Много читывала я книг, от которых не оторваться. Но то, что сейчас глотаю страница за страницей, не с чем даже сравнить! Обидно было бы умереть, не прикоснувшись к этому! Впрочем, сначала о том, где я взяла эту книгу и где вообще сейчас нахожусь. В монастырской библиотеке, на подворье женского монастыря, в маленьком селе на высоком берегу Туры. До какой-либо промышленности – сотни километров. Воздух… – что и говорить, если леса вокруг хвойные. У села тишайшее название – Меркушино (это слово громко не произнесешь). Воскресными утрами по тишине, как по белому холсту – малиновым цветом, растекается колокольный звон. В будни звонница молчит по причине такой, что вы не поверите. Бригадир трактористов запрещает, дескать, людям нужно поспать!

Мне же спать не дают птицы то резкими, то мелодичными голосами. И, едва рассвело, я открываю книгу, как сундук сокровищ. «Лествица, возводящая на небо». Учебник духовной жизни. В дореволюционной России был он во многих домах в почете. Популярное классическое произведение византийского философа и писателя VI века. Глубина собственного невежества изумляет. Есть в Кремле колокольня Иван Великий – давно знаю. Но что этот Иван на самом деле Иоанн Лествичник, чей труд завладел моим вниманием, не ведала. Читала до поздней ночи и вдруг начала кое-что соображать, догадываться, чем так притягательно монашество. Оно есть кладоискательство. Вот что влечет сюда юные сердца. Вот почему ты, Анечка, дочка моих знакомых, убежала в монастырь в день своего выпускного бала. Тебя привела эта самая Лестница, ведущая на небо. И не удивительно. Ступени этой лестницы – самое прекрасное, чему стоит посвятить жизнь, – наука очищения сердца. Я дочитала пока до четвертой ступени. Называется она блаженное послушание. Беспрекословным, безоглядным послушанием своему духовному наставнику люди очищали сердце от первейшего и злейшего греха – гордыни. Очищали… Вздыхаю от зависти и не подозреваю, что сегодня Тот, кто слышит все наши вздохи, пошлет мне упражнение в блаженном послушании.

Чистить подсвечники, ухаживать за лампадками, разливать по бутылочкам воду святого источника стало для меня привычным за четыре дня моего паломничества. Но на сей раз у сестер нехватка в другом.

– Галина Иосифовна, завтра хотим поставить вас дежурным экскурсоводом.

– Смогу ли? – вырывается у меня.

– Конечно, сможете, – старшая сестра (вдвое моложе меня) улыбается, – вы же писали о нас, да и материалами можете пользоваться.

Ну, знаете ли, писать-то проще. Можно зачеркнуть и снова начать. А вот стоять перед людьми, которые, может быть, впервые в жизни вошли в храм, и что-то говорить… Кажется, я прекословлю и ропщу, хоть и не вслух. Пытаюсь понять свои помыслы: мне лень, или я боюсь ошибок? Иду по берегу Туры, перебирая аргументы, по которым могу отказаться от поручения. Я просто не готова! Что, если вместо пользы принесу людям вред? У меня ведь нет нужного опыта! Стоп! А как же беспрекословное послушание? То, что очищает сердце? Ты ведь так хотела этого еще утром? Итак, вариантов у меня… один. Готовиться.

Экскурсовод – неподходящее слово, когда речь идет о паломничестве. Экскурсия по святыням – звучит нелепо, если не кощунственно. Экскурсия – это беглое знакомство. Посмотрели налево, посмотрели направо, на ходу делимся впечатлениями. А паломничество – нечто по существу иное. Экскурсия – из области культурной жизни, паломничество – прикосновение к миру духовному, погружение в другую среду, узнавание себя, наконец. Той составляющей своей натуры, которая обычно задавлена суетой. Главное знание получает не ум, а сердце, копится опыт духовной жизни, пусть маленький, но бесценный.

Не придумали, не родилось пока в обществе, принимающем второе крещение, название для столь востребованного служения: знакомить людей с православными святынями. Можно ли представить, что в 1905 году в православный храм вошли бы пятьдесят женщин в брюках и с непокрытой головой, при этом половина не знает, как правильно сделать крестное знамение? Для 1905 – картина нереальная, а для 2005 – типичная. Таковые-то группы мне и предстоит вести по храму (даже по двум!) и рассказывать так, чтобы мои слова они захотели сохранить в своем сердце.

Все больше волнуясь, иду по селу. Возле единственного магазинчика старушка, в клетчатом платке, с плетеной корзиной, что-то предлагает. Кедровые шишки! Купила две и с удовольствием вдыхаю хвойный смоляной аромат. Миную бревенчатый дом паломника, вхожу в узорчатую, черного металла ограду и затем – в сестринский корпус, где находится библиотека. Сочувственно улыбаясь моей озабоченности, инокиня, несущая здесь послушание, выдает мне солидную папку. Материалы для экскурсоводов. И я углубляюсь в чтение, хотя с бОльшим удовольствием продолжила бы изучать «Лествицу». Но – послушание!

Село Меркушино основано в начале 17 века . Оно расположено в 400 км от Екатеринбурга на высоком берегу реки Туры, в которую близ села впадает небольшая речка Меркушинка. Красота природы при выборе места для села была делом второстепенным, однако она впечатляет и сегодня: здесь гармонично соединились изящество речного русла, заливные луга, холмы, острова кедров и лиственниц, тихие долины и глухие леса. В XVII и XVIII веках село имело большое значение в торговле между Россией и Сибирью. Тура была в то время судоходной, но вблизи Верхотурья недостаточно полноводной. Полную погрузку товаров на суда проводили в Меркушино, где были устроены таможня, казенные магазины и помещения для товаров, а также большая судоверфь, благодаря чему село процветало. Вскоре после основания Меркушино крестьяне построили деревянный храм во имя Архангела Михаила.

Факты нетрудно запомнить и пересказать. Но я боюсь глубоких, духовных вопросов. Если приедут серьезные, думающие люди, обязательно спросят о том, в чем я не компетентна. О сути святости. Что такое святое место? Какой простой вопрос и как трудно на него ответить! И тут я вспомнила, как попала однажды на беседу отца Авраама; с сестрами в скиту. Помню, что тема разбиралась трудная, богословская, о свойствах Божиих. Атмосфера была непринужденная, и я решилась задать вопрос.

– Если Бог присутствует везде равномерно, то почему, когда приезжаешь в святое место, то здесь больше ощущаешь Его?

Ответ запомнила на всю жизнь.

– Вот ты ездишь по святым местам, а святые уходили в пустыню…

Господи, слава Тебе! Слова, подсказанные памятью, всё прояснили. Мы, слабые, нищие духом, любим бывать в местах, которые освящены молитвами святых людей. А сами святые уходили из мира, потому что хотели быть наедине с Богом.

Не буду я паломникам рассказывать о том, когда и как образовалось село, ибо это предмет экскурсии. А у нас – паломничество, то есть поклонение. И начать следует примерно так.

Странный человек появился четыреста лет назад в богатом селе Меркушино. Культурная речь выдавала благородное происхождение, но держался человек не гордо, не властно, а скромно, просто, смиренно. На хлеб зарабатывал меховым шитьем. Шубы выходили – загляденье, но скорняк всё же был изрядный чудак: не подбив подол, оставлял заказчику обнову – и был таков. Найдут его, давай бранить, а он молитву шепчет да смотрит ласково, словно похвалы получает. Это зимой. А летом странный скорняк ловил рыбу и раздавал бедным, сам же ел чуть-чуть, был худ и болезнен и, не дожив до зрелых лет, отдал Богу душу. Похоронили странного человека возле церкви, поелику был молитвенник и службы Божии не пропускал. А тех, кто забывал Евангелие, кротко и тихо увещевал: «Имейте, – говорил, – страх Божий и сердце чистое».

Прошло полвека. Архиерею Сибирской страны доложили, что в селе Меркушино Верхотурского уезда есть святая могила. Были случаи, говорилось в донесении, тяжко больные молились на той могиле, отирали больные места землей и выздоравливали.

Пролетело еще полстолетия. 1704 год. 12 сентября. Золотом посыпана проселочная дорога. На три версты растянулся крестный ход. «Святой праведный Симеоне, моли Бога о нас!» – поет люд православный. Идет перенесение мощей Симеона Меркушинского – того самого чудака, любившего поношения, а не похвалы. Теперь почивать он будет в золоченой раке в монашеской обители города Верхотурье. И очень скоро называть его станут – праведный Симеон, Верхотурский и всея Сибири чудотворец. Не для красного словца столь громкое имя. Утешает, исцеляет, оберегает, вразумляет Симеон.

Над могилой Симеона в Меркушино построен храм, и в нём бьет ключ вкусной, чистой, целебной воды.

Мы находимся в этом самом храме, а к источнику сейчас спустимся в крипту.

Решаю для себя еще важный вопрос: надо ли рассказывать о чудесах, об исцелениях, которых за три века – не сосчитать. Но… как бы не сделать свой рассказ похожим на рекламу, а то сейчас много средств предлагают от всех болезней. Главное чудо уже тихо-тихо происходит в их душе, дай Бог им это ощутить и сохранить.

Хотя, конечно, необыкновенно заманчиво – рассказать о зафиксированных сестрами исцелениях: после молебна праведному Симеону здесь, в меркушинском храме, вернулся слух к больному ребенку. Помог Симеон и московскому школьнику. Мальчик баловался с химикатами, спровоцировал взрыв. Глаза были сильно повреждены, врачи надежд не давали. В это время в Москве проходила православная ярмарка. Некая добрая женщина принесла с ярмарки и дала родителям освященное масло из лампады, висящей над святым источником праведного Симеона. Стали мазать веки, и зрение к юному химику вернулось! За последние годы отмечено около десяти случаев исцеления от бесплодия по молитвам к Симеону Верхотурскому. Тронул меня рассказ старушки из сибирского города. Она очень хотела поехать на праздник Симеона, но пенсию задерживали. Старушка молилась и верила, что праведник ей поможет. И вот однажды в магазине подходит к ней молодая женщина и говорит: «Я вижу, что вы верующая. У меня сегодня годовщина смерти мамы. Хоть мы и мусульмане, но помяните ее, пожалуйста». И подала свернутые купюры. Это была сумма, необходимая на дорогу.

А разве не чудо – за три года построен огромный собор? Да где построен! За сотни километров от промышленных городов. Одна доставка материалов чего стоила. Собор на четыре тысячи молящихся с мозаичным подогревающимся полом и колоннами из уральских самоцветов поражает и наших соотечественников, и иностранцев. Даже самая удачная серия фотографий не передаст редкую гармонию природы и архитектуры. Вдоль высокого берега Туры раскинулся величественный храмовый комплекс. Грандиозный златоглавый собор Архистратига Михаила, вобравший в себя устремленную к небу колокольню, и – в пятидесяти метрах – маленький, белый, как снежинка, восьмигранный Симеоновский храм. Большой храм словно бы подал руку маленькому. И появилась галерея. В каждом храме – святыня. В маленьком – гробница Симеона, в большом – мощи священномученика Константина.

О Константине Меркушинском хочется рассказывать так, как о нём думается: с болью и нежностью. В двадцать два года выпускник Пермской семинарии Константин был уже священником. Семьи у него не было, перед рукоположением он дал обет целомудрия. Сюда, в Меркушино, служить в храме Архангела Михаила, отец Константин прибыл весной 1917 года. Что это было за время, мы с вами помним по школьным урокам. Помните, да? На броневике товарищ стоял, имя его и произносить не хочу. «Апрельские тезисы». «Большевики должны взять власть». А молодой священник едет в святое место – служить Богу, помогать людям хранить веру. И действительно, при служении отца Константина, по возрасту мальчика, а духом зрелого христианина, вера православная, сопротивление советскому режиму в селе были крепче и решительнее, чем в других районах. Произошли волнения, а затем начались репрессии. В организации волнений обвинили священника и старосту храма. Когда их вели на расстрел, отец Константин всю дорогу молился, славил Бога, пел погребальные песнопения.

Свое сообщение я мысленно прорабатывала до вечера. И только уходя из сестринского корпуса, вдруг поняла, где я только что находилась. Это сейчас здесь живут сестры, а в начале XX века в двухэтажном доме была сельская управа. И именно здесь провел ночь перед расстрелом священномученик Константин Богоявленский.

Экскурсанты или паломники?

В храме тишина, только охранник перелистывает журнал «Фома», взятый в киоске. Я уже тридцать минут дежурю. Пока никого. Ведь раннее утро. Но вот слышу, что подъехал автомобиль. Через пять минут открываются тяжелые двери.

Паломники? Скорее, экскурсанты. Вошли, не перекрестившись, четверо мужчин, за ними три женщины, на ходу повязывая косынки. Посетительницы среднего возраста или чуть старше. Губная помада наспех стерта. Стриженые пряди выбиваются из-под платков.

– А свечи можно купить?

– Да, пожалуйста, в киоске.

Женщины ушли за свечами, мужчины разглядывают убранство храма. Топчутся на месте, вглубь пройти стесняются. Тактично жду вопроса, чтобы не навязываться со своей «экскурсией». Вернулись, разговаривая, женщины, и вопрос не замедлил.

–А куда поставить свечу, чтобы помощь в делах была?

– Вы находитесь в храме Архангела Михаила, можете ему поставить свечу. Можно Николаю Чудотворцу – вот его икона. И обязательно помолитесь. Просто свечу зажечь – это только полдела.

– А как молиться? Что говорить?

Поясняю, но почти не слушают. Вертят головами.

– Это и есть новый храм? А когда его построили? Красивый! Очень!

Группа понемногу окружила меня. Начинаю рассказ.

– Да, конечно, все говорят, что храм очень красивый. Владыка Кирилл, митрополит Смоленский и Калининградский, назвал его образцом церковной эстетики. Но не ради красоты едут сюда люди, а ради святости этого места. Вы ведь знаете, конечно, что нашу страну называют Святой Русью.

Говорю и чувствую, что мои слова летят в пустоту. Слушают рассеянно. Вертят головами.

– А это какой камень? Малахит? Смотрите – малахит!

Мы подошли уже к раке с мощами Константина Меркушинского. Да, она облицована малахитом, но об этом сейчас говорить было бы неуместно. Мы ведь не в Эрмитаже, а в святом месте.

– Здесь покоятся мощи молодого священника, расстрелянного в 1918 году большевиками.

Мои экскурсанты притихли, устремили глаза кто на меня, кто на раку. При таком внимании и говорится легче, голос звонче.

– Отцу Константину Богоявленскому было двадцать два года. После окончания Пермской семинарии он приехал служить сюда, в село Меркушино, в апреле 1917 года… А через год его расстреляли.

У женщин глаза увлажнились, они завздыхали, неумело закрестились. Слушали внимательно, хотя мужчины переминались – наверное, курить захотелось.

– Похоронили отца Константина возле храма, как положено погребать священника. Но потом собор взорвали, разобрали на кирпичи, а могилу сравняли с землей. И вот через восемьдесят с лишним лет, когда стали строить заново этот храм, во время земляных работ было найдено захоронение священника с Евангелием. Вначале было неизвестно, кто он. Потом по многим признакам узнали, что это Константин Богоявленский. В 2001 году отец Константин канонизирован как пострадавший за веру, как новомученик. Во время советской власти были расстреляны и замучены в лагерях десятки тысяч священников, монахов и просто верующих людей. Сейчас в нашей Православной Церкви ведется работа по выявлению новых святых – людей, претерпевших узы и муки за Христа.

– А можно свечу поставить?

Так, слушать перестали. Перегружаю?

– Да-да, можно поставить свечу и приложиться.

Прикладываюсь, они вслед за мной. Если опять спросят про малахит (облицовка золоченой раки), то, значит, не удалось мне экскурсантов превратить в паломников.

Не спросили! Слава Тебе, Господи.

Идем по галерее. Мимо сувенирного киоска женщины, конечно, не пройдут. Действительно, к витринам прилипла вся группа, рассматривают посуду с надписями «благословение Ново-Тихвинской обители», но одна из женщин вдруг подошла ко мне.

– У меня дедушка работал в церкви и пропал. Бабушка говорила, арестовали и больше не выпустили.

– Он был священником?

– Нет. Не знаю. В общем, кем-то был.

– У вас, наверное, остались фотографии, документы?

– Не знаю, мама переезжала много. Надо спросить.

– Обязательно спросите и если что-то найдете, принесите в Комиссию по канонизации. Могу дать вам телефон.

– Ну, давайте...

Что ж. В такое время живем. У нее дед, возможно, святой, а она не знает, кем он был в церкви.

Жду, когда стихнет оживление от покупки сувениров, и веду мою первую группу в Симеоновский храм. Открываю тяжелую дверь, приглашаю моих экскурсантов, которые стали уже немного родными. Запах ладана, отгоревших свечей, нечто, чему трудно подобрать мирское определение, витает в пространстве. Гости мои осматривались уже более внимательно, про Симеона слушали сосредоточенно, будто одновременно решая что-то внутри себя. Поклон перед алтарем. Снимаю цепочку, перегораживающую вход в крипту;, в молчании спускаемся по светлым каменным ступеням (на последних уже нужно пригнуть голову) и оказываемся перед могилой праведника. В крипте всегда идеальная чистота. Пол, стены и сама гробница одеты в серый мрамор. Торжественность венчает резная деревянная крышка над могилой. Можно её слегка сдвинуть (есть удобная прорезь для руки) и специальным ковшом (он лежит тут же) зачерпнуть воды святого источника. Из ковша, разумеется, никто не пьет – вот на подносе кружечки – всё вымыто и покрыто салфеткой. Пью холодную воду, в двадцатый раз отмечая необычный вкус ее. Она не только жажду утоляет, но и насыщает, словно бы некоей пищей. В уголке крипты – легкий переносной аналой. Как-то мне посчастливилось попасть сюда на исповедь. Было ясное ощущение, что Симеон слышит меня, мои признания вслух и мысленные обещания…

– Здесь, у святыни, принято делать земной поклон.

По моему примеру встают на колени. Я читаю вслух молитву на иконе, на свитке в руке Симеона: Молю вас, братия, имейте чистоту душевную и страх Божий... Теперь – зачерпнуть водичку. Помогли сдвинуть, а потом вернуть на место тяжелую крышку. Все пьют, а один мужчина медлит:

– Мне, наверное, нельзя. Я некрещеный.

– Как раз можно.

Поднимаемся из крипты, прощаемся уже радушно. Это Симеон сроднил нас.

– Спасибо вам большое. Начнется учебный год – весь класс сюда привезу.

– Мы тоже приедем, с бабушкой и детьми.

– Успехов!

– И вам успехов! И Ангела-Хранителя в дорогу.

Прощаюсь и уже вижу, что по Симеоновскому храму в каком-то недоумении бродят, вглядываясь в иконы, две женщины. Светлые ажурные шарфы покрывают голову и плечи – это абсолютно правильно, но чувствуется, что обстановка для них непривычна. Будто бы хотят что-то спросить, да не решаются. Подхожу сама:

– У вас какие-то вопросы?

– Да.

В глазах старшей тревога и боль.

– Вот дочери прогнозируют осложненные роды, и нам посоветовали сюда приехать.

Дочь озабоченной не выглядит, словно уже чувствует защиту.

– Очень хорошо, что приехали. Как раз тут у нас святой источник. Сейчас я вас к нему провожу. А икона, перед которой мы стоим, – Пресвятой Богородицы. Видите надписи? Её так называют: Ненадеющихся надеяние, Больных исцеление, Печальных утешение... Её и просите о помощи в родах, от всей души и с верой.

– А есть икона Девы Марии?

– Богородица и есть Дева Мария. Знаете, какую молитву больше всего любят верующие женщины? Вот эту: Богородица Дева, радуйся.

Слушают внимательно, поэтому, завершив молитву, продолжаю:

– Этими словами обратился к Деве Марии Архангел: «Радуйся!», когда сообщил, благовестил Ей, что скоро Она родит Спасителя мира. Матери у Марии уже не было, и Она пошла к своей единственной родственнице Елизавете. И не успела еще Мария ничего сказать о себе, как Елизавета произнесла эти слова: Благословен плод чрева Твоего…

Слушают с нарастающим вниманием, и наконец у них вырывается:

– А где про это написано?!

– В Евангелии.

Без преувеличения, я была счастлива, что сообщаю это.

После того как все вместе приложились к святыням, испили водички, решаюсь дать совет.

– Раз уж так далеко ехали, оставайтесь на службу. Можно исповедаться. У нас отдельные комнатки-исповедальни, очень удобно. А ночевать – пожалуйста, гостиницы. Есть номера повышенной комфортности с питанием по ресторанному меню, есть Дом паломника – очень скромная плата, также с питанием, но в столовой.

Мать и дочь просияли:

– А мы уже готовились в машине ночевать. В гостинице, конечно, лучше. Только вот куда машину?

– Поставите во дворе. Всё охраняется.

Провожаю до выхода и намереваюсь вместе с гостьями выйти к реке, но через открытые двери галереи вижу, что подъезжает автобус, да не какой-нибудь, а двухэтажный! Из гостиницы его тоже увидели, и вот старшая сестра подбегает встречать паломников. Уж это поистине паломники! В окнах автобуса – иконы Богородицы и святителя Николая. Приехали издалека, с Украины, в сопровождении священника, у которого я с удовольствием благословляюсь. Атмосфера сразу стала праздничной. Вокруг братья и сестры наши, приветливые, разговорчивые, родные. Женщины до слез умиляются на красоту храма, вслух благодарят и славят Бога. Мне бы надо как раз сейчас волноваться, перед такой духовно зрелой аудиторией. Но, наоборот, чувствую себя спокойно и радостно, как среди близких, отвечаю на вопросы и сама спрашиваю: как ехали? где уже побывали?

У раки Константина Меркушинского пропели величание. Батюшка попросил открыть раку. Я растерялась. Дело в том, что раку разрешено открывать только в присутствии монастырского священника, а оба меркушинских батюшки сейчас в разъездах. Набираю номер старшей сестры, слышу, что абонент не доступен. Как жаль! И вдруг – это же чудо! – отец Михаил входит в храм. Он приветствует украинского батюшку и поднимает крышку раки. Паломники с благоговением прикладываются к святым мощам.

– Отец Константин постарался для нас, – улыбаясь сквозь слезы, произносит пожилая украинка.

– И архангел Михаил! – подхватывает молодая.

В крипте у Симеона не спеша пели молебен, потом батюшка помазал всех освященным маслом из лампады. Разливаю воду по бутылкам что-то долго, кажется, мы пошли уже по второму кругу, а они просят: «Еще трошки…» – «Конечно, налью, вы же так далеко ехали».

Хотелось и нам, и им, чтобы побыли «еще трошки». Но расписание поездки не позволяет. У них сегодня Нижний Тагил и Невьянск, а завтра – Ганина Яма и Екатеринбург. Сестры угощают украинских гостей кедровыми орехами. «Шо, их и кушать можно?»

Уезжают чуть не плача: «Якая тут благодать!»

Ближе к вечеру долго сижу одна в соборе, прислушиваясь к себе: а изменилось ли что-то во мне к концу первого дня блаженного послушания? Не знаю, но есть какое-то отрадное чувство… Незадолго до закрытия храма вошли двое. Женщина, в светлом платочке, с озабоченным лицом, и мужчина – хмурый и усталый. Он сел на лавку у входа и ждал, пока жена поставит свечи и помолится. В Симеоновский храм идти не соглашался. До меня донесся его сердитый голос:

– Я тебя привез, и отстань, пожалуйста.

Жена с кротостью продолжала уговаривать. Пошел с неохотой, плелся, будто на ногах утюги. Поскольку я вела только их двоих, ему, видимо, неудобно было не принять мое приглашение спуститься в крипту. Встал вместе с нами на колени. Я прочитала молитву, написанную на свитке Симеона: Молю вас, братия, имейте чистоту душевную и страх Божий… Попросила помочь сдвинуть крышку, зачерпнула воды.

Мужчина выпил святую воду из протянутой ему кружки, с облегчением выдохнул, словно гору с плеч скинул, и вдруг сказал жене:

– Спасибо, что привезла меня сюда.

Мне было неудобно смотреть в этот момент на её лицо. Я знала, что оно счастливое...

Вместо эпилога

Вечером в гостинице я с чувством успешно прожитого дня торопливо ужинала, чтобы скорее продолжить чтение «Лествицы». Но какой же «сюрприз» ждал меня! Главное, учит Лествичник, не потщеславиться ничем сделанным, иначе шагнешь не вверх, а вниз. А я-то сегодня была так довольна собой!

Меркушино – Екатеринбург

2002 – 2006