***

Влажные ночи темны и длинны.

Путь полуночный охаян собаками.

Кто там с ножом у последней сосны

Ждет меня между бараками?

Выйдет, не примет ни денег, ни слез,

Молча, без шума меня ухайдакает, -

Утром отыщут и, как повелось,

Станут болтать о покойнике всякое.

Ты, одиночество горькое, страх

Всласть раздуваешь, под чуждыми окнами

Бродишь, и завистью лик твой исчах,

Помыслами одинокими.

Боже, даруй мне крупицу любви,

Сердце исследуй по этому случаю

Или на небо меня призови,

Ибо ужасно страдаю и мучаюсь.

Что без любви эти ночи? Пусты.

Что моя жизнь? В ней ни соли, ни тайны.

Странно глядят на меня с высоты

Звезды далекие необитаемы.

***

Холодно, дождик трусит.

Где-то сцепились коты.

Кто там полночный не спит? –

Ты.

Молча стоит на мосту,

Зорко глядит в темноту,

Неумолим, как судьба,

Кого поджидает? –

Тебя.

Как же мы встретимся с ним?

Он исчезает как дым,

Крылья влачит за спиной…

С кем он прощался? –

С тобой.

Чья это тень поплыла?

Ветер ли взвился шурша?

Или рассеялась мгла?

Что это? –

Это душа.

***

Уезжаю от северных вод,

От осенних лесов облетелых,

Уезжаю, - ночной небосвод

Распростерся в безвестных пределах.

Наклонилась береза к ручью,

Золотые лохмотья роняя.

Время кончилось, я уезжаю

И не знаю, когда ворочусь.

Завтра дождь уничтожит следы,

Расточится по ветру дыханье,

Лишь звезда провожать меня станет

И мерцать, как крупица слюды.

НАДЕЖДА

Не жить осталось, нет, а форму соблюсти.

В душе – ковыль, солончаки, пустыня.

Свобода и покой – вот то, что я отныне

хотел бы обрести.

Как чудно майский куст черемуховый пах –

в ночной тиши,

в семнадцать лет,

с любимой,

но с той поры века,

тысячелетья – мимо:

отчаянье в глазах, улыбка на устах, -

отчаянье,

поскольку – не вернуть,

улыбка –

чтобы думали, что весел.

А дальше?

Дальше – смерть.

Но я все взвесил:

ты, жизнь, еще мила,

земной отраден путь.

Печаль, покинь меня!

Надежда, помани!

Видны ли впереди следы твоих сандалий?

Мне, путнику, открой лазоревые дали,

продли божественные дни.

***

Ночь не кончилась. Тихо и поздно.

Или рано? Не все ли равно:

Ведь задраено вязью морозной,

Как стальною решеткой, окно.

У любви и добра в ожиданье

Светит лампа и сердцу теплей,

Если кружит живое дыханье

В полынье на двуликом стекле.

И туда, в черноту без предела,

Сунуть перст и усидчиво ждать,

Чтобы черт утащил это тело,

А душе все равно пропадать.

***

Присуща жертве склонность мстить – за кровь,

Вина – преступнику, посреднику – почет,

Мужчине – дело, женщине – любовь,

А небу – глубина и звездочет.

Пока летит и мучится земля,

Хаос страстей удерживая сферой,

Мы ловим кто синиц, кто журавля

И новый день встречаем с новой верой;

И отплываем к дальним берегам,

Где празднуют иное новоселье,

И дарит жизнь всем сестрам по серьгам

На том пиру, где общее похмелье.

***

Когда в любви и в личном счастье

Я высший смысл предполагал,

Какою чувственною властью

Твой взгляд меня околдовал!

Но есть призванье и стремленье,

Мужские внешние дела.

Разомкнут круг уютной лени,

Кольцо снотворного тепла.

Напрасно сердишься, Цирцея.

Свиной загон – не для меня.

Мне суждено движенье к цели,

Тебе – коварная стряпня.

Я волю вынес, ум не пропил,

Но жаль – не довелось встречать

Жену, царицу, Пенелопу,

Которая умеет ждать.