут ссадины живого интереса
предвестниками раны ножевой…
Колючий лен полуночного леса
кидается, как пес сторожевой
на прятки всех ее уединений.
Постыла!
Прочь!
Иначе: быть беде…
Снегурочка боится вдохновений.
Они – погибель бледной красоте!
Не пережить пронзительного мая,
купающего юные сердца
в любовных снах.
…Как кукла восковая,
для тяжести внебрачного венца
пробитая копьем вязальной спицы, -
Снегурочка исколота теплом.
На белых распускаются ресницах
слезинки сожалений о былом:
- Я таю, Лель…
- Ярило, иссуши!
ЗИМНИЙ СОН
Как рассказать, о чем молчит
любовь на стынущих просторах?
Печалью слезною промыт
веселый час для тех, которых
звала отметить Рождество.
По памяти - до откровенья.
Не утаить свое родство
с носителями оперенья,
учителями трех стихий,
переплетенных у запястья...
Как умолчать, когда стихи,
волшебным блюдцем
бьют на счастье
преданья хрупкой старины?
Не склеить, чтобы наглядеться!
…А за окном свеча Луны
мое замаливает сердце.
ЛЕТАЛЬНОЕ
Отхожу от себя… Покидаю предел...
Импульс жизни – безжизненной нотой.
Заполняет пространство, лишенное тел,
тонкий луч постепенного взлета.
Начинает под сводами бредить крылом,
прорастающим утренней тенью
проходящего сна,
мой светящийся ком –
долгожданный ответ притяженью.
ЭПИТАФИЯ
Ее хоронили в стихах.
И ангелы всех вдохновений
несли на прозрачных руках
наследие тайных молений,
как будто кресты орденов –
награды нездешнего мира…
И щедро сочилось из слов
янтарно-целебное миро.
***
Так, чтобы и вольно, и весело!
Мне хочется перекричать
тоску, что судьбу перевесила
запретом на право мечтать.
Пусть тикает небо настенное –
кукушкиной радости кров.
Мне хочется выветрить бренное
до ясности утренних снов!
Пуститься в последнее плаванье,
не глядя на лет плутовство.
Причалить в отзывчивой гавани,
где всякий рассвет – Рождество.
А там, осмелев от волнения,
на сотни доступных сторон
себя объявить отклонением
от нормы превратных времен.
Картина В. Киреева