Любовь Рыжкова. Спасибо, Господи...
БЛАГОДАРНОСТЬ
Спасибо вам, Учителя,
за щедрость мысли, тонкость слуха!
За то, что Русская Земля
дает такую силу Духа!
Спасибо вам, Учителя,
за непокорный мой характер,
за то, что так кипит, бурля,
хранящий тайны лона кратер.
Пылает в недрах тот вулкан
божественным огнем – не серой.
Наверно, для того он дан,
чтобы душа светилась верой.
И чтобы чуяла она
историю веков минувших,
и пробуждалась ото сна,
надеждой окрыляя души.
Спасибо вам, Учителя,
за то, что с самой колыбели
вы мне велели, не веля,
петь на восторженной свирели.
И я пою, идя на зов,
любовью укрощая норов.
И потому плету из Слов
венок божественных узоров.
ЗАКОН
Dura lex, sed lex.1
Овеян Мiр прохладою небес,
овеян Дух заботой Мiрозданья,
хоть сатана из жизни не исчез,
и ждет еще от Бога наказанья.
Но Мiр есть средоточие Добра,
Гармонии и Правды воплощенье.
И то, что мы посеяли вчера,
приходит к нам назавтра как отмщенье.
Но это и не кара и не месть,
ниспосланные высшими Богами, –
мы в жизни заслужили то, что есть,
что мы содеяли своими же руками.
Над Мiром властвует единственный Закон
причинно-следственных нерасторжимых связей.
Закон суров и неподкупен он,
спасающий Вселенную от грязи.
Пусть человек безумен и кичлив,
и часто совестью своей торгует.
Какое благо – Космос справедлив!
И всем в итоге место указует.
Я тоже чую эту власть Творца,
и силу неизбежного Закона.
Что мне при этом сила подлеца,
что мне при этом власть земного трона.
Иду на зов стиха и мудреца,
невидимой восторженной свирели,
заботу чуя Бога и Отца,
идущую от звездной колыбели.
1Dura lex, sed lex – закон суров, но это закон.
ЗВЕЗДА НОЧНАЯ
Звезда ночная так была ярка,
что свет ее сочился и сквозь шторы.
Наверное, он шел издалека,
минуя неохватные просторы.
Что нес с собою этот странный свет?
Какие он события пророчил?
Иль отзвуки о битвах прошлых лет,
а может, предсказания о прочем?
Он все мерцал, как будто тайну знал,
он даже мрак рассеивал мерцаньем.
И все не угасал, не угасал,
как будто было в том предначертанье.
Ах, звездочка, зачем ты так ярка?
Зачем светить пытаешься так яро?
Ведь ты сгоришь… сгоришь до уголька
от щедрости божественного дара.
А может быть, тебя уже и нет,
и ты уже давным-давно сгорела?
А этот свет – увы, посмертный след
и копия того, что ты умела?
И только я подумала о том –
как свет померк, и тучка набежала.
Наверно, кто талантом осенен –
о материяльном думать не пристало.
Сумел коль прикоснуться к небесам,
так будь достоин этой звездной роли –
свети другим, но радуйся и сам,
и в этом суть твоей земной юдоли.
МОСТЫ
Вечерний свет и тихий шелест ветра
в раскидистой листве карагача
и улица, что мной уже воспета.
покинутая, правда, сгоряча.
За окнами – в лучах заката млели
вершины самых лучших в мире гор,
с них иногда неслись весною сели,
неся песок, ракушки, камни, сор.
В апреле все предгорие алело
от зарева тюльпановых долин,
и мятой пахло пряно-ошалело
откуда-то из сумрачных лощин.
А там, в лощинах – влажная прохлада,
а там, в ущелье – вековечный сон,
и родничок – и ничего не надо,
не иссякал, не умолкал бы он.
О, сколько же я тропок исходила,
взбираясь до причудливых вершин,
какая же владела мною сила,
что был не страх, а лишь восторг один!
Все кончилось – и кончилась эпоха,
пустынный зной сменил зеленый сад,
но собираю в памяти по крохам
все то, что было много лет назад.
Здесь вместо гор – бескрайние равнины,
взамен карагача здесь – тополя,
а вместо той тюльпановой куртины –
ромашками заросшие поля.
Теперь я здесь, под яблоневой кущей,
где яблочки на солнце греют бок,
краснеет вишня, стал крыжовник гуще,
бежит по веткам изумрудный сок.
Смородина с душистыми листами
терновник опустился до земли,
мелисса поднялась уже кустами,
а рядом – мята в солнечной пыли.
А уж цветов-то сколько – Боже правый! –
Пионы, гиацинты, васильки
и георгины – статно-величавы,
физалис, гладиолусы, дубки.
И кажется, я счастлива безмерно,
хоть не богата, да и жизнь сложна,
но мир я вижу чашей многосферной,
и каждая секунда мне важна.
Еще не раз воспеты будут нами
все наши дни, как эти вот цветы,
ведь здесь, в России, я полна стихами,
что наведут меж Временем мосты.
РЕЧЬ
В далеких странах, сказочных мiрах,
распахнутых для странника созвездьях,
и даже в самых крохотных известьях
ищу я Смысл. Но тут приходит страх…
что я спешу, все делаю не так,
что поддаюсь влиянью зла и гнева,
и часто слышу голос, тот, что слева,
и попадаю оттого впросак.
Ищу я Слово, сказанное в час
Божественного Мiросотворенья,
и потому мое стихотворенье
к нему чуть-чуть, но приближает нас.
Способное созвездия зажечь,
поведать тайны древнего секрета,
и что ему река забвенья Лета,
коль есть река иная – наша Речь.
Она с тех пор живет у нас в сердцах,
лишь иногда о том напоминая, –
что на Земле была пора иная,
когда она жила у Бога на устах.
. . . . . . . . . . . . . . .
С тех пор в далеких странах и мiрах,
распахнутых для странника созвездьях,
и даже в самых крохотных известьях
ищу я Смысл… и нахожу его… в Словах.
***
Спасибо, Господи, за щедрый рай земной,
за этот мир, что создан силой Слова,
за облаков летучих белый рой
и благодать у озера лесного.
И перистую чуткость вышины,
и синь небес, и умиротворенье,
и дивные мгновенья тишины,
когда звучит березовое пенье.
За этот ветер, дующий мне в грудь,
и ширь, и даль, и неохватность мира!
Спасибо, Господи, за мой прекрасный путь
и пониманье чуткого эфира!
О, этот мир! – велик и справедлив!
Распахнутый для сердца и для взора,
для нежной грусти под листвою ив,
для радости на круче косогора.
Для встречи на земле родных сердец
по воле судьбоносного наитья.
О небеса! Какой великий жрец
дал людям тайну звездного соитья!
Оно дарует тайну дивных снов,
рождает поэтические строки,
вдруг высекая искры новых слов,
что нам несут лишь боги и пророки.