Об Авторе: Мраморнов Олег Борисович (р. 1952) – историк литературы, критик, поэт. Последняя историко-литературная и краеведческая книга «Излучина» («Лика», 2015 г., в соавторстве с Ю.В.Сухаревым) посвящена донским литераторам Н.Туроверову, Н.Келину, Р.Кумову, Ф.Крюкову. Автор нескольких стихотворных сборников. Член Союза писателей Москвы.

ПУТЕШЕСТВИЯ

***

Луга уже отцветали

в прохладной тени дубов,

всплывали в заречной дали

макушки лысых холмов.

Не слишком ли было много

утрат в минувшем году,

что я знакомой дорогой

опять в селенье иду?

Надеяться на дорогу

в отрадной тени дубов -

откуда здесь ждать подмогу,

в краю кончин и гробов.

Но вот: как прежде, высоки

июньские облака,

еще не вышли мне сроки,

опять открылась река,

вот здесь она мне блеснула,

вон там ее поворот,

и лодка не обманула,

и перевозчик ждет.

Испытанный перевозчик,

приятель мой дорогой,

давай, подставляй повозку,

вези-ка меня домой.

Не зря меня дожидался

вербовый, надежный плот,

не зря же я постарался

придать себе прежний ход.

Не оставляй старанья,   

смысла ищи в пути,

чтоб ношу существованья

в отцветших лугах нести.

***

В сухом логу овечка бежит,

в донском лесу дереза дрожит -

деревце наших мест.

В сухом овражке камни лежат,

за Груниной горкой девки блажат,

парни ищут невест.

Какой же ближе мне край села -

и там, и там меня жизнь нашла,

и там, и там я живал...

Сегодняшняя луна взошла

в неведомом мне конце села –

я там еще не бывал.

Новый эон

Распря среди иудеев,

Ерусалим на ножах,

хаос погибельный зреет,

в людях сгущается страх.

Как возвещали пророки,

к гибели близок народ,

ибо исполнились сроки.

Храмом владеет зелот.

Рушится храм Соломона,

дух беззаконья царит,

если служитель закона

дерзким зелотом убит.

Жертвенник отнят пожаром,

храм величавый горит,

и усмирителем свары

мнит себя царственный Тит.

Брашном для птиц стали трупы,

низко кружит воронье.

Где виноград Твой сугубый?

Где достоянье Твое?

Пытки, убийства, проклятья,

льется потоками кровь.

И раскрывает объятья

братьям по вере Любовь.

Малый остаток Израиля -

кроткие люди земли -

днесь сохраняется втайне

и в неприступной дали.

Сын человеческий распят.

Он заповедовал им,

крови чуждаясь и распрей,

следовать смело за ним.

Так, полюбивши друг друга

и образуя оплот,

не поддаются испугу -

Новый Израиль встает.

 «Детки! Последнее время! –

им говорит Иоанн. –

Сбросим мучителя бремя,

он ненавистен, поган.

Этот отвратный мучитель

только по виду Нерон,

этот людей погубитель -

древний из бездны дракон.

Детки! Не бойтесь, мужайтесь!

В каждом из вас по Христу.

Бодрствуйте, не унывайте

и поклоняйтесь кресту.

Не соблазняйтеся миром.

Жадную похоть очей,

блеск его ложных кумиров

лучший отверг из людей.

Верьте, мой друг и учитель

был воплотившийся Бог,

наших грехов искупитель,

в свой отошедший чертог.

Я его видел воскресшим,

рыбу и хлебы вкушал

и предсказаньям чудесным

вместе с другими внимал.

Их никого не осталось,

враг приготовил им смерть,

мне же вот это досталось:

видеть и не умереть.

… … …

В водах Великого моря

остров скалистый лежит,

с бурными волнами споря,

плыть мне туда надлежит.

С бурными волнами споря,

с Прохором мы поплывем,

не заточенье, не горе -

зренье мы там обретем.

… … …

… … …

… … …

… … …

Прохор, дружок, подплываем!

Благостен купол небес!

Чувствуешь, мы прозреваем,

видишь того, кто воскрес?»

Патмос.

 Здесь небо открылось,

к ссыльному зренье пришло,

здесь Иоаннова сила,

переломившая зло.

Ангелы бьются с драконом.

Агнец готовит свой суд.

И Иисус над Сионом

царствовать будет вот тут.

Стало сокрытое зримым.

Новый явился завет.

Вместо зловещего Рима

радостный видится свет.

Стало сокрытое зримым.

Тайна последних времен

горним Иерусалимом

вписана в новый эон.

В сторону Патмоса

(из III века)

Всякий, кто бывал в Архипелаге,

знает, сколь извилист здешний путь,

мы маршрут читаем по бумаге,

но бумага может обмануть.

Миновали мы гористый Наксос

держим курс на Гиппократов Кос,

где-то рядом остров ссыльных, Патмос,

мне рассказывал один матрос…

Там какой-то важный жил учитель,

может вправду, истинно святой…

Я-то сам пелопонесский житель,

капитан, но человек простой.

Полный штиль. Гребцы грести устали.

Паруса безжизненно висят.

А кругом лишь дали, дали, дали-

заблудились мы среди Киклад.

Долго ждем, когда задует ветер,

воздухом наполнит паруса.

Сколько же всего на этом свете:

море, земли, страны, чудеса…

Ну, а люди, братья по несчастью,

вольные скитальцы по волнам…

Нас как будто предали проклятью,

наши боги стали чужды нам.

Говорят, Бог приходил на землю,

жил среди евреев, где-то там…

Я таких историй не приемлю -

чтобы Бог являлся прямо к нам.

Я лежу на палубе, укрытый

чем-то серым, прямо с головой,

подо мною моря гул сердитый,

небо Средиземья надо мной.

Дуй же, ветер, надувай ветрило -

этак мы до Патмоса дойдем!

Что ж там все-таки такое было?

Холодно мне под худым плащом.

Столько лет прошло среди скитаний!

Столько я всего перевидал!

Говорят, немало предсказаний

Бог через святого передал.

Много нерешенных есть вопросов…

Что кричит мне с мачты вестовой?

- Виден край береговых утесов,

капитан, я вижу Патмос твой!

Тютчев в Греции

(осень 1833 года)

Он с важным порученьем в Навплионе.

Что за столица: камни и трава,

кривые улочки, руины бастиона -

Эллада в древности была не такова.

Не пишется. Приснились Агамемнон,

Кассандра, Клитемнестра и Орест,

их настигает древний демон гневный,

безжалостный отмститель здешних мест.

Обратный путь лежит через Микены:

могилы и гробницы, тишина;

они-то знают, эти рвы и стены,

какая здесь таится глубина,

какая жизнь прошла среди развалин,

какой здесь гул пронесся и затих –

средь бывших портиков, покоев, спален…

Но как все это положить на стих?

Кузнечики стрекочут, небо ясно,

и от вины избавленный Орест

кладет конец отмщениям ужасным

и гонит страх из этих древних мест.

Стихи к Средиземному морю

1.

На Родосе или на Крите

Срединное море шумит,

в нем много чего укрыто,

и тайна его манит.

Ему не страшны разрушенья

истории и земли,

оно живет без смущенья

от власти мнений вдали.

Невластное для человека

сосредоточье Творца –

таким оно и пребудет

до самого дней конца.

Увижу ли я их снова,

лазурные острова,

где новой жизни основа

вступила в свои права,

куда впервые донесся

слух из восточных стран,

что Иисус вернется, –

и умер великий Пан.

2.

Разгромленный Африки берег

в Европу лазутчиков шлет,

надеется взять с нее денег

и сбросить удушливый гнет.

Великое море заката,

могильщик ливийских ребят,

ты держишь их за виноватых

и топишь их, словно котят.

Подставишь им Родоса скалы

и волн сицилийских напор,

их шлюп, напугавшись оскала,

под воду уйдет, как топор.

Быку, что в Европу влюбился,

плескалось приветливо ты,

и Зевс юной девы добился,

а прочим - пустые мечты.

Вокруг тебя страны, народы

мятутся, воюют, шумят,

тебе ни к чему их невзгоды,

ты носишь Европы наряд.

… … …

Европу недавно я видел -

в Гортине, средь древних руин,

с ней рядом, с услужливым видом,

английский шагал господин.

Античная дева надменно

давала себе услужить,

вдруг вспыхнула - остро, мгновенно -

и зло начала говорить:

 - Оставьте свои приставанья,

я с вами здесь быть не смогу,

закончились наши свиданья,

и не улыбайтесь: сбегу.

***

Старенькая нищая монашка

с четками-стекляшками в руках

рассказала греческую сказку -

с парусом, ныряющим в волнах.

А однажды Зорба, жадный к жизни,

с туркой клятым выигравший бой,

на меня живой водою брызнул -

деревенской пляской огневой.

Ветеран, на Крите воевавший

с гитлеровской гуннскою ордой,

из концлагерей не раз бежавший,

горд был тем, что эллин он прямой.

Это все слилось тогда в единый

животворно радостный мотив:

по церквям, по деревням родимым -

жив народ Эллады, вечно жив.

***

Пусть, сбросив удавку финансов,

воспрянет Эллада моя,

с бузукой закружится в танце

в преддверии нового дня.

Пусть злятся ее кредиторы,

она не пойдет в кабалу,

сбежит в олимпийские горы,

продолжит с Европой игру.

Воскреснет ее этерия,

лорд Байрон опять приплывет,

его не сразит малярия,

но князь Ипсиланти спасет.

Они и не знают про евро,

за драхмы им стелют постель,

к ним Пушкин заходит в таверну

и ставит им общую цель.

Гречанка одна молодая

предложит им выпить вина:

пусть всходит свобода златая -

за жизнь! за Элладу! до дна!