ДЕЙСТВИЕ 1. КАРТИНА 1.

            Севастополь. 1920 г. Убогая комната. Справа окно, прямо – дверь в переднюю, слева дверь в иные комнаты. В углу икона. Все лица в пальто по причине холода.

ЛИЦА:

            Ратникова Анна Петровна (60 л.) вдова генерала.

            Ратников Игорь Андреевич (40 л.) её сын, полковник.

            Ратникова Людмила Павловна (38 л.) жена Игоря.

            Ратников Олег (18 л.) сын Игоря и Людмилы, подпоручик.

            Москвин Арсений Никитич (45 л.) инженер, друг Игоря.

            Москвина Светлана (17 л.) его дочь.

            Гордеев Ардалион Семёнович (40 л.) подпоручик, адвокат.

            Слижиков Тит Иванович (40 л.) купец.

ЯВЛЕНИЕ 1. Анна, Москвин, Светлана.

Анна: Ну, вот, Арсений Никитич, подходит к концу борьба против большевиков. Сила солому сломила. Не дал Бог победы. Не пришёл, значит, час Его воли.

Москвин: Плетью обуха не перешибёшь. Я это всегда говорил Игорю.

Анна: Значит, вы не верили в нашу победу?

Москвин: Верил и верю, и сколько жить буду, буду верить. Потому, что это – это в логике вещей, в логике жизни. После буйного наводнения река возвращается в нормальное русло своё. Наша победа так же математически, механически неизбежна, говорю я, инженер, как неизбежен обратный взмах маятника.

Анна: Вам доказывает математика, а мне доказывает сердце: восстанет Россия.

Москвин: Восстанет, потому, что придёт время и плеть станет обухом, а нынешний обух станет плетью, и тогда победа будет наша. Говорят, что преждевременно выступили генералы Алексеев и Корнилов. Так понимали наши московские толстосумы и не раскрыли мошны Алексееву. Считали, что не настало время, не переболел народ буйством.

Анна: Ну, это вы, батенька, напрасно. Можно ли было ждать, пока пе­реболеет? Революцию, как и пожар, тушить надо, пока все не выгорело.

Мoсквин: Лесной пожар не тушат. Его лишь стараются локализировать. Вот для локализации и возникла, по моему мнению, Добровольче­ская армия, как и армии на Волге, в Сибири, армии генералов Юденича, Миллера, казачьи армия.

Анна: Локализовать не удалось - российский лес весь выгорает.

Москвин: Географически - да. Психологически - нет.

Анна: Не понять мне, старухе, этого.

Москвин: Гляньте, Анна Петровна, на дело так: сотни тысяч белых взялось за оружие, другие сотни тысяч, хорошо ли, худо ли, помогали им воевать и многие сотни тысяч стариков, женщин, детей, интеллигентов, как я, благоразумных крестьян, положитель­ных горожан духом приобщились к борющемуся офицерству: так от пламени Революции уцелела Святая Русь. Это не географическое, не материальное понятие, но духовное.

Анна: Поняла, поняла, голубчик. Как Царство Божие внутри нас, так и Святая Русь внутри нас.

Москвин: Совершенно верно. Духовное не сгорает на пожаре. Оно и под пеплом останется живо. Кончена Белая борьба, но Святая Русь уцелеет частью в эмиграции, частью в народе, в котором многие почувствовали святость офицерской борьбы за Россию, заканчивающейся теперь.

Светлана: Но ведь борьба же не окончится! Мы будем продолжать борь­бу!

Москвин: Я хотел сказать: заканчивается нынешняя фаза борьбы. Конеч­но, борьба возобновится.

ЯВЛЕНИЕ 2.

/На звонок в передней убегает туда Светлана/.

Анна: Вот она какая, Светлана! Не кончится борьба, говорит. Крепка русская женщина!

Москвин: Мы, старообрядцы, знаем, что раскол наш 300 лет на женщи­нах держался. И в Белом Движении роль женщины огромна.

Анна: Это вы насчет женщин-ударниц, которые, показывая мужчинам пример, вступили в маленькую Армию Первого похода? Я пора­жаюсь их героизму, но воспитана я по-старому и поэтому не принадлежу к поборницам женского равноправия. А уж равнопра­вия в солдатской службе никак не приветствую. Женщина-солдат это все равно, что мужчина-мамка.

Москвин: Франция имела одну Орлеанскую деву и гордится ею. У нас десятки дев с винтовками в руках пошли в полки генерала Кор­нилова. Почти все погибли. Их имен не забудет Россия. Но я, говоря о роли женщины в Белом Движении, не их имел в виду. Сотни женщин сестрами милосердия облегчали страдания раненых и облегчали смертный час умиравших, а сами страдали в несноснейших условиях походной жизни и нередко погибали, попавши в плен к озверевшему врагу. Но и не их имел я в виду, а те де­сятки тысяч офицерских, солдатских, казачьих жен и матерей, которые, оставаясь на голод, на холод, на большевицкие изде­вательства, благословляли своих мужей или сыновей идти добро­вольцами на войну в Белые ряды.

Анна: Иные не только благословляли, но и побуждали, если у кого - не в нашей семье, как вы знаете - муженек оказывался застенчивым.

Москвин: То-то и есть: если бы не духовная твердость женщины, не бы­ло такого массового прилива в Белые ряды. Сердце женское говорило истинное слово, когда ум мужской колебался.

ЯВЛЕНИЕ 3.

/Входят Светлана и Слижиков/.

Слижиков: Мое вам почтение, Ваше Превосходительство. Здравствуйте, господин инженер. А я забежал поделиться моей тревогою.

Анна: Вы своими тревогами охотнее делитесь, чем своими барышами.

Слижиков: Хе-хе-хе! Барыш - дело личное, сокровенное, а тревога - общественное, обществу принадлежащее. Разве можно скрыть от знакомых сегодняшнюю тревогу: у Перекопа - катастрофа!

Москвин: Ну, уж и катастрофа.

Слижиков: Извольте, скажу мягче, для вашего слуха приемлемее: у Пе­рекопа неблагополучно. Того и гляди Буденный в Крым ворвется, тогда всем нам погибнуть. А ведь предлагал же намедни Фрунзе, большевицкий Главком, генералу Врангелю сдаться на капитуля­цию.

Анна: Вы фантазируете!

Слижиков: Никак нет, ваше превосходительство, истинную правду гово­рю. Мне доподлинно известно, что по радио такое предложение было. Сговорились бы Фрунзе с генералом Врангелем и нам бы бы­ло от большевиков помилование. А наш Главнокомандующий отказал ихнему Главкому - будет теперь нам всем крышка.

Анна: Да вы в уме ли? Какая капитуляция? Русское войско никогда не капитулировало. Офицерская честь и воинский долг не допускают.

Слижиков: Пословица говорит: что за честь, коли нечего есть. А я скажу - хе-хе-хе - что за честь, коль врага не счесть. Там сила!

Москвин: Врангель прав, что отверг капитуляцию.

Слижиков: А, слыхать, иные из знаменитых наших генералов не соглас­ны с генералом Врангелем. Предпочитают капитуляцию.

Анна: Пустое говорите! Кто? Кто такие эти генералы?

Слижиков: Да я в точности не знаю. Говорю, что слышал. А слышал я, что, к примеру взять, генерал Слащев на месте Главнокомандующего протянул бы руку Фрунзе.

Анна: Слащев? Этот фигляр? Разгуливает в белой гимнастерке, синих штанах и красных сапогах: изображает собою русский трехцвет­ный флаг.

Москвин: Вы, Тит Иванович, думаете, что капитуляция спасла бы вашу

драгоценную жизнь?

Слижиков: Жизнь это - боольшая драгоценность. Всякая жизнь. Не только человеческая, но даже, к примеру, лошадиная.

Москвин: Впервые слышу, чтобы вы философствовали.

Слижиков: Философия наша коммерческая. Лошадь сейчас, самый что ни на есть одер, сто тысяч колокольчиков стоит. А человек и того большую ценность имеет. Вот и посудите: в Крыму нас, татары не в счет, тысяч двести душ контры. Если перебьют нас, большой убыток будет.       

Москвин: Но сдача была бы еще большим, применяя ваше выражение, убытком. Для идеи.

Слижиков: Идеи это - как пломбир после хорошего обеда. А голодному пломбир ни к чему. Белые обанкротились. Кто - банкрот, какие тут идеи.

Анна: Оставьте, Арсений Никитич, не спорьте. Не столкуетесь. Тит Иванович весь врос в реализм, а вы, а мы мечтатели.

Москвин: Да, мы - мечтатели. Мы боролись за мечту. Если уйдем из Крыма, унесем с собой мечту. Если погибнем, мечта наша превра­тится в легенду и будет жить в народе.

ЯВЛЕНИЕ 4.

 /Те же без Светланы: она выбегает на звонок /.

Светлана /за кулисами/: Игорь Андреевич пришел! Раненый!

ЯВЛЕНИЕ 5.

/входит Игорь - голова у него забинтована – и Светлана/

Анна: Игорь!

Москвин: Горик, что с тобой? Ранен?

Игорь /идет, пошатываясь/: Здравствуй, мама! Арсений, дружище! Здрав­ствуйте. /Садится/ Где Людмила и Олег?

Анна: Милочка в своем госпитале...

Светлана: А Олег в 15-й пехотной дивизии. Идет на фронт.

Игорь: 15-я дивизия еще не сформирована полностью. Но это - послед­ний резерв Главнокомандующего.

Анна: Как ранен? Опасно?

Игорь: Буденовец шашкой полоснул. Кость задета. Легкое сотрясение мозга. Сбежал на вокзале из санитарного поезда, чтобы вас по­видать и сказать вам: готовьте чемоданы. Перекоп сдан. Бой идет на Юнуньской позиции.

Анна: О, Господи! Спаси люди Твоя!

Слижиков: О-хо-хо! Грехи наши тяжкие. На войско надеялись. Теперь не на кого надеяться. И к чему было драку затевать, коли си­ленок нет?

Москвин: Да перестаньте вы ныть, Тит Иванович. А ты, Горик, скажи, можно ли, по-твоему, отстоять Юнуньскую позицию?

Игорь: У генерала Кутепова там на позиции только «цветной корпус», в боях сильно поредевший. Марковская дивизия почти уничтоже­на. Трудно приходится генералу Писареву: один против десяти - это не шутка. Тыл Юнуньской позиции со стороны Сиваша обо­роняет генерал Барбович. Сам понимаешь, какова сила конницы в обороне.

Москвин: Значит - безнадежно.

Игорь: Могу сказать откровенно, потому что Тит Иванович, как только выйдет на улицу, впитает в себя больше сведений, чем я имею. Секретов не разглашаю. Если не произойдет чуда, удержаться не удастся. Пора, мама, чемоданы готовить.

Анна: у нас, офицерских жен, уже инстинкт такой выработался. Чув­ствуем пульс фронта. Вот и теперь, как только пришла I-я Кон­ная с Польского театра и прорвалась у Каховки, мы с Людмилой и Светланой наши пожитки и уложили. Ждали беды. И все -таки твоя весть неожиданной показалась.

Игорь: Не в неожиданности дело, а в том, что надежду в тебе я, как шашкой, срубил.

Анна: Тебе не разговаривать надо, а прилечь. Плохо выглядишь.

Игорь: Пустяки, а впрочем, на минутку прилягу.

Анна: Пойдем. Я тебя уложу.

Светлана: Анна Петровна, я позабочусь.

ЯВЛЕНИЕ 6.

/Те же без Игоря и Светланы/

Анна: Пусть девочка позаботится о раненом. выйдет замуж за моего внука, опыт ей пригодится. Ведь Олег такой же неудержимый вояка, как его отец и дед.

Москвин: Царство небесное вашему супругу. невзирая на преклонные годы, ранения и на генеральский чин, взял в руки винтовку и рядовым пал в бою.

Анна: Пасть в бою – родовая традиция Ратниковых.

Слижиков: Премудро распределил Бог людей: Ратниковы – воевать, Слижиковы – торговать. Только вот Слижиковскую торговлю сейчас в разор разорили.

Анна: Эх, о чем сокрушается! /К Москвину/ А Юнуньская позиция, мне говорили, сильно укреплена. Удержится на ней Кутепов.

Слижиков: Прошлой зимой, действительно, крепкая была позиция. А как войско пошло в Таврию, татарва все блиндажи и пулеметные гнезда на дрова растаскала на продажу в Бахчисарае и Севастополе

Москвин: Не доглядели, значит.

Слижиков: позиция – это маловажно. Важно то, что Литовский нос без боя отдали. На Сиваше.

Москвин: Не в Литовском носе дело, а в том, что Сиваш замерз. В кои веки раз замерзнет, так вот как раз в этом году надо было ему замерзнуть. Красные и перешли Гнилое море, как по суху. Зима в этом году ранняя и суровая. Мы здесь, в Севастополе, на юге Крыма в квартирах мерзнем. А каково там, где через Сиваш на Таврию врывается северный ветер?

Слижиков: Правильно изволили сказать: через Сиваш да под шинелинку. А теплую одежду, полушубки интендантство в Мелитополе в складах берегло, войскам не выдало: ведь по ихним интендантским правилам в октябре солдату не полагается полушубок, хоть там рас-пре-мороз. А теперь те полушубки красноармейцы, взяв Мелитополь, носят.

Анна: И откуда вы, Тит Иванович, всегда такие вести приносите?

Слижиков: Не вести это, ваше превосходительство, а сущая правда. Всюду, всюду неполадки. Вот и загубили дело. А теперь мы погибай.

Анна: Вы-то меньше всех трудились, чтобы неполадков не было. Не хо­чу вас оскорблять в моем доме, поэтому не про вас говорю, а вообще: меньше бы спекулировали позади фронта, кровью истекав­шего, да поменьше бы вестей панических разносили - меньше бы беспорядка было.

Москвин: Судачили обо всех, критиковали, сидя в безопасности, тех, кто с утра до ночи, с ночи до утра, день за днем, месяц за ме­сяцем не выходил из боевых опасностей. Дрались наши воины один против пятерых, один против десятерых. Тысячами погибали. Как птицы, летели на свет маяка и, ударяясь в железную сетку, заключавшую светоч, падали, как птицы, тысячами к подножью маяка-России.

ЯВЛЕНИЕ 7.

/Входит Светлана/.

Светлана: Ты, папа, это ужасно хорошо сказал. Белые птицы, светочь, железная сетка, падение мертвых птиц к подножью России.

Москвин: Потомки скажут об этом лучше моего. Они почувствуют и красо­ту и великую мистическую правду в самопожертвовании белых вои­нов.

ЯВЛЕНИЕ 8.

/Людмила вбегает и кидается к Анне/.

Людмила: Маман, буденовцы перебили раненых, когда прорвались в Ново- Михайловку…

Анна: И ты, первопоходница, еще не привыкла к таким явлениям граждан­ской войны, которые...

Людмила: Но ведь там в лазарете лежал Игорь! Он был ранен под Аскания-Нова и эвакуирован...

Анна: Успокойся. Твой Игорь отдыхает там, в спальне.

Людмила: Слава Тебе, Господи! /Выбегает в левую дверь/.

ЯВЛЕНИЕ 9.

/Те же без Людмилы/.

Москвин: Какие надо иметь нервы: опасения и надежды, горе и радость чередуются, как фазы электрического тока.

Слижиков: Жалости достойно.

Анна: Нервы... Жалость... Все это - слова. А доля офицерской жены - благословлять идущего в бой и о нем молиться: на все Твоя святая воля.

Светлана /про себя, как бы заучивая/: Доля офицерской жены - благословлять идущего в бой и молиться: на все Твоя святая воля.

Москвин: Я думаю, что надо было бы уговорить Игоря немедленно идти в госпиталь. Сотрясение мозга - не шутка.

Анна: И я так думаю. Но ведь я знаю своих Ратниковых. За 40 лет за­мужества присмотрелась. Чем больше уговаривать поберечься, подлечиться, тем скорее возвратятся в строй. Уверены, как Су­воров, что госпиталь - гнилушка. Да и в строй возвратиться на терпится. Знаете, как в сказке: дайте чуточку додраться.

Слижиков: Одно слово: господа Ратниковы - ратники первый сорт.

ЯВЛЕНИЕ 10.

/Входит Гордеев/.

Гордеев: А у вас двери не на запоре. Думал, не эвакуировались ли уже господа Ратниковы, Да услыхал голоса. Здравствуйте, Анна Пет­ровна. Здравствуйте. /Делает общий поклон/. Я с дурными вестя­ми: Юнуньская позиция прорвана. Ждут с минуты на минуту, что Главнокомандующий подпишет приказ об эвакуации из Крыма.

Анна: О, Боже!... Господи, спаси Армию.

Москвин: Бедная Россия!

Светлана: Уйдем, чтобы бороться!

ЯВЛЕНИЕ 11.

/Людмила и Светлана несколько раз входят и выходят, вынося из спален чемоданы/.

Гордеев: Finito la comedia! Три года повоевали и довольно. Пора дать родной земле отдых. Пусть устраивается без братоубийственного кровопролития…

Москвин: А чекистское кровопролитие пусть продолжается?

Гордеев: Лес рубят - щепки летят. Строится новая жизнь. Прогресс жертв искупительных просит.

Анна: Вот в каком тоне вы, сударь, заговорили!

Гордеев: Я - человек свободомыслящий. Иду, как говорит поэт, куда влечет меня свободный ум.

Людмила: При Царе этот ваш ум вел к кадетам; при княже-львовских кадетах увлек в эс-эры, но в эс-эровскую Армию Учредиловки он вас не привел; к нам привел; снова вас кадетом сделал; в ты­лу пристроил. Двоедушной, двоеумной пропагандой тыл Добровольческой Армии разлагали, а теперь нащупываете брод к большевицкому берегу. Глаза бы мои на вас не смотрели! Мама, я иду к моим раненым. Храни вас всех Господь. /Целует Анну/. Там, за­границей где-нибудь встретимся. До свиданья, милый Арсений Ни­китич. Ты, Светланушка, отыщешь, Бог даст, моего Олега. Твое­го Олега. /Целует ее/. Прощайте, Тит Иванович. /Уходит, не прощаясь о Гордеевым. За нею незаметно уходит Светлана/.

ЯВЛЕНИЕ 12.

/Те же без Людмилы и Светланы/.

Анна: Не обижайтесь, Ардалион Семенович, на горячность Людмилы Пет­ровны. Переработалась, переволновалась - нервы плохи стали. Но и я удивлена вашими словами.

Гордеев: Я - реалист.

Москвин: То есть оппортунист.

Гордеев: Назовите оппортунизмом. Не обижусь. Оппортунизм свидетельст­вует о наличии ума.

Анна: А свидетельствует ли он о чести, о долге?

Гордеев: Честь, долг - понятия условные. Генералы Балтийский и Бонч-Бруевич так понимали свою офицерскую честь и свой патриоти­ческий долг, что рысцой, нет не рысью, а галопом поскакали к Троцкому.

Анна: Если вы за этими подлецами признаете действия из побуждений офицерского долга и чести, то вы никогда не были настоящим офицером.

Гордеев: И не был. Призвали прапорщиком запаса. Повоевал в меру. Сделал «блестящую карьеру» - подпоручиком стал. Как юрист, пе­решел на военно-судебное амплуа, чтобы судить тех, кто небрежно воевал. Демобилизовался в индивидуальном порядке в 17 году. Белая Армия меня, как подснежника, обнаружила. Воительствовать рядовым не хотелось. Пошел по гражданской части. Разочаровался. Деникин ратует за Единую, Неделимую, но у него отрывается Закавказье, сепаратствует Кубань, партизанит Петлюро-Украина. А Ленин уже сотворил Единую и Неделимую. Врангель дарит крестьянам землю. А Ленин тремя годами раньше сказал мужику – земля твоя. За что же белые борются? За то, чтобы вместо комиссаров, к власти пришли генералы?

ЯВЛЕНИЕ 13.

/Входит Игорь, прислоняется к притолке двери/.

Игорь: Да, надо, чтобы генералы отняли власть у комиссаров. Комиссары это - демагогия. Генералы это - Россия. Комиссары опираются на чернь, на буйство. Генералы хотели опереться на патриотизм благоразумных. Благоразумные встречали нас в селах хлебом-со­лью, а в городах - цветами. Но измалодушествовавшись, не зажи­гались. Жен и детей не закладывали. Мининых не нашлось, чтобы подвести базу под Пожарских. Оппозиция и спекуляция слопали нашу политику и стратегию. Впрочем, сейчас не время разбирать­ся в этом. Потом разберемся и начнем борьбу снова.

Слижиков: А я полагаю, что господа генералы не так за дело взялись, как надо. Хотели делать контру хозяйственным способом. А ее надо было сдать с подряда. С подряда всегда не в пример лучше выходит. /Все смеются/.

Гордеев: Вот это я называю реализмом! Вы, Игорь Андреевич, уходите заграницу, чтобы перестроиться политически и военно, а затем атаковать вновь. Это понятно – вы ведь профессионал войны. А я - профессионал мира. Я остаюсь в народе, который жаждет мира.

Москвин: И погибнете в подвале Че-Ка.

Гордеев: Вот Чичерин не погиб. В гору пошел. И много там, у красных, Чичериных. Поэтому я и не хочу эвакуироваться.

Слижиков: Да ведь эвакуации то не будет.

Анна: Что!?

Москвин: Как это - не будет?

Слижиков: Угля в порту хватит для военных кораблей. И только. На крейсерах и миноносцах уедут генерал Врангель со штабом. Для пароходов топлива нет. Знаете мотив, что поют в театре на Мичманском бульваре? /Поет на мотив «Кого-то нет, кого-то жаль»/ «Я вам скажу один секрет: для пароходов угля нет.»

Анна: Дело серьезное, а вы кафэ-шантанные куплетцы поете.

Слижиков: Эту песенку в шутку сочинил. Извините. А угля действительно нет. Доподлинно знаю. /Все молчат/.

Игорь: Ложь! Дважды ложь! Главнокомандующий не прикажет эвакуироваться, если нет возможности эвакуировать. И Главнокомандующий не уедет, бросивши нас на берегу.

ЯВЛЕНИЕ 14

/Вбегает, запыхавшись, Светлана/.

Светлана: Отдан приказ об эвакуации. Я сбегала справиться. Нам грузиться на пароход «Рион». Большущий транспорт.

Игорь: Молодец, Светлана!

Гордеев: Приятного вам путешествия к неведомым берегам.

Слижиков: Счастливого пути всем желаю. /Слижиков и Гордеев уходят; Анна и Светлана уходят в левую дверь/.

ЯВЛЕНИЕ 15.

/Игорь и Москвин/.

Игорь: Три года страданий и подвигов. Сотни тяжелых боев. Десятки тысяч убитых офицеров, казаков, солдат, юношей-добровольцев. А раненых не перечесть. А эти над нами глумятся. /Передразнивая/. С подряда надо было. Кому с подряда? Толстозадым спекулянтам-богатеям? Или «свободомыслящим» с их гибкой совестью? Профессионалам партийности? Мы, офицеры, дилетанты в политике, но мы - профессионалы долга. Мы воспитаны в сознании служения государству. Потому, когда после проклятого Февраля все занялись своими правами, мы, офицеры, думали только о своих обязанностях перед государством. Купец служит своим интере­сам; адвокат - служит попавшим в зубья судебной машины; доктор служит болящим; а мы, кадровые офицеры, служили наивысшему, что есть: наша служба - государственное служение. Понятно, что в красном лагере нас ненавидят. Но и в белом лагере всякие Гордеевы и Слижиковы хулят нас.

Москвин: Успокойся, Горик. Ты знаешь, что я из-за порока сердца не воевал. Но своим «порочным» сердцем был всегда с офицерством, с рыцарством России. Ты знаешь, что я не восторгался политикой Белых Вождей: надо было пожестче. Два года развращали Добровольческую Армию самовольные реквизиции и «подарки от благодарного населения», а Врангель надел ежовые рукавицы и безобразия не стало. Но и преклоняюсь - и все честные русские люди преклоняются - перед Белыми Вождями, перед офицерством, перед юношеством, перед всеми, ставшими в строй из любви к России. «А любовь и вера святы. Этой верою согреты все великие безумцы, все великие поэты». Вы — офицеры - безумцы веры в Россию, вы - офицеры - поэты любви к России. Не хореями и ямбами воспевали вы Родину, а стрекотанием пулеметов, гулом орудий. И вы ей жертвовали... /В окно доносится голос Олега/:

Олег: Светланушка!

ЯВЛЕНИЕ 16.

/ Светлана выбегает из спальни и бежит в переднюю/.

Светлана: Олег! Милый!

Москвин: Вот радость-то: Олега повидать.

Игорь: Если ранен - в порядке. А если не ранен, что ему дома делать?

ЯВЛЕНИЕ 17.

/ Входят Олег со Светланой /.

Олег: Здравствуй, папа. Ты ранен?

Игорь: Пустяки. Сейчас возвращусь в полк.

Олег: Здравствуйте, Арсений Никитич, я на секундочку отпросился, чтобы сказать бабушке: пора на пароход.

Светлана: Я уже все разузнала. Мы грузимся на транспорт «Рион». Запомни: «Рион».

Олег: А где мама? Где бабушка?

Светлана: Мама в своем госпитале. А бабушка укладывается.

Олег: Поцелуй ее. А мне бежать надо. Наш батальон идет прикрывать Севастополь, прикрывать эвакуацию. Прощайте. Прощай, отец. До свидания, Светланушка. Там, за границей отыщу тебя, то есть вас всех./ Целует ее /, Вам в путь, а мне в бой. / Уходит. Из передней, а потом в окно слышно, как он поет/. «Смело мы в бой пойдем за Русь Святую и как один прольем...»

Светлана: /размашисто крестит о направлении голоса/: Доля офицерской жены благословлять идущего в бой и молиться: на все Твоя святая воля.

Москвин: Ну, вот попрощалась, Светик, с женихом.

ЯВЛЕНИЕ 18.

/Входит Анна с саквояжем в руке/.

Светлана: Только что был Олег. Идет в бой.

Анна: Храни его Господь.

ЯВЛЕНИЕ 19.

/Вбегают Гордеев и Слижиков с чемоданами в руках/.

Игорь: Если вы в Москву собрались, то ошиблись дверью.

Слижиков: В Москву боязно. С вами хотим. С белыми.

Гордеев: Никогда не думал, что стадное чувство может быть таким сильным импульсом. Весь Севастополь спешит к пристаням. И я увлечен этим психологическим течением. Я чувствую, что принадлежу к лучезарному миру свободы, а не к мрачному Ленинскому миру насилия. Прошу Вас, Игорь Андреевич, возьмите нас с собою. Без вас я, да я Тит Иванович тоже, можем на пароход не попасть.

Игорь: Да ведь по-вашему, Слижиков, топлива нет.

Слижиков: Есть, есть уголь. Доподлинно знаю, что есть. /Игорь, Москвин и Светлана смеются/.

Анна: Игорь, не бери ты этих греховодников.

Игорь: Мама, а разве мы, офицеры, безгрешны? Приставайте, штафирки, к нашей колонне. Погружу всех и пойду искать свой полк.

Анна: Какой там полк! В лазарет иди или с нами. Раненые в полку - одна только обуза.

Игорь: Мама, ты ведь знаешь, что мое место сейчас в полку, /хочет взять в руки два чемодана/.

Слижиков: Нет, это уж никак невозможно, чтобы раненый герой да чемоданы таскал. /Хватает чемодан, хоти другая рука занята своим чемоданом. То же делает и Гордеев/.

Гордеев: Ух и мне не откажите в удовольствии избавить вас от ноши. Вы едва на ногах стоите. И все же - в полк. Удивительные люди эти офицеры!

Все уходят. Последней - Анна: она снимает со стены икону и уносит с собой. Сцена остается минуту пустой.

Занавес.

ДЕЙСТВИЕ 1. КАРТИНА 2.

Галлиполи. 1921 год. Занавес раздвинут настолько, что видны лишь тыльные стороны двух палаток. В левой палатке эта тыльная сторона поднята. Из правой слышны лишь голоса.

ЛИЦА:

Ратников Игорь,

Ратникова Людмила,

Ратников Олег

1-й голос,

2-й голос,

3-й голос.

ЯВЛЕНИЕ 1.

/В левой палатке Игорь и Людмила/.

Людмила: Мне сегодня снилось, как мы на пароходе плыли сюда, в Галлиполи. И под впечатлением этого сна я все время вспоминаю первые месяцы нашего пребывания здесь. Брр! Вспомнить жутко! Высадили нас французики на «голое поле»: ни крова, ни тени, ни боды. Помнишь, Игорь, мы в молодости читали в газетах, что младотурки, захватив власть, решили очистить Константинополь от десятков тысяч уличных собак я, велевши их переловить, отправили на пустынный остров в Мраморном море, чтобы они там посдыхали. Так и нас французы выбросили на Галлиполи.

Игорь: С той лишь разницей, что подбрасывали немного еды, чтобы мы не сразу посдыхали: это бы легло пятном на их культурную нацию. Но мы - как ни странно - сдыхать не хотели. Помнишь, какую мы проявили энергию, трудясь над превращением нашего поля в лагерь, в военный поселок. В старой солдатской песне пели: «Лагерь...»

Людмила /перебивая его, поет/: «Лагерь, город полотняный, город русского Царя».

Игорь: А мы создали город полотняный, единственный в Европе Российский город /как единственная казачья станица на Лемносе/.

Людмила: И как благоустроен сейчас наш военный городок. Просто не верится, что из ничего можно было такое соорудить.

1-й голос: Все осточертело. Все ненавижу, всех ненавижу. Заперт в этом лагере, а знаю, что вне его, в городах Европы, забывающей о минувшей войне, течет привольная жизнь. Люди живут и знают, зачем живут.

2-й голос: Живут, чтобы богатеть, чтобы есть хорошо, выпить, чтобы красивых девочек ласкать, а мы, как ты правильно сказал, не знаем, на какой шут мы живем.

3-й голос: Живем впрок. Про запас. Если потребуется, вот - мы тут. С нашим удовольствием. Англичанам бакинскую нефть добывать - извольте-с. Французам понадобится малороссийская пшеница - извольте-с. На всех можем угодить. Кровушка застоялась. Раззудись, плечо, размахнись, рука!

2-й голос: Руки на что-либо иное годны - не только же драться. Например, денежки заработанные считать, на биллиарде в свободное время играть. Да мало ли чего! Э-э-эх!

3-й голос: Шарики в лузы вгонять. Благодарю покорно. Предпочитаю противника на мушку брать.

1-й голос: Тебе, Петр, только бы воевать. Не от запорожца ли происходишь? А есть люди и с другими потребностями. Ты, Сеня, все о деньгах мечтаешь, а ведь, наверное больше денег свободы хочешь. Свободы от Коменданта лагеря, от Командира полка, батальона, роты, взвода. Начальства не счесть! Душу из тела вы­грызли.

2-й голос: Да, наряды очень донимают. Уборка да уборка. А потом гимнастика, строевые занятия. Понаоткрывали «университетов»: пехотный, артиллерийский, общеобразовательный. Житья нет от этих наук.

3-й голос: От наук беда, а без наук больше беды было бы. Со скуки друг друга перестреляли бы. Помнишь дуэли в первые месяцы галлиполийского сидения?

Людмила: Слышишь, Игорь, там вспомнили о дуэлях. Какой это был ужас. Дуэли на винтовках!

Игорь: Здесь вдруг в бездействии и безопасности оказались люди, которые кто три года Гражданской войны, кто шесть лет Великой и Гражданской войн пробыли в постоянной опасности. Для многих из них безопасность стала так же невыносима, как для кокаиниста отсутствие белого порошка. Ну, а стрелялись на дуэлях по всякому поводу. Но Кутепов решительно и толково привел все в порядок.

Людмила: А сколько было безпорядка!

Игорь: Есть выражение „война портит воина”. На войне требуется инициатива, а привыкший к проявлению инициативы, отвыкает от строгого выполнения дисциплины. На войне общая опасность сглаживает различие между теми, кто командует, и теми, кем командуют. Создаются более свободные отношения. Так «портится» армия. А если армия проиграла войну, то она еще того более деморализуется. Мы же сверх того потеряли Царя, Родину, государственную власть. Немудрено, что мы прибыли сюда в большом духовном расстройстве. Но взгляни теперь: Кутепов возродил Армию и поднял ее на высоту воинского духа и преданности идее борьбы за Россию,

Людмила: А голоса из соседней палатки? Ведь они противоречат тебе.

Игорь: Наполеон называл свою старую гвардию ворчунами. И хороший воин ворчит, а все же остается хорошим воином. Есть, конечно, оппозиционеры, есть недовольные. Но если бы они молчали, то это означало бы, что мы - каторжане. Раз ворчит, значит - при всей крепости дисциплины имеется свобода духа, присущая каждому здоровому войску.

ЯВЛЕНИЕ 2.

/Вбегает Олег /.

Олег: Ура! Почта! Тебе, мама, письмо от Арсения Никитича. А мне от Светланушки. /Читают письма/.

Людмила: Анна Петровна болеет... Тоскует по России... В том ее болезнь.

Олег: Светлана поступила в университет. На медицинский.

Игорь: Ну, Олег, держись! Быть мужем ученой жены - беда! /Смеется/.

Олег: Мы сами с усами. Я тоже здесь учусь.

Людмила: Арсений Никитич очень беспокоится. Начитался “Последних новостей” и думает, что у нас - ад кромешный. Что бунт идет.

Игорь: Этот Милюков со своей газетой много зла делает! Его в Государственной Думе «богом бестактности» называли, а теперь он стал «богом бессовестности». Рвет и мечет, хочет «освободить» нас из рук генералов Врангеля и Кутепова. Наш лагерь называет «Кутепией» и пишет ужасы о «зверствах» Кутеп—паши. Ну, вы перечитывайте ваши письма, а я пойду ноги размять, /уходит /.

ЯВЛЕНИЕ 3.

/ Людмила и Олег /.

1-й голос: Слышишь, Сеня, у соседей заговорили о Милюкове. Не разобрал только. Наверное, снова за нас вступается. Ведь это бессмыслица: держать какое-то войско, когда вся Европа думает только о мире и никакой интервенции в РСФСР не может быть. Надо нас включать в свободный труд Европы свободными людьми.

2-й голос: Да ведь ты мог записаться или на отправку в Россию, или на отъезд в Америку. Ты, Андрюша, и меня отговорил.

1-й голос: Страшно было в Советский Союз ехать. Не верю я тем подлецам. А в Америку - уж больно далеко. А вдруг Врангель начнет дело, а я-то - за океаном.

3-й голос: То-то и оно, что и тебе, и Сене с нами хочется быть и наши порядки хочется поругивать. Интеллигентский дух в вас крепко засел. Ни война его на вас не вышибла, ни пребывание в осажденном Галлиполи.

2-й голос: Кто же нас осаждает?

3-й голос: Французы, англичане, советская пресса, американские заманивания, Милюковские причитания о «бедных детях», попавших в лапы «злого» Кутепова. Вот, кто нас осаждает.

ЯВЛЕНИЕ 4.

/Входит Игорь /.

Игорь: Возможно, что будет подан сигнал тревоги. Французы что-то замышляют против нас. Старшие начальники позваны к генералу Кутепову.

Людмила: что это может быть? Опять какая-нибудь угроза?

Игорь: Не знаю. А чего не знаю, гадать не люблю.

Олег: Пойду-ка я на разведку. /Уходит/.

ЯВЛЕНИЕ 6.

/Те же без Олега /.

1-й голос: Слышали? Будет тревога. Бегy узнать, в чем дело.

2-й голос: Подожди, надену сапоги и я с тобой.

3-й голос: А я полежу. Новости сами придут.

ЯВЛЕНИЕ 6

/Игорь и Людмила/.

Людмила: Не сиди же ты, как истукан. Пойди, разузнай. Видишь, я волнуюсь.

Игорь/ворчит/: И зачем это баб в наш воинский город пустили. Народ любопытный и егозливый. Ну, ну, иду уже, иду.

                                                                                                                       .

ЯВЛЕНИЕ 7.

/Людмила и 3-й голос/.

Людмила: Чует мое сердце, что надвигается что-то жуткое, что вам всем грозит большая опасность. О, как я ненавижу этих французов!

3-й голос/кричит/: Людмила Павловна! Какие у вас там новости? Почему ваши оба ординарца забегали?

Людмила: Да, никакой определенной новости нет. Слух только, что французы снова что-то затевают.

3-й голос: И пусть затевают. Для нас развлечение, а для них очередное посрамление. Если бы только задрались: наложили бы мы им, сукиным сынам, да не задерутся. Кишка тонка.

Людмила: А вам, Петр Петрович, не терпится подраться.

3-й голос: Ой, как, матушка-голубушка, не терпится! Мой братец словчился: успел раньше меня родиться - так он с 14 года дрался, а мне только три годика досталось. Вот жизнь! Где надо - грабануть, где можно - ухажнуть, где пули - там ползком, где близко - там штыком! Мужчина создан для войны, сказал какой-то немецкий ученый.

Людмила: А женщина - для утехи воина, сказал он.

3-й голос: И вы, значит, про этого немца слыхали. Приятно иметь знакомство с образованной женщиной. А знаете что, милая дамочка? И я не утерплю, схожу добывать вести. /Уходит/.

ЯВЛЕНИЕ 8.

/Людмила одна /.

Людмила: Вот — один из тех, кто свой «аттестат зрелости» получил на поле боя. Рота была и учителем, я воспитателем, и домом, и матерью.

ЯВЛЕНИЕ 9.

/ В правой палатке появляется 1-й и 2-й голоса/.

2-й голос: Беда будет. Французы хотят нас обезоружить, чтобы потом голыми руками взять.

1-й голос: Да, и отправить нас к Ленину. Какая низость. А всем в нос тычат свое «либертэ, эгалитэ, фратернитэ». Фарисеи проклятые!

2-й голос: Но как сопротивляться? У нас оружия мало, патронов – как кот наплакал. А они пришлют флот и целую армию черномазых...

1-й голос: Не скули, Вася. И без твоих причитаний томно. /Кричит/: Людмила Павловна, слыхали, какая беда надвигается?

Людмила: Слыхала, голубчик. Но, Бог даст, минует нас.

1-й голос: А я на Кутепова надеюсь.

2-й голос: Да ведь ты, Андрюша, всегда ругал генерала Кутепова.

1-й голос: Овцы злятся на овчарку за то, что их кусает, ими командует. А покажется волк - овцы за овчарку прячутся.

ЯВЛЕНИЕ 10.

/Появляется 3-й голос /.

3-й голос: Французы на хитрость пустились. Боятся нашего сопротивления. Так вот прислали генералу Кутепову письмецо: завтра, мол, будем подле вашего лагеря производить тактическое учение с боевой стрельбой; так пусть никто за пределы лагеря не выходит.

2- голос: Не пойму, Петя, зачем такое предупреждение?

3-й голос: Из твоей башки поршневые затворы к пушкам делать можно. Хотят усыпить нашу бдительность. Будут маневрировать, да и оцепят наш лагерь. Займут все тактические пункты. А потом «учебная, боевая стрельба», если мы не сдадимся.

1-й голос: Какая низость! Но ведь наши генералы понимают опасность? Как ты думаешь?

3-й голос: Кутепов, брат, все понимает. И тактику, и дипломатию.

2-й голос: Да, его не проведут. Но, допустим, он хитрость французов поймет. А что может он поделать? Храбрости у нас - гора, а боевой силы - крошечный бугорок.

ЯВЛЕНИЕ 11

/Входит Игорь /.

Людмила: Наконец то! Что узнал?

Игорь: Ну, и молодец же Кутепов! Такую штуку придумал!

1-й голос: Господин полковник, говорите, пожалуйста, громче. И мы ведь изнываем от любознательности.

Игорь: Так слушайте, друзья: на вежливое письмо французского генерала ге­нерал Кутепов ответил таким же вежливым письмом. А в нем написал: имею своею обязанностью вас уведомить, что, по случайному совпадению, и я приказал завтра подчиненным мне войскам производить вокруг лагеря тактическое учение с боевой стрельбой» /Общий смех/

Голоса из правой палатки: Ай до Кутеп-паша! Сам Врангель не придумал бы лучше! Вот так пулю отлил французам - бронебойную!

Людмила: Но что достигается этим письмом?

Игорь: Кутепов говорит французам: вы намерены занять тактические позиции, и я займу тактические позиции против ваших; вы угрожаете учебной боевой стрельбой, и я приказал на вашу стрельбу от­ветить нашей стрельбой.

3-й голос: Значит: бой!

Игорь: Да, бой. Потому что мы - не константинопольская толпа беженцев, которую можно расселять, куда вздумается «союзничкам». Мы - ушедшее из России войско. И благодаря генералам Врангелю и Кутепову, мы - войско, окрепшее духом. Мы не гнемся и не ломаемся.

3-й голос: Правильно, господин полковник. Как Суворов говорил: «Давай нам десять на одного! Всех побьем, повалим, в полон возьмем».

1-й голос: Самое главное - не поддаться французскому диктату. Мы - свободны сами решать о своей судьбе. По-русски, а не по-французски.

2-й голос: Вот грыземся мы между собой, спорим, ссоримся. А как серьезное дело настало, так дружны. Хорошо это, братцы!

ЯВЛЕНИЕ 12.

/Входит Олег/.

Олег: Французы хвост поджали!

Людмила: Откуда знаешь?

Олег: Слышал, как генералы, расходясь с совещания в штабе, всем говорили, что французский генерал отменил маневры и что о судьбе армии будет решать генерал Врангель в Константинополе.

2-й голос: Ну, оно то без драки и лучше.

3-й голос: Э-эх! Тоска!

1-й голос: Вот она - победа русского духа. Победить в бою - слава. Победить вот так без боя - двойная слава: слава оружию и слава духу.

Игорь: Радуют меня, Людмилушка, эти юнцы, наши соседи. Впитали в себя то, что мы, старые офицеры, им здесь, в Галлиполи внушали. Впитали дух русской Армии.

Людмила: Но ведь Врангелю не удастся сохранить Армию. Ей придется расселиться, раздробиться. В одной ли стране, в нескольких ли, кто знает. Во всяком случае, сплоченности не будет.

Игорь: В сомкнутом строю есть «чувство локтя»: чувствую рядом стоящего и от этого усиливается у меня бодрость. А когда строй разомкнется, то вместо физического «чувства локтя», действует духовное: один стрелок другого и на расстоянии крепит духовно. Пусть мы рассыплемся по всем государствам, по всем континентам, пусть мы из Армии превратимся в Воинский Союз, мы все же останемся полными воинского духа и верными России. И если вымрет наше поколение, сбережением духа займется следующее поколение.

Олег: Из поколения в поколение!

Занавес.