Письмо 4. Правила Русского Воина. Герои нашего времени

Может показаться, что все это преданья старины глубокой. Что теперь все иначе. Такое чувство нередко посещает при чтении житий раннехристианских святых. Они кажутся чем-то вроде былин, легенд. Мученические судьбы святых века ХХ производят совсем иное впечатление. Что уж говорить о святых и героях, являющихся нашими современниками, живших с нами в одно время, иных из которых Бог сподобил нас знать…

Каждый год вспоминается у нас подвиг солдата Евгений Родионова, принявшего мученическую смерть за отказ отречься от Христа. Должен заметить, что это поминовение грешит одновременным забвением трех бойцов, погибших вместе с Родионовым. Андрей Трусов, Игорь Яковлев и Александр Железнов – так их звали. Вообще, это весьма неверное свойство нашей общественной памяти. У нас чтут нескольких выбранных (а иных случаях вовсе назначенных и даже частично вымышленных, как было с «панфиловцами») героев, забывая при этом тысячи других, чьи подвиги ничуть не меньше.

Кто не слышал у нас о 6-й десантной роте? Но никто не вспомнит 20 сергиево-посадских ОМОНовцев, погибших в те же дни. Военное командование побоялось объявить одновременно об ОМОНе и десантниках – слишком велики были потери.

В целом, войны последних лет в их политической и командной составляющей не способствуют гордости за свою страну… Но не за свой народ. Потому что сыновья и дочери нашего народа даже в эти бездарные и по-подлому ведомые войны совершали бесчисленные подвиги, равные тем, что мы знаем из военной истории лучших времен, оставались русской Христовой ратью. Они – наша вечная слава, которой не пересилить предательствам политиков.

Одна простая история… Отбившийся от своей части 22-летний солдат Саня Сомов. Родом из волжской деревни. Брат погиб в Афгане, отец утонул. Работы в деревне было не найти и Саня отправился контрактником в Чечню. Простой русский парень, каких многие тысячи… Однажды разведвзвод попал в засаду. Несколько бойцов были ранены. «Похоже на то, что попали мы серьезно на этот раз, - вспоминает сослуживец Сомова Игорь Мариукин. - Осталось три дороги, что называется-либо идти в лоб (а всемером плюс четыре трехсотых, из них три тяжелых — это самоубийство), либо вернуться к дороге, но судя по тому, что мы слышали взрывы, возвращаться уже некуда, либо вдоль холма по зарослям попытаться как-то ускользнуть отсюда. А пока — забились в кусты, немного рассредоточившись, и отстреливаемся на звук.

Санька-»Сом» подползает к Кузьмичу, молча подбирает автомат «Филина» вдобавок к своему и на полусогнутых пробегает мимо нас ближе к краю зарослей, бася: «Все, мужики, уходите с ранеными». Кузьмич что-то кричит ему вслед. Санька, не оборачиваясь, машет рукой, мол, — уходите. Потом, таким же макаром, под фонтанчиками пуль пробегает открытое место и скрывается в кустах напротив.

Саня, Саня… Все оборачиваются на Кузьмича — он секунду смотрит в ту сторону, где исчез Санька, вздыхает — и жестом показывает, что нужно уходить. Выстраиваемся цепочкой и ползем, пряча глаза друг от друга, ползем через заросли, в сторону, противоположную той, откуда пришли. На себе тащим раненых. Сзади нас не прекращающаяся перестрелка — все понимаем: шансов у Сани нет, и мы теперь просто ОБЯЗАНЫ выйти отсюда и дотащить трехсотых. Минута, другая, третья… пятая… ползем, пока ни на кого не наткнулись, сзади нас по-прежнему слышны очереди… Душа рвется пополам…»

Подоспевшие десантники разведгруппу выручили и «абреков» уничтожили. Тогда же нашли рядового Сомова. «Он лежал почти весь раздетый, в крови, с покромсанным торсом и пахом, с простреленными ногами. Как мы поняли, он был ранен в ноги, а потом его взяли чичи и начали терзать. Рядом валялись ножницы по металлу, все в крови. В Санькиной крови.

Саня был еще жив, спутанное сознание временами появлялось у него, иногда взгляд становился даже осмысленным, боли он, похоже, уже не чувствовал. Мы стояли перед ним на коленях, и в те моменты, когда к нему возвращалось сознание, он сипло шептал: «Теперь куда я годен, домой только, ну хоть мамке подмогнуть, да вот подлечусь дома — и к вам, и за братом крепко скучаю… он меня ждет… я знаю… мы вдвоем к вам вернемся, славяне… родные…»

Через полчаса Сани не стало.

Его одежда, сорванная с него чичами, лежала рядом. Андрюха-»Твикс», пока мы забирали оружие-боеприпасы, собрал ее и стал вынимать документы, Санины вещи, мелочь разную. Достал книжечку какую-то из Санькиного лифчика и начал машинально перелистывать. Я подошел сзади, Андрюха обернулся на меня и, скрывая слезы, отвернул лицо, продолжая листать. На одной из страниц, что-то было подчеркнуто. Я наклонился ниже, остановил Андрюхину руку, и мы оба прочли подчеркнутое.

Это было Евангелие от Иоанна, а подчеркнута Санькой была фраза: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих»«.

Это был подвиг рядового. Офицеры же наши могли служить таким юным храбрецам достойным примером.

Взрывом лейтенанту Роману Сидорову оторвало обе ноги. Однако он нашел в себе силы открыть ответный огонь по позициям боевиков. Под его прикрытием бойцы успели эвакуировать из БМП уцелевших раненых и укрыть их за камнями у дороги, занять позиции и вступить в бой с боевиками. Вскоре их выручила подоспевшая подмога. Но лейтенанта Сидорова среди спасенных не было... Он погиб в горящей БПМ, не в силах выбраться оттуда и до последней минуты жизни продолжая вести огонь по врагу...

Капитан Олег Тибекин с вверенной ему ротой брал высоту с отметкой «398,3» в Октябрьском районе города Грозного. Важный пункт у боевиков был отбит, но силы оказались неравны. Когда ранило двух бойцов, командир вынес их из боя. Вернувшись, приказал солдатам сменить позицию, а сам остался прикрывать огнем отходивших. Подмога запоздала: ворвавшиеся на высоту боевики в упор расстреляли российского офицера.

Вызвав огонь на себя, капитан Александр Синельник дал возможность мотострелкам закрепиться на своих рубежах. По его танку было произведено 6 выстрелов из гранатомета, но, умело маневрируя боевой машиной, Синельник продолжал вести бой. В этот момент был произведен выстрел из ПТУРа. Командир роты, будучи смертельно раненным, вывел танк в безопасное место, успев приказать экипажу покинуть горящую машину.

Истекающий кровью капитан Дмитрий Серко приказал прапорщику отходить к основным силам группы и вызвать подкрепление, а сам остался прикрывать отход своего товарища. Дав бандитам подойти ближе, Серков уничтожил еще одного бандита и ранил второго. В ходе перестрелки спецназовец получил многочисленные пулевые ранения, от которых скончался на поле боя, спасая жизнь подчиненных.

Герой обеих чеченских войн майор Сергей Таранец, приказав солдатам отходить, остался прикрывать их отход. При смене позиции подорвался на мине, получил тяжелые ранения обеих ног, но продолжил бой. Сковал своими действиями группу боевиков до подхода подкрепления, которое скрытно вышло к месту боя и полностью уничтожило вражескую группу. Был эвакуирован в госпиталь, но скончался там на следующий день от ран и значительной потери крови.

Командир 503-го гвардейского мотострелкового полка полковник Сергей Стволов был неизменным примером для своих подчиненных. Когда боевики попытались отбить захваченные гвардейцами опорные пункты, полковник Стволов лично вывел на прямую наводку артдивизион и мощным огнем в упор расстрелял атакующих боевиков. Затем, не давая им опомниться, поднял подразделение в контратаку и полностью очистил от них территорию завода, превращенного в мощный узел сопротивления. В другом бою во главе группы вышел в тыл боевиков и лично уничтожил противотанковую управляемую ракетную установку с расчетом. В боях был ранен 4 раза, в том числе дважды - тяжело.

Это всего лишь несколько выписок из официальных биографий героев Чеченской войны. Таких выписок я мог бы сделать сотни… И у кого повернется язык сказать, что Воинство наше кануло в лету?..

Новороссия дала нам длинный список героев, но и больше – образы природных воинов-вождей, которые, увы, встречаются куда реже, нежели просто герои. Скажу лишь о двоих из них: Алексее Мозговом и Александре Беднове.

Совесть, честь и достоинство, - повторял в своих выступлениях Мозговой. И вслед за генералом Кутеповым: «Только смерть может избавить нас от служения Родине». Так он жил. Следуя законам Чести, храня достоинство имени и звания, следуя Долгу – на верную смерть… Его семья осталась на оккупированной территории. Но подобно генералу Каппелю, он не внимал угрозам, считая Долг, народ выше своей семьи. Он боролся со злоупотреблениями, стремился помогать мирным жителям и налаживать жизнь на основе самоорганизации людей, берег жизни своих подчиненных, не позволяя бездумно уничтожать их, как это было под Дебальцево. «Победа, которая достигается большими жертвами, это не победа. Для нас главное – сохранение жизней личного состава. За что постоянно переживаем и боремся», - говорил Комбриг. Он был бесстрашен перед противниками по обе стороны фронта и никогда не забывал, что по ту строну фронта, в окопах находятся тоже русские люди. И к ним обращался он, не заботясь о реакции тыловых «героев». Для Мозгового главным были – люди. Те, которых одурманили на той стороне. Те, которых обратили покорным стадом и там, и здесь, разучили думать и действовать самостоятельно. Он пытался достучаться до своего народа по обе стороны, пробудить русское самосознание и самостояние. С раннего утра выстраивалась к нему очередь просителей. И он, не спавший всю ночь, принимал, выслушивал, чем мог помогал. Сам же мог довольствоваться крайне малым. Один из бойцов личной охраны Комбрига, Юрий Горошко, приводит характерный эпизод: «…Через пять минут Метла заходит в комнату.

- Есть че пожрать?

- Сходи на кухню, там может еще что-то осталось с обеда? - говорит ему Лесник.

- Нет там ни хрена, одна холодная гречка в кастрюле. Даже хлеба нет.

- Тогда жрать нечего. Тушенка кончилась еще вчера, ты же знаешь.

- Надо в магазин сходить. У кого бабки есть? - спрашиваю я парней.

(…)

Одеваю бронежилет. Сверху свою разгрузку, в которой четыре магазина с патронами и две гранаты. Проверяю все ли на месте? После чего выдвигаюсь на выход.

(…)

В это же время, на кухне, Лесник ставит кипятить чайник. Заходит Мозговой. Открывает холодильник. Там пусто.

- У нас поесть что-нибудь есть? - спрашивает он Лесника.

- Алексей Борисович, только вот гречка, но она холодная. Могу разогреть.

- Да ладно, не надо. Я так поем. Тарелка есть?

- Да. Вот чистые.

Борисыч накладывает себе гречку в тарелку и выходит из кухни. А я возвращаюсь в штаб с пакетом продуктов».

Много схожего можно сказать об Александре Беднове. Оба командира следовали заповеди генерала М.А. Драгомирова: «Сбережение людей — святейший долг каждого начальника». Оба ревностно относились к моральному облику своих подчиненных. В обоих подразделениях была введена строгая дисциплина. Запрещены спиртные напитки. Бывший милиционер Беднов обеспечивал правопорядок во вверенном ему районе в самые тяжелые для Луганщины месяцы. Он же всемерно помогал госпиталю, опекал детей-сирот. Для посторонних командир всегда делал больше, нежели для родных, полагая невозможным пользоваться служебным положением.    С большим вниманием Беднов относился к нуждам своих бойцов. Он заботился об их обеспечении, об возможно лучшем устройстве не лечение в случае ранения. «Глупыми понтами «шашки наголо - и на танки» я не страдал никогда. Бойцы, которые 5 месяцев воевали без копейки, без какой-либо материальной мотивации - это золотой фонд нашего русского мира. Многие приехали сюда чисто из идейных соображений и клали на алтарь нашей свободы и независимости свои жизни и здоровье, как бы пафосно это ни звучало. У меня есть ребята, которые дома писали завещание, утрясали все финансовые вопросы, выплачивали долги по кредитам и приезжали сюда. Представьте: человек ехал и готов был умереть - просто потому, что он русский человек, потому что он осознавал, что здесь, в Новороссии, он защищает не только нашу, Луганскую землю, а всю русскую землю. Это бесценные люди - даже золото тускнеет по сравнению с ними. Поэтому я выстроил систему так, чтобы как можно больше дать людям знаний, навыков, экипировки, оружия - чтобы только они остались целыми! За все время боевых действий у меня погибло четыре человека, раненых - около двух десятков», - говорил Александр Александрович. Человек весьма широкого кругозора, начитанный и эрудированный, верный русской идее, он был истинным воином и, как и Мозговой, мог бы еще многое сделать для Новороссии, если бы…

Впрочем, «если бы» - тема иная, и ее, жгущей душу раскаленным железом, в этих письмах я не хочу. Может быть, когда-нибудь позже я напишу, а лучше расскажу тебе, как тяжело быть Воином, когда за спиной у тебя нет тыла, но есть еще один затаенный враг, который бьет подчас куда точнее, нежели тот, что стоит перед тобой по другую сторону фронта. Наши далекие предшественники, сражатели Армии Императорской, были избавлены от подобного испытания, и в том было великое их счастье.

В завершении же хочу привести тебе завет Комбрига Алексея Мозгового всем будущим Воинам: «Как говорил генерал А.П. Кутепов: «Только смерть может избавить нас от служения Родине!» В этих словах многое. Никогда русский офицер не должен служить за мзду, не должен служить за зарплату и дополнительные пайки или за очередную звездочку на погонах. Русский офицер служит всегда чести, совести и достоинству. И своему народу».

Письмо 5. Правила Русского Воина. Резюме

Итак, настало время для небольшого резюме к предыдущим письмам. Самовоспитание – основа формирования воина и командира. Воинов земных следует отчасти уподобить ратникам брани духовной – монахам. Ибо и те, и другие идут путем самоотвержения, следования строгому уставу, добровольно взятого на себя подвига. Поэтому православная аскетика весьма полезна для изучения будущим воинам. Да и воинам уже состоявшимся – также, ибо духовную крепость должно поддерживать ничуть не меньше, чем силу мускулов.

Самовоспитание не требует специальных внешних условий. Оно зависит только от тебя и охватывает все грани твоей жизни. Итак, правила жизни русского Воина.

- Дисциплина. Приучись жить по строго установленному режиму, четко расписывая все свои дела. Время – наше великое богатство, которое нужно уметь использовать. Тот, кто умеет правильно распределять свое время, никогда не будет знать его недостатка. Тот, кто ставить себе задачей на день успеть двадцать дел, успеет и двадцать первое. Тому же, кто решит убить его на чтение какой-нибудь ерунды, не достанет времени даже на это. Не позволяй собственным прихотям и внешним пустякам отвлекать и сбивать тебя с намеченного плана, иначе рассеешь себя на них, и собраться будет очень трудно. Учись подавлять свои желания, если они идут вразрез с делом, с обязательствами – даже если это обязательства перед самим собой. Учись превозмогать усталость, ибо она не дает освобождения, если ты не исполнил того, что был должен. Если ты валишься с ног, и глаза твои закрываются, но ты не завершил намеченного, заставь себя очнуться и завершить. На войне нет понятия «завтра». Есть только «сейчас». И эта единица времени должна быть использована с максимальной отдачей. Учись все делать в срок, ничего не откладывая, но стремясь к опережению срока. Если же успел раньше, не спеши почивать на лаврах, постарайся успеть что-то из того, что было менее срочно, дабы всегда иметь запас времени для возможных неожиданностей. Так вырабатывается воля.

- Умение четко определить цель и твердо и настойчиво к ней следовать. Правильное целеположение – основа успеха. Во множестве дел и нужд умей всегда выделить главное и сосредоточиться в первую очередь на нем. В противном случае распылишься на мелочи, а главное упустишь безвозвратно. Определив точную цель, следуй к ней неотступно. Если цель верна, то никакие барьеры не смогут остановить тебя. Можешь споткнуться, упасть, расшибить лоб о стену. Поднимись, замотай голову и иди вновь. И тогда, как под Нейбург, четвертый штурм окажется удачным. «Не думай, что сразу дается победа, враг бывает стоек, иногда не удается взять и с двух, и с трех раз: лезь в четвертый и дальше, пока не добьешься своего. В бою бьет, кто упорнее и смелее, а не кто сильнее; претерпевший до конца спасен будет. Никогда уныния, но всегда дерзость и упорство… Где отступлений нет, там и потерь нет, или же они находятся в полном несоответствии (по своему ничтожеству) с достигнутым результатом… Даже и обороняясь, никогда не думай о том, чтобы отбиться; но непременно о том, чтобы побить…», - наставляет генерал Драгомиров. Будь тверд и последователен в достижении цели – это вторая аксиома успеха. Всякие метания, колебания и отступления – самый верный путь к поражению.

- Решительность. Война не терпит неуверенности и колебаний. Горстка храбрецов, действующая решительно, может одолеть непреступные цитадели. Но могучие армии, предводительствуемые неуверенными, сомневающимися, топчущимися на месте, озирающимися назад «как бы чего не вышло» «полководцами» обречены на разгром и позор. Наши Альма и Инкерман, поражение в Русско-Японской были следствием именно такой «тактики». Камчатский гарнизон Завойко мог дать отпор вражеской эскадре, но армия Меньшинкова, Горчакова и др. не могла побеждать, ибо дух ее был подорван подобным командованием.

- Бесстрашие. Решительность требует бесстрашия. Не только перед вражеской пулей, но (что подчас тяжелее) – перед начальственным гневом. Научись подавлять в себе страх и робость. Если ты чего-то боишься, не уклоняйся от этого, но прямо и быстро иди навстречу, и тогда страх будет побежден. Не пытайся отталкивать от себя проблему. Всякую проблему нужно решать. С холодной головой и твердым сознанием долга. Взвесь все, как следует, и действуй. Никогда не позволяй себе действовать и говорить в угоду ошибочному и вредному решению начальства. Если таковое решение имеет место, твой долг, соблюдая всякую учтивость, заявить об этом прямо – непосредственно начальствующему. Правдивость – важнейшая часть бесстрашия. Иным легче рисковать жизнью под пулями, нежели не крысятничать в тылу. Никогда не лги и не уклоняйся от пути чести во имя лишней звездочки на погоне, лишней «побрякушки» (награды – получают за подвиги или реальные дела, реальные заслуги, то же, что получается за тыловые «маневры», как бы не именовалось, остается «побрякушками», которые должно быть стыдно надевать тем, в ком есть совесть). Конечно, в условиях боевых действий тебе придется подчиняться приказам, идущим вразрез с твоими представлениями. Если представления эти основательны, то ты, как я уже сказал, обязан довести их до своего командира. Если это не возымело эффекта, то ты обязан подчиниться, но в твой власти то, как ты исполнишь приказ. Ты можешь сам по ходу действий минимизировать вред, если будешь обладать достаточной подготовкой и ответственностью. Исключительный случай, если приказ прямо преступен. Тогда выход один – отставка и рапорт вышестоящему начальству с требованием разбирательства. В любой ситуации, в тылу или на передовой, не показывай страха и слабости. Слабый, умеющий держаться достойно и бесстрашно вызывает больше уважения и влияния, нежели сильный, показавшийся собственный страх и неуверенность. Первый может рассчитывать на успех, второго – раздавят.

- Самостоятельность и ответственностью. Даже при порядочном начальстве бывает немало ситуаций, когда решения должно принимать самостоятельно. Для этого нужно знать за собой такое право и верить в себя, уметь легко и быстро ориентироваться в обстановке. Но не менее важно сознавать свою полную ответственность за принимаемые решения и их последствия. Если ты не готов к ней, не готов отвечать за свои действия всем для тебя дорогим вплоть до жизни, то ты не имеешь права принимать решения. Принятие решений – не утеха для гордости, но тяжелый долг, от которого не должно уклоняться. Но именно так и никак иначе ты должен воспринимать это. Воин на государственной службе Столыпин говорил: «Ответственность – величайшее счастьем моей жизни». Не власть, а ответственность, запомни. Только с таким сознанием возможно приносить подлинную пользу своему делу.

- Полная самоотдача и самоотречение во имя Долга. Об этом отчасти уже было сказано в первом пункте. Воин живет не для себя. Для Отечества. Для Армии. Для Дела. Для других людей. Для всех, кроме самого себя. Личные нужды, личная жизнь, личные чувства должны отступить на второй план перед избранным служением. Воин должен быть готов к любой жертве. Столыпин, оставаясь на посту премьера, жертвовал семьей, детьми. Каппель отвечал большевикам «Расстреливайте жену!» Воин не принадлежит себе и не имеет права поддаваться чувствам и слабостям. Точнее, ставить их выше Долга. В тот момент, когда личные чувства, интересы семьи, собственные амбиции, обиды и проч. ставятся выше Долга, воин перестает быть воином, а постепенно обращается или простым обывателем или еще хуже – чиновником…

- Верность данному слову. Никогда ничего не обещай, если не можешь быть уверен, что исполнишь. Если же слово дано, то держи его, во что бы то ни стало. Каких бы трудов это ни стоило, каких бы жертв ни требовало. «Человек стоит столько, сколько стоит его слово», - говорила Евфросинья Керсновская, сестра нашего великого военного историка, большую часть жизни проведшая в лагерях и ни разу не позволившая себя сломать, ни разу не солгавшая и даже в адских условиях ГУЛАГа работавшая по совести, самоотреченно служившая людям и не боявшаяся говорить правду в лицо палачам. Человек, не исполняющий своих обещаний, отказывающийся от своих слов, стоит мало. И чем значительнее отступления, тем ничтожнее цена. Будь верен слову, даже если предмет ничтожен, если речь идет о мелочи. С мелочей начинается все. «Если вы не были верны в малом, кто поверит вам истинное?» - говорит наш Спаситель. Будь же верен во всем.

- Верность товарищам. Будь также верен товарищам. Без чувства локтя нет Воинства, а есть бесформенная ватага… Свою душу полагай, но товарища выручай, - так повелось исстари. И не только на поле боя, но и за его пределами. Воинство – большая семья. Не спеши отречься от товарища, если он споткнулся. Постарайся вернуть его, вытащить, не допустить его окончательного падения и утраты. Употреби для этого все возможные средства. Если же проступок слишком тяжел, то преступник должен быть извергнут из среды воинства, дабы не отравлять его, не ослаблять его дух. И здесь никакая дружба не может быть поставлена выше Долга.

- Самообладание. Никогда не позволяй чувствам брать верх над рассудком. Особенно, если это чувство гнева, досады, раздражения. Гнев и ярость в бою затуманит твой взгляд, помешает действовать с должной рассудительностью и вниманием, а, значит, сделает уязвимым. Досада и раздражение, проявленные в тылу в отношении других людей, не укрепит, но уронит твой авторитет в их глазах. Всякая публичная демонстрация эмоций есть свидетельство слабости и разлада в собственной душе, а также элементарной распущенности, не достойной воина. На примере любого бытового хама скажу тебе, что никакое ответное хамство не произведет на него столь угнетающего впечатления, как твое ледяное спокойствие и подчеркнутая учтивость. Отвечая хаму в его стиле, ты ставишь себя на одну доску с ним, унижаешь себя. Будь выше. Брешущая вслед тебе собака не достойна того, чтобы ты залаял на нее в ответ. То же и с людьми, не умеющими контролировать себя и вести себя подобающе. В случае, если подобные субъекты попадаются в среде самого Воинства, то они должны быть осуждены в порядке Суда Чести и при необходимости извергнуты из него.

- Блюдение достоинства носимого звания. Звание воина налагает особые обязательства. Если всякий иной человек, совершая проступок, бросает тень лишь на свое имя и на имя своей семью, то воин, позволяющий себе недостойное поведение, порочит свое звание, касту, к которой он принадлежит, идею, которой служит. Не говоря о прямо бесчестных поступках, тем паче преступлениях, воин, к примеру, не имеет права показаться в обществе в нетрезвом и даже просто неопрятном виде. Воин, как и священник, должен быть примером для общества. Горе той стране, где лица, носящие эти звания, преданы насмешкам и порицанию. Заметь, что проступок, скажем, инженера или врача не переносится в общественном мнении на все профессиональное сообщество инженеров или медиков. Всякий же скандал с участием представителя духовенства или армии неизменно оборачивается криками, что дурен не человек, но сама Церковь и вера, но сама армия и страна. Тем важнее блюсти пресловутую «чистоту риз» и «честь мундира», дабы не давать на попрание врагу того, что для нас свято.

- Аскетизм. Из предыдущих частей ты мог вынести справедливое впечатление о нестяжательстве наших славных героев. Качество это не случайное, а необходимое. Человек, увлеченной накопительством, падкий на роскошь, почти никогда не сможет стать хорошим воином. Воин готов жертвовать собой, отдать все, включая собственную жизнь за други и во имя Отечества. Сибарит и накопитель слишком любит себя и свое богатство и предпочтет пожертвовать другими, нежели собой. Две разные психологии. Даже в малой степени стяжательство разрушительно для духа воина. Оно деморализует, расхолаживает его. Вместо служения Богу и Отечеству, неким святым идеалам человек начинает служить – вещам, деньгам, другим людям. Наконец, самому себе. И перестает быть воином. Аскетизм – необходимая закалка духа. Это, впрочем, ничуть не означает, что тот же пресловутый комфорт плох сам по себе, и воины должны содержаться в черном теле. Много смеялись у нас в свое время, что «америкосы» на войну везут с собой туалетную бумагу и биотуалеты. В то время как мы-то и теперь в кирзовых сапогах да портянках, как 70 лет назад можем! Так, вот, дело не в наличии тех или иных удобств, а в отношении к ним. Точно так же, как богатство не плохо само по себе, но плохо, если человек прикипает сердцем к этому богатству. Никто не сказал, что в 21-м веке солдат должен быть худо обут, мерзнуть в нетопленной казарме из-за чьего-то разгильдяйства и т.д. Совсем напротив. Наш солдат должен быть обеспечен всем необходимым в бытовом отношении. Чтобы служба не считалась наказанием, а в обществе не слышалось памятных жалостливых хныканий о «бедных мальчиках». Нищий офицер и голодный солдат – позор для страны. И во все времена наши лучшие военачальники прилагали все силы для улучшения быта своих подчиненных, понимая важность этого и для собственного их самосознания, и для восприятия их в обществе. Итак, плох не комфорт, плохо, если воин привыкнет и прикипит к нему, утратит необходимую готовность к лишениям и закалку для перенесения оных. Тогда он и впрямь превратиться в того бесславного… «коммандоса», который смешон не наличием биотуалета, а криком «спасаем наши задницы!» при первой опасности. Мы спасаем души. Если надо, просто отдавая их Небесному Главнокомандующему по первому зову Его в грохоте боев. Да, мы должны быть готовы спать на мерзлой земле, голодать и не знать отдыха целыми сутками, обходиться дурной обувью или даже вовсе без нее – ко всему должны быть готовы, все должны уметь принять и перенести, если того потребует война. Но это не значит, что таковые лишения есть норма. Предуготовлять же себя к оным надлежит, как уже было сказано, аскетическим образом жизни, в которой должно иметь все необходимое, но ничего излишнего.

- Требовательность к себе. Никогда не требуй от других большего, чем с самого себя. Никогда не требуй того, что вперед не исполнишь на себе. От себя же требуй многократно большего, чем с других. Только так ты заработаешь право требовать от кого-то что-либо в принципе – право в глазах других. Тот, кто требует, не исполняя на себе, никогда не будет уважаем. Ему, может быть, станут подчиняться – но лишь из страха, если он будет иметь средства таковой внушить, либо из корысти, если будет чем платить. Но даже в этом случае подчинение это будет формальным, спустя рукава. Лишь личный пример мотивирует настоящее подчинение – подчинение из уважения и желания подражать, подчинение не за страх, а за совесть. Палкой можно гнать на убой, чтобы завалить врага трупами. Но победительные чудеса совершаются лишь по вдохновению, лишь величайшим подъемом духа. И задача командира внушать такое вдохновение, увлекая за собой. Лучшей мотивации нет и не может быть.

В завершении приведу цитату из статьи А. Апухтина «Практические приемы командования»: «1) Надо начинать со своей собственной особы; быть господином самого себя, уметь командовать собой; считать обязательными не только для подчиненных, но и для себя существующие принципы и законоположения.

Надо нести службу, потому что сознательно и добровольно принял на себя известные обязанности, забывая о своих личных выгодах, например, о желании понравиться начальнику и о боязни не понравиться, об искательстве наград и служебных повышений или популярности. Тогда и подчиненные почувствуют, что начальник обладает силой, так сказать, сверхчеловеческой, и его самые суровые приказания будут выполняться беспрекословно.

Если у начальника слова не идут рука об руку с действиями, то, хотя его приказания и принимаются, но исполнение идет спустя рукава. Совсем другое дело, когда в начальнике видят человека твердого, не только проповедующего принципы, но и считающего их обязательными прежде всего для себя лично. У такого начальника все будут работать не за страх, а за совесть.

2) Начальник должен, так сказать, раздвоиться, т. е. на службе быть только начальником, забывая свою личность, которую оставляет для своей частной жизни. Отсюда и явится авторитет непоколебимый, на который никто не будет покушаться.

3) Начальник не должен выходить из себя, терять внешнего самообладания, памятуя, что тем самым он нарушает порядок службы.

Самообладание необходимо и подчиненному относительно начальника, который забывается и позволяет себе делать оскорбительные замечания. Возражения начальнику недопустимы, но офицер, берегущий честь своего мундира, должен поступать корректно — почтительно слушать начальника, смотря ему прямо в глаза, с видом человека, который ждет приказаний, а на остальное не обращает внимание. Начальник должен обдумывать каждое слово.

Особенно необходимо сохранять самообладание при наложении взысканий. Тут надо постараться довести виновного до полного сознания своего поступка и затем наказать, разобравшись в причинах, поведших к проступку, т. е. обнаружить, была ли тут простая ошибка или злой умысел на колебание основ дисциплины».

Он же в другой своей статье указывает: «Чтобы быть на верном пути совершенствования, надо иметь в виду тот идеал, к достижению которого человек решил стремиться. Для нас этим идеалом будет великое нравственное совершенство безупречного начальника. Только страстное желание достигнуть этой нравственной высоты приучает к постоянному самоизучению и самоусовершенствованию. Надо вступить в командование самим собой, чтобы ежедневной практикой достигнуть развития тех благородных сил, отвлеченный облик коих нам представляется. Ежедневно со страстной настойчивостью, не знающей слабости, будет совершаться дело командного воспитания.

Великое нравственное достоинство, которое будет в этом случае господствовать в человеке, заставит его ежедневно находить практическое ему применение. То он отвергнет несправедливость, то отступится от заведомой лжи, воздержится от излишней жестокости или без колебания примет на себя тяжкую ответственность. Служба и жизнь станут как бы постоянной практикой развития нравственных сил, а с помощью подобного режима выработается и характер».

Ты можешь возразить, что в повседневной жизни такой педантизм не нужен, что теперь не война. Но именно закалка, полученная в повседневной жизни, подготовит тебя к испытаниям, если таковые выпадут на твою долю. Ты встретишь их не спящей невестой с потухшим светильником, но в вечном бодрствовании силы, в какой завещано нам пребывать самим Спасителем. Ни настоящая война, ни всевозможные неурядицы обычной жизни не выбьют тебя из колеи. Более того, ты сможешь помочь справиться с ними другим, научить их. Итак, бодрствуй, сын, и труды твои не останутся тщетными.

Письмо 6. Что такое Армия? Краткая история эволюции

Армия есть становой хребет государства. Не только его физическая сила, но и его волевое, действенное, направляющее начало. Это формула идеальная, формула, выработанная в минувшие века, когда воинство было особой привилегированной кастой, в войну по первому зову сюзерена отправлявшаяся сражаться с врагами, а в дни мирные предоставлявшая государству лучших людей на административные должности. Де-факто, в прежние века практически весь правящий слой принадлежал к военной касте, ибо военная служба была прямой обязанностью знати. Знатный человек должен был быть воином уже по своему происхождению. В те времена короли и первые вельможи сами вели в бой свои войска. Точно так же, как русские князья возглавляли в битвах свои дружины. По мере смены войн рыцарских войнами машин менялись и благородные традиции прошлого. Не говоря о монархах, командующие фронтами, высокие штабные чины уже не вдохновляли своих солдат и офицеров на переднем крае, оставаясь в отдалении от него. Такова была необходимость нового времени. Должно заметить, что в русской армии необходимость сбережения командного состава – офицерства была осознана весьма поздно. Это привело к тому, что в уже в первый год Великой войны кадровые офицеры, составлявший костяк армии, были выбиты. Как и в лучшие годы они шли впереди своих солдат, считая ниже своего достоинства «кланяться пулям», и гибли – первыми… В тот первый год пали двое представителей императорской семьи – сын Великого Князя Константина Константиновича Олег и муж его дочери, Татьяны Константиновны, князь Багратион-Мухранский, пожелавший из-за нехватки в пехоте офицеров ввиду их скорой гибели, перейти туда из кавалерии. В войну гражданскую наши белые воины и вовсе вернулись в рыцарские времена, и прославленные генералы сами вели в атаки редеющие цепи и… гибли. Гибли, когда жизни их, как, быть может, никогда прежде, нужны были Родине…

Эволюция армии проявлялась, конечно, не только в означенной смене традиций. Если ты ознакомишься со списком сановников Российской Империи в 18-м – первой половине 19-го века, то заметишь, что подавляющее их большинство были людьми военными. Наши необъятные территории управлялись не штатскими лицами, а генерал-губернаторами. Нашу науку развивали в значительной степени опять-таки военные. Если в Древней Руси самым образованным сословием было духовенство, то во времена имперские таковым, безусловно, было офицерство.

К сожалению, «гуманизация» и «демократизация» российского общества нарушила прежнюю стройную систему. Дворянство из служилого сословия в значительной степени перешло в разряд высокородных обывателей или чиновников, сама армия утратила прежний монолит, будучи разбавлена инородными разночинными элементами. В обществе стала доминировать т.н. интеллигенция… Итог такого доминирования, как известно тебе, был плачевен, но это отдельная большая тема, выходящая за пределы нашей.

Упадок в самой армии, помноженный на прямо или косвенно антиармейскую пропаганду, уже в дореволюционную пору привел к серьезному падению престижа армии в обществе сравнительно, скажем, с 1-й половиной 19-го века. Отношение общества к своей армии – один из ключевых признаков состояния этого общества. Кризисные периоды неизменно совпадают с падением престижа армии и ее травлей, антиармейские же настроения завершаются обыкновенно коллапсом тех стран, где оные стали доминировать.

Возьмем, к примеру, закатные годы СССР. Ты, разумеется, не можешь их помнить… В эти годы служба в армии стала восприниматься, как кара, и родители, стремясь устроить сыновей после школы в ВУЗы, нередко прибегали к мотивировке-устрашению: «Иначе в армию заберут!» Из «почетной обязанности каждого советского гражданина» служба в ВС превратилась в кару для тех, кому, как считалось, «не повезло». Увы, такое отношение нельзя приписать только «злокозненной пропаганде» (она, в сущности, началась уже позже, с наступлением «демократии») и даже справедливому нежеланию отдавать сыновей на бессмысленную афганскую бойню, куда каждый рисковал попасть. Дело было гораздо хуже. На фоне наращиваемой технической мощи шла деградация самого организма армии, ее духа. Само собой, РККА в целом не могла быть сопоставима по духу с Императорской Армии. И это весьма ярко проявилось уже в ходе Второй Мировой войны: и в отношении значительной части советских командиров к подчиненным и мирным жителям, и в количестве дезертиров, и в страшной «стратегии заваливания противника мясом»… Однако, армия, победившая нацистскую Германию, армия победителей, армия, овеянная славой великих подвигов своих солдат и офицеров, первые десятилетия после войны не могла не внушать чувства глубочайшего почтения, восхищения. «И мальчишкам нельзя ни солгать, ни обмануть, ни с пути свернуть», - так оно и было. До поры, до времени…

Но «флер» оставался в прошлом, а в реальности – что ж? Бессмысленная и бездарная бойня в Афганистане, пресловутая «дедовщина», товарищи офицеры, походившие подчас на гоголевских «держиморд» и, во всяком случае, большей частью явно не тянувшие на роль элиты, основы общества, высшее командование… То самое, которое сидело и безвольно смотрело, как разрушают страну в угоду внешнему противнику. А потом играло в политику, перекрашиваясь в демократов… Ни чести, ни воли, ни ответственности, ни решимости, ни мужества – ничего не осталось у этих деятелей с большими звездами на погонах. И если мужество еще не стало преданием, то честь благополучно перешла именно в этот разряд. Довольно вспомнить, сколько ветеранов Афганистана (то есть людей, рисковавших жизнью, лично отважных) сделали потом крайне сомнительную политическую карьеру, сколько и вовсе ушло в криминал. Само собой, было немало настоящих служак, героев, выполнявших свой долг «на дальних рубежах», но общую армейскую атмосферу делали отнюдь не они.

После распада Союза «демократические» СМИ и вовсе развернули такую антиармейскую истерику, а «новые» власти так ретиво принялись разрушать ее и загонять в нищету, что уже само ношение мундира за пределами службы стало требовать от офицеров определенного мужества. Проявляли его, замечу, весьма немногие. Носить мундир сделалось стыдно… Спрашивается, много ли найдется более позорных для государства положений, нежели это?

Сейчас ношение мундира, к счастью, уже перестало быть подвигом и вызовом обществу. Однако, до обретения подлинной национальной армии нам еще очень и очень далеко. Армия неразрывно связана с общей политикой государства и общим состоянием общества. Когда общество больно, а политика имеет крайне мало общего с национальной (чтобы не сказать резче), то армия не может быть не нести на себе соответствующего отпечатка.

Замечу, что при специфике нынешних войн армию вовсе невозможно и неверно отделять от общества, ибо войны, представляющие собой битвы армий, давно ушли в прошлое. Но этой теме я, если даст Бог, посвящу позже отдельное письмо. В следующем же попытаюсь воскресить отчасти некоторые черты нашей русской армии, которые следовало бы нам, сколь возможно, восстанавливать.