Друзьям из Великого Устюга

В минуты печали и грусти

Мне видятся лица друзей,

В былинном величии Устюг

Вкруг каменной сказки церквей.

Все в явь обращается зримо,

И слышится голос в тиши.

Во времени неопалимо

Сокровище русской души.

Испуганный шепот березы

На сухонском вышнем яру.

И оттепель после мороза -

Чернением по серебру.

Смотрю на резьбу по бересте,

На древней финифти красу,

Как будто бы вздох о невесте

Взволнованным сердцем несу.

Я вижу великое устье

Трех рек, триединство крестов,

И сказочный, царственный Устюг

В державном величье веков.

Отсюда в сибирские дали

Шли тысячи русских людей.

Семена Дежнева видали

На дланях твоих площадей.

И шли Хабаров и Атласов

Отсюда на Дальний Восток.

С бортом легендарных баркасов

Двинской целовался исток.

Неводчиков помнил, как мило

Цвели устюжанок глаза.

Америкой славленный Шилов

Вернулся к родным образам.

Властитель Аляски Булдаков

Угас на родном берегу.

И символ вещующих знаков

Я песней в душе берегу.

В минуты печали и грусти

Друзья мои в сердце живей,

Как в древнем величии Устюг

Вкруг каменной сказки церквей.

Матица

Основательно, без сумятицы

Избу ставили на века.

Узнаю по надежной матице

Богатырскую крепь мужика.

Глубь веков Руси не исчерпана

И не все врагом сметено...

То, что прадедом предначертано,

То исполнить мне суждено.

Двести лет стенам, триста - матице,

А стоит изба, как дворец!

И пока я жив, не раскатится

Ни один золотой венец!

Постучу по ним - только гуд идет!

Корабельный кондовый лес.

Возвратится к нам в свой еще черед

Эра праздников и чудес.

В божьем храме люд, каясь, падал ниц,

В ратном поле русич суров.

Возродим еще лихость маслениц

И восславим кров на Покров!

Со своей избы, с места отчего

Заповедный дух возрождать,

С милой родины, славной вотчины,

Где холмов и рек благодать.

Частослойное и кряжистое,

Отстоявшее долгий век,

Угадал душой своей чистою

Это дерево человек.

И тесал топором ладно матицу

Он, кормилец Руси, сам творец!

И пока я жив, не раскатится

Ни один золотой венец.

Я люблю избу неоклеенной,

Чтобы дерева видеть цвет,

Чтоб душою вбирать рассеянный,

Заповедный, целебный свет.

Я люблю избу вековечную

С красотой, неизменной в цене:

С Богородицею сердечною

И Георгием на коне.

А без них и душа растратится,

Не спасется, хоть голоси...

В отчем доме стою под матицей,

Думу думаю о Руси.

Гумна и гунны

Кочевьем проносятся гунны...

А память с корнями дана!

Славяне громадные гумна

Построили ради зерна.

Дворцы трудолюбья стояли

Веками на отчей земле.

И вот вопрошаю в печали

Да кто же сокрыл их в золе?

Сожгли, чтоб не помнили гумна

О щедрых горах золотых.

Так мало и добрых и умных

Среди сумасшедших и злых.

А гунны промчались, как ветер,

Ни памяти нет, ни следа.

Славян сохранила на свете

Великая сила труда,

Любовь вековая к землице,

К снопам золотым на гумне.

Приснились крестьянские лица -

И страшно грядущее мне,

Коль больше не высятся гумна

В деревне дворцами труда...

И только проносятся гунны

Без памяти, без следа.

Веками Русь жила своим умом

Веками Русь жила своим умом

И грады-сказки строила по кручам.

Особой статью, силой, ремеслом

И верою красив и славен русич.

В былинах, сказках ли богатырей

Заморским ядом только ведь и брали.

Не дай нам, Бог, слепых поводырей,

Да лишь бы мы незрячими не стали.

Вновь с Запада вдруг бесов нанесло,

Соблазном нас греховным подкосили.

Без праведника не стоит село

И не подняться без него России!

Русская муза

Нет, приходит она не с высоких парнасов,

А идет из народа, из его глубины,

И крестьянскою песней восхищался Некрасов,

И в поэмах Федосовой плачи слышны.

Плачея тридцать тысяч творений знавала:

Самородок крестьянский над миром блистал.

Кто из нас уцелел от девятого вала?

Кто с народной культурой пред музой предстал?!

Что пред ней блеск царей, власть вождей, строй законов?

И кровавый террор, и чиновний запрет?

И сквозь лозунги троцких, и всех пустозвонов

Пронесла она ясный есенинский свет.

Ей мила красота родникового слова,

Непродажная совестность чистой души.

Озарялась она в скудном быте Рубцова

И бродила за ним по дорогам в глуши.

А другие его были ростом повыше

И женились удачно, и в связях сильны...

Муза к ним не пришла да и Бог не услышал

И не сделались явью роскошные сны.

Да такие и мне сколько в жизни мешали!

Шли на козни, чтоб премию  только не дать...

Их портрет промелькнул еще в пушкинской «Шали».

Все же муза спешила мне руку подать,

Когда предан был всеми, никем не обласкан

И жена на подругу сменяла детей...

Муза вытерла слезы и новые краски

Заиграли в стихах да и в жизни моей.

Ивановский ситец

  Памяти моей матери Суховской-Фефиловой Александры Клавдиевны - труженицы

  нищей, но еще живой тогда настоящей русской деревни, кормящей Россию

По радио пела Русланова

В быту порубежных годин.

И простенький ситец Иванова -

Деревню собрал в магазин.

Портреты почившего Сталина

Еще не убрал сельсовет...

Отпала налогов окалина,

Крестьяне увидели свет!

Он высветил радости малые,

Заметный едва в нищете.

Но песни звучали удалые,

Невесты цвели в красоте

И с верой, сравнимою с мужеством,

Что счастье свернет ко крыльцу,

Мечтали они о замужестве,

И ситцы им были к лицу!

Прибасы для них разорительны;

Богаты лишь жемчугом рос...

Но, помню, расцвел изумительно -

Ивановским ситцем покос!

Как ладненько блузка приталена,

Как дышит высокая грудь...

Когда гармонист на завалине -

Всю ноченьку глаз не сомкнуть!

Как день ни тяжел с утра раннего,

Но вечером - песни да пляс...

В почете он был в обожании -

Ивановский ситец у нас!

И помнит мое поколение:

Отрадой он был на Руси -

Сменил гимнастерки военные...

Да кто же его не носил?!

На Мезени

Валентину Устинову

Из щелястых венцов помню сени,

Долгий взвоз из матерых кряжей...

В полночь солнце горит на Мезени,

На российском святом рубеже.

Здесь теряется след Аввакума,

Он означен обетным крестом.

Дальше - тундра, ненецкие чумы,

Коми говор в суземье лесном.

Оглянусь, будет сиверко в спину,

И открылась дорога на Русь:

То в былину и тут же в новину.

Знать бы песни твои наизусть,

Край мезенский, где карбасы шили

И на Грумант, в Америку шли,

По обету России служили

И по совести краю земли,

Краю отчему, где на погосте

И по сей день резные кресты-

Письмена через годы и версты

С новгородской святой бересты.

Древней Кимжы шатры величавы

По над речкой сквозной чистоты -

Память стойкости, веры и славы,

И душевной завет красоты.

Сердцу близкие новь Долгощелья,

Колокольни и карбасов сказ...

Как всегда на Руси, в час веселья

Грусть высокая всходит у нас!