История страны моей —

Переплетенье гривы конской,

Армада шведских кораблей

И топот конницы тевтонской.

Ты на груди своей - века,

Как на скрижалях, помечала

Стрелой каленой степняка

И ятаганом янычара.

Даст Бог и мне когда-нибудь

На келью затхлую взглянуть,

Где летописец хмурил брови.

Но там, где капала свеча,

Я вдруг увижу невзначай

Застывший сгусток черной крови.

***

Застывший сгусток черной крови

На меди древнего щита.

Орел, нацелив глаз суровый,

На нас глядит через лета.

Чеканный клюв его когда-то

Добычу ратную терзал.

С победным клекотом вонзал

Он когти в тело супостата.

Он помнит боя гул тревожный,

II блеск, и пламень невозможный,

И стоны вдов и матерей,

Кольчуг, мечей стальные реки,

И захлебнувшийся навеки

Пощады вопль из-за дверей.

***

Пощады вопль из-за дверей

Осекся в грохоте обвала,

В образовавшейся дыре

Лишь пыль безмолвно оседала.

Нас бросил Бог в сраженье том.

Как будто сжатая пружина,

Рубилась княжия дружина

Семь долгих дней за каждый дом.

Когда ж, в предчувствии конца,

Укрыться в стенах Детинца

Пришли остатки всех сословий,

То камнепад со всех сторон

Похоронил последний стон,

Оборванный на полуслове.

***

Оборванный на полуслове,

Остался не дописан лист.

Две лужицы — чернил и крови —

В единой радуге сплелись.

Безмолвью траурному внемля,

Зажглась вечерняя заря,

Когда ударилось о землю

Немое тело звонаря.

Застыло всякое движенье:

Треск насекомых, птичье пенье,

На дальнем плесе рыбы плеск.

Но где-то вновь раздуты горны,

И все сильней и не притворней

Булата лязг, кольчуги блеск.

***

Булата лязг, кольчуги блеск,

Седой туман степей ковыльных,

Суровых копий стройный лес

Над куполами шлемов пыльных.

Под светлым знаменем Христа

Сбирайся, брат, на поле брани!

Не пожалеем живота!

Не отдадим на поруганье!

Все это — Русь! Ее полки

По мановению руки

С врагом сошлись в бою открытом.

И обнажен священный меч,

Чтоб от позора уберечь

Прах, потревоженный копытом.

***

Прах, потревоженный копытом,

Живых к отмщению зовет.

Который век уж бой идет,

Начавшийся в году забытом.

Тогда, на берегу реки,

У заболоченного брода,

Сошлись смоленские полки

И крестоносцы Валленрода.

Всяк показал, на что он годен:

Не устоял тевтонский орден,

Не уцелел железный крест.

Но мира нет в земной юдоли.

И до сих пор звучит над полем

Копья надломленного треск.

***

Копья надломленного треск,

Меча наточенного блеск,

И зоркий взгляд острее бритвы —

Апофеоз кровавой битвы.

И напряжение всех сил

В тяжелой, беспощадной рубке,

И к небу поднятые руки:

«О, правый Господи, спаси!»

Заря, как тонкая игла,

И опустившаяся мгла

Над полем, битвою изрытом.

И погребальный дальний звон,

И одинокий скорбный стон...

И черный ворон над убитым.

***

И черный ворон над убитым

Свою добычу клювом рвет.

Гусляр, усевшись под ракитой,

Рассказ печальный свой ведет.

Все помнит старец седовласый,

Он то ли плачет, то ль поет.

И повинуясь звукам, рот

Кривится скорбною гримасой.

А где-то, как во сне бредовом,

Рыдают сироты и вдовы,

И стон стоит по деревням.

И ветер выдувает корни.

И никого уж не накормит

Испепеленная стерня.

***

Испепеленная стерня.

Христос, по-прежнему распятый.

Стальными латами звеня,

На сцену вышел век двадцатый.

Его трагический пролог

У Порт-Артура и Цусимы

К финалу действия повлек

Апокалипсис Хиросимы.

Потом, в течение антракта,

Мы спешно заключали пакты

О прекращении огня.

Но силу вновь ломила Сила.

И никого не защитила

Надгробьем ставшая броня.

***

Надгробьем ставшая броня —

Вид современного искусства.

Какие вызывает чувства

«Лавина стали и огня»?

И не нуждаясь в комплиментах,

Раскрашены, как на парад,

Наверно, армии стоят

По всей стране на постаментах!

Но вновь гудок, и вновь подъем:

Куют заводы день за днем

Металла гибельные тонны.

Чтоб снова «обуздать вражду»

И бросить под ноги вождю

В боях добытые знамена.

***

В боях добытые знамена

Лежат на пыльных стеллажах,

Как будто времени межа

Их отсекла в забвенье сонном.

Расписан золотом гранит

В российских маленьких селеньях,

Где фронтовое поколенье

То время в памяти хранит.

Здесь тишь, покой и Божья милость,

И ничего не изменилось.

Как видно, будет так всегда,

Лишь только далеко-далече —

Заросший холм над тихой речкой

Да безымянная звезда.

***

Лишь безымянная звезда

Из тонкого листа фанеры —

Итог солдатского труда

И символ бескорыстной веры.

Ах, сколько этих скорбных звезд

Чернеет вдоль дороги длинной,

На протяженье сотен верст

От Сталинграда до Берлина!

А нынче новые вояки

Свои планируют атаки,

Не зная страха и стыда.

Хватило б им ума и силы

Почтить безвестные могилы?

Да ни за что! Да никогда!

***

И ни за что, и никогда,

По размышленье маломальском,

Не удостоится суда

Подлец в мундире генеральском.

Что думал он своим протезом,

(Что именуют «головой»),

Мальчишек посылая в бой -

К отъявленным головорезам?

Не смея повернуть назад,

В безумный, смертоносный ад

Он шлет колонну за колонной...

А там очередной юнец

Получит в голову свинец...

Ну, кто их вспомнит поименно?

***

Мы всех не вспомним поименно

Уже хотя бы потому,

Что для сидящих в «терему»

Еще не писаны законы.

Они лишь могут выбирать,

На целый мир играя в кости,

С каким народом воевать,

Кого бранить, кого звать в гости.

А мы — безропотное стадо:

Нас не задело — мы и рады,

В бой отправляя сыновей.

Но ждет еще святого мига,

Как недописанная книга,

История страны моей!

***

История страны моей —

Застывший сгусток черной крови,

Пощады вопль из-за дверей,

Оборванный на полуслове.

Булата лязг, кольчуги блеск,

Прах, потревоженный копытом,

Копья надломленного треск

И черный ворон над убитым.

Испепеленная стерня,

Надгробьем ставшая броня,

В боях добытые знамена,

И безымянная звезда...

И ни за что, и никогда

Мы всех не вспомним поименно.

1996