Дивизии генерала Дмитрия Неверовского

Не фантазия это, не россказни:

Ощетинившись в грозном каре,

Восемь тысяч солдат Неверовского

Шли к Смоленску по летней жаре.

Словно в акте безумной мистерии,

Вёрст пятнадцать, в дыму и в пыли,

Принимая в штыки кавалерию

И теряя товарищей, шли.

Восемь тысяч, ещё не обстрелянных,

Встали в рост на пути у врага!

Те, кому умереть было велено,

Шли, не прячась – ведь честь дорога.

Познакомился с царством Хароновым

Русской кровушки алчущий зверь,

Чтобы воинство Багратионово

До Барклая дошло без потерь.

Вот и день уже к вечеру клонится

За неистовым солнцем вдогон.

Но Мюрат свою лучшую конницу

Вновь и вновь посылает в огонь.

Сатанеет, не зная усталости,

Весь в доспехи закованный враг.

Но отбиты в блистательной ярости

Все четыре десятка атак.

Трижды праведен бой с иноверцами!

Вся земля – как единый редут!

Каждый холм, каждый кустик и деревце

Жребий твой отдалят, отведут.

Этот подвиг в истории высечен

Как потомков восторженный стих.

Двадцать две иноземные тысячи

Против русских восьми…Но каких!

Смоленск,

на правом берегу Днепра

(Стихотворение написано под впечатлением рисунка участника Отечественной войны 1812 года майора французской армии Фобера дю Фора)

Бранился Марс на все лады

И молнии метал.

Горел Смоленск, и горький дым

Над городом витал.

А в зарослях, что вдоль реки

На правом берегу,

Засели русские стрелки

И били по врагу.

Их цепь немыслимо тонка,

Как шелковая нить,

Но наступающим полкам

«Давала прикурить»!

В боях за честь родных руин

Не раз «держали верх»!

Все молодцы! Но был один,

Стрелявший лучше всех.

Свой неприступный бастион

Среди плакучих ив

С прошедшей ночи занял он -

Француза супротив.

То рядовой, то офицер

Свинец ловили в грудь.

Все, кто попал в его прицел,

Ушли в «последний путь»

Противник нервничал. И вот,

Ругаясь на бегу,

Стрелков отменных целый взвод

Залег на берегу.

Стреляли залпом и поврозь,

О времени забыв.

Но вновь отмщение неслось

Из-под плакучих ив.

Чтоб надоевшего стрелка

Вконец «укоротить»,

Приказ был отдан - из полка

Орудье прикатить.

Рванул заряд, за ним - другой!

Картечь все валит с ног.

Но не смолкает за рекой

Упрямый тот стрелок.

Весь день, как в тире, сквозь кусты

Летели пули в цель.

Лишь с наступленьем темноты

Закончилась дуэль.

И всыпав пороха картуз

В чугунное нутро,

С досады выпустил француз

Последнее ядро.

Наутро, фронтом в полверсты,

Как разъяренный вепрь,

Французы, наведя мосты,

Форсировали Днепр.

Шел неприятель, словно вал -

Несдержан и криклив.

Но вдруг сконфуженно смолкал

Вблизи плакучих ив.

Пред ним, с улыбкой на лице

Припав к земле своей,

Лежал убитый офицер

Из русских егерей.

Казалось, битвой утомлен,

Прилег он отдохнуть.

Разбив нехитрый бастион,

Картечь пронзила грудь.

В кругу воронок, весь в пыли,

Средь сломанных дерев,

Обняв клочок родной земли,

Лежал российский лев.

И было ясно до конца,

Что никакая рать

Святую землю у бойца

Не в силах отобрать.

Гудел над Родиной набат,

Как горная река.

Бледнели лица у солдат

Французского полка.

А над позицией стрелка

Стоял, потупив взор,

Артиллерийского полка

Майор Фобер дю Фор.

28.01.2005

Генералу Александру Тучкову 4-му

Я погибну в бою на усеянном трупами поле,

На газах у солдат, отбивающих вражеский вал,

И уйду навсегда с этой многострадальной юдоли

Так, как должно герою, как с детства об этом мечтал.

За мгновенье до смерти подняв опалённое знамя,

Приободрив бойцов, я рванусь безоглядно вперёд…

И опустится мгла, и разверзнется небо над нами,

И Господь всемогущий к ответу меня призовёт.

Уцелеть суждено иль погибнуть - на всё Божья воля.

И уж точно не нами придуманы эти бои.

И солдаты меня попытаются вынести с поля,

Но погибнут от бомбы, попавшей в носилки мои.

И на том самом месте, где высились груды убитых,

Где пропитана кровью солдатской густая трава,

Безутешно скорбящим воздвигнет святую обитель

В память горькой утраты моя молодая вдова.

Брат мой Павел ещё под Смоленском проявит отвагу:

Будет ранен в бою рукопашном клинком и штыком.

Даже сам Бонапарт в восхищенье вернёт ему шпагу,

Удостоив почётного пленника гордым кивком.

Сколько раз приходилось зубами скрипеть от бессилья,

Подставляя бока под врага ненавистную плеть!

Но когда вдруг поймёшь - у тебя за спиною Россия, -

В мире нет супостата, способного нас одолеть!

Перед мощью врага мы не дрогнули, не отвернули!

Мы вцепились друг в друга, а там – как Всевышний решит.

Вот и брат Николай будет ранен французскою пулей.

И покинет сей мир, и на Небо ко мне поспешит.

Покидая защитников Багратионовых флешей,

Я уйду с твёрдой верой в победу и с пулей в груди.

И смотритель у Райских Ворот спросит: «Камо грядеши?»

И узнает меня, и устало кивнёт: «Проходи».

Бородино 2012

200-летию Бородинской битвы посвящается

Я был там, под этой пронзительной высью,

И видел, в смятенье души,

Как шли кирасиры уверенной рысью,

Сжимая в руках палаши.

Как будто возникнув из дымного ада

Предвестником лютой беды,

Сверкающей лавы стальная армада

Вгрызается в наши ряды.

Любая волна разобьётся о камень

В мельчайшем своём серебре.

Так, вдруг ощетинившись грозно штыками,

Атаку встречает каре.

И здесь ни при чём ни чины, ни награды –

Лишь доблесть, в крови и в поту.

И, кажется, нет неприступней преграды,

Чем вера в свою правоту.

Сквозь дым и разрывов неясные блики

Достаточно только взглянуть,

Как мчатся уланы, тяжёлые пики

Нацелив противнику в грудь.

Навстречу – гусары, шальные рубаки,

Своих подгоняют коней…

О, сколько же их после этой атаки

Отправится в Царство Теней!

Земля содрогнётся от залпов орудий

Вдоль берега Колочь реки.

Крест-накрест ремнём перетянутой грудью

Пехота ударит в штыки.

Они замелькают в бою рукопашном,

И сердце вдруг сталью прожжёт…

И тот, кто мне скажет, что это не страшно –

Цинично и пошло солжёт.

Бледнеет и меркнет любая награда

На этой Священной войне

С мечтою геройски погибнуть. Ведь правда

На нашей была стороне.

Так будет и впредь! Помяни моё слово.

И всяк умереть будет рад.

Как августа месяца двадцать шестого.

Но ровно два века назад.

Посвящение Денису Давыдову

Покуда кровь по жилам, а не квас

Течет. В глазах - огонь, в руках - гитара.
В кого ж еще влюбляться, как не в нас?
Уже ль соперник сыщется гусару?!

Но минет ночь, неумолим рассвет.
Что ж, господа, нам счастье не по чину.
И женщина, когда выходит в свет,
Берет в мужья солидного мужчину.

Пусть дивных глаз другому отдан луч,
И сердце пленено другим, и мысли.
Полжизни отдадим за поцелуй,
И без того короткой нашей жизни!

Вино не застоится в погребах,
От сапога не поотвыкнет стремя.
Вкус жизни на обветренных губах
Мы чувствуем во много раз острее.

И чтоб закрыть дорогу подлецам,
Стремящимся проникнуть в наше братство,
Друзей мы выбираем по сердцам
И по уменью пить, любить и драться.

Вращается фортуны колесо,
То бешено, то медленно и чинно.
Как трудно разглядеть ее лицо,
Когда так часто видишь только спину!

Отечества презренные враги!
Охота ль вам изведать нашу силу?
Не делайте поспешные шаги,
И наш совет - не трогайте Россию!

Нас вновь пленяет боя круговерть.
Своим аршином наш уклад не мерьте!
Мы живы - слава Богу! Ну а смерть?
Что за печаль? Нам некогда о смерти!

Хрусталь звенит, и золото, и медь.
И жизни грошь цена в безумном мире.
Но кто-нибудь опять за нашу смерть
Себе добавит крестик на мундире.

Наполеон в Москве

Пылала Русская земля,

Гудел набатный звон.

В палатах каменных Кремля

Не спал Наполеон.

Неразговорчив и угрюм,

Сидел он за столом,

И вихри невесёлых дум

Кружили над челом.

Хоть Небо посылало знак,

Но им он пренебрег.

И сразу всё пошло не так,

Как замышлял стратег.

Мираж растаял, словно воск,

И пала пелена:

Пред ним - упорство русских войск,

И «скифская война».

Уж нет в лесах чужой земли

Былого куража.

Две русских армии прошли

По лезвию ножа!

К назначенному рандеву

Пробились на штыках,

Лихого маршала Даву

Оставив в дураках.

На лабиринт походных карт,

Сжимая кулаки,

Смотрел угрюмо Бонапарт,

Ходили желваки.

И как бы не был утомлён,

И сколь не пил вина,

Он вспоминал, как страшный сон,

Кошмар Бородина.

Отборных войск могучий вал,

Как многорукий спрут,

До поздней ночи штурмовал

Всего один редут!

И что услышал он взамен

Блистательных побед,

Спросив, а сколько взято в плен?

-Мон сир, а пленных нет.

Доколе чувствует нога

Земли родную твердь,

Солдаты милости врага

Предпочитают смерть!

Их генерал Багратион

Стоял подобно льву!

И не один наш батальон

Остался там, во рву.

Сияло солнце высоко,

Сменив ночную тьму.

Уже тогда бы глубоко

Задуматься ему!

Вот роковая та черта!

За ней - лишь мрак и тишь!

Не лучше ль бросить всё к чертям

И ну - домой, в Париж!

Но верой, что победы ждут,

Как брагой опьянён,

Урокам битвы за редут

Не внял Наполеон.

И чёрный ангел пролетел,

Зашторив неба синь...

Лишь ночь да груды мёртвых тел.

Всё кончено. Аминь.

В Европе путь всегда один

В любые времена -

Взял, скажем, Вену иль Берлин -

И кончена война!

Народ, понятно, в стороне.

За всех решает знать.

А в этой варварской стране

Как можно воевать?!

Ну где ещё встречали вы,

Чтоб, яростью ведом,

Обычный мещанин Москвы

Сам подпалил свой дом!

Чтоб развернуть в обратный путь

Непрошеную рать,

Не дать ни охнуть, ни вздохнуть,

Ни перезимовать.

Винить Всевышнего грешно -

Он всем за всё воздал.

Наполеон смотрел в окно

И всё чего-то ждал.

Впервые, на исходе дня,

Необъяснимый страх

Зловещим отблеском огня

Играл в его глазах.

Когда под ложечкой сосёт -

Внутри вскипает злость.

Он вдруг почувствовал, что всё

Лишь только началось:

Казачий посвист, волчий вой,

Коварный русский лес,

За Малоярославец бой,

За Вязьму, за Смоленск.

А уцелевшие в огне

Уж приговорены -

Они останутся на дне

Реки Березины.

Цель, что казалась так близка -

Лишь грёзы и обман.

И станут призраком войска

Двунадесяти стран.

Они прочувствуют всерьёз

Сквозь тонкую шинель

И обжигающий мороз,

И лютую метель.

И глада тощая рука

Терзать им будет плоть.

И отвернётся на века

От грешников Господь.

Камина пламенный азарт

Грел спину горячо.

Вдруг как-то зябко Бонапарт

Повёл своим плечом.

И процедил сквозь узкий рот,

Не повернув главы:

-Седлать коней! Трубить «поход»!

Уходим из Москвы.