Эта летняя ночь

Небосвод необъятен и чист – как же чуду в ночи не случиться!

Издаёт одобрительный свист искушённая в магии птица.

Не от щебета ль сумрак оглох, не от этой ли слепнет зарницы?

Обнажил беспощадный сполох белизну сокровенной страницы,

где начертано чьей-то рукой всё до слёз дорогое такое:

полусонные звёзды, покой – и луна в бесконечном покое.

Потому и слабеют слегка мироздания цепкие звенья,

чтобы вдруг отразились века в глубине голубого мгновенья.

И решит, холодея, душа, что чего-то, мол, не понимала.

И что всё-таки жизнь хороша. Даже если хорошего мало...

Наш разговор записан

 Н.

Наш разговор записан – голос и твой, и мой –

евпаторийским пирсом, чаечной кутерьмой.

Что затвердили клёны памятливой листвой, –

шёпот ли мой влюблённый, вздох ли счастливый твой?

Вырубленных акаций память ещё жива,

чтобы звучали вкратце верные те слова.

Пёрышком белым парус чертит в морской тоске,

как нам с тобой ступалось на золотом песке.

Зимы ли пряли пряжу крепче былинных пряж,

льнуло ли солнце к пляжу, чтобы лучился пляж,

только всё глуше эхо наших с тобой шагов,

громче былого смеха смех молодых богов.

Река

Я плыл – ни лодки, ни весла; мелькали день и ночь и годы.

Река меня сама несла, влекли безудержные воды.

Качала шалая вода меня в бездонной колыбели.

А небеса лишь иногда незамутнённо голубели.

Поток отчаянно кипел, меня захлёстывала пена.

И кто-то мне вдогонку пел – и отдалялся постепенно.

Осенний свет

Вновь с головою накроет сияние дня,

столько вокруг разольётся неяркого света.

Нежно, легонько, любовно коснётся меня

бережный ветер недолгого бабьего лета.

В улицы хлынет, на площади и во дворы

ласковый свет замечательной этой поры –

времени шалой надежды, и дерзкой, и зыбкой.

Будто бы мир озарился недолгой улыбкой.

Таврическая степь

Заночевать в степной глуши под оголтелым лунным оком,

когда как будто ни души – живой, отзывчивой – под боком.

А мне просторней и теплей в ночи, овеянной веками,

где в океане ковылей плывут цикады со сверчками.

Пугливы, чутки сны земли, узоры звёзд несокрушимы.

Беззвучно мечутся вдали лучи невидимой машины.

Ночная лесополоса темна, да только не враждебна.

И распахнулись небеса для слёз, восторга и молебна.

И ввысь торопится земля, уже луна и звёзды рядом.

И рукоплещут тополя сверчкам несметным и цикадам.

Еще одна осень

Ещё раз повернулся шар земной, суставами скрипя, вокруг себя.

Как будто это прибыли за мной и ждут, края одежды теребя.

С насиженных высот летит листва, упрямо заметая прорву лет.

И кружатся, и мечутся слова, как бабочки, спешащие на свет.

Мне думалось, я всё сказал, что мог, а если не успел, то потому,

что день, который вымок и продрог, уходит в остывающую тьму.

От огненного лета ни следа. И, сумрачному зеркалу сродни,

высматривает сонная вода взволнованные холодом огни.

Интим

Поэзия не то, что мы хотим, не школьная зубрилка, тишь да гладь.

Поэзия – неслыханный интим, а мы твердим: «Интим не предлагать!»

Крута тропа, маршрут неумолим. Живи любя, страдая и греша!

Бесчувственных не празднует Олимп, ему нужна ранимая душа.

Ты весь как нерв, который обнажён, ты то и дело лезешь на рожон,

и для тебя, взъерошенный поэт, за пазухой у бога места нет.

Душа твоя раздета донага, распахнута для друга и врага,

превратный стыд отвергнут и забыт, и душит быт, как пыль из-под копыт.

Поэзия не то, что мы хотим, не чопорная дама, тишь да гладь.

Поэзия неслыханный интим, а нам твердят: интим не предлагать!..

Начало

«…И страшно её угадать

В ещё незнакомой улыбке».

 А. Ахматова

Н.

Ещё не знакомы ни взгляд, ни улыбка,

но вижу я нынче тебя лишь одну,

и сердце трепещет, как мелкая рыбка,

пугливо, легко уходя в глубину.

Простор между нами стремительно скомкан,

он словно в огне мировых катастроф,

и тесно становится хрупким обломкам

разбившихся вдребезги прежних миров.

Держаться поодаль – и всё-таки рядом,

ещё не любить, но уже ревновать.

Теперь-то я знаю, что исстари взглядом

умели казнить и огонь добывать.

Слепые горнисты трубят о начале,

играют побудку, светлея лицом,

чтоб сердце и разум поспешно сличали

черты идеала с живым образцом.

На берегу

Какая ночь! Огни, покой, волна ленива и пуглива,

и веет свежестью морской от Каламитского залива.

На свете словно ни души – спокойно, тихо, одиноко,

лишь изучает камыши луны придирчивое око.

Ни друга рядом, ни жены, и ни хлопот, ни мыслей срочных.

Среди полночной тишины текут века в часах песочных.