75-летию Большого террора посвящается.

Часть 2

Весной 2011 года исполнилось 25 лет со дня смерти моего деда, Попова Флегонта Петровича.  К этому времени у меня созрело давно вынашиваемое решение – попытаться написать его биографию. Я знал, что это будет сложно: никаких записей о своей жизни он не оставил. Я даже толком не знал, чем он занимался последние 10 лет своей жизни.

Военная служба еще в 1976 году вырвала меня из родительского гнезда (из столицы солнечной Молдавии, где они проживали с 1957 года) и перенесла на другой конец страны – на Дальний Восток, а потому встречались мы  урывками, в периоды нахождения в отпусках.

Последние 28 лет дед жил с моими родителями в Кишиневе. Свою жену, мою бабушку, Попову Галину Андреевну, он пережил на 15 лет. Переехали они туда с бабушкой в те годы, когда нужен был догляд за мной – подрастающим оболтусом. Много позже я понял, какую роль сыграл дед в моей жизни, выборе профессии, культурном развитии, мировоззрении. Все это постепенно вызревало в моем понимании и я посчитал своим долгом постараться оставить свои мысли подрастающему поколению. Этим я, в меру своих сил и способностей, продолжаю традицию своих родителей, написавших воспоминания о своих пращурах.

Жизнь деда была наполнена разными событиями, неразрывно связанными с историей страны и народа, особенно в ее трагические первые десятилетия века XX-го. В ней было много грозного и кровавого, ломавшего судьбы людские, рушившего надежды и чаяния, бросавшего целые слои населения России в пучину тяжелейших испытаний и бед.

И я предпринял попытку  приложить собственные усилия к тому, чтобы попытаться разобраться в некоторых фактах из жизни деда. За моими плечами собственный жизненный опыт, с вершины которого я и попытался рассмотреть события прошлого, связав их с настоящим. Эта работа продолжается, информации с избытком, как и поводов к размышлениям – достало бы времени. О ее итогах судить не мне…

Я поставил перед собой цель – разыскать уголовное дело, заведенное ОГПУ на моего деда, Попова Флегонта Петровича, в 1933 году. В документах деда сохранилась справка Военного трибунала Сибирского военного округа от 12 февраля 1957 года за № 85, о том, что дело по его обвинению (постановление Коллегии ОГПУ от 22 октября 1933 года) пересмотрено трибуналом, указанное постановление отменено, дело прекращено за отсутствием состава преступления, и он по этому делу полностью реабилитирован.

Сведущие в данных делах знакомые порекомендовали обратиться в местные органы ФСБ РФ с официальным запросом о розыске уголовного дела, ссылаясь на существующее законодательство.  Девятого августа 2011 года я написал официальное письмо  начальнику краевого управления ФСБ, со ссылкой на имеющиеся по данному вопросу нормативные акты (Закон РФ от 18.10.1991г. № 1761-1 «О реабилитации жертв политических репрессий» и Приказ Минкультуры и массовых коммуникаций РФ, МВД РФ и ФСБ РФ от 25.07.2006г. № 375/584/352 «Об утверждении Положения о порядке доступа к материалам, хранящимся в государственных архивах и архивах государственных органов Российской Федерации, прекращенных уголовных и административных дел в отношении лиц, подвергшихся политическим репрессиям, а также фильтрационно-проверочных дел»), просив считать это письмо заявлением на право доступа к материалам уголовно-административного дела, возбужденного в отношении деда. Приложил к нему копии всех документов, подтверждающих мое право, как прямого наследника, на ознакомление с материалами дела. И уже двадцать пятого  августа мне позвонили из ФСБ и сообщили, что дело разыскано, и предложили 1 сентября ознакомиться с его содержанием…

Итак, 1 сентября 2011 года.

В помещении краевого управления, в присутствии ответственного работника (представилась Михайловой Антониной Петровной), в течение трех часов я знакомился с содержанием большого уголовно-административного дела, где, в том числе, фигурировала фамилия деда. В начале состоявшейся беседы мне было презентовано маленькое фото моего деда, весьма низкого качества, в тюремном халате, хранившееся в его деле. Я так и не понял - что это: демонстрация особого доверия? игра в демократию? реализация каких-то, неведомых мне,  положений некой инструкции, специально разработанной для подобных случаев?

В процессе изучения документов я делал закладки в те из них, копии которых хотел бы получить на руки. У нас с Михайловой А.П. была устная договоренность, что эти копии я получу чуть позже, т.к. их оформление потребует определенного времени. Честно говоря, я не был уверен, что это состоится. Однако, по прошествии пяти дней, я все же получил от нее все копии испрашиваемых документов.  Я был приятно удивлен этому обстоятельству. Теперь у меня на руках копии шести документов из этого дела.

Несмотря на внушительных размеров папки, принесенные для ознакомления, абсолютное большинство содержащихся в них документов было надежно упрятано в толстые канцелярские пакеты, сцепленные для надежности скрепками, и мне было заявлено, что эти упрятанные документы читать мне запрещено (подразумевалось, что они не имеют прямого отношения к деду, а может быть не все можно было доверить моему взгляду?).

Ознакомление дела происходило при обязательном присутствии ответственного работника, в отдельном помещении – небольшой комнатке, находящейся в фойе, вне охраняемой полицией основной территории управления. Одно зарешеченное окно, два маленьких стола буквой «Т», три стула, вешалка. Обстановка была сугубо официальная, Правда, вербальный контакт в процессе общения был вроде бы налажен (во всяком случае, я к этому приложил максимум усилий), но ручаться за что-то утвердительно в этой организации все же вряд ли уместно.

Теперь – о содержании.

По памяти: папок было пять. Начав читать первый документ из первой папки (какая-то энная – третья-пятая – очень плохого качества - машинописная копия с подлинника), я поначалу был удивлен и разочарован: оно было озаглавлено так:  «Дело хищнической группы работников Новосибирской конторы «Союзтранса» по обвинению… (далее пофамильный список участников – всего 70 человек)… в преступлении… (далее ссылка на статью УК РСФСР)».

И далее – листах на десяти – перечислялись: характер преступлений, связанных с хищением перевозимого имущества транспортными конторами сибирских отделений «Союзтранса» (кажется, все – в направлении Чуйского тракта, идущего через Алтайский край на границу, в Монголию – так прозвучало где-то в тексте), с перечислением основных фактов и способов хищений, объемов и номенклатуры похищенного, их стоимостная оценка, способы реализации похищенного.

А дальше шли все эти фамилии, с их должностями и краткой социально-политической подноготной (подоплекой, направленностью) каждого из обвиняемых («кулак», «сын кулака», «сын белогвардейского офицера», «из интеллигенции» и т.д.). Таким образом, это обычное хозяйственное дело,  (говоря языком эпохи «развитого социализма») о так называемом «хищении соцсобственности» потихоньку, исподволь, окрашивалось в политические тона, которые затем выйдут на первый план и превратятся в процесс шпионов и диверсантов.

И ведь абсолютная масса обвиняемых была представлена, так сказать, низовым звеном – кладовщиками, товароведами, водителями, грузчиками… Руководящего состава там я углядел совсем мало: не более 5-6 человек (может быть, просто не вчитался – боялся не успеть прочесть остального), большинство из которых – с еврейскими фамилиями (Шульман, Гольдберг и т.д.).

Просмотрев внимательно все эти 70 фамилий, я, к своему удивлению, фамилии деда там не обнаружил, о чем немедленно сказал присутствовавшей сотруднице. Она не поверила, самостоятельно просмотрела документ и с удивлением подтвердила мое открытие. Не знаю, почему, но у меня как-то отлегло от сердца. Согласиться с мыслью о том, что дед был среди прочих арестован как простой расхититель или вор, я не мог – это было бы слишком мелко и пошло, да и на деда это явно не похоже. И дальнейшие документы подтвердили это.

Второй том сразу, что называется, «брал быка за рога», и открывался титульным листом следующего содержания:

Политическое представительство ОГПУ по Западно-Сибирскому краю

Экономический отдел

Обвинительное заключение по делу контрреволюционной подрывной

диверсионно-шпионской организации в бывшем «Союзтрансе» («Транспорттрест») и «Совмонгтувторге» по Чуйскому тракту

г. Новосибирск,1933 год

Сразу за титульным листом шла удивительнейшая, со вкусом оформленная, «Схема» этой самой «диверсионно-шпионской» организации, на которой располагалась широкая сеть «врагов народа», якобы действовавшая на территории центральной Сибири, и имевшая выход, как на Москву, так на Токио и Харбин (!!!).

Вверху схемы три, горизонтально расположенных кружочка, с обозначением в каждом из них «Москва», с вписанными в них очень мелкими буквами некими фамилиями. Ниже, в центре схемы, расположен более крупный овал с названием «Новосибирск», где также мелко написаны фамилии. От него, чуть ниже – слева и справа – размещены два кружочка; слева – «Токио», справа – «Харбин», оба соединены линиями с Новосибирском. Еще ниже, расположены четыре квадрата, с написанными в них городами, слева направо – Бийск, Барнаул, Красноярск, Минусинск. Все они также соединены линиями с Новосибирском.

А далее, от каждого из перечисленных четырех городов вниз идут вертикальные линии, завершающиеся маленькими кружками, нарисованными по-разному: некоторые из них чистые внутри, другие – наполовину заштрихованные, а третьи заштрихованы полностью. А слева их обозначение: первые – это вредительство, вторые – диверсии, третьи – шпионаж. Фамилий внутри кружков нет. Внизу схемы справа стоит некий штамп ОГПУ с фамилией. Так сказать с указанием авторства.

Да, схема более чем убедительная. С такой схемой хоть сейчас в кабинет к председателю ОГПУ, генеральному комиссару государственной безопасности, Г.Г.Ягоде или даже к самому И.В.Сталину. За наградами, конечно. Или за «высочайшей» резолюцией. Скажем, за такой: «ВМН» (высшая мера наказания), то есть расстрел.

Далее следовал ряд документов, касающихся, в том числе деда, как участника контрреволюционно-террористической шпионской организации, в том числе:

1.

«ПОСТАНОВЛЕНИЕ о предъявлении обвинения и избрании меры пресечения от ___ августа 1933 года (число в конце документа – 31 августа 1933 года), г.Новосибирск.

Я, сотрудник 3 отд. ЭКО – Садовский, рассмотрев следственный материал по делу № (номера нет) и принято во внимание (явно безграмотно, но так в тексте, т.к. бланк формализованный), что гр. ПОПОВ Флегонт Петрович (бухгалтер Кузбассугля) достаточно изобличается в том, что  состоял активным членом к.р. шпионской организации.

Поэтому постановил: гр. ПОПОВА Флегонта Петровича привлечь в качестве обвиняемого по ст.ст. 58 – 6 УК РСФСР, а мерой присечения (опять грамматическая ошибка, но так в тексте – «Великий и могучий!..») способов уклонения от следствия и суда избрать:  содержание под стражей ДПЗ ПП ОГПУ по ЗСК (наверно эта аббревиатура, которой страдал русский язык эпохи «построения социализма в отдельно взятой и т.д.» означает: «Дом предварительного заключения политического представительства ОГПУ по Западно-Сибирскому краю»).

Сотрудник 3 отдела ЭКО – Садовский

Согласовано:

- Начальник 3 отдела ЭКО – Лукин

- Начальник ЭКО – Волков

31 августа 1933 г.

Подпись обвиняемого – Попов» (стр. дела 123).

Далее следует один из основных документов:

2.

«Обвинительное заключение по делу № 107п/25828 о контр-революционной диверсионно-подрывной организации в «Транспорттресте» и «Совмонгтувторге» Запсибкрая».

Ниже привожу его текст:

«Полномочным представительством ОГПУ по Западной Сибири раскрыта и ликвидирована контр-революционная диверсионно-подрывная и шпионская организация в системе «Транспорттреста» и «Совмонгтувтреста».

Возникшая в 1931 году, к-р организация к моменту ее ликвидации охватила своей деятельностью ряд периферийных отделений и все основные базы «Совмонгтувторга» на Чуйском тракте.

Контр-революционная организация возглавлялась и руководилась руководящим ядром, связанным с к-р специалистами Всесоюзного Объединения «Союзтранс».

К-р организация в случае интервенции Японии ставила в качестве основной задачи оказание помощи этой интервенции. Для осуществления поставленных задач к-р организацией была создана сеть ячеек по периферии «Транспорттреста» и «Совмонтувторга», которые являлись опорными пунктами организации и проведения диверсионно-подрывной работы.

Подрывная работа к-р организации в основном была направлена на: срыв экспортно-импортных операций с Монголией, развал и уничтожение авто-гужевого транспорта, создание условий для хищений и, наконец, прямое хищение самими членами к-р организации из состава низовых ее ячеек.

Диверсионная деятельность к-р организации осуществлялась путем поджогов складов с экспортными грузами, организацией умышленных аварий автомашин, разрушения ремонтных мастерских и станкооборудования.

К-р организация осуществляла также шпионаж в пользу Японской и Чехословацкой разведок и  белоэмигрантской зарубежной контрреволюции, получая от них  денежные средства.

По делу к-р организации в системе «Транспорттреста» и «Совмонтувторга» Западно-Сибирского края раскрыты и ликвидированы к-р филиалы в городах – Омске, Барнауле, Бийске, Минусинске, а нить к-р ячеек - в основных пунктах обслуживания экспортно-импортных операций с Монголией по Чуйскому тракту.

Суду коллегии ОГПУ предаются следующие лица:…» (стр. дела 2-3).

Далее был приведен пофамильный список участников этой организации (где-то 65-70 чел.), первые фамилии которого повторяли те, которые были поименованы в списке первого тома – о «хищниках». Под номером 12 в нем фигурировал некто Носков Павел Александрович, бухгалтер «Союзтранса» (о его роли в деле деда – впереди), а под номером 18 фигурировала фамилия моего деда Попова Флегонта Петровича, который якобы этим самым Носковым П.А. был вовлечен в шпионскую организацию и стал активным ее членом.

Затем следовал подробный документ с пофамильной характеристикой каждого участника «шпионской сети», где была дана социально-политическая характеристика каждому, названы их последняя перед арестом должность, характер вины и степень признания себя виновным, полученная (а скорее – выбитая!) в процессе расследования. Вот что там было написано о деде:

3.

«ПОПОВ Флегонт Петрович, 1897 года рождения, сын кулака и предпринимателя, имевшего овчинно-шубное производство, б/партийный подданный СССР, образование среднее. Занимал должность Зав. плановым Отделом Геолого-Развед. Управления и Проектного Отдела Управл. Капитального строительства «Кузбассугля» -

В том, что:

1. Принимал участие в деятельности к-р организации «Союзтранса» по шпионажу, будучи привлечен для шпионажа в ноябре мес. 1932 года П.А.НОСКОВЫМ

2. Передавал Носкову сведения шпионского характера о состоянии геолого-разведочного Управления Кузбассугля об объеме геолого-разведывательных работ, о состоянии угледобычи в Кузбассе и т.д.

Получил от НОСКОВА за шпионскую работу 300 руб. – т.е. в преступлении, предусмотренном ст. 58 – 6 УК РСФСР.

ВИНОВНЫМ СЕБЯ  ПРИЗНАЛ». (стр. дела 92).

Как там, у Высоцкого в песне?: «Пятьдесят восьмую дают статью, говорят: Ничего, вы так молоды…». А было в то время деду 36 лет – самый расцвет физических, эмоциональных, творческих и нравственных сил. И все это – под  пресс жестокой и бескомпромиссной Сталинской системы!..

4.

(Справочно:

УГОЛОВНЫЙ КОДЕКС РСФСР

ОСОБЕННАЯ ЧАСТЬ

Глава первая. ПРЕСТУПЛЕНИЯ ГОСУДАРСТВЕННЫЕ

1. КОНТРРЕВОЛЮЦИОННЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ:

58-6. Шпионаж, т. е. передача, похищение или собирание с целью передачи сведений, являющихся по своему содержанию специально охраняемой государственной тайной, иностранным государствам, контрреволюционным организациям или частным лицам, влечет за собой — лишение свободы на срок не ниже трех лет, с конфискацией всего или части имущества, а в тех случаях, когда шпионаж вызвал или мог вызвать особо тяжелые последствия для интересов Союза ССР, — высшую меру социальной защиты — расстрел или объявление врагом трудящихся с лишением гражданства союзных республик и, тем самым, гражданства Союза ССР и изгнанием из пределов Союза ССР навсегда, с конфискацией имущества.

Передача, похищение или собирание с целью передачи экономических сведений, не составляющих по своему содержанию специально охраняемой государственной тайны, но не подлежащих оглашению по прямому запрещению закона или распоряжению руководителей ведомств, учреждений и предприятий, за вознаграждение или безвозмездно организациям и лицам, указанным выше, влекут за собой — лишение свободы на срок до трех лет.

Примечание 1. Специально охраняемой государственной тайной считаются сведения, перечисленные в особом перечне, утверждаемом Советом народных комиссаров Союза ССР по согласованию с Советами народных комиссаров союзных республик и опубликовываемом во всеобщее сведение.

Примечание 2. В отношении шпионажа лиц, упомянутых в ст.193-1 настоящего кодекса, сохраняет силу ст.193-24 того же кодекса).

В следующем томе (стр. дела 629-630) фигурировал Протокол допроса деда, заполненный его рукой, из которого я, как и ожидал, почерпнул очень много интересного материала, ранее мне неизвестного.

Вот его текст:

5.

«Гор. Новосибирск, ПП ОГПУ по ЗСК

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

1933 г. августа мес. 28-31 дня, Я – сотрудник 3 отд. ЭКО Садовский допрашивал в качестве обвиняемого гражданина (ку)_______ и на первоначально предложенные вопросы он (а) показал (а):

Фамилия ПОПОВ

Имя, отчество Флегонт Петрович

Возраст (год рождения) 1897 г.

ПРОИСХОЖДЕНИЕ (откуда родом, кто родители, национальность, гражданство или подданство): с. Малая Минуса, Минусинского района, ЗСК; русский, подданство СССР

МЕСТОЖИТЕЛЬСТВО (постоянное и последнее): г. Новосибирск, ул. Карамзина, № 31а

РОД ЗАНЯТИЙ (последнее место службы и должность): Зав. План. Учетн. Группой Проектного отдела Упр. Капит. Строительства «Кузбассугля».

СЕМЕЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ (близкие родственники, их имена, фамилии, адреса, род занятий до революции и последнее время): Женат; жена Галина Андреевна, быв. Тольская – 32 г. (пом. Бухгалтера Новосиб. Базы «Союзшвейсбыта»); дочь Маргарита – 9 л.; брат Петр – 60 л. Спецпереселенец на ст. Тмонин (?); брат Матвей, 49 л., г. Ош (Киргизской АССР – счетовод Чайпотребсоюза; сестра Васса Копцева, в Минусинске, замужем за копюдом (?) Госбанка и Синклития Никулина, в Абакане, муж счетовод нефтескладов.

ИМУЩЕСТВЕННОЕ ПОЛОЖЕНИЕ (до и после революции) допрашиваемого и его родственников: До 1918 г. у отца, занимавшегося хлебопашеством, было овчинно-шубное производство с наемными рабочими до 20 человек. Было до 10 лошадей, 20 коров, 12 га посева. Отдельно от отца живу с 1918 г. Неимущий, зарплата – 400 руб., жены – 200 руб.

ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫЙ ЦЕНЗ (первоначальное образование, средняя школа, высшая, специально., где, когда и т.д.):  Петроградское Реальное училище в 1917 г. и 1 курс Томского Гос. Университета – ф.м.ф. (физматфакультет).

ПАРТИЙНОСТЬ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ УБЕЖДЕНИЯ: беспартийный, с мая 1917 г. и по май 1918 г. состоял в РСДРП – вышел вследствие несогласия с программой партии. (в другом экземпляре допроса, вшитом в это же дело, заполненном карандашом, он написал: «РСДРП – большевиков»).

СВЕДЕНИЯ об общественной и революционной работе: не были заполнены.

СВЕДЕНИЯ О ПРЕЖНЕЙ СУДИМОСТИ (до Октябрьской революции и после нее): Осужден не был, но судился. Военным полевым судом 3 стр. полка в Красноярске в июле 1918 г. за участие в восстании – оправдан.

СЛУЖБА У БЕЛЫХ: В царской армии не служил; в Красной армии не служил; в Белой армии служил с 05 августа 1918 г. до 31 декабря 1918 г. – в 4 кадр. полку осн./назн. (особого назначения?) – далее запись зачеркнута и другой ручкой взята в скобки, затем – точка с запятой.)  С апреля 1919 г. по январь 1920 г. – Красноярск. (в карандашном варианте протокола он указал характер службы у белых – «младшим писарем»).

Показания по существу дела:

31 августа 1933 года.

Решил стать на путь чистосердечного и полного признания. Я признаю себя виновным в том, что я состоял в к-р вредительской – шпионской организации, будучи завербован в нее бухгалтером Новосибирской конторы «Союзтранса» Носковым Павлом Александровичем, хорошо знакомым мне с 1925 г. еще по работе в городе Минусинске. Завербован я был в ноябре месяце 1932 года здесь, в Новосибирске. Об обстоятельствах, при каких я был завербован в к-р вредительскую шпионскую организацию, о своей практической к-р деятельности и прочих вопросах, связанных с существованием означенной к-р организации, я изложу подробно в отдельном протоколе сегодня же.

Записано верно, прочитано: Попов (подпись)

Допросил: Сотрудник 3 отд. ЭКО А.Садовский». (стр. дела 629-630).

***

Да, наверно именно ради этого документа стоило прилагать усилия по розыску этого дела у столь грозного ведомства. Вот если бы еще к нему была приложена автобиография деда, но – увы! Это не личное дело офицера Российской армии, коих я, в силу исполнения служебных обязанностей на своей теперешней работе, ежедневно читаю до полутора десятков, и в которых этих биографий, бывает, приложено по нескольку штук за время службы. Это дает большую пищу для ума, и для понимания сущности самого человека, истоков его жизни и карьерного роста.

Но, изучив этот протокол допроса, сразу возникает много вопросов, что тоже естественно, ибо предельная лаконичность поставленных вопросов и такая же предполагавшаяся предельная краткость ответов ставят перед тобой массу проблем. Примеры:

- Петр, 60 лет – спецпереселенец на какой-то неизвестной станции Тмонин ( почему?); Матвей, 49 лет, г. Ош, Киргизия, счетовод (почему жил отдельно от своего отца и своего семейного хозяйства, хотя, говорят, он был хорошим мастером по выделке шуб в хозяйстве у отца? Или к тому времени, никакого хозяйства уже не было?). Кстати, самому деду на момент ареста исполнилось 36 лет и возрастная разница у них с братьями была очень велика: с Матвеем – 13 лет, а с Петром так и вообще 24 года!

На вопрос о средствах к существованию, он написал: «До 18 лет – на иждивении у отца. Отец занимался землепашеством, было овчинно-шубное производство с наемными рабочими – до 20 человек. 10 лошадей, 20 коров, 12 га посева. Кулак! Несомненно, по меркам Советской власти – типичный кулак! Да еще с наемными рабочими! Так далее в документах по этому делу следователи из ОГПУ деда и квалифицируют: «сын кулака».

Ответ деда об образовании тоже отличается от наших сведений об этом: так, мама писала, что он в 1917 году уже не учился в реальном училище, хотя Питер и посещал, а получается, что он не только отучился полные четыре года – до середины 1917 года, но и один курс Томского Госуниверситета, т.е., как минимум, с осени 1917 по весну 1918 года. Тут кроется тоже масса вопросов, включая его степень его участия в революционных событиях весны – осени 1917 года в том же Минусинске либо Красноярске.

Ответ деда на вопрос о партийности меня, честно говоря, поразил. Он написал: «С мая 1917 года по май 1918 года состоял в РСДРП (большевиков) – вышел вследствие несогласия с программой партии». Эта новость для меня была явными открытием, ранее я этого не знал. Есть почва для размышлений, сопоставления некоторых фактов, событий, людей из его окружения, дат: Питер, учеба, Минусинск, мартовский переворот в Минусинске, ссыльный большевик Ю.П. Гавен, семья минусинских большевиков Сафьяновых, молодежная коммуна, приход белых и т.д.

На вопрос о судимости он ответил: «Осужден не был, но судился. Военным полевым судом 3 стрелкового полка в Красноярске в июле 1918 года, за участие в восстании – оправдан». Тоже важный момент, требующий своего детального рассмотрения. Об участии в каком восстании он свидетельствует?

О службе в армии он пишет так: «В царской армии не служил, в Красной армии не служил. Служил в Белой армии: с 5 августа 1918 по 31 декабря 1918 года. в 4 кадр. полку ос./назн». Не очень разборчиво, но прочитать можно. Наверно это – полк особого назначения – какого, с какими функциями? Далее написанное слово зачеркнуто и позднее взято в скобки (почему?). После него – точка с запятой, подразумевающая продолжение: «с апреля 1919 по январь 1920 – Красноярск».

Крайне важные данные! Очень много информации к размышлению, к поискам. Что делал в период с  января по март 1919 года? Чем вызван этот перерыв в службе у белых? Может быть, это – та самая таинственная поездка его в Харбин, о которой он в свое время говорил нам, не вдаваясь в подробности?

В конце 1919 - первых числах января 1920 г. в районе Красноярска произошли очень кровавые и запутанные события, связанные с отступающей на Восток белой армией, предательством Красноярского (белого) гарнизона во главе с генералом Зиневичем и одновременным наступлением регулярной Красной армии, идущей с запада по пятам белых, с входом в город партизанских отрядов Щетинкина.

Белые сделали попытку прорваться через город 5-6 января 1920 г., но с большими для себя потерями были отброшены, и им пришлось обойти его с севера, по бездорожью, в лютые морозы, спуститься вниз по руслу Енисея, а потом по  правому его притоку реке Кан, до Канска. Это был знаменитый, так называемый «Второй ледяной» – Канский – поход белых, в котором отморозил себе ноги и получил воспаление легких генерал Каппель (Первый «ледяной поход», как известно, был совершен Добровольческой армией Алексеева и Деникина в 1918 г. по степям в междуречье Дона и Кубани).

Их целью было - выйти на Трассибирскую ж.д. магистраль, восточнее предавшего их Красноярска. Где был в это время дед, с кем, в каких войсках? Это уже позже,  26 января 1920 г., от воспаления легких умрет в румынском поезде, отступающем вместе с чешскими эшелонами на восток, генерал-лейтенант В.О.Каппель, а еще позже – 7 февраля, на Ангаре под Иркутском будет казнен преданный чехами адмирал Колчак.

В другой анкете, подшитой в другом томе, заполненной карандашом, есть его запись о том, что в армии он служил младшим писарем (на правах кого? Военного чина или гражданского?).

В конце анкеты он дает краткую причину становления его на путь шпионажа и раскаивается в содеянном. Там больше «дежурной», вымученной лирики, что здравого смысла. Но наверно тогда это было оправданно, только так и  нужно было писать, хотя на приговор наверно это мало повлияло, о чем свидетельствует сам характер приговора.

***

Далее в делах шли два протокола допроса, написанных также рукой деда, в виде продолжения «показания по существу дела», изложенного в первом протоколе. Первый датирован 31 августа, второй – 23 сентября 1933 года. Привожу их тексты:

6.

ПРОТОКОЛ

допроса обвиняемого Попова Флегонта Петровича

(б. Завед. План.- учетной группой Проектного отдела УКС Кузбассугля)

31 августа 1933 г.

г. Новосибирск

В своем предыдущем показании я уже говорил, что я состоял в контр-революционной вредительско-шпионской организации, в которую  я был завербован в г. Новосибирске в ноябре месяце 1932 года быв. Бухгалтером Новосибирской Конторы «Союзтранса» Носковым Павлом Александровичем. Осознав всю тяжесть совершенного мною преступления перед Советской Властью и раскаиваясь в своей прошлой к.-рев. деятельности, в настоящем протоколе допроса я правдиво и полностью изложу о всей своей к.-р. деятельности, а также и о деятельности к.-р. организации , насколько она мне известна.

1. Обстоятельства завербования меня в к.-р. вредительско-шпионскую организацию.

В Новосибирске, как-то вечером в ноябре 1932 года я встретился на Красном проспекте с Носковым Павлом Александровичем, бухгалтером «Союзтранса», с которым, как я уже говорил, я был знаком еще в Минусинске с 1925 года. После обычных разговоров о старых знакомых, о жизни в Минусинске и в Новосибирске, Носков, обрисовав свое состояние в связи с переездом из Минусинска в Новосибирск, стал жаловаться на свое плохое материальное и бытовое положение, ссылаясь на тяжелую жизнь вообще, малое относительно других бухгалтеров жалование, большую загрузку в работе и отсутствие квартиры, которую администрация ему не представляла.

Чтобы поддержать и улучшить свое материально-бытовое положение, он вынужден, по его словам, брать работу помимо основной службы также и в других учреждениях. В частности он говорил, что сдельно работает в каком-то военном учреждении. Я в свою очередь тоже рассказал о себе, о том, что недавно перевез в Новосибирск свою семью, что на месте прежнего жительства моей семьи (Алма-Ата) ее основательно обворовали, квартиры до сего времени не имею, в то время, когда работать приходиться слишком много и что я даже и думать не могу о том, чтобы брать работу со стороны, как делает это он.

Делясь таким образом своими нуждами и впечатлениями о работе в Новосибирске, Носков начал развивать осторожно мысль, что такое положение для нас – отчасти еще старой интеллигенции становится с каждым днем труднее, что положение вообще служащих незавидное и для многих совершенно без перспектив на будущее. Излагая в таком духе свою мысль дальше, Носков уже стал определенно высказываться о том, что для поднятия нашего материального благосостояния нужно что-то предпринимать и что для этого нужно приложить не так уж много усилий.

Видя во мне сочувственное отношение к развиваемым им взглядам, Носков в конце концов после рассуждений общего порядка осторожно рассказал мне, что есть такая группа лиц, которая нам может материально помогать при условии, если и мы окажемся им полезными. Удивившись тому, что могут существовать в нашей обстановке люди, филантропически настроенные по отношению к служащим, я спросил у Носкова, кто они такие эти люди и что это за группа лиц, на что Носков ответил, что сказать о лицах ввиду конспирации он не может, но в отношении группы лиц он рассказал, что она пользуется определенными услугами служащих и что за оказание этих услуг будут вознаграждать.

Развивая свои мысли далее, Носков мне сказал, что услуги эти заключаются в даче сведений о состоянии транспортного хозяйства в хозяйственных организациях, промышленности и т.д. и в конце концов прямо предложил мне в наших общих целях к.-р. деятельности, и в частности улучшения моего же материального благосостояния воспользоваться удобным случаем и передавать через него сведения о состоянии транспортного хозяйства учреждения, в котором я работаю, т.е. Кузбассугля, добавив при этом, что риска здесь нет никакого и в этом полая гарантия, т.к. кроме нас двоих, т.е. меня и Носкова, об этом никто не узнает.

Я понял, что вопрос идет о сборе сведений в к.-р. целях (далее – вставка, по-видимому, предложенная следователем) для передачи за границу  и поэтому хотя и верил Носкову, но решил хорошенько обдумать и попросил Носкова обождать ответом несколько дней, сказав ему, что этот вопрос серьезный и неожиданный для меня и безусловно требует самого серьезного решения. Тут же мы условились, что о своем решении по этому вопросу  я сообщу Носкову по телефону и действительно после размышлений. Через несколько дней, примерно в конце ноября 1932 года я позвонил в «Союзтранс» Носкову и сообщил, что на его предложения я согласен. Вот при таких обстоятельствах я был завербован для собирания и передачи сведений шпионского характера.

Считаю необходимым отметить, что кроме этого предложения, Носков в результате наших разговоров предложил мне прямо, мотивируя это нашими общими целями в интересах ослабления мощи Советской власти всемерно стараться проводить работу чем хуже, тем лучше, саботировать и вообще стараться противодействовать всему, что может, так или иначе, улучшить работу учреждения.

Далее Носков мне сказал, что той к.-р. работой, которую буду проводить только я, ограничиваться не придется, а для того, чтобы наиболее быстро и ощутительно подорвать работу Кузбассугля, необходимо завербовать наиболее надежных сотрудников и на этот счет сделал мне прямое предложение, на что я тоже согласился.

Такую же установку он дал мне и для проведения работы по собиранию сведений шпионского характера с таким расчетом, чтобы можно было иметь наиболее полные сведения по транспортным средствам не только по одному Геолого-Разведочному Управлению, где я в то время работал Зав. Плановым Отделом, а по всему Кузбассуглю.

2. Характер переданных мною сведений в целях шпионажа.

За все время своей к.-р. деятельности Носкову я передал сведения о состоянии транспортного хозяйства при следующих обстоятельствах.

Во второй половине ноября месяца 1932 года мною ему были даны письменные, написанные лично мной на одной четверти писчего листа и представляли собой сведения по состоянию на 1 октября 1932 г. о численности конского поголовья, автомашин и тракторов в Геолого-Разведочном Управлении Кузбассугля с указанием количества их по каждой геолого-разведочной конторе в отдельности.

Помню, что в общем итоге было указано о наличии около 1000 лошадей, четырех автомашин и четырех тракторов. Кроме того, в этих же сведениях были указаны объекты строительства по транспортным сооружениям (конные дворы и гараж), которые в тот момент строились в геолого-разведочных конторах. Эти сведения мною были переданы лично Носкову в помещении Кузбассугля, куда он специально пришел за ними по моему предложению.

Должен отметить, что в целях конспирации и ограждении себя от могущих быть неприятностей, проще говоря, чтобы «не засыпаться», я решил больше письменных сведений Носкову не давать, о чем и объявил ему при встрече во второй половине января 1933 года в садике у «Пролеткино», сказав ему, что я могу давать ему только устные сведения. Носков на это мне ответил, что все же ему нужны письменные сведения, а не устные, но я наотрез отказался и тут же ему в разговоре сообщил, что состояние транспортных средств на 1 января 1933 года остается в общем без изменения, лишь цифры по лошадям были несколько меньше.

Во время своих встреч с Носковым я подробно говорил о работе в Геолого-Разведочном Управлении Кузбассугля; в частности я говорил, что объем работ по Геолого-Разведочному Управлению идет на свертывание и работы на 1933 год по сравнению с 1932 годом сокращаются на половину. В разговоре со мной Носков мне подчеркивал, что сведения желательно иметь о состоянии транспортных средств и объеме работ не только одного геолого-разведочного управления, но и всего Кузбассугля, но сведения по всему Кузбассуглю я давать не мог, поскольку работал только в одном из управлений Кузбассугля и тесно связан с другими управлениями не был, кроме планово-экономического сектора. Завербовать в контр-революционную организацию никого не мог, так как в других управлениях хорошо знакомых мне из числа сотрудников не имел. Собирать же сведения в других управлениях считал для себя опасным.

В конце марта и начале мая 1933 г. я также встречался с Носковым и также мы вели с ним разговоры на ту же тему, но Носков тогда уже не проявлял такого интереса к ним и проявлял больше беспокойство на возможность его ареста, ссылаясь на то, что многие лица в «Союзтрансе» уже арестованы.

3. Финансирование.

При первой нашей встрече с Носковым о суммах вознаграждений (конкретных) он не говорил, сказав только, что всякая работа или услуга мне будет хорошо оплачена. За все время моей конр-революционной деятельности я от Носкова получил деньги три раза.

Первый раз в декабре месяце 1932 года, условившись, мы встретились на улице и он передал мне сто рублей.

Во второй раз я получил сто рублей в конце марта месяца 1933 г. у меня на квартире.

В третий раз я еще получил сто рублей у Носкова на квартире в начале мая 1933г.

Записано собственноручно – Попов.

Допросил сотрудник 3 отд. ЭКО А.Садовский

Допрос проведен в моем присутствии:

Прокурор ПП ОГПУ по Запсибкраю – подпись. (стр. дела 632-635).

7.

ПРОТОКОЛ

дополнительного допроса обвиняемого Попова Флегонта Петровича,

(быв. Зав. Планово-Учетной группой Проектного отдела УКС Кузбассугля)

23 сентября 1933 г.

г. Новосибирск

В дополнение и развитие моих предыдущих показаний сообщаю следующее:

Как я уже показал ранее, мною были переданы Носкову в первый раз сведения о состоянии транспортного хозяйства Геолого-Разведочного Управления Кузбассугля по состоянию на 1 октября 1932 года. При второй встрече с ним в январе месяце 1933 г., когда я сообщил ему уже в устной форме сведения о транспортном хозяйстве ГРУ Кузбассугля по состоянию на 1 января 1933 г., Носков сказал мне, что такие сведения его не удовлетворяют, так как совершенно не отражают состояние транспортного хозяйства всего Кузбассугля. Здесь же в разговоре он сказал мне, что для него большой интерес представляют сведения о работе Геолого-Разведочного Управления Кузбассугля в целом и в частности его интересуют сведения об объемах геолого-разведочных работ, об оборудовании, о подъездных путях и т.д.

Я тут же Носкову сообщил сведения о том, что геолого-разведочные работы в 1933 году сокращаются, указав при этом, что капиталовложения на разведку в 1932 г. составляли 10 миллионов рублей, а на 1933 год они уже составляли 5 миллионов рублей, т.е. сокращены наполовину.

Кроме этого я ему сообщил, что разведки ведутся во всех районах Кузбасса, где ведется угледобыча и что самые большие разведки ведутся в Прокопьевском районе.

Далее я ему сообщил о том, что разведка сапромметов (?) на Барбасе прекращается и возводимая там шахта консервируется.

Говоря об оборудовании, я сообщил, что в 1932 г. разведка была обеспечена станками и двигателями и испытывала нужду только в трубах, но в связи с сокращением объема разведочных работ нужда в трубах отпадает и трубы будут требоваться только для текущей замены амортизировавшихся.

Кроме того, я подробно информировал Носкова о ходе геолого-разведочных работ с технической стороны и таким образом в результате переданных мной сведений Носков имел полное представление о работе ГРУ Кузбассугля, кроме вопросов, относящихся к геологии районов, в которых я был некомпетентен.

Должен также сообщить, что Носков еще при первой нашей встрече, при завербовании меня, предложил мне для собирания сведений о состоянии транспортного хозяйства Кузбассугля связаться (завербовать) с работниками не только центрального аппарата Кузбассугля, но также с работниками из районов, но ни с кем из них связаться мне не пришлось. Это Носкова также не удовлетворяло. Поэтому ввиду недачи  мною сведений шпионского характера о транспортном хозяйстве Кузбассугля в целом, Носков, выплачивая мне три раза по сто рублей, выдавал их, надо полагать, как аванс, так как о характере этих денег разговора у нас не было.

Писал лично. Добавлений нет.

Ввиду моего исключительно чистосердечного признания и полного раскаяния, прошу дать мне возможность трудом на пользу строительства социализма загладить свой вред.

Об окончании следствия объявлено.

Попов (подпись).

Допросил сотрудник 3 отд. ЭКО А.Садовский. (стр. дела 641-644).

Далее следовал текст приговора. Копии его я не снимал, но прочитал внимательно. Из всех обвиненных в контрреволюционной, шпионско-террористической деятельности 70 человек, первые пять-шесть человек были приговорены к высшей мере наказания – расстрелу, замененному десятью годами лагерей, остальные, включая деда – к пяти годам исправительных работ в лагерях.

На этом самая страшная часть этого уголовного дела завершалась. Дальше шла реабилитационная часть. Она начиналась с официального документа, названного «Протест». Он был написан, если мне не изменяет память, родственником одного из осужденных, поданный в правоохранительные органы в начале 1957 года.

Итогом данного протеста и стало официальное решение Военного трибунала Сибирского военного округа от 12 февраля 1957 года за № 85, о том, что дело по обвинению всех осужденных (постановление Коллегии ОГПУ от 22 октября 1933 года) пересмотрено трибуналом, указанное постановление отменено, дело прекращено за отсутствием состава преступления, а все они, прошедшие по данному делу, полностью реабилитированы. Это решение Военный трибунал довел справкой до деда.

***

Прежде чем сделать выводы, хотел бы привести выдержку из книги военного журналиста, писателя и историка Александра Бондаренко «Военная контрразведка 1918-2010» (М., «Молодая гвардия», 2011), в которой он, говоря о борьбе органов ОГПУ с «врагами внутренними» и роли в ней Экономического управления ОГПУ, пишет (стр.185):

«В августе 1931 года начальником Особого отдела ОГПУ был назначен бывший начальник Экономического управления ОГПУ Г.Е.Прокофьев, в ноябре того же года ставший заместителем наркома Рабоче-крестьянской инспекции СССР. Его преемником стал бывший начальник Секретно-оперативного управления ГПУ УССР, заместитель начальника ОО ОТПУ И.М.Леплевский, но уже с июня 1933 года ОО ОГПУ СССР возглавил М.И.Гай, ранее находившийся на политработе в войсках ВЧК-ОГПУ, а также в Экономическом управлении ОГПУ; с декабря 1932 года он был заместителем начальника Особого отдела.

На принадлежность к Экономическому управлению стоит обратить особое внимание. Ветеран и историк органов ВЧК-ОГПУ-НКВД Б.И.Гудзь свидетельствовал, что данное управление ОГПУ изначально явилось инициатором и рассадником всех сфальсифицированных, «липовых», как их тогда называли, дел.

«Дела по всем этим процессам вело Экономическое управление; даже по ложным обвинениям меньшевиков – а ими занимался Секретный отдел, было там специальное отделение – дело вело это управление. Видимо, здесь аппарат и, соответственно, руководство оказались самыми неустойчивыми – вот и лепили дела, очень далекие от правдоподобия, добиваясь от обвиняемых показаний под диктовку»

(Бондаренко А.Ю., Ефимов Н.Н. «Утаенные страницы советской истории». 4-е изд. М., 2010. С.58).

***

Какие выводы можно сделать из всего этого? Не знаю, поймет ли меня, мое состояние молодое поколение. Сейчас многие жизненные приоритеты перевернуты нашей действительностью последних лет с ног на голову. Человеческая жизнь, чувство собственного достоинства, права человека, мораль, нравственность – не только обесценены, но и самым наглым образом попираются.

Власть предержащие, думается, не без оглядки на западные цивилизации, делают все для того, чтобы человек оставался «быдлом», подобно скотине склоненным над корытом с похлебкой,  чьей единственной мечтой было бы: «Хлеба и зрелищ!». Как же достучаться до Ваших сердец, до памяти об ушедших поколениях, как сделать так, чтобы подобное никогда не повторилось?

Всю мою сознательную жизнь меня и мое поколение сопровождала медленно, но неумолимо, открывавшаяся страшная правда о беззакониях, творимых властью над своим народом. Вначале, когда мы были малы (а когда умер И.Сталин, нам было по 5-6 лет), это говорилось родными и близкими боязливо, только в своем кругу, да и то шепотом.

Затем, в хрущевскую «оттепель», во второй половине 50-х – начале 60-х годов прошлого века этот шепот перешел в громогласную речь, впервые произнесенную отважившимся на этот смелый поступок Н.С.Хрущевым 25 февраля 1956 года на ХХ съезде КПСС, в своем знаменитом докладе «О культе личности и его последствиях». И та правда, какой бы жуткой она ни была, вырвалась сначала на подмостки партийных собраний всех уровней, затем в широкие беспартийные массы и, наконец, пронеслась по всему миру, шокировав своей правдой народы мира.

Мы узнали (а старшее поколение могло без страха произносить вновь) фамилии партийных, государственных, общественных, культурных и военных деятелей, чьи имена, казалось, были навеки вычеркнуты из истории нашей страны, несмотря на то, что это их трудами и их кровью создавалось первое Государство рабочих и крестьян, отстаивалась независимость страны в годы Второй мировой войны. Мы были шокированы массовостью репрессий в отношении миллионов простых граждан страны. Вышли первые художественные произведения (книги, радиопередачи, кинофильмы), повествующие о нашем, выражаясь словами из стихов О.Мандельштама, «Веке-волкодаве», о тех, кто жил, «под собою, не чуя страны».

А затем, словно растапливая лед брежневских «заморозков» 70-х, вырвались на свет уникальные произведения Главного могильщика социализма Александр Исаевича Солженицына и, прежде всего, его «Архипелаг ГУЛАГ». Это было подобно атомному взрыву. Человечество по достоинству оценило его вклад в мировую культуру, отдало дань его смелости в одиночку сражаться против Системы долгие годы и смело вскрыть ее гнойные язвы, присудив ему Нобелевскую премию. А Системе, расписавшейся в собственном бессилии, ничего не оставалось, как изгнать его из страны на целых 20 лет.

Прошедшие годы не стерли остроты этой темы, этой боли народной. Просто события последних 25-30 лет в жизни нашего государства, стали своего рода лакмусовой бумажкой, подтвердившей то, что сказанная правда о страшных 30-50-х годах века двадцатого не пропала даром, она легла на благодатную почву и открыла глаза нашему поколению на то, что дальше так жить нельзя. Поэтому народ повернул в сторону от социалистической идеи, показавшей стране и всему миру свою несостоятельность, и пошел искать другой путь, пусть, пока еще и не найденный.

И еще об одном хотелось бы сказать. Одно дело – понимать все прошедшее умозрительно, прочитав об этих страшных событиях нашего прошлого много литературы, пересмотрев и переслушав массу фильмов, теле- и радиопередач, многое передумав, взвесив, где правда, а где ложь. И совсем другое дело – ощутить все это непосредственно, соприкоснуться с этим воочию, потрогать руками эти пожелтевшие от времени, но от того не ставшие менее жуткими, документы, написанные не об абстрактных жертвах террора, а о твоем близком человеке. Нет, не человеке, а Гражданине, которого государство, обязанное по самой своей природе защищать и охранять, огульно обвинило во всех смертных грехах, заставило испытать самое низменное из человеческих чувств – страх, признаться в не содеянных им проступках, заставить из чувства самосохранения оговорить себя, каяться в деяниях, которых он не совершал, просить о снисхождении. И, в завершении, совершенно огульно поставить на нем позорное клеймо «враг народа», вычеркнув его внесудебным приговором (не судом, а т.н. коллегией ОГПУ) из обычной человеческой жизни, заключив за колючую проволоку на несколько лет. А его близким  приклеить на эти долгие годы не менее позорную кличку «семья врага народа», со всеми вытекающими отсюда последствиями их существования.

Задумайтесь над этим, это – не только моя боль, но и – ваша!