Эдуард Ковшевный. В гнездо родовое
***
В гнездо родовое с бессильной тоской
спустя много лет мы вернулись с тобой.
По улице пыльной, в тревоге, несмело
мы шли, озираясь…Уже вечерело.
Пустынным, чужим все вокруг показалось,
и сердце внезапно болезненно сжалось.
И молча пройдя мимо грязных дворов,
где в прошлом был рай от цветущих садов,
мы вышли на площадь…На место расстрела.
Сухая трава под ногами хрустела…
Лучи заходящего солнца слепили.
Та церковь, где близких когда-то крестили,
была ныне клубом для танцев ночных.
Не стало крестов, куполов золотых…
И душу мгновенное чувство пронзило,
что все нереально. И горло сдавило.
И словно во сне – мы по зову родному –
прошли к заселенному отчему дому.
Подгнивший настил у забора скрипел.
Разбито. Запущено. Дом почернел.
Кусты лишь сирени в саду уцелели,
три тополя возле калитки шумели.
Узнав нас – навстречу – ветвями качнулись,
и, верить не смея, шепнули: «Вернулись…»
21.09.1983 г.
***
Странно, удивительно
– порой
смутной, непонятной
чередой,
цепью бесконечнейшей
скитаний,
сменой, чередой
воспоминаний –
жизнь мне представляется моя:
в каждом миге
словно бы тая
(как разгадку к тексту
между строк):
звук случайный, шорох ли,
намек;
память о забытом,
о былом –
дождь ли монотонный
за окном,
фраза ли на улице чужая,
вдруг мгновенно,
резко оглушая,
тем, что эта фраза,
мост, река…
и прохожий тот…
Издалека
словно тень, тревога…
Но о чем?
Чувство – миг прошедший
был знаком.
Чувство то острее
во сто крат
в летний тот мучительный закат –
в страхе возвращения
к родному,
отчему, отобранному дому.
Пыль дороги…
Станция. Вокзал
(что не видел раньше,
но узнал).
Звуки… Образ.
Мыслей череда.
Не постигнуть тайны никогда.
***
После поездки тайком в гнездо родовое…
Вновь вспоминаю тот вечер…
Вокзал.
Душный и грязный,
заплеванный зал.
Лица усталых,
покорных людей.
Карту большую
напротив дверей.
Смятую «Правду»
под картой, в углу,
где примостился старик
на полу.
Красный плакат
на депо за окном…
Как же мне тяжко
в их мире чужом!
23.09.1983 г.
***
Закат над расстрелянным,
тихим селом.
У церкви
собака скулит.
Отряд на подводах,
и частью – пешком –
уходит в дорогу.
Пылит.
Окурки под красной
тяжелой пятой
затоптаны
в грязный песок.
На площади пусто.
Лишь брошен цветной,
разорванный
женский платок.
***
Их вели на расстрел.
Босиком. По росе…
Где-то рядом свистел
соловей о весне.
У сирени вокруг
ветви дивно цвели.
И в раю этом вдруг
раздалось громко:
«Пли!»
28.05.1984 г.
***
С задумкой стихов и с молитвой
я шел по тропинке с реки.
Был день предосенний прекрасен.
И мысли, и чувства легки.
Шуршала хвоя под ногами,
усыпан был шишками мох.
И Богу из сердца рождался
признанья исполненный вздох –
за чудо соснового бора,
за неба лазурь в вышине;
за эти минуты покоя,
что щедро отпущены мне.
Я шел…Ярко солнце светило.
Был дух мой спокоен, высок.
И к Богу любви своей силу
словами сказать я не мог.
***
Этот сумрак елового бора
И тропинка средь мягкого мха –
Здесь с Творцом благодать разговора
Сокровенна, стыдливо-тиха.
Шум людской здесь затих в отдаленье,
Первозданный, забытый покой.
Высоко только птичье вдруг пенье,
Птички свист раздается порой.
И смола на стволах седых елей
Застывает слезой янтаря.
За густою хвоей еле-еле
Догорает на небе заря…
И встаешь на колени в молчаньи
На прохладный и бархатный мох.
И возносишь, забыв о страданьи,
Благодарный молитвенный вздох.