Я русскими их не считаю!

«Не тот русский, кто носит русскую фамилию, а тот, кто любит Россию и сознает ее своим Отечеством!»

А.И.Деникин

Я русскими их не считаю!

Они за ворованный куш

Смешались в безликую стаю

Под вопли картавых кликуш.

Россия...Тугая удавка

На горле, и взгляд неживой.

Какой–то расхристанный Павка

Готовит пожар мировой.

Чапай по Уралу гуляет,

Буденный седлает коняг,

И с хохотом в пленных стреляет

Геройский матрос Железняк.

Дымится несжатое поле,

Грохочут броней поезда...

По чьей же губительной воле

В бесовском порыве тогда

Империю кличем взорвало:

– Сломать, уничтожить, распять?!

Столетье с тех пор миновало.

Но все же опять и опять

Я в прошлом душой прорастаю,

Я вижу вершителей зла,

Я русскими их не считаю, –

Из бездны их тьма принесла.

Граф Келлер

После февральского переворота 1917 года командир 3–го Конного корпуса генерал от кавалерии, граф Ф.А.Келлер единственный из высших офицеров Русской Императорской Армии не смирился с фактом крушения монархии, призвав свои войска к походу на Петроград.

1.

Что–то в Питере зажглось бесовским заревом,

Полыхает все упрямей и сильней...

Эти слухи об уходе государевом

Мы рассеем под копытами коней!

Если рушится великая Империя,

Знать, судьба ее галопом понесла.

Но жива еще лихая кавалерия

Средь всеобщего предательства и зла.

Кто со мной? Ну, что молчите, будто олухи!

Или вы уже не верите и мне?

Нынче в небе пляшут огненные сполохи,

Завтра пламя забушует по стране.

Нет, как видно, вам милее речи шумные

Тех мерзавцев, что до власти дорвались.

Да не Царь от вас отрекся, неразумные, –

Это вы от Государя отреклись.

2.

Все – манифесты, резолюции...

Но, кто бы что ни проорал,

Запомнят бесы революции,

Я – государев генерал.

И мне ли верить демократии?

Да если б не верховный сброд,

Для усмиренья этой братии

Хватило б двух стрелковых рот!

А вот теперь в суровой честности

Пора принять удел иной:

Отныне всем – тяжелый крест нести,

Страдать немыслимой виной.

Гнев Божий слышу в русском шуме я,

Склонясь пред брошенным Царем,

Ведь за февральское безумие

Мы расплатились октябрем.

В полный рост, господа!

В полный рост, господа, в полный рост

По февральскому талому снегу...

Жребий ваш беспощаден и прост,

Белый стан ваш подобен ковчегу,

И сулит вам мерцание звезд

Роковую свинцовую негу.

Тверже шаг, господа, тверже шаг.

Здесь, над старой сибирской равниной

Адмиральский полощется флаг,

И колчаковский профиль орлиный

Озаряется вихрем атак,

Дуновением славы былинной.

На века, господа, на века

Станет доблесть сверкающим бликом,

И с последним ударом клинка,

И с прощальным надорванным криком

Ваши души взлетят в облака,

Растворятся в просторе великом.

Ни за что, господа, ни за что

Не замедлить мгновения эти.

Но когда–нибудь, лет через сто,

Вам поклонятся русские дети

За высокую честь и за то,

Что вы все–таки были на свете.

Звезда Адмирала

 Светлой памяти А.В.Тимиревой

Ваша песня пленительно пелась,

Возносясь над чумною страной,

И, наверное, вам не хотелось

Стать навеки гражданской женой.

Но тогда не венчальные свечи,

Судьбы жгли и спускали под лед,

Оставляя душе человечьей

Лишь романса звенящий полет.

Потому–то всю ночь без отрыва

Вы глядите в былое, а там

Стонет эхо мятежного взрыва,

Волны хлесткие бьют по бортам.

И, безумные годы листая,

Вырастают, как вал штормовой,

Белых войск лебединая стая,

Белых льдов неприступный конвой.

Вот чернеет лицо Адмирала,

Словно небо в последнем бою,

От шинели предательски ало

Струйки крови ползут в полынью.

Это памяти страшное фото

Оживает в кромешной ночи,

Где огнями небесного флота

Светят звезды, скрещая лучи.

Где томит череда пересылок,

Кабинетов удушливый зной

И вопрос, будто пуля в затылок:

– Как вы стали гражданской женой?

Только в замети лагерной пыли

Исчезает усталый ответ.

И порою не верится, вы ли

Знали страсти романсовый бред?

За который в промозглом бараке

Вечный срок предрекали суды...

Но горит, но не гаснет во мраке

Дивный взгляд адмиральской звезды.

Сибирский поход

Кровь чернела на льду

Сетью пролитых капель,

Слезы льдинками стыли у глаз.

И метался в бреду

Умирающий Каппель,

Отдавая последний приказ.

И сжимались ряды,

И стремились к востоку,

За Иркутск, за тайгу, за Байкал.

И предвестьем беды

Вслед людскому потоку

Плавил стужу звериный оскал.

Видно, с древних времен

Не бывало исхода

Тяжелей и страшнее, чем тот,

Где без слов и имен

Пелась дикая ода

Про Великий Сибирский поход.

Где ни питерских дам

И ни омских министров

Не осталось в бредущей толпе,

Лишь метель по следам

Пролетала со свистом,

Замирая на волчьей тропе.

И казалось порой,

Что нельзя на пределе

Бесконечно идти в никуда.

Ледяною корой

Покрывались недели

И терялись средь вечного льда.

А когда в стороне

Пред людьми засверкала

Меж высоких кедровых стволов

В белоснежной броне

Гладь седого Байкала,

То уже без имен и без слов

Зазвучала не ода,

А нечто иное,

То ли плачь, то ли стон, то ли крик.

И двадцатого года

Кольцо ледяное

Вдруг распалось, исчезло на миг.

И тогда над Байкалом

От края до края,

Согревая сердца и тела

Ослепительно алым

Видением рая

Богородица тихо прошла.

Последняя просьба

От судьбы не сбежать,

Но уж если на казнь повели –

За вину, без вины,

По суду или против закона –

Я хотел бы лежать

Не в заброшенной дикой щели,

А у серой стены

Петропавловского бастиона.

Здесь столетье назад

Большевицкая мразь юнкеров

Убивала за веру

И верность Российскому флагу.

Проступая сквозь ад,

Эта власть подлецов и воров

Вновь зовет нас в химеру

К всеобщему близкому благу.

Мне химеры смешны,

Только смех у иуд не в чести,

Если бьет по глазам

Обнаженною правдой последней.

За вину, без вины –

Все равно под конвоем идти,

Не поддавшись слезам

И глотая предсмертные бредни.

Мировою чумой

Я, конечно, не буду прощен

И у гибельной кромки

Застыну без слов и метаний.

Город мой, ты укрой

Меня старым гранитным плащом,

Уложи под обломки

Разбитых имперских мечтаний.