Об этом концерте телеканал Культура напоминал в продолжение месяца. Объявляли поименно участников концерта в память о Елене Образцовой. Диктор называл имена прекрасных артистов, виртуозных мастеров вокального искусства, снискавших славу на сценах всемирно известных театров. И внезапно мной овладела безутешная скорбь, ясность того, что из моей жизни ушла та, чье пение трогало мою бабушку и маму, та, которая своим глубоким, сильным голосом раскрывала смысл русских романсов и непростые характеры героинь опер. Она больше полувека творила на подмостках Большого театра. И поэтому, я полагала, Елена Образцова, как истинная царица, завещала помянуть себя на сцене этого театра. Осмелюсь предположить, что «Оперный Бал» она установила для того, чтобы раз в год объединять замечательных оперных вокалистов, чей талант раскрыл русский оперный театр. Я думаю, что Елена Образцова хотела сделать «Оперный Бал» ежегодным, а ее желание для любящих людей закон.

 Честно признаюсь, я не помышляла даже узнать про билеты, ибо понимала, сколь сложно простому человеку попасть на этот вечер. За несколько дней до вечера к нам позвонили из фонда Елены Васильевны Образцовой и сказали, что на имя отца в театре лежит приглашение. Это был золотой конверт, в котором лежала жесткая дощечка - приглашение. На черном фоне - Елена Васильевна, с детства знакомая и любимая певица, в вечернем, открытом платье с буфами, с копной русых волос, приветливо улыбающаяся. Если бы не черный фон, можно было принять это как приглашение самой Елены Образцовой.         

 К радости моей в этот вечер в театре многие женщины в партере были в вечерних платьях. То, что вечер посвящен Елене Образцовой, зрители понимали, войдя в театр: вверху центральной лестницы всех встречала она, сияющая, с золотисто-русыми волосами, в элегантном, черном платье, с кружевным воротником.

 Нам не пришлось долго ждать. Через несколько минут к нам подошел служащий и попросил следовать за ним. Он провел нас по анфиладе просторных залов, сияющих под хрустальными люстрами - грушами. Мне казалось, будто я прохожу по анфиладе залов дворца. В гардеробе люди не напирали на стойки гардероба. В первый раз в Большом я встречала доброжелательные взгляды не знакомых мне людей.

 Люди пропустили нас на лифт без возмущений. Через десять секунд я оказалась в бледно-розовом фойе с белыми консолями, с молочно-белыми бра. Билетерши нас всегда пускают первыми. Сложно это объяснить, но я люблю какое-то время побыть в зале одна.

Этот благолепный зал был для меня самый величественным театром на свете. И как прежде, театр заговорил со мной тишиной, голосами настраивающихся инструментов, нарастающим гулом публики. Она неспешно заполняла партер и ярусы, расцвечивая разнообразными нарядами. Среди зрителей партера я заметила людей искусства.

 На этот раз сопровождал вечер оркестр театра «Новая Опера»… Возможно, пригласили этот оркестр потому, что он, по моему мнению, один из лучших России. Управлял им англичанин - Ян Латам-Кениг. Оркестр звучал великолепно.

 Я пришла в театр удрученная, с чувством невосполнимой утраты. В полумраке залы, из оркестровой ямы, будто из вечного источника, вырвалась праздничная, своевольная, жизнелюбивая увертюра Бизе к опере «Кармен». Мне показалось, что разорвалась черная вуаль, которой в дни траура завешивают зеркала. У меня создалось ощущение, что исчезло время. Оркестр под управлением Яна Латам-Кенига увлек меня в другой мир. Сотню раз, а может больше, я слышала эту музыку, но в театре она дивным образом унесла меня в солнечную Испанию, в Севилью, где царствовала своевольная, с игривым взглядом и сильным, обворожительным голом цыганка, Кармен - Елена Образцова.

 И вдруг занавес разлетелся, раскрыв тускло освещенную сцену. Из ее глубины медленно идет хор, в черных бальных платьях. Хор смолкает на несколько тактов, повернувшись в сторону, где должна стоять Кармен. За такт до ее арии на сцену ударяет сноп света. И вступает Образцова. Меня, как зрителя, охватила оторопь. Ощущение того, что сияющая, независимая, с копной темно-русых волос, с обворожительной улыбкой Кармен - Елена Образцова на сцене. Ее вел сноп софитов. В этом голосе, как всегда, звучали и нежность, и вольность, и презрение, и лукавство, и страдание, и любовь. В конце арии, когда этот сноп исчез за кулисами, на сцене лежала оброненная пурпурная роза. Какое-то мгновения мне, подобно, наверно, многим зрителям, казалось, что сейчас она вернется на сцену в вечернем платье, поднимет розу, и театр засверкает, как год тому назад.

 Но чуда не случилось. Поднял розу Кармен бывший неподражаемый солист Большого, а ныне ректор Вагановского училища в Петербурге, Николай Цискаридзе. Почему артист балета открыл Оперный Бал, излишне объяснять. Он сказал теплые слова о Елене Образцовой. Подошел к правой ложе, из которой она еще год тому назад принимала поздравления и наиболее дорогим гостям дарила воздушные поцелуи. Этим вечером ее кресло было пустым. Но я, как зритель, чувствовала и знала, что она невидимо находилась на сцене.

Осветилась сцена, и публике предстал зал другого театра. Вернее, зрительный зал оперного театра, облицованный серо-зеленым камнем. Ложи отделяли колонны. В царской ложе-балконе помещалась ваза. Колонны были объемными. По всему периметру, «в простенках» стояли белого дерева кресла и банкетки, обитые сочным малиновым бархатом. Когда сцена купалась в золоте от блеска свечей, мне казалось, что это зал Царскосельского дворца.

 Незаметно меняется освещение, зал вытесняется старым парком возле дома старой графини и ее племянницы Лизы. В этих партиях вышли Ольга Бородина и Асмик Григорян. Красивый нежный дуэт. Через два номера Асмик (Мариинский театр) вышла в партии Русалочки, мечтающей о принце, которого беззаветно любит и готова лишиться дара речи, лишь бы стать человеком и жить вместе с любимым. Ее голос, как вешний ветерок, парил над залом. Я слышала в голосе юную непосредственность.

 Пока звучали последние аплодисменты, рабочие вынесли кресло и пюпитр. Непривычно и вместе с тем как-то по-домашнему было, когда вышел виолончелист Борислав Струлев в бархатной, свободной куртке поверх белой рубашки. Неспешно меняется освещение над сценой, и старый парк превращается в полуразрушенный зал замка семнадцатого века, мозаика стен которого облупилась. Зазвучала музыка «Лебедь» Сен-Санса. Белая лебедь впорхнула в эту полуразрушенную залу. Сложно объяснить, но передо мной была не подстреленная лебедь, а тоскующая, скорбящая душа. Я понимала, что она прилетает в этот мрачный, выстуженный зал, чтобы вернуться в прошлое, вернуть, подгрести к себе улетевшее счастье. В плавных движениях Юлии Махалиной (Мариинский театр) я ощущала мучительное одиночество и сладость воспоминания. Когда она, вскочив на один носок-пуант, раскрывала долгие и мягкие руки-крылья, было впечатление того, что она рвалась за пределы земной жизни. Многое я смогла узнать и понять в жизни этого Лебедя Сен-Санса.

 Сцена едва уловимо менялась при выходе каждого гостя-участника; с левой стороны сцены спускался полуоткрытый зеленовато-бирюзовый занавес с золотой вышивкой и таким же крученым шнурком с кистью. Меня тронуло, когда Илья Сильчуков вышел с розой. Он исполнил арию Роберта из оперы «Иоланта «. По тому, как он скованно вышел и поклонился, было понятно, что он волнуется. Переживала за него всю арию, потому что его голос вяз в музыке. Тронуло сердце, что по окончании арии он подошел к правой ложе, и, как мне показалось, с поклоном положил на перила розу. Елена Васильевна его привечала на телеконкурсе «Большая Опера». Уверена, что она думала позаниматься с Ильей, если бы у нее были силы. Во втором отделении он исполнил арию Ирода из оперы Массне «Царь Ирод». Голос звучал более свободно, и я улавливала настроение и чувства героя.

 Его сменил Василий Ладюк. Он исполнил речитатив и арию Альфонсо из оперы Доницетти «Фаворитка». Голос звучал, насколько я могу судить, свободно.

 На этот бал-концерт собрались вокалисты из многих стран, которых заметила и благословила сама Елена Образцова. Выходил ведущий в расшитом камзоле, с кружевным жабо и манжетами, в темных чулках и туфлях с серебряными пряжками, с жезлом, и торжественно объявлял имя следующего участника концерта. Это были и известные оперные артисты, лауреаты конкурса Елены Образцовой. Она проводила этот конкурс ежегодно в Петербурге. Я уверена, что она не только слушала участников, но еще и наставляла, отдавая им не только свой опыт, но частичку самой себя. И, наверное, поэтому я ощущала ее незримое присутствие на этом бале. Было непринужденное кружение прекрасных арий. Многие из них в детстве, отрочестве и юности я слышала в ее исполнении. Под звуки и красивые голоса Екатерины Лунгу и Дмитрия Корчака, бас-баритон Карло Коломбара, Екатерины Семенчук и Ирины Сюриной, Анжелы Георгиу и Василия Ладюка, Зураба Соткилавы и Ганбаатара Ариунбатара, и снова Ильи Сильчукова, Маквалы Касрашвилли, Ольги Бородиной.

 Во втором отделении, к моей радости, вновь играл Борислав Струлев. Я никогда представить не могла, что у такого громоздкого инструмента мягкий звук, чем-то напоминающий человеческий голос. Борислав Струлев исполнил арию Ленского из оперы П.И.Чайковского «Евгений Онегин». Его исполнение раскрыло мне Владимира Ленского как человека. Он был чутким, бесстрастным и бескорыстным. И любил Ольгу Ларину не потому, что она – писаная красавица, а потому что в ней заключалось для Ленского что-то сокровенное, без чего жизнь теряет не только смысл, но и свет, и воздух. Это может показаться странным, но в мелодии, в звуках виолончели Борислава Струлева звучало мытарство Владимира Ленского, плач невинно погибающей души. Для меня это было откровением. Я не представляла, что виолончель может подобным образом звучать.

 Отрада души моей на этом бале была Маквала Касрашвили. Она изумительно исполнила арию Тоски из оперы Дж. Пучиинни «Тоска». Меня восхищает, сколь свободно и свежо лился голос, в котором звучали искрение чувства. Когда Маквала закончила выступление, я секунд пять ждала, что появится на сцене сама виновница вечера в своем бальном платье, и они на два голоса исполнят какой-нибудь дуэт, и закружится бал по-новому.

 Он кружился под любящим взором хозяйки, но уже с невидимой для нас выси.

 И снова перед зрителями предстал сверкающий зал дворца графа Альмавивы, где всех и дурит, и науськивает находчивый и добродушный Фигаро. Это был баритон с раскосыми глазами Ганбаатар Ариунбаатар, которого тоже на телеконкурсе «Большая Опера» благоволила несравненная певица. И не ошиблась в нем.

 Во втором отделении вышел Николай Цискаридзе в партии матушки Марцелины - главной героини спектакля «Тщетная предосторожность». Этот танец исполняется в деревянных башмаках. Матушка Марцелины - пожилая женщина в кружевах, в нескольких юбках, в переднике, бесформенном, кружевном чепце, платке, наброшенном на плечи, танцует вместе с девушками. Может, этот танец нравился и забавлял Елену Васильевну в последние год-два ее жизни в Петербурге. Не знаю. Забавный танец, и Николай Цискаридзе танцевал вдохновлено. Но он, мне кажется, совсем по настроению не подходил к этому вечеру.

 Торжественная и очень трогательная сцена дуэта из оперы Дж. Пуччини «Богема». Дмитрий Корчак с Анжелой Георгиу исполнили сцену, где Рудольф встречает Мими у кафе. Он провожает ее домой по ночному Монмартру. Он говорит, как скучал без нее. Мими едва скрывает свои чувства. В голосе Дмитрия слышалось и радостное волнение, и нежность, и безбрежная любовь. Дмитрий Корчак с Анжелой Георгиу ходили, двигались на сцене, уходили вглубь сцены, расходились, кружились, а голоса звучали на весь театр. Это меня потрясало.

 Немного умоляло величие вечера то, что некоторые участники позволили себе выйти без бабочки, с распахнутым воротом, без широкого галстука, сколотого булавкой. Из-за этого, по моему разумению, пропадало ощущение бала, и несколько снижалась, пусть даже грустная, но торжественность события.

 Тронули своими искренними чувствами Екатерина Лунгу с Василием Ладюком. Они исполняли дуэт Таис и Атанаэля из оперы Массне «Таис». Очень красиво.

 Большинство арий и дуэтов из опер, которые звучали в этот вечер, я совершенно не знаю. Но удивительно, в театре понимала, что слышала их в детстве, по радио, что висело дома, на кухне у бабушки. Помню, как она внезапно обрывала разговор, едва начинал звучать сильный, обворожительный голос Елены Образцовой. И матушка тоже оставляла все дела, если по телевизору передавали концерты или отрывки из опер, где играла она. И рассказывала мне о магии ее голоса в театре.

 Может, благодаря бабушке и маме я знакомилась с великим искусством нашего мира - Оперой. И только благодаря им расслышала красоту голоса Елены Образцовой, и поэтому в театре, когда прекрасные певицы исполняли арии из опер Шаратье «Луиза», Оффенбаха «Сказки Гофмана», дуэт Массне «Таис», Сен-Санса «Самсон и Далила», Чилеа «Ариадна», Пуччини «Богема», Бойто «Мефистофеля», Каталани «Валли», Дж. Верди «Дон Карлос» и «Отелло», во мне звучал голос Елены Васильевны.

 Как я знаю по книгам, хозяин или хозяйка бала присутствуют на нем, но они незаметны. В зале не было, как на поминках, ее обыденного, или парадного портрета. На этом балу это было излишне, потому что было ощущение, что Елены Васильевна затерялась среди гостей бала.

 Слезы еще раз накатились в конце вечера. Зазвучал «Полонез» Мусорского к опере «Борис Годунов». Осветилась сцена, будто парадная зала в Зимнем дворце. И нежданно для всей публики поднялся задник. К моему восторгу и слезам появилась она – хозяйка оперного бала – Елена Образцова, в элегантном, черном платье, сходящая по лестнице, чтобы поблагодарить своих слушателей, своих поклонников.

 Покидая Большой, я думала, что она там, и будет там, потому что ее талант, ее голос будет очаровывать, покорять грядущие эпохи.

11-го октября 2015-го года.