Об Авторе: Голышев Виталий Юрьевич, родился в Белоруссии в 1948 году, в офицерской семье. В 1970 году окончил Ленинградский финансово-экономический институт, работал на заводах Мурманской области и Кишинева. Кадровый военный в третьем поколении, прослужил 25 лет в Советской, а затем - Российской армии, из них более 22 лет на Дальнем Востоке. По увольнении в запас 14 лет проработал в различных организациях Хабаровска. С 2012 года – на пенсии.

Письма старой учительницы

Часть 2.

КОЛЛЕГЕ-ВОСПИТАТЕЛЮ.

 «Пишу тебе как коллеге. Офицеры тоже воспитатели».

…Очень хорошо, что ты последовал примеру отца (1). Поэтому и не зачерствел душой, а стремишься к друзьям-товарищам, разыскиваешь их, чтишь прошлое. А прошлое славно не только памятью молодости, а и тем, что было достигнуто большим трудом… И хорошо, что состоялась встреча одноклассников, заставившая задуматься над этим. Хотя, мне кажется, не все это понимают. Отсюда формальные отписки, краткие телефонные общения…

(Из письма от 09.11.2006г.).

…Действительно, военная жизнь, ее трудности вырабатывают в людях хорошие качества. Я в этом убедилась многократно и в доверительных беседах с выпускниками советовала выбирать этот нелегкий, но благородный путь настоящего мужчины. И немало было потом благодарных воспоминаний. Но одно воспоминание очень трагическое.

Было два мальчика – Костя и Сергей. Костя – блондин, Сергей – брюнет. Друзья! Костю я называла Сергеем, так как он – копия Есенина. Очень хорошо рисовал, и за это я ему многое прощала, даже когда в 8 классе друзья не явились на устный экзамен – забыли и загорали на озере. А сочинения он писал на тройки. При подготовке к экзаменам в 10 классе, предугадывая темы на экзаменах, я давала домашние сочинения, рекомендовала материал, но с обязательным иллюстрированием и оформлением в виде альбома. Лучшие сочинения потом выставлялись, ученики читали их.

Костю увлекло это, он хорошо проиллюстрировал и удачно использовал рекомендованную литературу. Получил «5».

Как-то зимой, на остановке, из троллейбуса буквально выскочил военный, схватил меня за руку и со словами «Это моя учительница», через толпу людей увлек меня в троллейбус. Костя Машутин (Сережка)! Курсант Киевского летного училища! И рассказал, что именно тема его сочинения, по которому он получил «5», была на экзамене в училище. А он это сочинение знал почти наизусть.

Потом неожиданная встреча была, когда он стал летчиком. Рассказал, что женился на Лене Гусевой, на которую заглядывался еще в 7 классе, что у них растет дочь, и что он отправляется в Афганистан. «Провалил» бы он сочинение на экзаменах в Училище, не стал бы летчиком (может, художником), был бы жив. Очень больно! Лена – вдова. Может это – судьба?! А у меня на сердце камень, будто грех…

(Из письма от 21 апреля 2007 г.).

…В одном из (твоих) писем сказано о зависти обывателей к жизни военных, а в другом – о безразличии «ко всему, что касается себя». Зависть, безразличие, равнодушие – главные недуги нашего времени.

«…Равнодушие не свойственно каждой клетке моей,

 Презираю спокойствие закрытых дверей…» (да еще бронированных).

Даже мне завидуют. Когда-то даже врач сказала: «Вы больная – а выглядите лучше меня, здоровой». Или же: «А мы до ваших лет не доживем!..». Будто я чьи-то годы проживаю.

В одном из рассказов Альберт Лихоносов пишет о встрече с земляками Есенина на его родине:

«- Сколько вам лет, бабушка?

 - А восемьдесят.

 - Ну-у…

Она засмеялась, потому, что немного убавила года.

- Уморилась считать года, деточка. А зачем тебе мои года? Открою правду – глядишь, и помру назавтра. А так живу, и живу, и все молодая».

Вот так и я живу, хотя возраст не скрываю. Но мысли всякие роятся. Хорошо летом: вокруг деревья, зелень и т.д. но все дряхлеет, рушится, а ремонт непосилен и дорог. Уйти на этаж (2), уехать в Запорожье или еще куда-нибудь?..

…Энергия Юрия Прохоровича, стремление зарядить молодежь восхищают меня (3). Хотя Юрий Прохорович пишет, что мало общался со мной, а я помню, что только он из всех отцов-военнослужащих (4) посещал школу, помогал классу и довольно часто.

Я даже немного побаивалась, чтобы не ошибиться в чем-то. В нем чувствовалась эрудиция. В Армии, особенно после войны, да и в 60-е годы мало было образованных офицеров…

(Из письма от 6 декабря 2007 г.).

…Скоротать зимние месяцы помогли книги-подарки, за что я безмерно благодарна. Читала и перечитывала и И.Ильина, и А.Дементьева, а особенно книгу о В.Пикуле... Ю.Зенков цитирует В.Пикуля о чести офицера: «… офицер в моем понимании – это образец человека и поведения человека». В моем понимании тоже. И примеров тому в моей жизни было много. Был такой случай.

Москва. Зимний короткий день, почти вечер. В кассе «Интуриста» подтвердили мой заказ на билет в Лондон. Ищу ближайшую сберкассу, чтобы обналичить аккредитив. Нахожу кассу в каком-то закоулке. Подходит моя очередь. И вдруг кассир громко говорит: «Вы берете всю сумму – две тысячи?» Я вздрогнула. Как в бреду выхожу из кассы, ко мне подходит женщина и говорит:

«Вы заметили, как кассир работает на воров?» А он тут, недалеко делает вид, что рассматривает образцы бумаг на стенде. Она мне посоветовала обратиться к кому-нибудь из мужчин, чтобы проводил меня через переход к автобусу на ВДНХ. Я дождалась, когда выйдет из кассы офицер, стоявший тоже в очереди. Сказала ему, в чем дело. И он действительно проводил меня через переход. А вор, по-видимому, следил за мной.

В наше время офицеру, да не поверить?!

Как-то я отправила документы в Москву, в посольство Англии. А через три дня обнаружила, что не вложила фотографии. Поехала в аэропорт, узнала, кто из офицеров летит в Москву, и в открытом виде передала ему конверт с фото. На второй день позвонила в посольство, фото были получены…

(Из письма от 27 марта 2010 г.).

___________________________________________

(1) - я, как и мой отец, посвятил себя службе кадровым военным.

(2) - чисто Кишиневское выражение: уйти из частного дома, поменяв его на квартиру в многоквартирном доме, то есть «на этажи».

(3) - О моем отце-офицере, который в моем школьном детстве не гнушался приходить в школу не только на родительские собрания, но и многие мероприятия, проводимые в школе и классе.

(4) - а таковых у нас была добрая половина класса, так как школа находилась на окраине города, рядом с военным гарнизоном.

МОЯ РОДИНА – ЗАПОРОЖЬЕ

…Я родилась в Юбилейный год Советской Власти. Десятилетие, насколько это было возможно, отмечала вся страна: трудились по этому случаю и композиторы, и поэты, и художники. Это все шло в копилку воспитания молодежи. А уже в 1929 – 1930 годах началось страшное – коллективизация, а с нею голод, репрессии, ссылки. Я еле научилась говорить, а выговаривала слово «раскулаченные» - «раскуркуленные» по-украински. А у меня получалось «воскукуленные». Мама закрывала мне рот: наказывала за разглашение «позора» кулаков. Мне было неполных три года, сестре – пять лет, брату – восемь-девять. Они понимали, что нельзя произносить это слово. Так взрослели дети!

Потом ссылка в Челябинск, побег оттуда в Донбасс и так «пошло-поехало». Пишу это к тому, что с 1927 года по сегодняшний день все живу в памяти, как в многосерийном фильме.

А Солженицын говорил, что многого он не знает, многое ушло вместе с ушедшими в мир иной. Есть попытки у людей, у писателей осветить многие моменты той жизни, чтобы люди помнили, чтобы знали.

Я могу рассказать не только о моих родственниках, о близких людях, не только об эпохе, охваченной Солженицыным, но и о более поздней. Я же побывала в разных местах, встречалась со многими людьми, много знаю по рассказам, многое из общения с людьми как учитель.

Это «Былое и думы» старого человека, по которому «прошло колесо истории» в течение 84 лет. Конечно, я не гарантирую высокий стиль, художественность, не только потому, что это жанр писем, но чувствую, что моим фактам нужна обработка…

(Из письма от 15 апреля 2011 г.)

…Окончила сначала Тираспольское педучилище и учительский институт, потом Кишиневский пединститут – это не ленинградское высшее учебное заведение… У меня, как писал А.Чехов, «в детстве не было детства» и если я чего-то добилась, то самоучкой, большим трудом. Могло быть хуже. Будучи в Запорожье, я кое-что рассказала своим племянникам о нашем времени. Они не знают о жизни даже своих отцов, которые многое скрывали, боялись говорить...

(Из письма от 6 декабря 2007 г.)

(Получив от моего отца статью, с просьбой помочь разместить ее в одной из Кишиневских газет, под названием «Маршалы и генералы») …Была и у меня встреча с именитыми военачальниками.

Конец весны – лето 1944 года. Фронт на Днестре. Из прифронтовой территории эвакуируют местных жителей (1). Мы попали в село Ново-Катериновка, километров 20 – 25 от Тирасполя. Это уже Украина, хотя и Молдавская автономия была в составе Украины.

Рядом пустая немецкая колония Блюменталь. Немцы-колонисты ушли вместе с отступающей немецкой армией. Прекрасные пустующие дома и подвалы с пустыми бочками из-под вина. Пять эвакуированных семей (в том числе и мы) перебираются в Блюменталь.

Приходят тыловые части и в Блюментале размещается штаб армии. В «нашем» доме расположилась комендатура, а мы в летней кухне. Через два двора – Генерал амии. Там же в летней кухне и моя подружка.

Понятно: в штабе армии не должны жить посторонние. Когда я узнала, что мы должны вернуться в Катериновку, побежала к подружке. И буквально столкнулась с генералом. Он остановил меня, расспросил, кто я, где живу (мне было тогда 16 лет) и, узнав о моем «горе», вызвал адъютанта, рыжего, почти красного офицера (потом мы его называли просто – Шурка) и приказал ему отменить наше выселение. Помню его слова: «Мы же не немцы, пусть живут эти семьи».

С двух сторон Блюменталя были регулировщики, и все движение шло в объезд. Нас знали и пропускали, когда мы шли на работу в колхоз или в кино в Катериновку, хотя и здесь были часто фильмы. Так мы жили до осени…

…Пошли слухи, что приезжают Жуков и Василевский. Комендатура переехала, нам без надобности приказали не расхаживать. Чувствовалась необычная обстановка во всем.

Где-то под вечер я вышла на кухню…, вдруг подъезжают машины, останавливаются. Из легковой вышли два офицера, по всему видно, что именитые. Я бегом в кухню, машу маме рукой, чтобы молчала. Она в это время готовила ужин. И вдруг слышу: «А кто это здесь прячется?». На пороге стоит один из приезжих и говорит: «А как вкусно пахнет!». На тарелке дымился молодой картофель с укропом, а рядом были малосольные огурчики. «А можно попробовать?», и протянул руку к картошке. Съел две картофелины и огурчик, а два огурчика взял с собой.

Видели мы в окошко, как утром они уезжали. Один из них (тот, что угощался) ниже, тучнее; когда садился, то сидение прогнулось.

Даром нас пугали. Они наше присутствие приняли как само собой разумеющееся явление во время войны. Шурка, летая по делам на самолете «кукурузнике», махал мне рукой. Предлагал от подружки проводить меня домой, но не тут-то было – «рыжий»! А парень, видно, умный, образованный, много знал и нам советовал учиться. Хороший совет! Осенью победный удар на Днестре, война пошла вперед, а я пошла в седьмой класс…

(Из письма от 18 ноября 2007 г.).

...Штаб Армии выехал, когда начал созревать виноград. Потом прошло еще две… недели. И вдруг заезжают две подводы с солдатами. Пожилыми, загорелыми, в обмотках и поношенном обмундировании… Говорят: «У нас есть мука, испеките нам хлеб». Дело было к вечеру. Думаю, что они еще где-то обращались с такой просьбой, но их направили к нам. Маму даже с каким-то упреком соседи называли: «Ты добра маты». До утра хлеб нужно испечь!

Пошли солдаты доставать дрова, стали помогать маме и месить тесто, и топить печь. А поужинать попросили у нас, сказали, что отдадут мукой. У нас почти не было хлеба, но были сухари. Ужин был из картофельного супа с сухарями и молоком.

Эти люди, можно сказать, предопределили мою судьбу. Это был конец сентября. Они стали спрашивать, где я учусь, сколько классов закончила. Почему не учусь? В Катериновке седьмого класса не было, и я решила пойти на следующий год. Они сказали, что я неправильно поступаю, не надо терять времени, и так я три года пропустила, что надо идти туда, где есть седьмой класс, в другое село.

Стали рассказывать, у кого из них сын или дочь учатся в институтах и так далее. Довели меня до слез, сказав, чтобы я утром шла в село Большое Плоское и поступала в школу, что не уедут, пока я не приду с результатами. У меня не было никакого документа, сколько классов я закончила. Уже месяц школа работает. Они посоветовали, как мне поступить. И я утром отправилась в Большое Плоское. Мама в то время при их помощи в натопленную печь сажала хлебы.

В школе я сказала, что нет документов, что прошу принять меня с испытательным сроком. Так они мне посоветовали. И первые же контрольные я выполнила на «пять». Вокруг меня стало много желающих сесть поближе. Это русское село, русская школа, а я шесть классов на украинском языке обучалась. Я даже не призналась, что училась в украинской школе. Некоторые термины приходилось додумывать, а формулы и правила переводить.

Но я училась в Донбассе, где хорошо было поставлено обучение вообще, а русский язык был почти что главным. Я и там училась хорошо. В первом классе к Новому году получила в качестве премии санки. А потом Похвальные грамоты, как правило.

Когда вернулась домой, то, как говорится, их и след простыл. Уехали, но я их помню всю жизнь, особенно то, как они относились к учению, к образованию, как по-отечески, даже со строгостью, отчитывали меня, что я хожу в колхоз на работу и не собираюсь в школу…

…Я ходила в школу в седьмой класс в село Большое Плоское, а… там жила у абсолютно чужой женщины, бесплатно, помогая ей по дому. Домой, в Блюменталь, приходила в субботу, а в воскресенье, с тремя хлебами, десятком яиц и пол-литровой баночкой виноградного повидла (без сахара), возвращалась в Большое Плоское. Хозяйка тоже очень нуждалась и помогала мне только кипятком. Вот так я и закончила на «отлично» седьмой класс.

Плосковцы – староверы-русаки. Их украинцы считали вредными, но это не совсем так. Они иногда угощали меня виноградным мустом (слегка забродившим соком) и замороженным виноградом.

Там мы школьным строем в День Победы пошли в клуб (бывшая церковь) на митинг. После митинга так ликовали и танцевали, что теряли каблуки от «парадных» туфель. И не жалели, продолжали танцевать без обуви. День был солнечный, казалось, что и природа ликовала…

…Потом много людей, хороших людей было на моем пути, особенно в те трудные годы. Было так, что просто не в чем было выйти из дому, не было обуви. Директор педучилища, увидев меня в размокших тапочках в ноябре, посоветовал принести извещение о гибели брата и выдал мне ордер в Военторг на ботинки. В этих ботинках я и закончила училище…

(Из письма от 28 мая 2008 г.).

…Интересна… статья Юрия Прохоровича в журнале…, объясняющая произошедшее не предчувствием, а знанием, предвидением (2).Расскажу случаи со мной.

Это было в первый мой приезд в Англию. На третий день, муж сестры Владислав (по национальности поляк) предложил показать городок. У них нет сел в нашем понимании. Ухоженные дворы с живой изгородью, нет многоэтажных зданий, а в два этажа почти обязательно. Сестра плохо чувствовала себя и осталась дома…

Владек предложил зайти на кладбище, где похоронен первый муж… Маши, но с условием, что я ей об этом не расскажу. Он ревновал ее и к мертвому. У могилы… я многое вспомнила, поплакала.

И, вот, что случилось, когда пришли домой. Еще в прихожей услышали, что сестра спускается из спальни торопливо и с болью говорит; «Почему ты плакала?». Мы удивились, так как я уже давно пришла в себя, а сестра, не видя меня, задает такие вопросы и очень взволнована.

Оказывается, ей очень явственно послышалось, что я плачу (по видимому, во сне), просто слышала мой плач. Вот так на расстоянии передается горе. О посещении кладбища я потом, позднее, перед отъездом рассказала сестре.

Во второй мой приезд друг семьи, эмигрант Александр предложил поехать на международную выставку… Сестра не хотела, говоря, что в Лондоне Саша знает все закоулки и ездит осторожно, а в других местах позволяет вольности. Владек уговорил ее, сказав по-польски: «Саша – добрый коривнык», то есть водитель. Но у нас была авария.

Возвращались мы поздно, дорога была пустынна, но Саша не заметил указатель на объезд, а там был ремонт дороги… И грузовичок наш налетел на огромную кучу щебенки и опрокинулся… И тут же появились и полиция, и дорожники, и «Скорая». Нас усадили в «Скорую», дали по таблетке. Саша велел мне молчать, чтобы избежать сенсации… Мы поехали… к ближайшему пункту дорожной службы…, все расспросили, напоили горячим шоколадом, велели отдохнуть…

Мы решили дома ничего не рассказывать… и тут Владек стал отчитывать Машу, что она весь день бегала к воротам, что все время твердила, что что-то случилось. Сели ужинать. Владек налили по рюмочке… Саша поднял рюмочку и сказал: «За победу». А Владек переиначил по-польски: «За ту бЕду (с ударением на первом слоге)». Но только мы знали о беде!

…И опять Владек удивлялся предчувствию Маши. Это у нее не предчувствие, а предвидение...

(Из письма от 20 марта 2008 г.).

…Будучи в Запорожье, я племянникам рассказала о своей жизни и о жизни их родителей, уже ушедших в мир иной, но не рассказавших им то, что я поведала. Они были поражены и многое записали, говорили, что такой материал хорош для Солженицына…

(Из письма от 16 августа 2008 г.).

… «Бесы сегодняшние» пляшут на Украине… И без боли в сердце нельзя видеть и слышать, что там творят. Даже в Запорожье, среди своих родственников я наблюдала колебание «маятника» в другую сторону. Почти все наполовину русские, с русскими фамилиями (Мамонтовы, Мериновы, Пономаревы и т.д.) уже склонны считать бандеровцев борцами за Украину. Это те, кто не испытал ни давления, ни гонения при Советской власти, а я думаю, «легкие деньги» приводят к таким мыслям, хотя все – люди образованные. Но кто-то имеет уже свой приличный магазин в самом центре, кто-то удачно сумел применить свой научный потенциал в военном деле и т.п. Богатеют материально – беднеют духовно…

(Из письма от 15 декабря 2008 г.).

…Наш завуч Исаак Самойлович был восхищен, когда я, наряду с переводом, Т.Г.Шевченко читала на украинском языке. Он – одесский еврей, человек образованный, любил украинский язык, Украину и после выхода на пенсию уехал в Одессу и там закончил свой земной путь. Это был настоящий завуч, наставник, советчик…

Он обратил мое внимание на описание И.Буниным Малороссии и украинцев. И… я это почувствовала, посетив родное Запорожье, из которого мы, т.е. наша семья в свое время были вывезены в Челябинск, откуда убежали в Донбасс, где прошло мое детство. После санатория в Сергеевке я поехала в Одессу, а оттуда в Запорожье, где еще остались уже немногочисленные родственники: старшее поколение и даже мое уже на четырех или пяти кладбищах. Уже здесь, в Одессе, сначала на вокзале, а потом в поезде почувствовала, почему так восхищался И.Бунин, а с ним и Исаак Самойлович. Не говорю о Н.В.Гоголе. И обликом, и разговором (хотя почти все говорят по-русски), поступками очень отличаются от молдаван…

(Из письма от 16 июля 2009 г.).

…Дело в том, что шесть братьев – «Бересток», а трое писались – «Берестовенко», скрывая свое «кулацкое» происхождение (3). Если есть кто-то, то в Киеве или Ташкенте, по линии дяди Ивана. От первой жены – в Средней Азии, а от второй – в Киеве. Киевская ветвь – три сына, все военные. Один из них – летчик, еще где-то в 60-е годы погиб в катастрофе где-то на Дальнем Востоке. Двое других – офицеры, жили в Киеве. Отец мой и его (другой) брат Володя – на подлинной фамилии. Володя 1922 года рождения, погиб на фронте, в Великую Отечественную войну. Дядя Ваня до войны в Моспино был директором шахты, а после войны 10 лет отбывал в Гулаге за то, что при отступлении наших войск не взорвал шахту… А сыновья (трое) учились, росли без отца и стали защитниками Родины. Не так уж плохо поступала Советская власть, не преследовав сыновей…

(Из письма от 21 ноября 2009 г.).

...Я писала, что хуторянка. Самая настоящая! Из Столыпинского хутора. Деревня была владением немца Бекара, потом была помещица Варвара. И деревню называли и Бекаревка, и Варваровка. Когда начались хутора-отруба, то отрубили кусок от Варваровки и стали эти несколько домов - хутор, называть Косый (Косой), так как отрубили наискось. Это мой родной Косый. А все вместе сейчас называется Варваровка, что и пишется в моем паспорте.

Первоначально это были богатые, то есть зажиточные дворы, пока не раскулачили почти всех хуторян, «раскуркулили». Особенно в годы НЭПа разбогатели. У моего деда был трактор. Вот и «затракали» деда с бабкой и внуками, от самого старшего, Макара, в Челябинск, так как Макар, так называемый «лишенец», убежал в Донбасс. Остальные пять сыновей и три дочери разбежались кто куда, некоторые поменяли фамилию. Почти все пошли на учебу и занимали хорошее положение: завшахтой, главный бухгалтер «Запорожстали», инженер, заведующий электростанцией в Красноуфимске. Макар в шахте – навалоотбойщик. Была такая специальность, самая тяжелая, то есть отбил кайлом уголь – тут же его и навали в вагонетку.

Потом появились машины, он прошел курсы мастеров соцтруда и стал врубмашинистом, только машиной рубил уголь. Только один, Алексей, сидел десять лет за то, что перед выборами в Верховный Совет, когда делали кабинки. Неудачно пошутил, что может сойти и за уборную (нужник). Донесли, сдали и три мальчика его пошли – кто куда.

Самый младший, Владимир, ровесник моего брата, был в коннице и погиб в ВОВ. Иван, завшахтой, после войны получил десять лет за то, что при отступлении не взорвал шахту, пожалел, а, значит, работал на оккупантов. Тоже три сына сами воспитывались. Один стал полярным летчиком и погиб где-то на Дальнем Востоке. Двое других, младшие сыновья Ивана, тоже военные, но я их никогда не видела, так как они гораздо моложе меня и не общались, возможно, потому, что клеймо отца уже было и не хотели второго клейма. Знаю, что оба они в Киеве.

Макар – в Америке, двоюродная сестра – в Англии. Запутанная история?

По материнской линии проще. Там было пять сестер и четыре брата. Один из них, старший, был офицером царской армии, то есть белый офицер. А отсюда интересные истории его детей, офицерских детей, преследуемых на каждом шагу. Но мать их вышла замуж за комиссара (увела из семьи), комиссар усыновил троих детей, и дорога им была открыта: Саша выучился на инженера, Люба и Нина – на врачей.

В 1937 году комиссара репрессировали, но на детях это не отразилось. А вот об Александре властям было известно, но он был офицером в Великую Отечественную. В звании майора уволился и был главным технологом в «Запорожстали», а потом секретарем партийной организации. Скончался за рабочим столом и был похоронен с большими почестями.

Отчим, комиссар, благополучно отработал на лесоповале, вернулся после войны в Запорожье при деньгах, выстроил дом для Любы.

Я не сказала, что родители мамы тоже были раскулачены, хотя и были не такими зажиточными. Они жили в большой деревне, считались почти городскими, интеллигентными и очень уважаемыми в деревне, хорошо вели хозяйство, использовали наемный труд, за что и поплатились. Но их не сослали, так как вся деревня протестовала. Петренко – звучало гордо, считалась хорошей породой. Наемные работники шли к ним с большим удовольствием, так как их очень хорошо кормили, хорошо платили. И все же раскулачивание они не вынесли, в течение одного месяца их не стало. Как тогда говорили: у бабушки - «кровоизлияние в голову», а у дедушки – «разрыв сердца». Вот так было!..

(Из письма от 19 декабря 2010 г.).

…Недавно слышала по радио, что написана книга о Несторе Махно, из серии «Жизнь замечательных людей». Это же ужас! Автор говорит, что советская литература и кино неправильно изображали этого «истинного патриота» и «борца за свободу». Уж я-то прекрасно осведомлена о Н.Махно. Ведь он мой земляк. Бандитом и никак по-другому не называет народ Махно. Махновцы – это ужас для людей. Мама показывала вещи (свое довольно богатое приданое), которые погнили, так как их закапывали в ямы. Даже в подвалах махновцы находили. Были случаи, когда махновцы, зная, что хозяин зажиточный, но найти не могут ничего, пытали и не просто, а кусками срезали кожу с людей. Автор книги говорит, что махновцы не грабили, а грабили красноармейцы и белые.

Какая чушь! Люди радовались, когда приходили красные. У них была очень строгая дисциплина, красноармейцы не смели даже попросить что-либо. Мама со слезами рассказывала, как молодой красноармеец, будучи очень голодным (только вошли в село) зашел под навес, где лежали еще не очищенные початки кукурузы, взял, оглядываясь, и жадно ел. Кочаны были достаточно свежие и еще нестарые. Конечно, тут же хозяева стали варить и кормить солдат. Уж чем-чем, а украинским борщом солдат накормят…

(Из письма от 30 января 2011 г.).

___________________________________________________

(1) – предстояла Ясско-Кишиневская операция.

(2) - Поражает удивительная ассоциативность мышления Евгении Макаровны – возникающая связь между ощущениями, восприятиями, воспоминаниями… Так, прочитав статью моего отца, размещенную в журнале «Чудеса и приключения», касающуюся вопросов образования цунами, входивших в сферу его профессиональной деятельности, она находит удивительные психологические связи со своими жизненными примерами.

(3) - По поводу выбранных мной из Интернета, с сайта «Одноклассники», людей с фамилией «Бересток» и присланных для ознакомления Евгении Макаровне.

Я ПО НАТУРЕ ТУРИСТ.

…В Ленинграде я была трижды по путевке. Тогда программы тура были насыщенными, но мне и некоторым другим было мало, и мы дополнительно посещали некоторые достопримечательности. К концу дня не чувствовали ног. Однажды я даже отстала от автобуса. Это было на Пискаревском кладбище.

В Царском Селе после осмотра Дворца решили посмотреть окрестности, где «ступала нога Пушкина». Я поскользнулась и упала в пруд у берега. Набрала воды в туфли и намочила полы пальто. Это было в марте. Некрополь был закрыт на просушку, так мы со стороны старого кладбища нашли лазейку и с трудом, но попали туда.

(Из письма от 21.04.2007г.).

…13 июня (2007 г.) я получила путевку… в Сергеевку, к морю, в жаркий июнь. Сергеевка на Украине (под Одессой)…, небольшое местечко с богатыми природными ресурсами: грязи, рапа, море. Там несколько санаториев. Я была в одном из лучших – «Оризонт». Это молдавско-украинская здравница… Выдается только тем пенсионерам, у кого есть медаль «Ветеран труда»… Я так определила свое пребывание в Сергеевке – «18 дней волшебного царства, 18 дней прекрасной сказки». А самое, пожалуй, главное то, что я почувствовала себя человеком, как все люди, а не согбенным пенсионером…

…После окончания срока путевки идеально было бы сесть в автобус и через 4-5 часов очутиться дома. Но я дала слово своей родне в Запорожье, что в это лето обязательно приеду к ним… И вот 3 июля я на маршрутке добираюсь до Одессы. На руках билет в Запорожье. По натуре я – турист. И путешествие из Кишинева в Сергеевку, потом в Одессу и Запорожье – удовольствие, хотя и нелегко (А за плечами – 79 лет! В.Г.). Люди спят и в автобусе, и в поезде с открытыми ртами, а в поезде чревоугодничают, а потом грузными телами взбираются на полки и храпят. Мне интересно все, что за окном.

Так я ездила и в Англию, хотя самолетом быстрее и нужна только одна виза, но я люблю видеть.

В Запорожье долго не гостила, так как домашним (на соседей, что в Кишиневе, пришлось оставлять хозяйство, собаку и кошку. В.Г.) не призналась, что еду в Запорожье – позавидуют, скажут: разъезжает, а нам собирай малину, корми кошку и собаку! Сказала, что путевка 22 дня и выиграла 5 дней. Но, наверное, за обман я была наказана. В первый же день меня оставили отдыхать, показали, где выключать кондиционер и телевизор, а не сказали, что пульты надо направлять на аппарат. Вот я и металась: холодно, а перейти в другую комнату не могу, не выключается телевизор. И меня «просифонило» так, что я с больной поясницей, сцепив зубы, съездила на одно из кладбищ (а в Запорожье их четыре!) и посетила могилы родных, и в гости ездила, обложенная подушками, благо, что возили меня, а не общественный транспорт.

Из Запорожья я ехала автобусом… Это совсем другой маршрут, но все равно побывала в Одессе. Трудно передать, тем более описать состояние, когда посещаешь дорогие сердцу места: везде слышишь свою речь, надписи и вывески на русском языке, хотя и на Украине. Настроение украинцев (восточных) соответственно моему настроению. Жаль, что болячка просто сковала меня…

…С Украины я привезла хорошо оформленную карту Украины. Я впервые увидела и карту, и Украину и смотрю на нее, как будто читаю интересную книгу. Теперь я поездом и автобусом проехала дорогие и родные места почти разными маршрутами. Мелькали названия мест, где родилась я, моя мама, отец; нашла когда-то в поэзии Шевченко происхождение своей фамилии – Берестечко – местечко. Раньше я думала, что это где-то возле Запорожья, где погибла масса запорожцев. Оказывается, местечко (и, по-видимому, не малое) Берестечко далеко, в Волынской области, на границе с Ровенской областью. Оказывается, запорожцы далеко ходили с боями защищать свою независимость.

Было особенно больно, и отрадно проследить путь от городка Торез Донецкой области, на границе с Луганской, откуда я пешком, в пургу, мороз, по столбам, идущим к Днепрогэсу, прошла до Тирасполя… А Молдова меньше, чем Одесская область!.. И хотя Солженицын упрекает, корит нас, русских в излишней «национальной гордости» (я понимаю) как гордыне, все же есть, чем гордиться россиянам, украинцам, белорусам, так как это же исторически один народ.

(Из письма от 5 августа 2007 г.).

(После получения бандероли с картой России. В.Г.)…Большое спасибо… за карту. Это пища для воспоминаний, размышлений. Какая необъятность – Россия! В Англии сравнивали на карте СССР со шкурой медведя. Теперь, конечно, она несколько меньше.

После поездки на Украину, Молдавия и Кишинев – малютки. Запорожье давит своей громадностью, громоздкостью. Я побаиваюсь его.

А Россия завораживает своей безграничностью. В свое время я побывала и в Прибалтике, и в Белоруссии, и Средней Азии, и на Кавказе. И все туристкой. А теперь, глядя на карту, вижу, как плотно населена средняя полоса России. А что по сравнению с Россией отделившиеся республики? Молдова даже не Моська, а муха против Слона. Но были попытки подражать Моське: жгли флаг России и портреты Путина и т.п.

(Из письма от 5 ноября 2007г.).

...В Англии, где жила сестра – небольшой городок, но в знаменитом графстве Бэкингэмшир. Вечером, пройдя по улице, можно созерцать освещенные гостиные и их обитателей за разными своими занятиями (штор на окнах нет).

Возможно, в Лондоне, где люди со всего мира, не совсем так. Но я останавливалась у друзей сестры – поляков, англичан и даже греков. У них тоже так. Особенно мне понравилась «гостевая», где хозяин – москвич, а она англичанка. Две кровати, шкаф, зеркало, тумбочка. Огромное окно во двор, где с голубой водой бассейн, а на деревьях белки. Маленький черный котенок, на которого бояться дышать. Когда я сказала, что черные коты хорошо ловят мышей, то они возразили: «Мы ему не позволим, отучим». «А как же с мышами?». «А мышей ловят лисицы». И действительно, во дворе я видела и лисицу. Да они в Лондоне ходят, как в своем доме.

Вообще англичане любят все живое. Собаки и кошки – члены семьи. Для птиц много кормушек. У сестры была колли Ляля – умнейшее создание. Для нее в прихожей специальная кроватка, а в гостиной – ее кресло. И никто не имел права сесть на нем. Как-то Владек (муж) наточил ножи и предупредил меня, зная мою торопливость. А я – все же умудрилась порезать палец. Перевязала, вошла в гостиную, а Ляля выдала меня, хотя я руку держала в кармане халата. Она сразу же подошла ко мне и положила лапу на карман.

А кот, как мы заметили, сопровождал меня в магазин. Стали отучать, тогда он не шел за мной в магазин, а на полпути возле телефонной будки ждал меня. Еще интересно то, что их кошки (коты) не реагируют на валерьянку, да у них она и не практикуется – это я привозила ее с собой.

(Из письма от 30 января 2011 г.).