Об Авторе: В биографии моей - ничего примечательного. После Революции 1917 г. моя бабушка, урожденная Воронцова Мария Дмитриевна, 1908 г.р. после всех погромов да раскулачиваний переехала с моей матерью, Елизаветой Александровной, из Курской губернии в Екатеринославскую (Малороссия). Усадьба, в которой жил когда-то мой прадед, Дмитрий Илларионович, с 14-ми детьми, была сожжена дотла сельскими «активистами» накануне зимы 1932 г. Поэтому в памяти моей живые образы рассказов мамы и бабушки о голодоморе 1932-33 гг. и об оккупации 1941-43 гг. Дед, Александр Иванович, брошенный сначала на Соловки, потом пошел по этапу в Сибирь. В начале ВОВ ему, как и многим другим политзаключенным, предложили кровью искупить свою классовую вину перед Советским народом. Что дед и сделал, отдав свою жизнь, защищая Сталинград. Я же, отслужив в ВС СССР (Закавказский ВО), понял: Родине присягают один раз, а защищают - всю жизнь. Если не штыком - значит, пером.

Молитва солдата

Окоп

Мы рыли окоп под стеною казармы,

И каждый из нас про себя проклинал

Тот дождь, что лил воду на дно этой ямы,

И тех, кто впервые здесь крикнул: война!

 Мы рыли...И с остервенением, молча,

 Швыряли лопатами мокрую грязь:

«Потери от снайперов прошлою ночью,

 Усилить посты»,- надрывалася связь.

Мы рыли, предвидя атаку ночную,

А что будет после - то ведает Бог!

Месили, месили мы грязь ледяную:

Штык в землю - на выдох, бросок - снова вдох!

Что было нам думать? Что дом наш не близко?

Что здесь умирать никому не резон?

Разрыв, свист осколков, ответный наш выстрел:

Идет ДШБ* в свой нелегкий дозор!

О Боже, дай сил, чтобы вытерпеть больше:

Зло с пулями ветер свистит в унисон!

И легче вдруг стало: я понял, чем дольше

Мы выстоим здесь, тем спокойней ваш сон!

1990 г.

*ДШБ - десантно-штурмовой батальон;

Молитва солдата

Как трудно на войне писать стихи,

Когда в душе уже не кровь, а порох,

Когда она, устав вмещать грехи,

Не слышит боль, но ловит каждый шорох!

Как трудно помнить про любовь в бою,

Когда на сердце - только страх и копоть...

Глоток воды из фляги разделю,

С тобой, земляк, по-братски я в окопе!

Дай Бог нам эту нежность, как родник,

Не замутить в послевоенном счастье...

К которому и мертвые причастны,

Дай Бог все это в душах сохранить!

1999 г.

Бессмертие

(Моим побратимам - Олегу Пархитько

и Шурику Кабацкому)

Спадает клочьями туман, седые скалы обнажая,

И над ущельями горит звезда в предутренней тиши...

Возможно, наши имена не будут выбиты в скрижалях,-

Мы сами выбили следы на склонах каменных вершин!

И пусть прозревшая страна благословит наш подвиг вечный,

Пусть слезы радости родных нас снова к жизни возвратят,-

Мы бесконечно далеки от прежней сущности беспечной:

И скорбь, и кровь, и смерть друзей меж ней и этим днем стоят...

Все было: радость и печаль,и возвращенья,и потери;

И мяту ветер с гор несет, и дым сожженных кишлаков.

Звезда рассветная горит, в бессмертье заклиная верить,

В бессмертье наших дел и душ, следов от наших каблуков!

1990 г.

Рамки войны

Как стенами, я рамками очерчен,

И втиснут в быт, как будто в бочку сельдь.

А мне бы разгуляться буйным смерчем,

И, умирая, не поверить в смерть!

А мне бы - жизнь крутую, словно строчку:

Война, разведка, боя круговерть.

А там - пусть кто угодно ставит точку:

Хоть снайпер, хоть шальная дура - смерть.

Я знаю - это безысходность воет,

В тоске своей безвыходно кружа,

Страшась, что смерть - и та подобье воли,

Как рай в песках - насмешка миража...

А впрочем, что еще мне в жизни надо?

Я братом был и звездам, и цветам.

За нашу жизнь - она же и награда,

А смерть - оплата по ее счетам!

1988-1991 гг.

Обелиск

Посреди тишины спит усталый солдат:

Он измучился жить так - от боя до боя...

Ну, а кто-то (ведь почести надо воздать!),

Поспешил взгромоздить

 обелиск

 со звездою.

Память - в камне, традиция эта стара...

А солдату спокойнее было б, конечно,

Жить, как все мы живем - от утра до утра,

Что ж... Не с нами, так в нас,

 коль не в плоти,

 так вечно...

Нужно вырубить память не в камне - в сердцах:

Камень мертв, пусть сработанный очень красиво.

Как в окопах земля - наши души в рубцах,-

Спи, солдат, обелиск твой -

 живая

 Россия!

Я остаюсь...

(Владимиру Платонову - посмертно)

А здесь давно - вовсю весна,

Щебечут птицы оголтело,

Небесная голубизна

Над головою - без предела.

Здесь кверху пыль вздымает зной,

И следом - дым от близких взрывов.

И журавли, летя домой,

Курлычут жалобно, с надрывом.

О, если б мог за ними я

Над стонущей землей подняться...

Есть край,где здравствуют друзья,

И где девчонке весны снятся...

Для них я без вести пропал,

Но знайте: я не даром сгинул.

Ведь эта горная тропа,

Что надо мной, и эта глина,

Вся эта дикая земля,

От крови пролитой - святая,

Себя сумеет отстоять,

Со скорбью - мудрость обретая.

Я остаюсь в чужой стране,

Где горы стонут от обстрелов,

Где в ясной неба глубине

Щебечут птицы оголтело.

Я остаюсь в чужом краю,

Но с журавлиной дикой стаей

Любовь бессмертную свою

Земле родной пересылаю!

1990 г.

Талисман

Когда захлебывались кровью

пески кавказских перевалов,

Когда отвагой исходили

сердца друзей моих в бою,-

Ты писем с почтой полевой,

моих коротких писем, ждала.

А я сквозь пепел всех сражений

нес фотографию твою...

Я не узнаю, сколько раз

ты тихо плакала в подушку:

Печали этой нету в письмах,

что получаю от тебя,-

Но ведь и ты не будешь знать,

как часто брали нас на мушку,

Еще взахлеб дышащих жизнью,

таких молоденьких ребят...

Я не увижу, сколько раз

ты перечла мои конверты,

В которых про войну ни слова,-

прости, лишь в этом я солгал...

Но ведь и я не напишу,

как много раз от верной смерти

Твой образ, слившийся с Отчизной,

как Талисман, меня спасал!

...Когда захлебывались кровью

пески кавказских перевалов,

Когда от пули замирали

сердца друзей моих в бою,-

Ты писем с почтой полевой,

как первых птиц весенних, ждала,

А я сквозь пепел всех сражений

нес Память и Любовь твою!

1990 г.

Поговорим...

Ну, здравствуй, друг... Как видишь, я пришел

Что ж, скоротаем горькую минуту.

В тот день, ты помнишь, землю снег укутал?-

Он вновь летит с небес, как белый шелк:

До горизонта - парашютный купол...

Поговорим, дружище, по душам:

О том, что было и о том, что будет...

Здесь землю снег зачем-то так же студит,

Ветра шуршат, ты слышишь?- как и там,

И в сердце боль разлука снова будит...

Цинк гроба- вечный твой бронежилет,

Цвет неба - в голубых твоих петлицах:

России цвет зарыт в ее землице,

И пусто на десятки верст и лет...

Уж лучше б я - в «Тюльпане»* над границей!

Но хрип твой слышу: «Будь, назло врагу!

В бою, как в жизни, помни - не до шуток!»

Мне память жжет в любое время суток:

Пандшер, бой за Саланг, кровь на снегу;

И будто саван - купол парашюта!

1992 г.

* «Черный Тюльпан» - самолет, перевозящий «Груз-200» на Родину.