Каждое утро вот уже почти полгода она приходит сюда продавать цветы. Вивьен никогда и подумать не могла, что, проработав всю жизнь в офисе, она будет сидеть на складном стуле возле парка на Райтер-стрит, придерживая правой рукой от ветра плетеную корзинку с хризантемами, стоящую у ее ног. Много лет автобус возил ее мимо этого парка на работу. И каждый раз она вглядывалась в запыленное автобусное окно, пытаясь разглядеть каменного Орфея у входа в парк. Эта скульптура привлекала Вивьен с самого детства. Орфей с лирой в левой руке и съехавшим набок лавровым венком на голове, сидел на траве, облокотившись о живое дерево. Окаменевший, словно по воле богов, он был таким спокойным, а взгляд его задумчивым, но таким ясным, что, казалось, именно в эту минуту он осознал какую-то величайшую мудрость. А, может быть, он что-то увидел? Маленькая Вивьен становилась рядом с ним, смотря туда, куда был направлен его взгляд, но не видела ничего необычного. Она становилась напротив скульптуры, смотря ему прямо в глаза, стремясь поймать его мысль, но и это ей не удавалось. Его лицо не улыбалось, но выражало скрытую радость. Секрет его спокойствия оставался для нее тайной. И остается до сих пор.

Этим утром Вивьен сидит у входа в парк, укутанная туманом поверх шерстяной шали. Рядом с ней в корзинке, когда-то созданной для пикников, теперь лежат белые хризантемы, выращенные ей в крошечной самодельной теплице возле дома. Гибкие, но уверенно торчащие лепестки хризантем напоминали козырьки офицерских фуражек, тогда как головки пионов пару месяцев назад были похожи на изысканные шляпки для королевских скачек. Напротив, через дорогу находилась школа. Странно, что школу обычно сравнивают с муравейником. Муравьи не способны передвигаться с такой скоростью и шумом. Школа скорее напоминает автостраду. Автостраду, по которой мчатся на разных скоростях маленькие и не очень автомобили, в багажниках, то есть, в рюкзаках у которых недоеденные бутерброды, тетради с помятыми уголками и парочка подаренных кем-то и благополучно забытых растаявших конфет.

Дети, нехотя ползущие в школу, напоминали Шекспиру улиток[1]. Что ж, возможно такими они и выходят из дома по утрам, не взглянув на часы. Но как только они осознают, что опаздывают, улитки превращаются в гепардов, взмыленных, с рюкзаками и сумками наперевес, несущихся мимо нее к школе. Ее внук абсолютно такой же. Жаль, что он не учится в этой школе, иначе она смогла бы забирать его каждый день. Она любит слушать по дороге домой его восторженные рапорты о пройденном дне.

Цветочница - в этом даже есть что-то романтичное. Она всегда может вообразить себя цветочницей из фильма Чаплина[2] или же Элизой Дулиттл[3]. А, может быть, она – та самая пышнотелая «Цветочница» Малевича? Тут она посмотрела на свои сухощавые, длинные пальцы, когда-то быстро танцевавшие степ на печатной машинке. На морщинистые в области узкого запястья руки с тонкими бирюзовыми венками. Затем на торчащие из-под пальто тонкие ноги, заканчивающиеся забавными, но удобными ботинками. Нет, «пышнотелой» ее никогда нельзя было назвать, разве что в шутку. И все же почему она стала цветочницей? Это заслуга ее внука, хотя он об этом даже не знает.

Все началось этим последним летом, перед тем, как Бен пошел в школу. Пока Вивьен возилась в саду возле дома, он сидел за ее кухонным столом и рисовал. Цветные карандаши лежали в определенном порядке, плотно прижавшись друг к другу и вытянувшись по струнке, как солдаты на параде. Своими наточенными носами они нетерпеливо заглядывали в альбом рисующего мальчика. Снимая резиновые перчатки, она зашла в дом и остановилась в открытых дверях кухни. Бен сидел на стуле, поджав одну ногу, и, нагнувшись над альбомом, заканчивал свое творение. Вивьен задумалась о том, как быстро он вырос, и каким красивым мальчиком стал. Может быть, он станет художником, он так много рисует. Воображение унесло ее далеко, и, представляя счастливое и яркое будущее внука, она поймала себя на мысли, что хочет стать частью этого будущего. Хочет увидеть, каким он будет через пять лет, через десять. Радоваться вместе с ним, если не рядом с ним, его взлетам, и обязательно быть рядом при падениях, даже если их будет не много. В эту минуту Вивьен почувствовала, как Бенни нужен ей, и волна неожиданного тепла и радости окутала ее при мысли о том, что и она, может быть, нужна ему.

- Бабушка, посмотри! Это гвардеец! – воскликнул Бен, стряхивая карандаши с рисунка. Его звонкий голос вернул ее обратно.

В июле Бен ездил с родителями в Лондон и особое впечатление на него произвели королевские гвардейцы, стоящие у дворца. На вопрос, какая достопримечательность ему больше всего понравилась, он, не колеблясь, отвечал: «Гвардейцы». Он даже рассказал по секрету Вивьен, что хочет стать королевским гвардейцем, когда вырастет. Бенни начал описывать бабушке свой рисунок как художник, восхищающийся тем, что он рисует, но недовольный тем, как у него это выходит.

 - Это гвардеец из гренадерской гвардии, - гордо сообщил Бен, - Видишь, вот, эта штучка белая, которая у него из шапки торчит – это плюмаж называется. Но он у меня непонятно как-то вышел. Это, в общем, такой пучок перьев. Он означает, в каком они полку служат. Ой, я вот только не помню, справа или слева этот плюмаж должен быть. Наверное, слева. Да, точно, слева. А шапка - она такая огромная! Ее делают из меха медведей гризли. Этот мех такой густой и так красиво на свету просвечивается, что кажется, что у него на голове настоящий медведь съежился. И они ее одевают так, что бровей почти не видно и, кажется, что они хмурятся. Но на самом деле они не хмурятся. Поэтому они шапку и носят: они их делает суровее. Они ведь королеву защищают. А это серьезное дело. Все серьезные дела делаются с серьезным лицом, иначе они перестают быть серьезными, правда? А еще они в этой шапке такими высокими кажутся. Это тоже так надо. Хотя летом в ней, наверное, жарко. Брюки я ему сделал синие, потому что, мне кажется, с синими брюками красивее будет. А на брюках полоса красная. Только я ее синим цветом случайно зарисовал, поэтому она не такая яркая, как в жизни вышла.

Тут восторженный рассказ Бена остановился, потому что рассказчик грустно вздохнул:

-Вот бы мне такого игрушечного гвардейца! Я бы с ним даже в школу ходил. Я такого в магазине игрушек на витрине издалека видел, когда мы на экскурсии были. Совсем как настоящий, очень похож. Только он обязательно должен садиться, понимаешь? Потому что ему тоже нужно отдыхать иногда. Он ведь целый день стоит! А солдатиков всегда стоячими делают. Бабушка, подаришь мне такого гвардейца, пожалуйста?

- Конечно, подарю, Бенни, - сказал Вивьен, но осознав, что дала обещание слишком поспешно, добавила: - Если найду такого же красивого, как ты нарисовал.

- Я, честно говоря, такого в наших магазинах игрушек не видел. Есть обыкновенные солдатики, но они маленькие и не садятся. Есть гвардейцы, которые садятся, но у них лица как у кукол, с которыми девчонки играются, просто их одели в мундир. Такого, как я хочу, я не видел.

Что не могла выносить Вивьен, кроме пауков, сплетников и мужских рубах в крупную клетку, так это расстроенных детей. Дети, в глазах которых появлялась грусть, вызывали в ней острое желание делать добрые дела, какие бы трудности это не вызвало.

-Ничего, мы что-нибудь придумаем, - стала успокаивать она своего внука, тем временем думая, что же можно придумать в такой ситуации, - Не может быть, чтобы такого гвардейца, как ты хочешь, нигде не было. Мы будем искать, - решительно заключила Вивьен.

- Я тоже буду искать, - сказал значительно повеселевший Бенни, - и если найду, обязательно расскажу тебе.

Целая неделя ушла у нее на поиски. С несокрушимой уверенностью в успехе и систематическим упорством, достойными Генриха Шлимана[4], она исследовала таинственные и манящие миры магазинов игрушек. В скольких полках игрушечных солдатиков в городе она провела смотр трудно и сосчитать. Осталась лишь одна надежда – супермаркет за этим углом, куда по выходным она ходит покупать развесной черный чай. В этом супермаркете когда-то был большой детский отдел. И вот, Вивьен, как и Генриху Шлиману когда-то, после более двух безуспешных лет нашедшему клад Приама, подвернулась удача. Она достала сложенный вчетверо рисунок внука из сумки и устроила очки на своем носу удобнее. Нельзя было безоговорочно утверждать, что этот пластмассовый гвардеец, одетый в прекрасный расшитый мундир, с большими карими нарисованными глазами и небольшой кнопочкой, спрятанной у него на груди, на которую стоило нажать и сказать что-нибудь, чтобы он механическим голосом стал повторять за вами, идентичен рисунку Бенни. Однако этот вариант был наиболее близок к идеалу, а поскольку «лучшее – враг хорошего», стоило определенно остановиться на нем. Единственное, что мешало тут же осуществить мечту внука – абсолютно непривлекательный ценник. Похоже, у этого гвардейца была немного завышенная самооценка. Пока она была увлечена сличением деталей и поиском в них сходства, к ней с грацией гепарда подкрался консультант. Она уточнила у него, есть ли у них еще такие гвардейцы, на случай, если она решит приобрести его попозже. Продавец попросила ее не беспокоиться и убедила, что в любом случае до рождества ожидается еще одна поставка подобных игрушек. Вивьен пришлось вернуться домой, чтобы проверить свои сбережения и понять, может ли она позволить себе такой подарок. За всю свою жизнь она так никогда и не научилась копить. Она пыталась что-то откладывать, но из месяца в месяц находились дела и проблемы, нуждавшиеся в ее материальном вмешательстве. Радостные и беспокойные поводы постоянно создавали небольшие дыры, на заплатки для которых уходили сбережения, скопленные на путешествия, автомобиль, небольшой домик у моря и другие несбывшиеся мечты. Она хранила то, что удавалось сохранить, в небольшом, потертом томике с пьесами Шекспира. Это была первая книга, подаренная ей мужем. Отсюда он заучивал и читал ей пламенные монологи влюбленных Ромео и Генриха V. Слова Шекспира отдавали сладким запахом качественной, старой бумаги, а пьесы перемежались нарочно забытыми там поздравительными открытками и засушенными, истончившимися от времени цветами. По некоторым особенно хрупким уголкам страниц можно было судить о любимых местах в книге. Открывая этот томик, Вивьен нравилось цитировать «Венецианского купца» на свой лад: «Тебе, Шекспир, как никому, обязана деньгами и любовью»[5]. Однако она забыла, что в этом месяце страшно потратилась на кроватку-качалку для недавно появившейся на свет Аманды, своей внучки. Но о покупке она не жалела, ведь та белоснежная деревянная кроватка и маленькая, светлокожая, словно сделанная из зефира, Аманда идеально подходили друг другу. Поставив на место книгу, Вивьен задумчиво опустилась в кресло у окна. «Что же делать, Мартин?» - мысленно обратилась она к фотографии мужа, висевшей возле книжного шкафа, и глубоко вздохнула. А затем вдохнула глубже, чтобы уловить едва ощутимый нежный аромат, незаметно для нее наполнивший комнату. Так пахли малиновые пионы, цветущие под открытым окном. Вивьен выглянула из окна, и эта абсолютно неожиданная и авантюрная идея просто врезалась в нее. На следующее утро она достала из кладовой складной стул и запылившуюся корзинку для пикника, срезала в своем саду десяток самых красивых и пышных пионов, и отправилась в парк.

Прошло четыре месяца. Четыре месяца она выращивала цветы и приходила на это место продавать их с раннего утра и до обеда. Становилось все холоднее, поэтому ей пришлось смастерить в саду что-то наподобие теплицы, где она выращивала самые неприхотливые сорта цветов. К счастью, начало зимы оказалось не снежным и достаточно теплым, хотя ей приходилось брать с собой термос с ее любимым цейлонским чаем и изредка вставать, чтобы окончательно не примерзнуть к этому стулу.

Она глубже укуталась в свою шаль. Сегодня ее последний день в роли цветочницы. Ей надо продать два букета из пяти белых хризантем. Хотя, может быть, даже одного на сегодня будет достаточно. По ее расчетам, она уже собрала необходимую сумму, чтобы осуществить свою задумку. Один букет ближе к обеду купил молодой и куда-то явно опаздывающий джентльмен. Она протянула ему букет со словами:

- Пусть этот букет станет свидетелем Вашего счастья, сэр.

- Спасибо, мэм!- радостно ответил ей он, – Ваши цветы будут первыми цветами в жизни моей дочери! Сказав это, он помчался ловить такси.

После обеда, когда Вивьен уже собралась уходить, к ней подошла одна леди.

-Дайте этот букет, пожалуйста, - сказала она и добавила чуть тише:- Один цветок можете оставить себе.

-Я сожалею Вашей утрате, мисс, - ответила Вивьен, протягивая ей цветы.

-Да, я тоже. Сколько я Вам должна?

- Нисколько! – скромно, но решительно ответила Вивьен, взглянув в лицо девушки, - Скоро Рождество, считайте, что я подарила Вам этот букет. А эту одну хризантему оставьте себе. В своем одиночестве она так же печально прекрасна. И ей, как и Вам, идет белый цвет.

Девушка улыбнулась ей, почти шепотом сказав: «Спасибо», и ушла, разглядывая цветок, словно воплощение какой-то еще не осознанной ею мудрости.

Вернувшись домой и заглянув в томик Шекспира, Вивьен издала победоносный звук и этим же вечером отправилась в магазин. Оказавшись в отделе игрушек она с ужасом заметила какого-то нелепого розового зайца, сидящего на прежнем месте гвардейца. Она взволнованно надела очки, и стала, то приседая, то пытаясь встать на носочки, провести глазами по каждой полке. Она старалась сделать это как можно незаметнее и медленнее, чтобы ненароком не пропустить его и оттянуть ужасное подтверждение ее самых безрадостных догадок. За то время, что она провела в детском отделе, незаметно появился маленький мальчик. Он прошел мимо нее так тихо, что не заметить его было проще простого. «Этот малыш, наверное, немногим старше моего внука», - подумала Вивьен, оглянувшись на него, и всмотрелась в мальчика внимательнее. Сначала его лицо показалось ей знакомым, теперь же она точно была уверена, что откуда-то знает его. И вот он положил руки в карманы, и она вспомнила. С таким же задумчиво-печальным лицом и руками, спрятавшимися в глубоких карманах его брюк, она видела его по утрам пять дней в неделю. Через парк, у которого она продавала цветы, он ходит в школу. Он медленно и взволнованно прошел по направлению к крайнему стеллажу и на мгновение остановился. Было такое ощущение, что к частям его лица были привязаны невидимые нити, и тут кто-то потянул за них. Его опущенные брови изогнулись, уголки глаз и губ поднялись, и лицо приняло удивленно-радостное выражение. Мальчик наклонился к нижней полке и достал оттуда рыжего Лиса. Это был действительно красивый игрушечный Лис из «Маленького принца»[6], сделанный по оригинальному рисунку Экзюпери. Хотя он, как и на рисунке, своими большими и потянутыми ушами и узкой мордочкой больше напоминал фенька из какой-нибудь марокканской пустыни. Он простоял так, с сияющим лицом и Лисом в руках несколько минут, а затем поставил его обратно на полку и сделал несколько шагов назад. Видимо, чтобы насладиться его видом издалека. Вивьен, наблюдавшая за ним все это время, решила обратиться.

- Прекрасный Лис, правда? Просто как живой, - сказала она ему, улыбнувшись.

Увидев, что Вивьен обращается к нему, мальчик настороженно посмотрел на нее и сказал:

-Да, мэм.

Она решила продолжить разговор. Неожиданный выбор игрушки этого малыша будоражил ее любопытство.

- А как тебя зовут?

- Билли, мэм.

- Могу ли я спросить тебя, Билли, почему именно Лис так приглянулся тебе?

Билли явно смутил этот вопрос. «Зря я пристаю к малышу с расспросами»,- подумала Вивьен, а вслух добавила:- «Если не хочешь, можешь не отвечать», и повернулась к нему боком, делая вид, что рассматривает игрушки.

-Мама… подарила мне эту книгу на День Рождения, - решился ответить Билли, - Я прочитал ее, и она мне очень понравилась. А через пару дней я увидел его здесь, - и он кивнул головой, указывая на игрушку.

-А когда у тебя День Рождения?

- В июле, мэм.

- Так ты приходишь сюда с июля?

Билли замялся и, настороженно посмотрев на Вивьен, задумался, стоит ли ему вообще отвечать.

- Я коплю на него с осени, но мне удалось собрать лишь половину того, сколько он стоит. Я прихожу сюда и боюсь увидеть, что его купили. Понимаете…- тут он даже подошел ближе и, доверительно наклонившись к ней, прошептал: - Я боюсь, что я уже приручил его.

-Что ж…- сказала Вивьен, вновь посмотрев на то место, где раньше сидел улыбавшийся гвардеец, - тогда позволь мне помочь тебе.

И взяв Лиса в руки, она направилась к кассе.

-Постойте! – испуганно закричал мальчик, - Вы ведь не собираетесь помочь мне купить его? Мама никогда не разрешит мне принять такой дорогой подарок от незнакомки.

- Тогда давай купим его с тобой пополам, - предложила Вивьен.

-Мама все равно не разрешит. И тогда она узнает, что я экономил на ланчах! – похоже, эта мысль действительно испугала его. Он взял Лиса у нее из рук и вернул его обратно на полку.

Вивьен растеряно остановилась посреди магазина. Но, придумав что-то, вновь подошла к Билли.

-А если бы ты выиграл его, мама разрешила бы тебе оставить его?

-Думаю, да, - задумался Билли. Но я ведь его не выиграл. А я не хочу ее обманывать.

-А давай сделаем так, чтобы ты его выиграл! – загадочно произнесла Вивьен, - Если бы я тебя попросила, ты бы смог написать о своей маме пару строк? Но не просто красивые слова, а то, что ты на самом деле чувствуешь? Как маленький рассказ?

- Наверное. О том, что я ее люблю, точно смог бы. Писать о том, что ты по-настоящему чувствуешь, не так уж и сложно.

-Тогда давай сделаем так…

И она рассказала ему свой только что придуманный план. Они договорились встретиться утром в канун Рождества возле этого супермаркета. На этом они попрощались. Билли медленно пошел домой, а Вивьен направилась в давно знакомый ей магазин для шитья и рукоделия.

Неделя пролетела незаметно. Они встретились с Билли, как и договаривались. Лис сидел на той же полке, терпеливо и преданно дожидаясь своего друга. А через несколько минут гордый и возбужденный Бенни нес его в руках. У дверей своего дома он отдал Лиса Вивьен, обнял ее и зашел внутрь. Через полчаса к нему домой постучались. Дверь открыла его мама.

- Добрый день, мэм! Вы, наверное, мама Билли Смита?

- Да, это я. А что, он что-то уже натворил? Билли!- недовольно позвала она своего сына.

- Да, именно «натворил»! Знали ли Вы, что сочинение, написанное Билли, приняло участие в литературном конкурсе и заняло первое место в городе? Фонд Добрых Сердец дарит победителю этот подарок. Я уверена, что ему понравится.

- Я не знала! Билли, почему ты мне ничего не рассказывал? А на какую тему было сочинение?

- На свободную. Но я думаю, Вам будет приятно узнать, что он писал о своей маме. Его сочинение у меня с собой. Я подумала, что, может быть, победителю захочется сохранить его у себя.

И Вивьен передала в руки матери Билли небольшой листок, исписанный его рукой. Билли действительно написал это сочинение сам. И, кто знает, может быть, если бы это сочинение приняло участие в каком-нибудь конкурсе, оно бы выиграло. Хотя вряд ли подарок был бы таким же приятным и долгожданным. Мама Билли замерла в дверях с листком в руках, жадно водя по нему глазами. Сначала ее нахмуренные брови изогнулись, а уголки глаз и губ поднялись…Где-то Вивьен уже видела такое выражение лица. В такой же последовательности счастье появлялось на лице Билли, когда он увидел своего Лиса. Растроганная мама Билли резко обернулась и крепко прижала сына к себе.

-Держи, Билли, - сказала Вивьен и передала малышу его нового друга из рук в руки, - С Рождеством!

Пока мама и сын очнулись от своего счастья и оглянулись, чтобы поблагодарить представительницу этого прекрасного фонда, ее и след простыл.

Рождество Вивьен как обычно проводила вместе со своими детьми и внуками. Бенни встретил ее таким радостным и обнадеженным взглядом, что ей на мгновение даже стало стыдно. Такой взгляд очень легко разочаровать и грустно потерять.

-Целый месяц он твердил об этом гвардейце, - прошептала дочка Вивьен, - Он тебе тоже про него, наверное, рассказывал? Мы все магазины обошли, пока нашли похожего. Хоть бы он теперь ему понравился. Если бы ты знала, сколько он стоит!

- Даже боюсь представить, - сказала Вивьен, окончательно расстроившись.

Когда настало время вручать подарки, Бенни взволнованно замер. Первый подарок ему вручили родители. Пока он нетерпеливо разрывал подарочную упаковку, по его лицу пробежала легкая волна разочарования, которую все заметили, хотя он и пытался скрыть за последовавшими призрачно веселыми и удивленными возгласами.

-О Боже, он ведь хотел, чтобы этот гренадер садился! Нет, ему точно не понравилось, -огорченно прошептала мама Бенни.

- Не гренадер, а гвардеец из гренадерской армии, - поправила ее Вивьен и достала свой подарок. Она осторожно подошла к скрывающему досаду внуку.

- Бенни, - начала она,- я действительно хотела подарить тебе подарок, о котором ты мечтал. Мне, как и твоим родителям, тоже очень понравился этот парень, - и она показала на игрушку, одиноко лежавшую возле своей упаковки. Я не знала, что подарят тебе твои родители, поэтому я дарю тебе своего гвардейца. Его единственное преимущество в том, что такой он будет один. Я пошила его, основываясь на твоем рисунке. Может быть, он не будет повторять за тобой слова, но его молчание будет не менее красноречивым.

И Вивьен добавила тише:

-У него есть белый плюмаж, синие штаны, у него сгибаются руки и ноги, и он садится!

Лицо Бенни, такое удивленное и счастливое, в этот момент напомнило ей лицо маленького Билли. Видимо, в счастье мы действительно все похожи. Первым, что воскликнул Бенни, было:

- Он такой мягкий, с ним даже можно спать! И его можно носить в школу!

 Главным заданием Вивьен было оправдать подаренную внуку надежду, отражение которой она видела в его глазах каждый раз, когда виделась с ним. И, похоже, ей это удалось.

Возвращаясь домой из гостей, Вивьен решила сделать небольшой крюк и заглянуть в парк, с которым у нее теперь связано столько новых воспоминаний. Пару дней назад прошел первый снег, и все в парке казалось припорошенным сахарной пудрой. Она решила подойти к Орфею, чтобы поздравить его с Рождеством. «На что же он все-таки смотрит?» - вновь подумала Вивьен и, став рядом с ним как в детстве, посмотрела в его направлении. Теперь на той пустынной и пыльной площадке, куда раньше был направлен его взгляд, все было засыпано снегом, а в центре стояла большая елка. Вокруг нее бегали дети, издавая звуки, издалека напоминавшие чириканье воробьев. Огни на елки без устали бегали друг за другом, лишь изредка останавливаясь, чтобы насладиться своим отражением в стеклянных шарах. Вивьен посмотрела на лицо Орфея, освещенное светом фонарей. Ей даже показалось, что у него в глазах появились искорки. «Так вот куда он смотрит целый год. Он ждет Рождество!» - вдруг осознала Вивьен, - «И я жду каждое Рождество точно также, я просто никогда не понимала, что это за чувство. А это - ожидание чуда. Я всегда знала, что мы с ним похожи», - решила она, улыбнувшись Орфею и Рождеству.

14 января 2017 г.