Об Авторе: Фионова Людмила Кузьминична родилась г. Новокузнецке. В 1966 г. окончила Московский Институт Стали и Сплавов по специальности «физика металлов». В 1972 г.у защитила кандидатскую, а в 1985 г. докторскую диссертацию. Доктор физико-математических наук, специалист в области физики твердого тела. Работала в Институте Физики Твердого Тела РАН, в Институте Проблем Технологии Микроэлектроники РАН. Автор более 70 статей и 2 монографий. Л.К.Фионова является одним из основателей нового научного направления в физике твердого тела: «физика поверхностей раздела в кристаллах». Внесла большой вклад в становление этого направления в Советском Союзе. Труды Л.К.Фионовой широко известны в мире, она работала в университетах Парижа, Мехико, Сэндая (Япония), значительная часть ее работ выполнена в содружестве с учеными Франции, Болгарии, Японии, Мексики. Л.К. Фионова - автор публицистических книг «Политические причины глобального экологического кризиса» (из-во «Белые альвы» 2009 год), «Разгром», «Война против разума», «Обреченная цивилизация». Публицистические статьи Л.К. Фионовой широко представлены в Интернете, печатаются в периодических изданиях.

Ниночка

Этот рассказ – долг благодарности моим родителям,

 пережившим ленинградскую блокаду.

Блокада

Ниночка родилась в Томске, учиться уехала в Ленинград, в Технологический институт. Там на вечере она познакомилась со студентом Политехнического. Он был родом из рязанской деревни, его звали Кузьма, и Ниночка немножко стеснялась его имени. Но парень был славный. Они решили пожениться и летом 1941 после сессии поехать к ниночкиным родителям в Сибирь.

Но тут случилась война.

 Ниночку забрали рыть окопы, Кузьме велели доучиваться – выпускники по специальности «конструктор паровых турбин» были нужны.

 Когда разбомбили Бадаевские склады и город начал понимать, что такое голод, Кузьма устроился подрабатывать в кочегарку госпиталя. После смены он шел на кухню с большой консервной банкой и ему сливали туда еду, что осталась от раненых – это была его плата. Кузьма шел пешком к ниночкиному общежитию, чтобы покормить ее. Ниночка целыми днями лежала, укрывшись матрацем, быстро слабела и Кузьма стал ловить в подвале кошек. Он варил их в своей кочегарке, ей говорил – это кролик.

 Он ходил в госпиталь мимо какой-то партийной власти и видел, как кормленые мужики выгружали из машины тяжелые ящики. В ящиках была еда.

 В феврале в Политех пришел приказ эвакуировать дипломников-турбинистов в Сибирь. Там разворачивались военные заводы, электростанции. Эвакуироваться предстояло по Ладоге, по Дороге Жизни. Члены семьи эвакуации не подлежали, но Кузьма не хотел оставлять Ниночку умирать и привел ее с собой. Водитель грузовика не хотел сажать Ниночку, но у нее чудом сохранился флакон тройного одеколона и она поехала. При артобстреле машина, что шла рядом с ними, ушла под лед, но Ниночка не испугалась, у нее не было сил.

 В Ярославле эвакуированных отвели в столовую, накормили, выдали по буханке хлеба на дорогу. Многие не могли удержаться, съедали все тут же, падали замертво. Дверь была завалена телами упавших, Кузьма помог Ниночке выбраться, а съесть весь хлеб не дал.

Город-сад

 Родители Ниночки в тридцатых уехали на стройку новых заводов в Кузбасс, в город Сталинск – там давали квартиры. Кузьма решил задержаться там, оставить Ниночку родителям, а потом уж ехать на место назначения.

На вокзале их встречала ниночкина сестра Валя. Она закончила мединститут и на правах врача сама повела их в эвакоприемник, отдала вещи на прожарку от вшей. В предбаннике Валя не смогла снять с ног Ниночки резиновые боты - ноги распухли от голода, от мороза. Боты пришлось разрезать. «Такую обувку испортили!» - жаловалась нянька истопнику, - «старуху какую-то привезли, седая вся». Ниночке было двадцать лет.

 В бане Валя сказал Ниночке: «Да ты беременна!» Ниночка не знала. В общежитии ни у кого из девочек месячных не было. От голода.

 Пятимесячный ребенок не шевелился и врач сказал, что надо бы его убрать. Но трогать Ниночку побоялись – очень уж была слаба.

 Пока Ниночка рожала, Кузьма с ниночкином мамой сидели в приемном покое и плакали - медсестра сказала, чтобы они не надеялись – какой уж ребенок после блокады.

Но девочка родилась хоть и слабенькой, но живой. Весь роддом ходил смотреть на чудо -маленькую «ленинградку». Сосала она жадно, с кровью и все сочувствовали – наголодалась.

И вся семья смотрела на малышку как на чудо. Сестра Валя, проводив мужа на фронт, пошла работать в госпиталь – всех студентов-медиков мобилизовали. Валя была беременна, но ей пришлось таскать раненых. Она родила раньше срока двух близнецов, они вскоре умерли. Сразу после родов Валю снова отправили работать в госпиталь. Там она застудилась. Воспаление женских органов едва вылечили, но вынесли приговор - бесплодие.

Ниночкина мама в голодные тридцатые схоронила двух маленьких сыновей и после беды с Валей и не чаяла стать бабушкой. Когда Ниночка родила, она вспомнила все, чему учили ее на царских фельдшерских курсах и выходила малышку, вынесла ее с того света на руках.

Муж Вали вернулся с фронта тяжелораненым. Они решили взять сироту из детдома. Когда мальчик подрос, выяснилось, что учиться он не может. Он стал хулиганить, покуривать, потом попивать, а однажды украл у матери кольцо. От такой жизни Валя злилась, кричала на домашних. Муж не вытерпел, и хоть Валю не бросил, завел любовницу, дома почти не бывал.

После института Ниночку распределили работать на заводе, где делали врубовые комбайны для угольных шахт. Она хорошо работала в лаборатории и ее назначили начальником термического цеха - вредного, горячего. «Мы продвигает женщин!» - хлопал ее по плечу главный инженер. А Ниночке нравилось, что ее продвигали, нравилось что уважали, ценили. С людьми она работать умела, потому что любила людей. И ее любили – работяги у печей при ней не матерились.

Ниночка очень уставала, а в конце месяца, когда надо было «давать план», падала с ног. Она хотела уйти, но не решалась, на одну зарплату мужа двух детей не прокормить.

На работу Ниночка ездила на трамвае через весь город. Дорога была одноколейная, на металлургическом заводе катали рельсы, но для своего города рельсов не хватило. На остановках трамвай подолгу ждал встречного. Зимой вагон почти не отапливался. Ноги у Ниночки промерзали даже в валенках. Вагон всегда был набит битком – смена начиналась и заканчивалась у всех в одно время - Ниночке приходилось почти час стоять на ногах. Не чуя ног, она заходила в переполненный гастроном, стояла в очереди…

После смерти Сталина Сталинск назвали Новокузнецком, но лучше от этого не стало. «Город-сад» - по Маяковскому – приютил в горной долине много вредных заводов и Ниночка, стирая с подоконника сажу, по цвету ее знала, откуда сегодня дует ветер – с металлургического, с аглофабрики, с коксохима…

Второй ребенок Ниночки болел не переставая. Когда он пошел в школу, врач сказал: «Если не хотите потерять мальчика, уезжайте!»

 И у Кузьмы все не ладилось. «Не вступишь в партию, не продвинем!» - сказал парторг. Но начальником турбинного цеха его все-таки назначили, не могли не назначить. Потому что все на ТЭЦ знали: если сложный случай с турбиной и справиться никто не может, надо звать Фионова. Кузьма брал старую телогрейку и ложился под турбинный вал на холодный кафельный пол, потом ночью мучился радикулитом. Ему предложили место главного инженера и в парию ему вступить пришлось. Пришлось подписаться на партийную литературу – он выбрал «Блокнот агитатора», объяснил домашним: «Формат удобный для туалета, рвать не надо». Но главным инженером его так и не назначили, в горкоме сказали: «Фионов не управляем!» Назначили тихоню и тупицу из техотдела.

 Еще и потому не шла у Кузьмы карьера, что отец его был раскулаченный, отбывал срок в лагере, на лесоповале. А раскулачили его за три коровы, за пимокатую мастерскую в сараюшке. Фионовы всегда были справными хозяевами, работягами, в колхоз вступать не хотели, потому что командовать им назначили местного пьянчугу и лодыря Ваньку рваного. Он и раскулачивал дедушку Терентия, он и под суд отдавал. А мать Кузьмы осталась одна с четырьмя детьми.

После смерти Сталина отец Кузьмы вернулся из лагеря. Он все время молчал, только кашлял надрывно.

Кузьма решил ехать на Родину, в Рязань.

Ласточки

 Они славно жили в Рязани. Сын окреп, Кузьма стал начальником, получил трехкомнатную квартиру. Правда маленькую, в хрущовке, со смежными комнатами, с окнами на шумную улицу с трамваем. Но они были довольны. Кузьма часто ездил по работе в Москву, привозил продукты, у них всегда была колбаса. Ниночка прятала ее в морозильник, чтобы не испортилась. По утрам она отрезала кусок от замерзшей палки, брала с собой на работу – это был ее обед.

Выйдя на пенсию, Ниночка и Кузьма поехали в Сочи. Они и раньше ездили на юг, но профсоюзные путевки давали на октябрь, а то и позже, и только для одного. Теперь они поехали вместе, поехали в августе, чтобы наконец накупаться в море.

 А потом они купили турпутевку в Ленинград, чтобы увидеть институт, общежитие, Ладогу… Они стояли у озера там, где начиналась их Дорога Жизни, у памятника разорванному блокадному кольцу, плакали, вспоминали…

 Ниночка заболела внезапно. Она худела, слабела. Ей долго не могли поставить диагноз.

Ниночка опасалось, что виной всему растворители и прочая дрянь, с которой работала ее лаборатория. Но говорить об этом она не могла – ее завод был военный, секретный. Она только намекнула врачу. А врач намекнул ей, что Горздрав не рекомендует использовать термин «профзаболевание».

 В конце концов ей сказали - рак. Чтобы подтвердить диагноз, вырезали лимфатический узел. Хирург попался коновал - грубый комок шва мучил Ниночку сильнее, чем болезнь.

Умерла ниночкина подруга Зоя. Она была начальником той же лаборатории. После ухода Зои на пенсию Ниночка заняла ее пост. Теперь Ниночка умирала так же, как Зоя – с тем же диагнозом, с той же картиной. Зоя не стала лечиться и умерла быстро. А Ниночку Кузьма упросил лечь в больницу, умолял не оставлять его одного, еще пожить.

Ниночка прошла все круги ада – химиотерапию, облучение… «Даже в блокаде не было таких мучений», - тихо жаловалась она.

Она умерла в шестьдесят три. В день ее смерти Кузьма все повторял непривычное для него: «Я бессилен. Я абсолютно бессилен».

 Перед смертью Ниночка попросила дочь свозить ее на Оку. Увидеть реку. В последний раз. Они сидели на старом дебаркадере, смотрели на отражение закатного солнца в воде, на облака. Над их головами низко летали ласточки.

 «Какую хорошую жизнь я прожила!» - говорила Ниночка, - «какую хорошую жизнь!»